Смерч

      Бичмер. Солнечное апрельское утро 1998 года. По телевизору показывают ужасное торнадо, последовательно опустошающее североамериканские штаты. На экране видно, как низкие тучи черными рукавами смерчей обрушиваются на землю и, носясь по ней, превращают в руины города и поселки, лишний раз своими разгульными действиями подтверждая, что перед стихией человек бессилен.
       Невеселые картины невольно воскресили в памяти курьезный случай почти сорокалетней давности, когда я добровольно испытал на себе действие небольшого, но довольно крепкого «мини-мини» торнадо. Это было на севере Подмосковья ясным майским утром 1963 года. Тогда я, готовясь в аспирантуру, изучал английский на свежем воздухе. Передо мной простиралось окруженное густым подлеском колхозное поле в нежной озими, проклюнувшейся изумрудной травкой из под плотного грунта после долгой зимней спячки. День обещал быть теплым. Я скинул пиджак, оставшись в старенькой фланелевой ковбойке. Звенящую тишину раннего часа нарушали только доносившиеся из отдаленного леска треск сучьев, который я принял за шум от продирающегося сквозь орешник стада, и пронзительные выкрики грибников – охотников за строчками: «Смотри, Нинка, смотри!». Затем все замерло и в наступившем, было, безмолвии явственно прослушивалось одно лишь веселое гудение приближающегося пчелиного роя. Солнце уже поднялось довольно высоко. Подул теплый ветерок, который принес одуряющие запахи лопнувших почек и… прошлогоднего навоза, своим вязким ароматом немного усложнившим упражнение науками на лоне природы. Тем не менее, погода, а от нее и мое настроение были превосходны. Сбросив обувь, я с удовольствием ощущал подошвами ног прогревающуюся землю и, разминая одеревенелые пальцы, принялся расхаживать взад, вперед, старательно вникая в содержание учебника и бесплодно повторяя одно и тоже: « … – won’t», –  краткая форма от «will not», « won’t», – краткая форма от «will not» и т.д., и т.д. Английский мне определенно не давался. Вдобавок, теперь еще стали отвлекать пчелы. Шум от темпераментных насекомых усиливался и вдруг достиг почти турбинного воя. Тут уж настала пора удивиться. Я вскинул голову, но не заметил нарушителей тишины.
       «Что за чертовщина?» –  размышлял я, обшаривая взглядом пространство впереди, откуда исходил густой тональности звук, и, наконец, увидел «его» метрах в тридцати от себя. «Он» – это прозрачный, однако все-таки просматривающийся визуально ствол бешенно вращающегося спресованного воздуха, сантиметров, видимо, 20-30 в поперечнике, с размывающимися очертаниями в вышине. Смерч! Никаких тебе туч с черной ниспадающей воронкой, никаких мрачных красок вообще, как это я наблюдал на журнальных фотографиях. Просто бесцветный, но осязаемый турбулентный воздушный поток, втягиваемый, будто мощным пылесосом у поверхности земли и с шумом уносящийся в безоблачную синеву. Из литературы я знал, что энергию таким вихрям придают разнополярные ионы атмосферы, устремляющиеся навстречу друг другу. Это случается от контрастных температур при повышенной активности солнца. Весьма заинтересованный необычным явлением, я отшвырнул книгу и подбежал к воздушному ротору на расстояние, наверное, метра в два. Вблизи смерч не жужжал безобидной пчелкой. Он гудел, как хорошо отбалансированная центрифуга в работе. Озимь скручивалась у  основания этого маленького торнадо, невидимая сила рвала травинки из твердой, слежалой за зиму почвы, и они мгновенно исчезали. За смерчем протянулась замятая полоса, шириной с пару десятков сантиметров. В спину мне уже дул не ветерок, – бил настоящий бриз, видимо, подпитывающий вихрь, а ступни ног ощущали стремительное плотное течение, словно   погрузились по щиколотку в горный ручей. Я впал в ребячество. Эх, будь что будет! И секунду поколебавшись, легкомысленно вскочил в узкую воющую горловину. Моментально рот, нос и глаза забило землей, которая  ранее в смерче не замечалась. Дышать стало невозможно. Грудь сдавливало, словно кто-то принудительно пытался выкачать из легких воздух. Рубашка с треском лопнула, как пузырь. Ее лохмотья втянул вакуум над головой, оставив мне только рукава. Штанины брюк наоборот, вздулись баллонами, но выдержали напор. Я ощутил необыкновенную легкость тела и почувствовал, что меня разворачивает справо налево, но совсем оторвать человека от земли у вихря не хватало сил. Стихия парализовала волю и я, не дыша, несколько секунд ждал, когда эта адская вертушка продвинется дальше. Позабавившись, смерч оставил меня в покое и с победным воем удалился в лесную чащу, с хрустом выламывая сучья и унося их вверх. Ошеломленный, я еще какое-то время находился в столбняке, замерев по стойке смирно и сомкнув веки. Наконец, оцепенение спало. Пришла пора подсчитывать потери. Ноздри и глаза забиты землей, правое ухо не слышит и ноет, чувствовалось, что барабанная перепонка вспухла. Попытался протереть глаза, но это удалось мне не сразу. Башмаки исчезли. От старенькой ковбойки остались одни рукава. Шевелюра торчит дыбом и вся в земле. Машинально сунул руку за расческой, но карман брюк оказался  вывернутым наизнанку и пустым. Старый пиджак лежал на земле в стороне, вихрь миновал его, а учебник Бонка он прихватил с собой, дав понять, чтобы я не тратил времени на язык Альбиона зря.
       Поражая встречных, босиком возвращался домой в наброшенном на голое тело пиджаке, из рукавов которого выставлялись рубашечные манжеты, с всклокоченной головой, забитой унавоженной землей вместо английского.
       Занятия с того дня пошли на спад. Каждый раз, когда я брался за иностранный язык,  волосы на голове становились дыбом.
 
1999