Приходите завтра

       Благоразумие – вещь не из рыцарского сундучка, зато безопасно, и без него в жизни не обойтись. Так считал умница Шукшин. Но ведь, благоразумным, как и умным, тоже родиться надо! Однако, давайте ближе к делу.
       Многие знают, что октябрь в Москве не всегда располагает к прогулкам на свежем воздухе. Бывают дни в конце месяца, когда слякоть и ветер больше удерживают людей дома и редко кто высовывает нос за порог своих жилищ. Поздняя осень 198...го года ничем не отличалась от предыдущих лет. Только необходимость могла вытолкнуть человека на улицу под промозглый с изморосью ветер, устало волокущий свинцовое брюхо низких облаков над крышами многоэтажек. 
       Из первого подъезда панельного дома по Кировоградской улице, нервно хлопнув дверью, вышел мужчина средних лет, в куцей куртке, заменившей (дань моде) тёплое драповое пальто. На голове его красовалась шляпа из кожезаменителя, которую он, боясь потерять на сквозняке, все время придерживал рукой. Разгулявшийся ветер, кружа остатками опавшей листвы, не оставлял дворников без работы, сбивая атрибуты осени в кучи и тут же вновь разбрасывая их по мостовой. Мужчина, поеживаясь, пересек улицу и направился по оголенной липовой аллее вдоль искусственных прудов в сторону Чертановской. В одном из водоёмов была выпущена вода, обнажив на затянутом илом дне отходы цивилизации, cпешащие в столицу из-за рубежа. Вперемешку с полиэтиленом виднелись мятые жестяные банки, на боках которых можно было различить названия напитков на непонятном языке, и поэтому так манящие молодежь. Обрывки цветной упаковочной фольги неряшлево украшали пейзаж, цепляясь за тонкие прутики молодой поросли неприхотливого ясеня, росшего на берегах. По водной глади второго пруда бесшумно скользило несколько уточек кофейного цвета под присмотром двух селезней с ленточками яркого оперения на шейках, – пернатые припозднились с перелетом. Неприглядная картина запущенности наводила тоску, вызывала скуку и раздражение.
       Слева от прудов тянулся ряд домов-башен, в стеклянных пристройках которых, словно в аквариумах, разместились магазины. Не глядя по сторонам, мужчина размеренным шагом миновал спортивный и двинулся к овощному. Жена сунула ему список необходимого и теперь, досадуя на нее, супруг обходил торговые точки, бессистемно разбросанные по району. Глава семьи преподавал в техникуме и подрабатывал репетиторством, из-за чего бывал вечно занят. Сегодня в его напряженном расписании появился просвет, который хотелось использовать на просмотр спортивной телепередачи, но супруга безжалостно вытолкала отца семейства за дверь: «Иди, проветрись до своих учеников... Список не забудь, а то...», – слабая половина с улыбкой показала свой жесткий кулачок.
       Заглянув за хлебом в булочную, расположенную на углу Чертановской, репетитор пропустил трамвай, перебрался через оживленную магистраль района и продолжил путь к продмагу, где, как ему сказали, всегда можно было купить яйца. Они стояли последними в длинном перечне. Облегченно вздохнув, мужчина уже подходил к кварталу, в конце которого находился нужный магазин, но на пути располагался ещё один овощной, от него беспорядочными порывами ветра доносилось кислое амбрэ, – предприимчивый директор выставил у дверей под бетонным козырьком две бочки квашеной капусты. Вокруг ароматной тары сгрудился народ и репетитор, пошевелив ноздрями и машинально сглотнув слюну, решил добавить к домашнему столу пахучий винегретный полуфабрикат. 
       – Капусты много? – осведомился наш герой.
       – Не дай Бог, не дай Бог! – возразил через головы покупательниц хмурый продавец-грузин в грязно-белом халате. Он с самого утра вкушал горечь уличной торговли, без перерыва на обед подвергая свой продрогший темперамент очарованию старух и промозглого октябрьского денька. Продавец уже избавился от большей части товара и успел окоченеть на ветру от холода и нерасторопности покупателей.
       – Давай, давай скарэй твой ведерко, – кричал раздраженный кавказец пенсионерке, – нэ спи, бабушька. Вот, огурец тебэ тоже... Один... харашо, два кило тебэ все вместе... Следущий!
