Глава 2 Милосердная жизнь

Город-призрак некогда представлял собой большой промышленный центр. Большая железобетонная стена отделяла его от диких земель. Когда-то давно в этом городе проживало более четырёх миллионов человек. Сейчас же город представлял собой жуткое зрелище. Уже более 120 лет этот некогда величественный город пустовал, обдуваемый жёсткими холодными Канианскими ветрами, обливаемый ледяными дождями, и выстаивал, изнывая под жаром яркой пепельной звезды. Без внимания ласковых, заботливых человеческих рук город медленно осыпался, разваливался и превращался в прах под гнётом собственного веса. В период достаточно тёплой, по земным меркам, но от того всё равно не менее суровой зимы, то тут, то там изредка происходили обрушения перекрытий ветхих бетонных зданий, пронзая оглушительным громом тихие безмятежные улицы города-призрака.

Две красивые луны озаряли ночное Канианское небо. Одна луна была чуть меньше привычной земной, её поверхность была богата никелевой породой, поэтому, отражая лучи пепельной звезды, она светилась мягким голубоватым светом. Вторая же луна была размером лишь в треть от земной и мраморно белой, вся её поверхность была покрыта вековыми ледниками. В ясную безоблачную ночь под светом этих двух лун улицы города-призрака были великолепно освещены.

По улице шли шестеро человек – стандартная численность отряда группы милосердия, среди них было трое взрослых, один подросток и двое детей, которым едва лишь исполнилось лет пять или шесть.

– Папа, а мне точно надо идти? – мягко и наивно вопрошал ребёнок звонким голосом.

– Ты же сам прекрасно знаешь, – с улыбкой отвечал его отец. – Тебе же прекрасно известно, что ты уже большой, и теперь тебе положено вместе с нами заботиться о фарфоровых людях.

– Мне они не нравятся! – обиженно отметил ребёнок и шёпотом добавил: – Я их боюсь…

– Ничего страшного, я тоже, когда был маленьким, боялся их, – бодро ответил отец ребёнка.

– Ай-яй, как не красиво обманывать! – с ехидной улыбкой вклинилась в разговор женщина. – Ведь ты присоединился к нам совсем недавно, так ведь? Сколько прошло, года два?

– Три. Вернее два с половиной, Ким… – неуверенно ответил мужчина. – И зачем ты перебиваешь меня? К тому же, я не обманываю, меня по первости они тоже до чёртиков пугали.

– Всё равно непорядочно большому дяде говорить «не совсем правду», – женщина скорчила смешную гримасу, глядя на ребёнка, тот звонко засмеялся. – Ты ведь пришёл к нам после того, как обратилась твоя дочь, так ведь? – голос женщины стал печальным, она явно попыталась показать свои переживания и сочувствие.

– Да… Я не мог с ней расстаться… Она была для меня всем на свете. Мы перебрались к вам, как только я узнал о существовании группы милосердия, – мужчина перевёл взгляд на ребёнка. – Пойдём, сын, пора нам с тобой позаботиться о твоей старшей сестре.

– А какая у тебя история? – спросил у женщины второй мужчина. – И почему тебя зовут Ким? Это ведь мужское имя, разве не так?

– Не люблю, когда лезут в душу… Ты же только пару месяцев назад присоединился к нам? – слегка раздражённо ответила женщина. – Это, поди, твоя первая вылазка в город-призрак? Тут теперь кто-то близкий тебе?

