Vibrations

               

 В моей жизни было время, когда слова plasтинка музыка, были для меня почти что синонимами.  Для информации надо добавить, что за долго до появления железного диска, предки и все, кого я знал называли пластику диском. В ходу у меломанов было слово диск, это было модно. Слово пластинка, стали употреблять, когда в новом веке, меломаны устав от цифрового звука снова вернулись к винилу. /аплодисменты, нахальный голос тинейджерский тенор производит необъяснимое словоизвержение,  следует звук пощечины, дробный стук копыт шестиногого животного, залпы тяжелых орудий, знакомый экспансивный голос настаивает "Richten richten und rcihten", шквал оваций, свист, грохот падения человеческого тела,звон большой алюминиевой посуды, возможно  пустого ведра. Стук в дверь.
-Да-да, входите. Вам Битлз?
-Да, пожалуйста.
-Одну?
- А ещё есть
-Есть.
-Много ещё?
-Пока есть.
- Десять штук.
Хруст конвертов отсчитываемых пластинок.
-Возьмёте с коробкой?
-А это последние?
-Коробку дать?
- Да, давайте.
- С вас триста пятьдесят рублей.

Хочешь поесть в школьной столовой, достаешь, 25 копеек и ешь от пуза. Хочешь The Beatles? Остаешься без обеда 13 дней. Идёшь в магазин промтоваров, в отдел “Грампластинки” походишь к продавцу.
-Здравствуйте, а Битлз остался?
- Какой тебе?
- A hard deys Night.
- Разобрали, “Вкус Мёда” бери
-Спасибо, у меня уже есть.
На входе из магаза в кулак кашляет знакомый пузатый Ара, ты иногда его видел его рядом с бессменной продавщицей в заветном отделе.
-Битлов, хотел купить дарагой?
-Да.
-Пачему не купил.
-Кончилось.
-Нет, есть ещё.
-Там вкус мёда, а мне вечер трудного дня нужен.
-Падажди, я сейчас пойду кое-что принесу. Раз тебе Битлз нужен.

Ара уходит, через пять минут возвращается с диском The Beatles - A hard deys Night.
- Вот себе купил, тебя пожалел, забирай.
-Спасибо.
-Семь рублей, дарагой.
-Что?
-Семь рублей этот стит.
-Но, у меня только 3.50.
-Э-э-э… Давай. Три пятьдесят, принесёшь завтра?
И конечно в пятом классе тебе непонятно откуда возьмутся деньги. Но ты знаешь, что найдёшь и находишь

        Подходишь к проигрывателю /в моём случае радиола «Рекорд 314» /, достаешь из красочного (или не очень) бумажного конверта черный, зеленый или оранжевый виниловый диск, ставишь его в проигрыватель, опускаешь иглу, и вот он - Музон… Конечно, были и радио, и телевизор, но всё это казалось ещё настолько недосягаемым, что вроде, как и не существовало... Да и какой мог быть телик, если его нужно было выпросить (заслужить), да еще с томлением и мукой дожидаться, того, что тебе было нужно. А, что касается проигрывателя, то поскольку для Бабушки он представлялся чем-то вроде дешифровальной шпионской машинки, таким же непонятным и ненужным, то в отсутствие родителей мы с Родином могли распоряжаться им по своему усмотрению. Точнее, пока не надоест Бабушке. Мы вынимали из пачки пластинок ту, конверт которой был самым ярким, затем, несколько несложных ритуальных движений, и вот мы уже не в заснеженном СМП….
   
