Раздача
Хорошо в Норильске! И жить, и работать! Отдыхать можно и на Карпатах. Или на Азовском. А то и в Ленинград: «Лунную ночь на Днепре» собственными глазами. Говорят, там с той стороны лампочка. Брехня. Краски такие. С фосфором.
Словом, в отпуск катись, куда душе угодно. Но работать и жить - здесь. В Норильске. Работы много: почта, хлебозавод, детсад, швейка… Но, конечно, Комбинат. Конечно, он – Норильский горно-металлургический! Имени товарища Завенягина. Авраамия Петровича. Хороший был человек, земля ему пухом. Умище. Отрасль поднял! Говорили, что еврей. Мол коли, Авраамий. Врут! Из зависти. Вы на бюст, который в дирекции посмотрите! Наш он с головы до ног. Земля ему пухом.
Но не об этом. Не о товарище Завенягине, никеле, электролитной меди и кобальте. Пусть газеты. Или «Огонек». Мы о главном. То есть, о любви. Об искре, из которой разгорается пламя настоящего чувства – быть вместе до гроба. Дождавшись правнуков. Рука об руку. Начавши с девства. Не «детства», а «девства».
То есть, намек на то, что разговор пойдет о Галке Скворцовой.
Да, товарищи. Галка Скворцова была целкой. Оно нормально и правильно - береги честь смолоду. А вот тут-то и задержка. Годы идут, а замуж не выйти. Вопрос почему? Да потому, что Галка жила тогда не в Норильске, а в Дудинке. Где еще? И там же после восьмилетки и осталась. В своей же школьной столовой. Все принца ждала, на Алых парусах – мол, приедет и заберет. Это хорошо, когда тебе шестнадцать. Когда восемнадцать, когда двадцать четыре. А дальше уже плохо. И мечтательно, и физиологически. Особенно по ночам или после кино, где целуются. И что делать? Был один. Валерка Салов. Беспримесный. Так на него трое, не считая Галки, желающих – кто последняя? Я за вами. Да и тот уехал. В военное училище. А время тик-тик. А ночами мужики снятся. Один усатый, чернявый, лупоглазый лезет и все погладить по спине собирается. Вот уж и пальцем вдоль позвоночника проводит. Уже судорога готовится от удовольствия… А здесь будильник. Д-р-р-р-р…. Пожалуйте варить борщ и гречку, милая барышня. Хоть топись в Енисее. Мать Галкина сама через это после войны прошла. В смысле, понимает человек специфику страдания.
- Ну и чего? – спрашивает как-то. – Долго зреть будем? Долго жопу отращивать собираемся? И груди. И кому? Этому сморчку Мельникову? (Учитель физики и математики, то есть) Так он женатый. Езжай в масштабы. Где парней и свободных мужиков, что в вашей школе тараканов.
И Галка поехала. К нам. В Норильск. Не в Москву же? Ей, школьной поварихе? Кстати, в «Трудовой книжке» так и записано – «повар третьего разряда».
Чем хорош комбинат? Не только тем, что дает разнообразие приложения способностей. Куда хочешь. В смысле, цеха: в электролизный, металлургический, плавильный, обжигово-восстановительный, хлорно-кобальтовый. А то и в цех разделения файнштейна. Не только тем.
Но и что обеспечивает человека жильем. Отдал документы в отдел кадров и сразу получил койку в общежитии. Хорошо. Когда крыша над головой и работать не на морозе. А плита в заводской столовой! Полигон. В аду такой нет. В том смысле, что на работе можно себя и приукрасить. Под крахмальным халатом. Блузкой яркой, кофтенкой ситцевой. Рубашкой новой, в универмаге купленной. Ну и сережки всякие с клипсами. Бровки подтемнить, реснички. Халатик чуток ушить. Зачем фигуру прятать? Тем более, первое время Галку на раздачу ставили. Мол, кто его знает, какой там у них в Дудинке третий поварской разряд? Логично.
Ну и узнали. Что в столовой появилась новая… как бы правильнее. «Бабешка», вроде грубо. Для «юной девушки», кажись, старовата. «Женщина»? А кто проверял?
Словом, ни один обеденный перерыв, когда Скворцова накладывала котлеты, макароны, разливала по тарелкам рассольник или щи, не обходился без шуток и намеков в ее сторону. Галки, то есть. Разной степени любопытства намеки и шутки. Со стороны мужского рабочего класса. Права была мамаша: мужиков и парней, как в бывшей Дудинской школе тараканов.