– Нет… Не знаю… Возможно… Моя жена убежала в город-призрак, я только через полгода узнал, что у неё была фарфоровая чума, она не хотела обременять никого из близких… Когда я всё узнал, то приложил все усилия, чтобы разыскать вашу группу и присоединиться к ней, – голос мужчины был подавлен и выражал небольшое раздражение. – И вообще, не красиво вот так вот расспрашивать, ничего не рассказывая о себе в ответ…

– Ну ладно, раз уж тебе так интересно, – уже спокойнее ответила женщина. – Мой отец болел фарфоровой чумой. Я сбежала вместе с ним. Это было больше пятнадцати лет назад. Десять лет я ухаживала за ним… Да вот… Не уберегла… Мы проявили беспечность и невнимательность. Кровля здания, где мы организовали укрытие для фарфоровых людей, просела после зимы и дала течь. Мы не обратили на это внимания, в результате вода начала размывать перекрытия. Через полгода перекрытия двух этажей обрушились и засыпали наших подопечных. Среди них был мой отец… Его звали Ким. Я потеряла его… Но я справилась, пережила и приняла то, что случилось. Я взяла его имя и поклялась, что больше ни один подопечный не погибнет из-за нашей невнимательности. Теперь я ношу его имя, как напоминание о том, какая на нас лежит ответственность и к чему приводит такая непозволительная беспечность! – Ким замолчала. Группа не решилась больше её ни о чём расспрашивать, дальше некоторое время шли молча, поглощённые собственными размышлениями и воспоминаниями.

Группа неспешно свернула с улицы и прошла через большой пологий спуск в просторное помещение. Когда-то давно оно, видимо, было просторным складом готовой продукции, где загружались большие четырёхметровые грузовики, перевозя прямо на космодром ценные грузы. Трое взрослых включили яркие фонари, дети инстинктивно прижались к взрослым, лишь молодой подросток всячески пытался делать вид, будто бы не боится темноты. Группа медленно продвигалась вглубь просторного склада. Через некоторое время в лучах фонарей стали видны белые фигуры людей. Будто манекены, они стояли группой, будто какая-та безвкусная инсталляция современного искусства.

– Подойди ближе, дорогой, я не хочу, чтобы ты в темноте напоролся на что-то или, ещё хуже, споткнулся и уронил кого-то из наших подопечных, – женщина поманила подростка к себе и протянула ему ладонь, предлагая взять её за руку.

– Да ничего тут нет, мне всё прекрасно виднооооо-о! – с этими словами подросток в самом деле обо что-то споткнулся и еле удержался на ногах. Женщина смерила его суровым взглядом. Подросток покорно подошёл и взял её за руку.

Отряд милосердия подошёл к фарфорово-мраморным изваяниям. Всего фигур было около двадцати. Некоторые из них сидели на полу, обнимая колени руками, некоторые лежали, распластавшись по полу, некоторые стояли, закрыв руками лица, будто рыдая, некоторые стояли по стойке смирно. Тут были фигуры молодых девушек, парней, пожилых людей, толстых, стройных, тощих. Тот, кто их выточил, был непревзойдённым мастером. Каждая складочка кожи, каждая прожилка была отчётливо видна и отбрасывала тень от света фонарей. Все они были обнажены.

– Ладно, все знают, что надо делать, – устало произнесла женщина, сняла с плеча станковый рюкзак и достала оттуда мягкие бархатные тряпочки и бутылки с жидкостью. Двое мужчин из группы и подросток взяли у неё инвентарь и принялись бережно протирать фарфоровые фигуры. Двое маленьких детей встали чуть в стороне, наблюдая за взрослыми.

– Фи! Они все голенькие! – смущённо отметил один из детей.

– Мы протираем их от пыли, а заодно проверяем, что их кожа цела и нигде не надгрызена. Местные крысы иногда подтачивают тела наших подопечных, поскольку они на вкус слегка сладковатые. К счастью, уже больше года мы не видели ни одну крысу. Видимо, идея Горбака подействовала, и мы в самом деле перетравили всех этих назойливых паразитов. Нам приходится раздевать их и срезать с них одежду, поскольку только так мы можем убедиться, что все они целы. Если хоть на одном мы заметим повреждения, мы должны будем выяснить причину и защитить их, – вдумчиво и подробно ответила на замечания ребёнка женщина.

– А почему мы должны приходить сюда ночью? Я боюсь в темноте… – опасливо сказал ребёнок постарше.