     …вездесущие «Бременские музыканты», «Песняры», Высоцкий и прочее, были скорее общим фоном детства в Бабушкином доме, при чем детства на виду у взрослых, то так как было и другое, скрытое от взрослых детство, у него был и свой другой фон, другая музыка.
Частично, она зарождалась где-то в глубине моего сознания, когда под впечатлением музыки я мог уединиться и бубнить себе под нос какие-то возникающие прямо в момент исполнения мотивы, что меня потрясало и радовало, но на возникновение этих мелодий, кроме официальной домашней музыки, влияла и другая... Здесь надо сказать, что в возрасте четырех-пяти лет я догадывался, что изнанка этого мира, есть его продолжение. Визуальным же воплощением его я считал, во-первых, соседского мальчика Олега Блудина, его жужжание и его странный дом с одним окном, в котором маячит непонятное, напоминающее пожилую женщину существо с рыжими волосами, а во-вторых, все те многочисленные комбинации человеческих совокуплений, на изображения которых, я напарывался во время своих прогулок по окрестностям СМП. Эту другую музыку, мое сознание отделяло от общей музыки и от общего (на виду у всех) детства, связывая все это с моим детским миром теней, миром, в котором царствовали образы, проводимые в мое сознание загадочным Олегом Блудиным и моими собственными сновидениями. Музыка эта приходила ко мне в основном через телевизор, реже радио, а позднее с улицы. Происходило это примерно так. Например, начиналась программа «Международная Панорама»``, которую смотрел папа. Я в это время мог увлеченно рисовать своих чудовищ в тетради, или играть с братом в машинки. Но не похожая ни на что, звучавшее в доме и из соседских окон, мелодия, которой начиналась и заканчивалась программа, постепенно отвлекала меня от игры. Вслушиваясь в нее, я переживал какие-то особенные эмоции, некое волнение, смешенное с необъяснимым восторгом, которые все же не переходили в возбуждение, подобное тому, что я испытывал, еще совсем недавно, слушая «Пиф-паф - и вы покойники», и тогда наступало время новой необходимости, где пластинкам, во всяком случае, какое-то время, не было места.
 

``музыка из «Международной Панорамы» это, те самые The Ventures и их «Vibrations». Однако, была и другая, более редкая передача, потому, что шла раз в месяц в то время суток, когда мы уже часа два как должны были видеть сны. Это была серьезная политическая программа для искушенных - «Камера смотрит в мир». Она начиналась и заканчивалась еще более безумной (именно так я ее тогда воспринимал) композицией, авторство которой мне стало известно лишь десять лет спустя после моего первого знакомства с ней.  А еще двадцать лет спустя я  узнал, как называется она и  как называется диск, который она открывает. И так, это была - This one day, с «The Middle»(1971) PF.

    Кроме  исполнителей, мелодии которых были закреплены за некоторыми передачами советского телевидения, как, например, Поль Мориа (Paul Mouriat) за «В мире животных», Zodiac за «Спортлото», Петер Бауманн(Peter Baumann «Chasing the Dream») за программой «Очевидное –невероятное», вкрапления умной зарубежной музыки можно было услышать во множестве других телепрограмм. Лишь много лет спустя я узнал, что благодаря  этому самому советскому телевидению, в моем раннем, трущобном детстве я уже был знаком с ведущими исполнителями арт. и краут-рока. В передачи социально-политические, как правило, касающиеся положения дел на враждебном западе, вкраплялись зловещие темы вроде «Money» PF, «Gold Bag» Alan Parsons Project, «Cyclone»  Tangerine Dream . В передачах научно-популярных можно было услышать фрагменты из Клауса Шульца (Klaus Shultze),  Жарра, Вангелиса (Vangelis), Space, Neu! и конечно вездесущего Zodiac. Только ни кто, естественно, не отчитывался ни о названиях композиций, ни об авторстве. Связанный ограниченными возможностями раннего детства и эпохи, я ничего не мог узнать об этой музыке; никакого Интернета тогда не было и в помине, о ЭВМ вообще заговорили лишь в следующем десятилетии,  спросить же было не у кого. Кроме того, музыка была тогда для меня все же больше развлечением и фоном жизни, или просто, чем-то необъяснимым, прекрасным, манящим,  настолько неуловимым (в прямом и переносном смыслах),  что я не предавался осознанным медитациям на запомнившиеся темы. Они, как бы сами, стали играть в моей голове, при чем совершенно произвольно, как пел Владимир Семенович: «То явятся, то растворятся». Размышлять об этой музыке и искать её, я стал немного позднее, когда уже учился в школе, и когда уже произошли некоторые события, после которых мы с братом стали двумя музыкально одержимыми детьми. Однако, именно к этому времени,  четырех пятилетия, благодаря вышеперечисленным фактам, я отношу образование некоего виртуального семплера в моей голове, а точнее, специального участка мозга, предназначенного для запоминания, воспроизведения, и, собственно, семплирования слышанной, и создания новой, музыки. Хотя, возможно с этим мозговым(?) образованием, когда-то я вывалился из люка одного из «костяных вертолетов».