       Не задавая больше вопросов, мужчина встал за несколькими закутанными в платки домохозяйками и высокомерно-сдержанной дамой в замше, которые в подобных случаях дополняют собою колорит очередей. Когда-то иконописные черты ее лица теперь были  размыты безжалостным временем и прозаичностью буден. «Наверное и замужем не была», – почему-то отметил про себя репетитор. 
       – Не надо на меня кричать, я вас хорошо слышу. Килограмм, пожалуйста... Зачем вы добавляете мне воды? – шумит одна из домохозяек.
       – Это нэ вода, это сок, гражьданка. Я, что ли его буду за тебэ пить? Вот отделно капуста тоже... Все, с тобой расчет, щени дэда...
       Продавец приправил капусту несколькими едкими, как молотый перец, грузинскими нецензурностями и отсчитал сдачу.
       – Давай, интересный дамочка, сколко тебэ скажи, нэ задерживай?.. Хто, я ругаюсь?! А ви как хочете? Кажьдому каприз сделай на холоде и нэ ругайся? Я что, жилезный!
       – Значит у вас есть интерес, раз здесь стоите, – глубокомысленно возразила дама.
       – Какой, э! здес с вами интерес... Я толко дирехтору уважений сделал, что здес на холоде с вами стаю. На капусте лед уже скоро будет, попробуй, поковирай ее вес ден...
       Дама в замше, отогнув мизинчик, вытянула из сумки литровую банку и поставила ее рядом с бочкой на табурет, заменявший прилавок.
       – Полкилограмма, пожалуйста.
       Грузин, брезгливо скривив губы, стал совком проталкивать в банку непокорную капусту, подправляя ее мокрыми красными пальцами.
       – Вы мне, пожалуйста, тоже огурчик положите.
       – Хдэ, э! Хдэ я его найду? Видете, уже нету! Я его тебэ болше ражать не могу.
       – А вы поищите поглубже, пожалуйста. Вы должны к просьбе покупателей все же прислушиваться, – подавляя неприязнь к торговцу, вежливо настаивала замша. 
       – Ах, щени дэда...
       Продавец уперся руками в края своей многоведерной посудины, пригнул низко голову и битый десяток минут что-то в бочку шептал. Наконец, дама не выдержала:
       – Представляете, товарищ продавец, если бы мы вели себя также грубо у вас там в Грузии. Скажите, вам было бы приятно?
       – Это нэвазможьно! – отрубил торговец.
       – Почему?
       – Патамушто таких как ти ми там щащлык делаем... Панимаешшшь? – набухшее презрение, словно перебродившая опара, с шипением выдавливалось из посиневшего горца через широкую щель под усами. 
       – Будьте любезны, повторите эту фразу при всех еще раз, – предупредительно строго попросила дама.
       Капуста перестала интересовать репетитора сразу после того, как грузин, сквернословя, помотал в бочке башкой, словно лошадь над овсом. «Натряс туда неизвестно чего, ишак, – содрогнулся отец семейства. – Оскорбляет всех! Конечно, можно бы и вступиться за замшевую даму, да... дама-то старовата. Пропади все пропадом с капустой вместе!» Не дожидаясь дальнейшего развития событий, мужчина развернулся и, сожалея о потерянном времени, отправился за яйцами. «Чего этот геноцвали так рапоясался? –  размышлял он по дороге. – Подумаешь, устал на холоде воевать с женщинами. Держи себя в руках! Позанимался бы ты с моими дураками! Небось, сегодняшние покупатели показались бы ангелами с небеси». Как и все коллеги по профессии, репетитор избегал скандалов, ибо репутация для человека его ремесла превыше всего. Сейчас он, борясь с силами Эола, продолжая придерживать шляпу, хлюпал по лужам к заветной «стекляшке» и досада на грубого кавказца слабела по мере удаления от бочек с витаминами. Вот и конечная цель маршрута. Перешагнув сразу несколько ступенек, мужчина толкнул упругую дверь магазина и вошел в тесное помещение, окунувшись в затхлое тепло людских испарений. «Фууу... крематорий!» – чертыхнулся вошедший. К прилавку вела длинная очередь, в конец которой рассеянно пристроился наш знакомый. «И здесь покорно скучающая очередь! Что ж, надо хотя бы постараться продуктивно использовать это бросовое время», – сообразил он. Репетитор заставил себя мысленно прокручивать варианты математических задач для «вечерних» абитуриентов, незаметно втягиваясь в иное измерение. Рядом коротали время два торгаша-азербайджанца. Сверкая белками глаз, они упражнялись в красноречии, обмениваясь незлобливыми взаимными упреками с близстоящими сдобными бабенками.