– Плохие дяди если приходят, то приходят только днём, поэтому мы приходим ночью, чтобы поменьше рисковать, – терпеливо разъяснила женщина.

– Подойди ко мне… Вот это твоя сестра, – печально отметил мужчина, подзывая ребёнка к себе. Ребёнок спешно подбежал к отцу.

– Она живая? – недоумённо спросил ребёнок.

– Однажды он будет жива и вернётся к нам, – с надеждой ответил отец.

Следующие минут тридцать взрослые и подросток работали молча. Когда их работа была завершена, женщина сложила инвентарь обратно в свой рюкзак, и группа двинулась в сторону, откуда пришла. Ближе к выходу она взглянула на часы.

– Так, мы хорошо управились, успеем позаботиться ещё об одной группе и пойдём обратно.

– Всё равно я не вдуплю, почему нельзя всех их собрать вместе, – недовольно пробормотал подросток.

– Ты прекрасно же понимаешь, если мы соберём их вместе, мы тем самым лишь облегчим работу карательным отрядам. Не клади все яйца в одну корзину, как говорится! Ты же знаешь, что иногда в городе случаются обвалы. Кроме того, здания старые и ветхие, они уже не выдерживают свой собственный вес. Конечно, мы стараемся переносить наших подопечных в безопасные здания, но всякое может случиться. Пусть уж лучше мы намотаем ещё пару лишних километров, зато наши подопечные будут в большей безопасности, – голос женщины выражал некоторую утомлённость, видимо, подросток задавал этот вопрос каждый раз, как его брали с собой.

Забота ещё об одной группе изваяний прошла спокойно и размеренно. Через два с половиной часа группа уже возвращалась обратно. Предстоял длительный путь ещё в два часа. Дети хныкали, взрослые посадили их себе на шеи. Постепенно величественные здания и улицы остались позади. Группа вышла к огромному высохшему бетонному руслу реки. Перед ними оказался огромный пологий бетонный скат, уходящий на многие километры вправо и влево на всю ширину города.

– Можно мне? – задорно и ехидно спросил подросток.

Женщина пристально посмотрела по сторонам и ответила:
– Ладно. Но только один раз!

Подросток уже не слушал её, он сел на кусок металла, смятый в некоторое подобие ледянки, и с весёлым воплем покатился по пологому бетонному откосу вниз ко дну русла высохшей реки. Громкий металлический шум разнёсся по округе, возвращаясь эхом к группе.

– Я всё равно против подобных шумных развлечений, – нудно отметил мужчина.

– Да ладно тебе, мы уже больше полутора лет не видели ни одной карательной команды. Думаю, они уже и позабыли про наше существование, – устало отметила Ким.

– Ага, но никогда не знаешь, когда этим зажравшимся политиканам взбредёт в голову в очередной раз напомнить нам о своём существовании! В прошлый раз мы тоже думали, что они махнули на нас рукой. Мы стали беспечными. В итоге наши друзья наткнулись на карателей прямо на выходе из города. Шесть смертей оказалось на нашей совести! – всё никак не унимался мужчина.

– Тогда мы в самом деле были беспечны. Но мы выучили свой урок! Больше мы не ходим в город днём, – всё так же устало и терпеливо отвечала Ким.

– Всё равно я считаю, что мы должны быть аккуратнее, – занудно пробубнил мужчина и замолчал.

Группа неспешно спустилась по ступеням длинной лестницы на самое дно. За это время подросток успел четыре раза взбежать к ним и проехаться на своей импровизированной ледянке по бетонному скосу. После спуска группа неспешно пересекла дно реки, и началось долгое утомительно восхождение по лестнице наверх, на другой бетонный берег реки. Заря уже задавалась далеко на востоке, когда группа вернулась домой. Все были уставшие и вымотанные. Особенно неприятны были последние полчаса пути, они проходили через лесистые заросли. Группам приходилось каждый раз ходить окольными путями, чтобы не протаптывать дорожки к своему дому.

