Тарзан и Розка
"...Жили мы в начале 1950-х в большом селе Зевакино, что расположено на границе Сибири и Казахстана, у самого Иртыша. Когда-то здесь протекала река, но она ушла дальше, к колкам, и на приречной равнине раскинулись дома, сады, большая сельская церковь... Наш дом стоял на обрывистом взгорке, который был когда-то правым берегом Иртыша. Дом возвышался надо всей равниной, и далеко за деревней виднелась серебряная прогнутая лента реки, то синяя в непогоду, то розовая на закате. Я очень любил наш дом, и ни за что не променял бы его ни на один из тех, что стояли на равнине.
Старший мой брат уехал в Томск учиться в институт, и мы им гордились. Мы остались вчетвером: отец, мать, сестренка и я. Еще, конечно, куры, овцы и корова, но с ними я общался мало. Зато собачки - вот были мои друзья.
Старшую звали Розкой. Она была дворняга, маленькая, с белыми и рыжеватыми пятнами по шерсти, хвостик кольцом, и старенькая уже. Зубы у нее частью выпали, глаза слезились, и она любила подолгу греться на крыльце, на солнышке. Зато голос у нее был удивительно молодой, задорный, чистый, звонкий, так что когда заливалась она лаем, лай был слышен на всю округу!
Полгода назад Розка приволокла в зубах щенка. Одного-единственного. Но зато какого! Он был серый, лобастый и во всем похожий на волка, только мордочка у него была тупая, да ушки были узломаны, выдавая дворовое происхождение, а не торчком, как у дикого зверя. Глаза у щенка были зеленые, с белоснежными белками
А лапы были мощные, грудь широкая. Щенок обещал вырасти в серьезного пса, и мы назвали его Тарзаном.
Как Розка умудрилась произвести на свет Божий такого богатыря, принести в зубах и выкормить? В нем явно видна была волчья порода. Щенок рос не по дням, а по часам, бесшумно бегал по двору, смешно заваливаясь в сторону.
Звериная стать то и дело давала себя знать. Вдруг он пригибался и, стелясь по земле, крался к сидящему на кусте смородины воробью и прыгал точно, не шутя, стараясь поймать добычу.
С Розкой отношения у него были самые нежные. Розка вылизывала его, не спускала с него глаз, пока он бегал по двору, и вообще оберегала его как могла. Первое время она никого к нему не подпускала, только мою маму, которая приносила Розке еду и для которой она делала исключение: мама могла даже погладить Тарзана. Но если она делала попытку взять щенка на руки, Розка начинала рычать, иногда срывалась на фальцет: "Р-р-р - гав!", и мама предпочитала "держаться от греха подальше".
Однажды я услышал, как из-под горы, с равнины, доносится отчаянный, звонкий, захлебывающийся лай Розки. В нем было столько смертельной злобы и вместе с тем страха, что мне стало не по себе. Как будто ей угрожала опасность. Ни ее, ни щенка мы не видели уже целый день и не особенно волновались, они часто убегали из дому, ведя жизнь наполовину среди людей, наполовину в природе.
Я кубарем скатился с возвышенности, по крутой тропинке, продираясь сквозь кусты, перепрыгнув через канаву, побежал к густым зарослям травы, откуда был слышен уже не лай, а беспрерывное жалобное и ожесточенное взвизгивание нашей Розки.
То, что я увидел, заставило меня вскрикнуть: - Вот это да!
Розка дралась с огромным рыжим псом по кличке Кучум. Она была вся в крови. Как рыжая махина не прикончила ее до сих пор, я не знаю. Скорее всего, в этом была заслуга маленького Тарзана. Он вертелся в кругу битвы, и как только Кучум поворачивался рычащей пастью к Розке, Тарзан молча бросался на него, норовя укусить за ляжку.