Накладывала Галка много чего, только успевай удовлетворять! Можно, конечно, приложить перечень, но не будем. Чтобы не вызывать ненужного аппетита. Меню висит сразу перед началом полозьев для подносов: любопытно – ознакомьтесь. Идея абзаца та, что засмотришься. Не на гуляш или винегрет, а на нее, Скворцову: румяная, шустрая, халатик на верхней пуговке распахнулся приятным обещанием.
И она, Галка тоже поглядывает. Не только в половник, отмеряющий нужную норму. А на возможность будущих уз и освобождения от надоевшей печати. Ну, вы поняли. А что? Все хорошо до поры до времени.
Глаза разбегались: весь Советский Союз трудится на нашем Никельном. Не только север - хохлы, чуваши, один эстонец, волжане. И каждый почти норовит пошутить или намекнуть. А то и в кино позвать. В кино стали заманивать, после того, как выяснили, что нет у Галки «никого». Что ж, дело поправимое.
В психологических изысканиях установилось вредное заблуждение, что разные полюса имеют разную манеру поведения. В том смысле, что женское начало пассивно, а мужское активно. С выводом, что мужчина всегда налегает, а женщина рано или поздно сдается. И никак иначе. Ерунда! Как раз наоборот. Главный и первый шаг делает всегда женский пол. Притворяясь слабым и беззащитным. Мол, некуда деваться, так и быть. Брехня! Они атакуют. В самый расслабленный для мужчин момент. Не всех, само собой. А того, кого выбрало ихнее сердце. Чтобы рука об руку до правнуков и крышки гроба. Ждать, терпеть, разные хитрости применяя, копить заряд… А потом раз! И некуда деваться. Конечно есть такие, которые готовы на каждого. Точнее «под». Но это не у нас в Норильске. И не в государстве. ****и и проститутки живут в алчном мире капитализма. Об одной такой расскажем в следующий раз. Сейчас наша героиня Скворцова и Гриша Гоберидзе. (фамилия по деду-политкаторжанину). От солнечной Грузии в Гришиной крови остались лишь черные брови и усики, очень ему по фасону. И глаза, что твой янтарь. Видный парень. Работает в хлорно-кобальтовом цеху. Комсорг. Видный парень.
«Он! – колыхнуло внутри Скворцовой, когда она впервые нашего Григория увидела. – Тот, который меня тискал во сне. Все спину мне щекотал! Он, господи!»
Поэтому остальным шутникам и намекателям официальный холод и строго положенная норма продукта. Ни ложкой больше. А вот Грише прикорм. Как бы случайно: соуса лишний плюх, дольку огурчика, супчика с весьма приличным мясным наполнением. И не потому что дураки вывели формулу о пути к мужской сути через желудок. А по любви и нежности. По импульсу совершенно бессознательному – как увидит Галка Гришину бригаду, входящую в столовую, так ее точно кипятком и обварит. И Гриша тоже. В смысле «ответил» симпатией. Без огласки и разных сальностей, вроде «мне бы с такой на сеновал». Или еще хуже: «в баньку спину потереть». Без этого. Чистый человек наш Гриша. Как и многие другие.
И вот.
Когда их взгляды все чаще и чаще переплетались, а щеки все ярче краснели, Галина поняла, что пора! Нужен только подходящий момент. И он настал. Когда Гриша вдруг хрипло из себя выдавил. Ни к селу, между прочим, ни к городу. В качестве повода:
- Ну, что вы еще сегодня раздаете?
- Слонов! – ответила Галка. Сердце ее бухало, в висках кипела кровь, в животе было страшно. И положила Грише в тарелку, к рыбной котлете и картошке сосиску! Мол, хобот! Или… понимай, как можешь.
- А… а… - промямлил Гриша.
- Слоних! – повторила она, изменив ориентацию. Понимая, что большей прозрачности быть и не может. И не должно, куда уж дальше.
Дальше только ляпнуть: «Будьте моим мужем!». А еще дальше: «Стань моим мужем!».
Вот эта дальность Гришу-то и поразила. И лишила логических сил, все как следует обдумать.
- А… А что вы сегодня вечером? Делаете? Не хотите ли в…
Но тут Гришу толкнули в спину – мол, хорош! Другие тоже жрать хотят! Двигай к кассе!
Гриша двинулся, поставил поднос на столик (к ребятам) и на новый круг. За еще одним компотом.
Так-то, товарищи.
Теперь Гоберидзы живут в своей комнате. Холостым и не замужним – от комбината койка, женатикам комната. С двумя детьми дают квартиру. Комбинат!
Есть для чего стараться. В смысле приятного и полезного: себе и народонаселению страны. А уж как Гриша спину щекочет…
*Пушкарев Иван Захарович «Портрет молодого повара» 1974
Свидетельство о публикации №222011001156