Домом группе милосердия служило старое военное убежище. На поверхности виднелся лишь неприметный вход, уходящий метров на двадцать глубоко под землю в просторные подземные помещения и коридоры. Группа устало спустилась, и женщина кодовым стуком постучала в старую заржавелую дверь. Через пару мгновений дверь со звучным скрипом отворилась. Порог озарил яркий свет электрических ламп. Группа прошла внутрь. На входе их встретили двое часовых и не очень старый, но уже заметно поседевший, мужчина. На вид ему было лет 60.

– Доброе утро, Филипп, – по очереди ответили взрослые. Мужчина уважительно улыбнулся и кивнул им в ответ.

– Здрасте, – смущённо пробормотал подросток и бодрым шагом скрылся через поворот коридора. Мужчины устало проследовали за подростком. Женщина же медленно сняла рюкзак, расправляя плечи, и уселась за стол в углублении стены, открыла тетрадь и стала что-то туда записывать.

– Прошло без происшествий? – заботливо и озабоченно поинтересовался Филипп.

– Да, всё нормально. Мне кажется, что во второй группе я заметила плесень на двоих подопечных. Это очень плохой знак, влажность растёт - это значит, что нам придётся перенести всю группу, – женщина явно весьма устала, но силилась быть собранной и серьёзной.

– Стоит ли так беспокоиться? Скоро зима, температура падает, влажность растёт
- это вполне закономерно. Может, мы просто передвинем их поглубже? – всё так же заботливо отвечал Филипп, казалось, будто бы он пытается своей мягкостью закутать, как в покрывало, женщину.

– В том то и дело, что глубже нельзя, я проверила. В откосе уже образовалась лужа. Потолок явно подтекает. Мы должны убрать всю группу. Я не хочу повторения трагедии пятилетней давности. Мы тогда не обратили внимания на влажность, в итоге проворонили обрушение этажа и потеряли всех! ¬– женщина явно начала становиться капризной и раздражительной, то ли от усталости, то ли от бессильного желания помочь всем фарфоровым людям.

– Уверен, мы что-нибудь придумаем. Ещё пять мест не заняты, мы можем через пару недель перенести их туда.

– Думаю, это будет правильное решение. Только прошу тебя, пусть в этот раз с нами пойдёшь ты, а не Март. Он уже отметился, отбив пальцы двум подопечным, когда мы в предыдущий раз переносили группу!

– Ах... Мой сын… Что же мне с ним делать? Мне кажется, он всё больше отдаляется от нас… Как я скорблю, что с нами больше нет его матери, она умела найти к нему подход… – улыбка пропала с лица мужчины, он казался сильно опечаленным.

– Я думаю, ты слишком мягок с ним. Если бы я занялась его воспитанием, он бы уже давно ходил по стойке смирно, был аккуратен и прилежен в учёбе!

– Ты уж очень сурова. Если бы ты занималась его воспитанием, вы бы переругались уже на первой же вылазке! – Филипп вновь заулыбался и снисходительно взглянул на женщину.

Женщина проглотила смешок, заулыбалась и обняла Филиппа.

– Ты прав, как всегда, отец. Я пойду спать.

Филипп проводил её взглядом. Он не был её отцом, он был (вернее, его считали) отцом всей общины, каждого её члена и каждого фарфорового человека, о которых группа милосердия заботилась вот уже больше двадцати лет.

Всего в группе Филиппа состояло 25 человек. 15 из них были пробуждёнными фарфоровыми людьми, которым после пробуждения оказалось не к кому возвращаться, ещё 10 были родственниками тех, которые сейчас находятся или когда-то находились в заточении в городе, и надеялись на воссоединение с любимыми.

