Канченджанга
По приглашению госпожи Кэрол Брюс, путешествующей англичанки, участницы Алтайского проекта, я посетил Индию. Одним из пунктов программы был город Дарджилинг.
Мы летели на самолете внутренних авиалиний из Дели в княжество Сикким. По левому борту высились колоссальные Гималаи, их заснеженные «восьмитысячники» были как на ладони. Величественное зрелище!
В аэропорту прибытия среди местных таксистов развернулась битва за право вести нас в Дарджилинг. Ее выиграл сухощавый горец лет пятидесяти. Он посадил нас в лицензионную «Победу» китайского производства (название марки автомашины не помню).
Вскоре мы уже поднимались по неширокому горному серпантину. Ландшафта таких размеров мне еще не приходилось видеть. Картина, открывшаяся нашему взору, своими вершинами и ущельями напоминала Главный Кавказский хребет, но была вдвое масштабнее.
Электрическим звуковым сигналом наша китайская «Победа» не была оборудована, поэтому при подъезде к очередному «глухому» повороту таксист энергично давил на резиновую грушу, издававшую хрипловатый посвист.
Иногда из-за скалы, укрывавшей от глаза продолжение дороги, раздавался ответный гудок. Тогда наша машина замедляла ход, сдавала вправо так, что, казалось, правое колесо повисало над пропастью, и медленно ползла вверх. Нередко встречное транспортное средство останавливалось, пропуская наш, идущий снизу, автомобиль.
Кэрол старалась не смотреть вниз: одно неверное движение рулем, и мы кувыркались бы в пропасть не менее километра!
Часа через четыре такого продвижения вверх, с одной остановкой на чашку соленого тибетского чая с молоком, мы прибыли в Дарджилинг и остановились в небольшом отеле, устроенном на местный лад. Поужинав тушеным мясом с овощами и запив еду отвратительным кислым пивом, прошли в отведенную комнату.
Нас было трое: шестидесятилетняя англичанка, молодой врач Анатолий из Томска и я, только что женившийся москвич тридцати восьми лет от роду. Номер представлял длинную неширокую залу, больше напоминавшую коридор, где через продолжительные промежутки установлены были три кровати. Комната освещалась огнем жарко пылавшего камина.
По углам было холодно, поэтому мы, не сговариваясь, подошли к камину.
Вдруг всех нас охватило волнение. Мы возбужденно заговорили и не сразу осознали, что прекрасно понимаем друг друга. Что это был за язык, позже не могли вспомнить.
Кэрол не знала русского, Анатолий в обычной жизни не мог и двух фраз связать по-английски, а я, хоть изъяснялся вполне сносно, но все же не так свободно, как в минуту этого странного возбуждения.
Я вдруг понял, что знаю всё обо всём. Достаточно направить фокус внимания на тот или предмет, человека или событие, и я мог увидеть его настоящее, прошлое и будущее.
Странные, глобальные картины разворачивались перед моим мысленным взором. Это напоминало карту Земли на сайте Google, которую можно поворачивать как бы с высоты космического полета, а можно спускаться вниз и увеличивать изображение любой точки.
Я словно бы находился в чистом, прозрачном горном потоке. Он тёк сквозь мою голову. Поток был невидим, но явственно ощутим. Я поделился открытием с своими спутниками, они чувствовали то же самое!
Это воспринималось нами как воздействие могучей Канченджанги, возвышавшейся неподалеку, скрытой ночною тьмой.
Не знаю точно, сколько это длилось. Наверное, минут сорок. Мы говорили непрерывно, одновременно и восторженно, отлично понимая друг друга.
Понемногу возбуждение стало спадать. Невидимый поток прекратился. Мы вернулись к своим обычным лингвистическим возможностям. Но в нас поселилось некое новое знание, в каждом своё, его предстояло разархивировать, прожить и осмыслить. Долго еще мы сидели у камина, потрясенные и умиротворенные одновременно.
Нам оставались два часа сна до начала подъема на джипе к смотровой площадке, откуда мы намеревались полюбоваться рассветом с видом на Канченджангу.
Это было невероятное по мощи и красоте зрелище. Фиолетовая громада горы постепенно выступала из тьмы под напором восходящего, еще не видимого за скалами Солнца. Далеко внизу мерцал электрическими огоньками город Дарджилинг.
Но Дух гор больше не разговаривал с нами. Царственная Канченджанга уже сделала свой редкий подарок.
Размышляя позже над удивительным переживанием, я сопоставил его с откровениями Даниила Андреева. Поэт получал как бы некий импульс, похожий на архивированный файл высокой плотности, а позднее годами расшифровывал и поэтически переосмысливал полученную информацию. Вся работа проводилась им в своем сознании (куда и пришла драгоценная «посылка»).
Результаты бдений художника, совпавшие по времени с его пребыванием во Владимирском централе, стали удивительным полотном реальной и мистической истории России, изложенной в «Розе Мира».
Чему научила меня та гималайская ночь ? Пожалуй, способности идти к своей мечте, не раздражаясь от препятствий и никого не обвиняя. Эмпатии, которой раньше не было. И еще кое-чему.
Космонавт Сергей Кричевский опубликовал статью о необычных сновидениях в космосе, составленную на основе рассказов летавших космонавтов. Это было похоже на мой опыт, только происходило во сне. Человек мог заснуть ненадолго, но получал яркое и насыщенное сновидение, отличавшееся от обычных земных и космических снов. Ему казалось, будто спал он несколько часов.
Информация, полученная во сне, была индивидуальной и чрезвычайно важной. Один плучал сведения о личной жизни, другой о профессиональной деятельности, третьему поступало указание на то, чем ему следовало заняться в будущем, пусть бы это и требовало поворота на жизненном пути. И каждый из космонавтов осознавал явление как нечто неординарное, как именно внешнее вторжение.
Позже я познакомился с книгами авиационного психолога Владимира Пономаренко, в которых автор подробно описывает феномен сознания «человека летающего», его яркие и необычные отношения с пространством (стоит прочесть!). И окончательно убедился в реальности своего опыта.
...Через полтора года после поездки в Индию я, отбросив сомнения, учредил Центр передачи технологий, а еще через год компания вышла на рынок с новой на тот момент услугой – инвентаризацией интеллектуальной собственности. Эта услуга оказалась междисциплинарной и чрезвычайно востребованной в начале двухтысячных.
Позже, в возрасте 45 лет, преодолев трудности отбора, я буду принят в Отряд космонавтов, а ещё через несколько лет, взяв от подготовки (субъективно) самое существенное, покину его, следуя внутреннему решению заняться более широкой деятельностью, важной, как я полагал, для всего авиационно-космического дела.
Фото из сети
Свидетельство о публикации №222010900853