Я закричал, потом схватил палку и разогнал собак. На Розку было страшно смотреть. Правая передняя лапа была исполосована, на боку был выдран изрядный клок шкуры, морда вся сочилась кровью. Самое неприятное станет ясным позже - Розка в бою был серьезно повредила глаз.
Что произошло в травяных зарослях, так и останется тайной. Мне было понятно одно: Розка защищала Тарзана. Иначе старушка не отважилась бы на такой отчаянный поступок. На щенке повреждений было меньше, только левое ухо болталось двумя лоскутами. Но Тарзан не скулил, а сразу бросился к матери и стоял молча, широко расставив крепкие лапы, пока Розка, сама израненная, зализывала его.
Я рассказал дома об этой битве, и с тех пор мы еще больше полюбили Розку. Мы долго лечили ее. А о Тарзане отец сказал: "Славный волкодав выйдет".
...Пролетела зима, буранная и голодная. За это время волки нередко подходили к селу, и мы слышали ночью их протяжный, тоскливый вой.
Вокруг дома у нас была изгородь в две горизонтально прибытые жердины, через которые свободно могла прошмыгнуть овца или собака: только корову Аньку они и останавливали. И однажды отец увидел, как в сумерках между жердей мелькнула серая тень.
- Тарзан! - крикнул отец. Наш пес уже дня два где-то бегал, и Розка пропадала вместе с ним. Но тень метнулась в сторону. Это был волк. Лошади испуганно храпели в конюшне.
Наутро отец увидел цепочки волчьих следов вокруг дома. И запретил нам с сестренкой одним ходить в деревню. Теперь он отвозил нас в школу на санях. Но в этот же день Тарзан и Розка вернулись и стали сопровождать сани. Где они были? Я не знаю, только на Тарзане видны были свежие раны.
Тарзан стал мощным красивым псом. Грудь у него была широкая, шея мускулистая, над ней красиво возвышалась лобастая голова. Задний крестец тоже был широкий; мощные лапы прочно упирались в снег. Серая густая шерсть отливала здоровым металлическим цветом. От него веяло силой и спокойствием. Я никогда не слышал, чтобы Тарзан лаял. С нами он бывал очень добродушным, только иногда, если что-то ему не нравилось, слегка рычал и обнажал большие белые клыки, ровно блестевшие из-под подрагивающей губы.
Это случилось под утро. Мы услышали рычание Тарзана, с которым слился чей-то злобный ответ, и следом заливистый, тревожный лай Розки. Отец, а за ним и
мы выскочили на крыльцо. Во дворе Тарзан дрался с волком. Два больших, сильных зверя катались по снегу, рыча и ожесточенно рассекая друг друга быстрыми, грозными клыками. Розка крутилась тут же, в кругу битвы.
Отец молча нырнул в дом, схватил ружье и побежал к сплетенному серому клубку - как был, в валенках на босу ногу, в тулупе, надетом поверх трусов и майки.
- Папа, вы попадете в Тарзана! - что есть силы завопил я.
- Подожди, сынок, - на мое плечо легла ладонь матери. - Не кричи отцу под руку.
Отец ногой отогнал Розку и стал водить ружьем вослед за рычащим, визжащим сплетенным клубком, оставлявшим на снегу шерсть и пятна крови. Он никак не мог прицелиться в волка.
Наконец он выстрелил. Короткий визг был ему ответом. Клубок распался; волк, оставляя цепочку кровавых пятен, странно прихрамывая, нырнул под плетень. Розка рванулась было за ним, но, остановленная окриком отца, вернулась к Тарзану. Тот сидел на снегу и мелко дрожал. Несколько картечин попали и в него, но он не был опасно ранен. Розка бросилась зализывать его. Мы с матерью уже бежали к нашему защитнику.
С того дня у Тарзана наметилась одна особенность в поведении. Он не перестал быть бойцом, но панически боялся теперь грома и молнии. Было странно видеть, как этот сильный, мужественный пес сгибается, льнет под юбку к моей маме, лишь только на небе раздается первое отдаленное ворчание, и на землю падают первые капли дождя. Видно, шок от выстрела, от вспышки пламени, ожог от шальных картечин оставили в его психике устойчивый след.