Община Филиппа достаточно неплохо устроилась в старом военном бункере. Они смогли оборудовать несколько ангаров под гидропонные фермы, чтобы выращивать еду. Они периодически ходили на охоту в дикие земли, чтобы добыть дичь. Само собой, у Филиппа были каналы связи с подпольными организациями столицы, но он до глубины души презирал этих людей и обращался к ним лишь в ситуациях крайней нужды, вероятно, ещё и по той причине, что за любую услугу подпольщики всегда требовали непомерно щедрую оплату.

Помимо группы милосердия Филиппа на территории города-призрака действовали ещё две группы. Одну группу среди общины называли «нечистыми». Причина была весьма проста. Группа нечистых заботилась только о богатеньких или хоть сколько-нибудь состоятельных заразившихся и только с одной единственной целью – нажиться на них любыми способами. Группа нечистых даже практически никогда не углублялась в город-призрак, они оккупировали небольшой северный участок города, где вспышки чудодейственного света были особенно частыми и наиболее стабильными по расположению. Недостаточно богатые заражённые их вовсе не интересовали.

Вторая группа, действующая на территории города-призрака, среди общины Филиппа именовалась «учёные» или иногда пренебрежительно «яйцеголовые». Эта группа вовсе практически не занималась заботой о фарфоровых людях, они предпочитали больше заниматься исследованиями и изучением феномена вспышек и феномена болезни. Были не редки также случаи, когда группа учёных принимала после вспышек света оживших людей, после чего передавала их группе Филиппа, чтобы те уже несли бремя заботы об этих людях. Лишь в том случае, если оживший человек обладал выдающимися знаниями в области различных наук, способных продвинуть исследования учёных, их приглашали присоединиться к группе.

В итоге лишь группа Филиппа занималась заботой о заражённых искренне и из-за побуждений милосердия и заботы о несчастных людях, на чью долю выпали эти нестерпимые чудовищные испытания.

Как бы то ни было, все эти группы официально считались в столице экстремистскими, участие, помощь или даже банальное одобрение деятельности этих групп жестоко пресекались и наказывались по всей строгости закона, вплоть до вынесения смертных приговоров, по крайней мере, официально. Обладая нужными связями и зная, чей карман нужно сделать тяжелее, всегда можно было найти мирный и удобный для всех путь выхода из непростых ситуаций.

Филипп ещё некоторое время провёл в коридоре, будто обдумывая что-то важное, вероятно, он думал о словах Ким, после чего отправился в комнату Марта. Сын уже дважды пропустил своё дежурство часового и отказался идти заботиться о фарфоровых людях неделю назад. Филиппу предстоял очередной серьёзный разговор, он уже и не знал, как подступиться к нерадивому сыну. Все его увещевания не находили в сердце Марта отклика. Марту было уже 16 лет, и чем старше он становился, тем более ярко проявлялся его бунтарский характер. Март не разделял взгляды отца на вопросы милосердия и не желал принимать обязательства по заботе за фарфоровыми людьми.

Филипп неспешно прогуливался по коридорам бункера, несколько раз пройдя то в одну, то в другую сторону от комнаты Марта. Он шепотом проговаривал что-то, видимо, готовясь к очередной беседе. Наконец он открыл дверь и вошёл. Март уже проснулся, он делал зарядку и подтягивался на перекладине, небрежно приваренной к металлической стене.

– Доброе утро… Отец… Зачем… Пришёл… – отрывисто на выдохе произносил Март между подтягиваниями.

– Доброе утро, Март. Как спалось сегодня? – попробовал мягко издалека начать Филипп, он, как всегда, старался улыбаться и выказывать расположение и заботу о собеседнике.

– Давай сразу к делу. Чего ходить вокруг да около? Так зачем пришёл, отец? – Март спрыгнул с турника, на его могучей спине проступали капельки пота, отсвечивающие под светом электрической лампы. Он пристально уставился на отца. Слегка улыбнулся и спросил: – Опять нравоучения, не так ли?!

– Ну… Почему же сразу нравоучения? Просто ты уже пропустил пару дежурств… И в город идти не захотел… – немного потерянно произнёс Филипп.