       – ...Знаем мы вас, – горячились бабы, – приезжаете сюда спекулировать да портить русских девок. Потому вам и милиция уже дорогу перекрывает, назад отправляет машины с вашими фруктами.
       – Зацем, э! так гаварис? Ви сто, яблук, хурма не хочете кусат?
 Тетки медлят с ответом и азербайджанец продолжает наступать:         
       – Ми пирнесум вам фрукт прадавайт, ви пакупайт, потом нада културно расстатьси, вот сто нада сделат...
       – Дорога закривайт это канично не гадится никуда на этот шаг, – вмешивается другой торгаш, лучше владеющий русским, – все нащи луди канично будут жалутся, но это тоже наш отчаяни шаг. Беззакони творится на дорога абсолутни. Если вам нас обвинени ест какой-нибуд, эта еще можно приходит к нам «ассалям алейким»...
       Подтверждая готовность к гостеприимству, говорящий взял пухлую женскую ладонь, с чувством подержал ее в своей пятерне и продолжил:.
        – ...Ми всегда пирмем такой пиртензи к нашим лудям, которых тоже знают на нормалных лудей, каторый если с ващи девущка сделал сто-нибуд, он канична пирдет и за это тоже будет отвечат, но просто так абсолутни, если толко все говорят, ми ничего канична не можим...
        Как крутой подъем, одолев многоярусную тираду, азербайджанец облегченно вздохнул.
        – В гробу тебя видел... – вдруг привлек всех возглас сзади, заставивший торгашей вздрогнуть.
      Через короткое время фраза повторилась. Прервал свои подготовительные тренировки и репетитор. Вернувшись к «серой действительности», он оглянулся. Щуплый субъект, развлекая сограждан, переругивался с кем-то по магазинному телефону-автомату. Прижав к уху трубку, седоватый оратор смотрел в угол потолка и тонким хриплым голосом перебранивался с невидимым абонентом так, словно тот торчал перед его носом:
       – Что смеешься? Сейчас приду и дам по зубам...
       – ???
       – Да, да, правильно понимаешь, приду и дам по зубам... Не слепи кругляками, в гробу тебя видел...
       Хмурое настроение людей, вызванное дурной погодой, как рукой сняло. Все весело зубоскалили. Даже репетитор, отвлекшийся от синусоидальных параметров, улыбнулся нелепому диалогу. На какое-то время его облик перестал излучать одухотворенную независимость, свойственную, говорят, человеку умственного труда, ибо наш герой теперь невольно оказался в зрителях комичной сцены.
       – ...Чего смеешься мне в лицо? – продолжал громко хрипеть в микрофон ресивера хилый субъект, – ...Прийди сам сюда... приди и я смажу тебя трубкой по морде...
       Некоторые из присутствующих, утирая слезы, уже теряли силы от беззвучного хохота, но на шумные эмоции не отваживались, опасаясь привлечь к себе внимание странного типа.
       – ...Смотрит и смеется... В гробу тебя видел, очкарик...
       Мужчине не сразу удалось осознать, что обращение к нему.
       – Я не совсем вас понимаю... Это вы все время ко мне? – наш знакомый не очень уверенно указал пальцем на себя.
       – Конечно к тебе, к кому же еще!
       Щуплый субъект, продолжая глядеть куда-то в сторону, повесил трубку, бочком подкатил к репетитору и влепил ему звонкую оплеуху. Дохнуло табаком и перегаром. «Черт... что же происходит? – ужаснулся наш знакомый. – Просто так, ни за что ни про что получить при честном народе от неизвестного по физиономии! Это какой-то кошмар!». Случались, конечно, в жизни огорчения, но в магазине с ним, почтенным семьянином, такое приключилось впервые и он был шокирован, не зная, как себя вести дальше. Звонить в милицию? Или тоже начать драться? Вот первое, что пришло на ум. На несколько долгих секунд мужчиной овладело тягостное оцепенение. Затем, когда конфуз немного улегся, он снял чудом уцелевшие очки и решил, что благоразумнее все же не связываться.
       Дебошира оттащили назад. Люди наперебой стали уговаривать ошеломленного отца семейства не обращать на юродивого никакого внимания:
       – Не связывайтесь с убогим, да ещё косым... В нем не столько силы, сколько духа... Не заслуживает он того... Вы –  приличный человек...