В такие минуты Розка всегда прибегала к нему и повизгиванием и легким покусыванием старалась успокоить своего сына. Это всегда смотрелось странно: смятенный пес-богатырь и его смелая крошечная родительница, которая свободно умещалась под его брюхом.
...Розка и Тарзан выручали нас не однажды. В один прекрасный день к нам в дом забрались цыгане: мужчина и две немытые девки. Они были приезжие, но, как видно, выследили время, когда дома никого не бывает. Это было нетрудно: сразу за нашим огородом начиналась травяная степь.
Войти-то цыгане вошли, а выйти - не тут-то было. На крыльце их встречал Тарзан собственной персоной и на попытку приблизиться ответил дружелюбным рычанием. Когда цыгане увидели его клыкастую улыбку, они все правильно поняли. Попытались, правда, еще вылезти через окно, но тут Розка замкнула кольцо окружения: по ее сигналу Тарзан показывался из-за угла и предупреждал: "Ребята! Давайте жить дружно".
Пришлось беднягам дожидаться моих родителей. Сказать по правде, это было самым разумным решением, потому что те отпустили их с миром. Незлобно жили.
Да, были Розка с Тарзаном членами нашей семьи. И когда погибали - не забуду черных тех дней. Это было семейное горе, будто хоронили мы близких людей.
Розка погибла нелепо. По субботам мама топила баню кизяком - это высушенные брикеты из навоза, смешанного с соломой. Пришла она в баньку пораньше, заложила топку брикетами, да и ушла хлопотать по хозяйству. А когда пришло время топить, вернулась, разожгла печь, еще и заслонку поленом подперла. И не увидела, что Розка в печь забралась. Она от холода спряталась в глубину топки и, видно, на мать не среагировала ни в первый раз, когда та кизяк накладывала, ни когда поджигала: свой ведь человек, кормилица, чего рычать-то. А уж как потянуло жаром и дымом, попробовала наша Розочка выскочить, а дверь чугунная заперта. И нашла ее мама у дверцы полусгоревшей, все внутренности уже почернели.
Господи! Что с нами было! 40 лет прошло, а я до сих пор без слез вспоминать не могу. Мы с сестренкой так ревели в два голоса, что мать уж и за нас перепугалась. И повела домой, оставив Розкин трупик на дворе (отец к тому часу еще не вернулся).
Вернувшись, она поняла, что совершила роковую ошибку. Около Розки сидел Тарзан. Нашего волкодава где-то черти носили, а тут он как раз объявился. Я никогда - ни до, ни после - Тарзана таким не видел. Он стал диким, шерсть дыбом, а в глазах - смертельная тоска. Человечья! Если бы сам не разглядел, не поверил бы, что собака так смотреть может. Тоска и огромные слезищи катились по морде.
Казалось, Тарзан забыл, кто мы. Он никому не дал подойти, а когда над степью сгустилась ночь, он поднял морду к небу и завыл. Это был дикий, тоскливый вой волка! От него мы, дети, плакали, прижимаясь к матери, и было нам жутко.
Три дня Тарзан не подпускал нас к Розке, три дня правил он свою тризну. И уж когда голод сломил его, мы обманным путем выкрали несчастную собачку и похоронили.
А вскоре один приезжий подонок застрелил Тарзана. На шкуру. Мы поначалу его и не хватились: после смерти Розки он мог пропадать чуть ли не на неделю; на привязи пес наш никогда не сидел. А когда кинулись искать, было поздно. Товарищ отца показал двор, где сушилась шкура нашего любимого зверя. Горе-охотник был наказан, да в этом ли дело?
Со смертью Розки и Тарзана кончилось и детство. Долго жило горе в нашем доме... Никогда потом, став взрослым, не заводил я собаку. Никогда..."
Свидетельство о публикации №222010900798