– Отец, давай оставим. Я уже давно не ребёнок. Скоро мне будет 17 лет! Я думал, ты уже оставил попытки вовлечь меня в свою секту. Я делаю то, что хочу и что считаю полезным и нужным. Мы же условились, что я хожу на охоту, регулярно обеспечиваю твою паству свежей дичью, в ответ ты позволяешь мне жить так, как мне нравится. – Март бережно, даже с некоторой любовью провёл рукой по самодельному металлическому луку.

– Так-то это так, только мы все тут занимаемся общим делом, и я... – голос Филиппа стал немного холоден, а улыбка сошла с лица - видимо, его серьёзно задело, как Март назвал группу милосердия сектой.

– Прошу тебя, отец, давай не будем. Мне уже порядком надоели все эти твои проповеди. Если ты или твои… единомышленники… избрали для себя растрачивать свою жизнь пустой беготнёй в город и обратно, то мне это не интересно. Твоя миссия, твоя «роль в этом мире» уже загнали мать в могилу. Не проси того же от меня, – Март был серьёзен, обстановка всё больше накалялась.

Мать Марта погибла два года назад, она была в отряде отправившихся в тот злополучный день заботиться и ухаживать за фарфоровыми людьми. Отряд нарвался на карателей, выжить в тот день не удалось никому. Если до того момента Март ещё хоть как-то был расположен к «мудрости» и «пути», которым пытался научить его отец, то в тот день в Марте что-то надломилось. С каждым днём он начал становиться всё более суровым и замкнутым.

Филипп было хотел что-то сказать, возразить, начать доказывать, пока Март пренебрежительно говорил о миссии, но напоминание о потери горячо любимой супруги свело все эти мотивы на нет. Он было хотел ещё что-то сказать, но Март стремительно вышел из комнаты, бережно, но настойчиво отодвинув отца от двери. Филипп остался в комнате Марта один.

– Эх… мой дорогой любимый сын… Как же мне достучаться до тебя? Возможно ли это вообще? – Филипп поднял взор к потолку, будто пытаясь получить ответ от… кого-то…, но пустая комната не уважила Филиппа ответом. Он тяжело вздохнул и покинул комнату сына. В коридоре уже никого не было.

Март быстро и уверенно шёл по длинным коридорам убежища. Беседа с отцом немного разозлила его, утро было безвозвратно испорчено, поначалу он хотел было отправиться в столовую завтракать, но потом решил, что утренняя встреча с отцом напрочь отбила аппетит. Спустившись по железной лестнице на этаж ниже, не сбавляя шаг, он резво повернул за угол и чуть не сшиб молодую Миру. Он машинально схватил, практически обнял её, дабы не упасть самому и не дать упасть ей. На секунду их взгляды пересеклись, после чего подростки смущённо опустили глаза. На лице Миры проступил лёгкий румянец.

– Доброе утро, Март, – ласково и смущённо произнесла Мира.

Мире было 15 полных лет, через полгода ей должно будет исполниться 16. Март был в тайне горячо влюблён в неё. Вообще в убежище было всего лишь четыре девушки примерно его возраста, но Мира разительно выделялась на их фоне. Она была стройная и красивая, но главное даже не красота, она была тем ярким лучиком солнышка, который был добрым и мягким всегда и со всеми. Она всегда мило улыбалась, иной раз, даже когда она плакала по каким-то мелочам, сквозь слёзы она всё равно старалась выдавить из себя улыбку, всячески настраивая себя на положительный лад.