       – Ни вмещивайс, – успокаивал азербайджанец, – разве не видищ, он пианис...
       – Какой он к черту пианист, – не поняла одна из дам, – обыкновенный алкаш.
       – А я сто, э! гавару, – пианис, э! пьянис, – уточнил азербайджанец, щелкая ногтем среднего пальца себя по бронзовой шее. – А ти, – поворачивается он к репетитору, – я вижю, интеллигенти чалавек...
       Вполне справедливое замечание, – звание интеллигента не позволяет в общественном месте давать сдачи хулигану. Репетитору оставалось только держаться за щеку, что он и делал с тоской в глазах. Уголки его губ обиженно опустились, придав печальному облику почти детское выражение.
       – И вообще, откуда вы появились здесь? Вас здесь и не было? – скандально обратились к нему сбоку.
       Лицо «Надежды недорослей» еще горело от боли и стыда, а ему уже пришлось удивляться вторично.
        – Простите, я не совсем понимаю, куда попал! Это очередь или...? Что, гражданочка, теперь и вы хотите подойти ко мне? – вежливо-ледяным тоном процедил оскорбленный отец семейства женщине, негодующе взиравшей на него.
       Проглотив нежданную пощечину, наш герой усилием воли пытался демонтстрировать склонность к порядочности.   
       – А к кому же еще? – выкрикнула женщина. – Пристроился и невинность изображает! Ведь получил уже за это, а все туда же.
       Лунообразный лик ее зарделся, глазки забегали, как две серые мыши. Публика заинтересованно следила за продолжением  скандала и одобрительно шуршала. 
       – Смотрите, за ним уже еще толпа образовалась? Вы что людей путаете? – опять накинулась баламутка с отчаянием в голосе, словно речь шла о чести всех собравшихся в магазине.
       Сзади действительно выстроилась очередь, хвост которой приближался к входной двери, но и за виновницей перебранки четко вырисовывалась такая же толпа людей, которую замыкал косивший обидчик. Случилось так, что пока женщина, пристроившись у прилавка, делала вид, будто знакомится с ассортиментом предлагаемых продуктов, за ней успели выстроиться такие же сообразительные сограждане. Внеся проверенным способом сумятицу и сомнения в ряды покупателей, «Горластая и Находчивая» старалась переложить ответственность на рассеянного репетитора, слегка выдвинувшегося из ломаного ряда раздраженного народа. Поднялся невообразимый гвалт. Теперь две очереди выясняли отношения и никто не собирался  уступать. Наконец порешили, что отпускать будут через одного из каждой. Взбудораженные покупатели, отовариваясь, постепенно покидали «стекляшку». Подошел черед и нашего отца семейства, который к тому времени уже успел обрести душевное равновесие и держался с философским достоинством. Он подставил металлическую сетку, куда под неутихающий гул толпы сноровисто стала отсчитывать яйца раскрасневшаяся дородная продавщица:
       –  Раз, два, три... восемь... девятнадцать... двадцать пять... акхм-хм! – откашлялась она, – двадцать шш...
       – Позвольте, – вдруг произнес мужчина, – Вы кладете, я вижу, уже третье битое яйцо!          
       – Подумаешь, одно яйцо! – не растерялась изворотливая торговка. – Потом заменим.
       Она была тертый калач. Оказавшись свидетелем унижения «очкарика», хозяйка прилавка тут же начала извлекать из этого факта мелкую выгоду и вела себя  бесцеремонно.
       – Зачем же потом? Замените сразу, и не одно, а три, – твердил покупатель. Он сохранял учтивость в голосе, но все чаще вспыхивающий недобрый взгляд выдавал, что выдержка готова изменить ему.
       – Надо же, за яйцо удавится! Вот народ... – скорчив кислую мину, привычно стала искать поддержки у остальных покупателей продавщица.
       Реакция подхалимов была незамедлительной. Даже те, которые недавно оттаскивали хулигана, теперь с обывательским угодничеством присоединились к общему хору. Все, кроме нейтрально державшихся азербайджанцев.
       – Эко дело, яйцо разбитое. Всем попадаются битые, забирай и не задерживай других...
       – Расплатился, забирай… и... будь здоров, топай отсюда к черту, пока я молчу! – сиплым голоском смилостивился косой гном. Видно было, что он непрочь подебоширить еще. Сейчас «честной народ» наперегонки спешил успеть выказать лояльность к продавщице и продолжал чувствительно поклевывать бесхребетного очкарика, хотя тот уже собрался уходить.