Мира пришла в убежище вместе со своим отцом около пяти лет назад. Они пришли заботиться о матери, чей злой рок распорядился записать её в число заражённых. Оказавшись в убежище, Мира всей душой приняла идеологию Филиппа. Она будто бы пропиталась идеями заботы об этих несчастных заблудших душах, томящихся в городе-призраке и терпеливо ожидавших спасения. С одинаковой готовностью и решительностью она всегда отправлялась в город заботиться о фарфоровых людях. С одинаковой любовью и осторожностью она заботилась как о своей родной маме, так и о любом другом фарфоровом человеке, а когда какой-нибудь счастливец пробуждался от своих оков, она в числе первых приходила утешать и беседовать с этим человеком, терпеливо помогая ему по кусочкам восстановить утерянную память. Иной раз ожившим людям требовались месяцы, чтобы полностью восстановить связь со своей памятью после пробуждения.

Март испуганно отпустил Миру из своих объятий и неуклюже отстранился от неё. Она проглотила маленький смешок и мило улыбнулась ему.

– Доброе утро, Мира, – смущённо проговорил Март. Рослый и широкоплечий, в этот момент он будто бы начал скукоживаться, сутулиться и усыхать.

– Я иду стирать, хочешь со мной? – наивно произнесла Мира. Вероятно, это была просто шутка.

Март только сейчас заметил в руках у девушки корзинку с бельём. Ему, конечно, хотелось провести время с Мирой, но также ему хотелось произвести на неё впечатление, поэтому он серьёзно ответил:

– Нет… я не могу, я отправляюсь на охоту! – он выпрямился, пытаясь впечатлить её своим ремеслом. Чего уж таить, он и впрямь был лучшим охотником в убежище.

– Ах, как жаль. А можешь принести мне якуба? У них такое мягонькое мясо, оно самым лучшим образом подойдёт тому пожилому мужчине, который пробудился три недели назад. Он ещё совсем ничего не помнит, и жевать ему тяжеловато, а мясо якуба как раз наполнит его силами, – её лицо выражало доброту и заботу.

Якуб – небольшая и довольно редкая птичка, встречающаяся в этих краях.

Март хотел было проявить некий героизм и с готовностью отозваться на зов прекрасной девы, но мысль искать птицу, чтобы накормить ею какого-то незнакомого старикана, его совсем не радовала. Вероятно, ему даже было завидно: его бы больше утроило, если бы вся эта забота Миры была направлена лично и только на него.

– И всё ты обо всех заботишься… Нет бы… – Март хотел было ляпнуть: «Нет бы, позаботиться обо мне», но ком в горле подпёр его гортань. Он был уже давно влюблён в Миру, но никак не набирался смелости открыть ей свои чувства.

– Заботиться о людях – это радость, это наполняет меня теплом вот тут, – Мира поводила по груди ладонью в области сердца и кокетливо посмотрела на Марта.

– Ну это… ладно, добуду тебе птицу… Но только ради тебя! – героически выдавил из себя Март. Он явно был уже на крючке.

– Большое спасибо, Март! – ехидно улыбнулась Мира и быстренько прошмыгнула мимо него в коридор.

Март на некоторое время завис, переваривая всё произошедшее. Вообще-то, он не собирался отправлять сегодня на охоту. Но теперь ему, видимо, придётся выполнить своё обещание и добыть злополучную птицу.

Целый день ушёл у Марта на то, чтобы разыскать и добыть вожделенное пернатое создание, но цель оправдывала средства. Когда вечером он, усталый, но довольный, вернулся с добычей, Мира вознаградила его такой проникновенной улыбкой, что все затраченные усилия показались незначительными в сравнении с полученной наградой. Бонусом стала добыча трёх небольших животных, весьма напоминающих земных косуль, которых Март с гордостью сдал в столовую. С учётом дичи, которую Март и ещё один охотник убежища добыли на предыдущей неделе, мяса группе милосердия с лихвой хватит ещё дней на 10.

Март, усталый, но довольный, поужинал и побрёл в свою комнату. Сегодня он принёс большую пользу убежищу, а значит, в ближайшие дня три-четыре его точно никто не будет трогать. Он уже почти добрёл к себе, как в коридоре его перехватил Горбак.

Горбак был правой рукой Филиппа, это был пятидесятилетний невысокий, но весьма крепкий мужчина, уже лысеющий и потрёпанный жизнью, но, тем не менее, всё ещё весьма активный и деловой. Вся глубина философского подтекста деятельности группы милосердия никогда не давалась его техническому складу ума, он почти никогда не ходил в город заботиться о фарфоровых людях, но он всегда и во всём старался поддерживать Филиппа. Когда-то давно, лет семнадцать назад, Филипп нашёл Горбака после пробуждения, испуганного, растерянного, практически ничего не помнящего.

В своей предыдущей жизни Горбак был прекрасным механиком и отлично разбирался во всём, что крутится, ездит, шумит и даже летает. Однако знания в области техники и немного физики – это все профессиональные знания, которыми судьба наградила Горбака. Он всегда плохо ладил с людьми. В результате, когда пришла болезнь, всех его накоплений едва хватило на то, чтобы добраться до города-призрака. Вдобавок, лишь только немногочисленная родня узнала о его смертельном недуге, они открестились от него, как от смертельной напасти.

В убежище Горбак вместе со своим приёмным сыном отвечали за состояние всех многочисленных машин и агрегатов: от посудомоечных машин до огроменного ториевого реактора. Пятнадцать лет назад, когда к группе милосердия прибилась Ким, уже через полгода они составили крепкую и дружную семью. По какой-то причине они не могли иметь детей, поэтому они взяли на воспитание одного из возрождённых мальчиков, которого спасли после пробуждения. Ему всё равно было некуда идти. Вдвоём с Ким они составляли мощный фундамент поддержки всех идей и начинаний Филиппа.

– Март, тебя-то я как раз и ищу! – с этими словами Горбак спешно подошёл к Марту, уже собиравшемуся насладиться одиноким отдыхом в своей комнате.

«Вот только этого сейчас не хватало. Ему-то что от меня нужно?» - про себя произнёс Март. Он уважал Горбака за его великолепную способность ладить со всеми возможными механизмами, но считал его немного примитивным человеком, поскольку Горбак плохо разбирался во всех философских подтекстах деятельности группы милосердия.

Март устало махнул Горбаку рукой в знак приветствия и молчаливо уставился, ожидая, что же могло понадобиться от него правой руке отца.

– Хочу попросить тебя помочь мне с заменой защитных щитков в реакторе. Их уже давно нужно было бы поменять, вот только руки никак не доходили, – Горбак деловито улыбался, ожидая согласия.

– Может, тебе лучше сын поможет? Я очень устал, весь день охотился, – Март постарался многозначительной интонацией акцентировать внимание Горбака на своём тяжком труде, но тщетно - Горбак даже не уловил эти интонации.

– Ха-ха, да нет же, не прям сейчас. Можем начать завтра с утра, как отдохнёшь. Я уже знаю, что ты обеспечил нас мясом на добрых пять дней, ты большой молодец, к тому же, раз с охотой в ближайшее время вопрос решён, ты как раз свободен. Я бы попросил сына, но он заменяет водяные фильтры в оранжерее, к тому же в реакторе придётся много карабкаться по стенам, а у него не очень сильные руки. А у тебя совсем наоборот.

Горбак искренне смотрел в глаза Марту, ему явно было невдомёк, что Марта совсем не прельщает идея посвятить следующие несколько дней унылой возне с реактором. Однако отказать было бы совсем невежливо. Горбак всецело отдавал себя заботе об убежище, он искренне думал, что все остальные обитатели настроены точно так же. Марту не хотелось его расстраивать.

– Эх… ладно… – монотонно протянул Март. «Вообще-то, я обеспечил мясом убежище на десять дней», – пробубнил он про себя.

– Вот и замечательно. Приходи утром к реактору, я всё к тому времени подготовлю, – не дожидаясь ответа, Горбак бодро развернулся и скрылся за углом просторного коридора.

«Вот ведь повезло», – подумал Март и, даже не приняв душ, завалился спать.