       – Да он удааавится! – с удовольствием провоцировала толпу труженица прилавка, обиженная за заменённое яйцо.
       – Удавится... Удавится... – эхом отзывалась очередь. Последнее показалось репетитору особенно обидным.      
       – Удавлюсь за одно яйцо, говорите? – рявкнул он вдруг громовым голосом. С мужчины разом слетела тога благоразумной сдержанности.
       – Нате вам, получайте все! – громыхнул вырвавшийся на волю джин.
       И на глазах вмиг онемевшей торговки, разгневанный отец семейства выхватил из сетки и раздавил о прилавок битое яйцо. За ним последовало второе, нашлось и еще одно. Взвинченные нервы пошли, было, «вразнос», но на четвертом яйце рассерженный муж остановился, резко повернулся и быстро направился к выходу. Продавщица опомнилась:
       – Граждане дорогие! Да он пьяный! Милицию надо вызвать, ходят здесь алкоголики разные, драки устраивают! – испуганно вопила магазинная работница. – ...Он уже уходит, задержите его!
       За мужчиной закрывалась дверь, когда слова зловредной продавщицы, брошенные вдогон, достигли цели. Новое оскорбление ударило горячей волной в затылок, окончательно замутив разум. Непьющий человек, очутившись на улице и окончательно потеряв над собой контроль, cтал метать куриные яйца в огромную витрину, за которой с разинутыми ртами застыли бывалая торговка с изумленной очередью. Крупный, гонимый ветром дождь вдруг обрушился на город и со злостью застучал по стеклам магазина. «Нате вам, получайте все, все до одного!» – с удивлением слышали редкие прохожие.      
       Разбитые яйца, пенясь, сползали по витрине потоком застарелой неприязни потребителей к торговым работникам, принося «надежде недорослей» душевное облегчение. 
       – Нате, получайте!
       Утверждаясь столь громогласно, мужчина почувствовал, как растущая уверенность в себе наполняет его сознание. Взбунтовавшийся «интеллигент» вообразил, что теперь готов был бы вернуться в магазин и на месте разобраться с обидчиками, если бы не кончились «патроны».
       В другом продмаге репетитор приобрел новую сетку яиц, – он мог позволить себе непредвиденные расходы. 
       – Хоть из квартиры не выпускай! – пряча покупки в холодильник, сокрушалась жена, когда более чем взволнованный муж, не выдержав, все ей рассказал. – Ты, образованный человеек...
       Супруг напрягся, пережитые ощущения смутно поднимались в нем и произнеси сейчас жена следом: «интеллигент», не миновать бы опять яичной бойни.
        – ... преподаваатель! Ведь, нас в округе знают, – довершила она начатую фразу.
        – Ладно, уж стряслось, бес попутал, – успокаиваясь, пытался оправдаться провинившийся. – Знаешь, я совсем поглупел со своими «школярами».
        Муж сокрушенно вздохнул и помолчал, домысливая, что бы еще прибавить к сказанному.
       – Хотя, слава Богу, что они не переводятся.
       Жена непонимающе уставилась на главу семьи, поражаясь его наивности.
       – Так к нам приходить после этого перестанут!
       – Не перестанут, когда жареный петух в зад клюет, – уверенно возразил «Надежда недорослей».
       В подтверждение его слов раздался первый звонок в дверь. Хозяин устало поднялся из-за кухонного стола и, не успев подкрепиться бутербродом с чаем, поспешил открывать. «Вот и проветрился, вот и отдохнул», – вяло думалось ему по пути в прихожую. «Школяры» начали собираться. Через четыре часа ушли последние, оставив за собой осунувшегося позеленевшего репетитора и такого же приятного цвета купюры денежных знаков на столе.
 
       Спустя месяца два, случилось супругам побывать в злосчастной «стекляшке». Отец семейства, пропустив вперед жену, пару секунд колебался, прежде чем переступить порог заведения. Народу собралось внутри магазина на этот раз совсем немного. Продавщица кинула быстрый взгляд на вошедших и на ее лице появилось кроткое выражение. Все покупатели были обслужены с предупредительной вежливостью и более других этого бесценного дара выпало на долю немного смущенной пары.
        – До свидания, – даже попрощалась с ними работница прилавка и, лукаво улыбнувшись,  добавила:
        – Приходите завтра, свеженькие яички подвезут!

 2004