Дело было на заводе

                ДЕЛО  БЫЛО  НА  ЗАВОДЕ


     Иногда, чтобы понять простые истины, надо пережить непростые ситуации. А ещё говорят, мол, истина одна. Да, нет же. Она в каждом человеке своя, глубоко скрытая от посторонних глаз. И большие праздники – это не что иное, как большое притворство. И в этом я убедилась совершенно случайно.
     На хлебозаводе я многие годы работала оператором БХМ. Моё рабочее место не только за пультом управления на пультовой, а чуть ли ни половина огромного завода нужно держать под своим контролем, всё обо всём знать и прощитывать наперёд: где, чего и сколько… Как многие операторы тогда говорили: «Прежде чем на кнопку нажать – рубаха взмокнет».
     Но завод – это большой организм и, прежде всего – это люди, работающие в стенах этого завода. А у людей бывают разные периоды жизни, которые они пытаются как-то отметить. Коллектив завода в основном состоял из женщин, так, процентов на 80. Очень часто устраивались работать молодые девушки, а покидали завод – уходя на пенсию. Хотя, жизнь и есть жизнь, по-разному бывало.
     Однажды, в пятницу, когда в городе, по укоренившейся традиции, молодые люди играли свадьбы. Один свадебный кортеж свернул к Пищекомбинатовской проходной и через пару минут подкатил к Хлебозаводу. Конечно же молодых встретило руководство завода. Поздравляли их, а потом невеста (работающая в хлебобулочном цехе), попросила разрешения показать своему жениху своё рабочее место, а заодно огромный цех, где рождались хлеба, булки, батоны, бублики, калачи и ещё много чего вкусно пахнущего живительным хлебом. Хоть это и запрещено санитарными правилами, но как тут откажешь молодым в самый главный день их семейной жизни? Всем, кто приехал в числе свадебного кортежа, выдали белые халаты и, эта весёлая толпа враз переменилась, робко вошла под своды огромного зала хлебобулочного цеха. Начальник цеха красочно и доступно объясняла весь процесс превращения муки в готовую продукцию, которую каждый житель города видит у себя на столе.
      Я наблюдала за продвижением необычных экскурсантов по всему цеху, меж разделочными машинами и печами, с высоты, как у нас по-местному, среди своих говорят – с антресолей. Всё осмотрев, экскурсия направилась к выходу и они оказались как раз подо мной. В этот момент невеста подняла голову и взглянула на меня. И видимо от того, что она смотрела снизу вверх, на лице её отразилось её внутреннее состояние. Я бы его назвала – человек беззащитный! Беззащитный перед обычаями, царящими в человеческом обществе, мнением людей, усталостью, обязанностью и ещё от многого, о чём человек даже не догадывается. У неё был такой измученный, печальный взгляд, что я невольно вздрогнула и попятилась назад. Я вернулась на свою путьтовую и уже из окна у меня была возможность наблюдать, как эта весёлая компания с лентами и рушниками на плечах, усаживалась в наряженные машины, и под разноголосый звук сирен они направились к проходной. Я смотрела им вслед и на фоне качающихся цветных шариков, перед моими глазами стояло лицо невесты. До сих пор не могу объяснить, но в тот момент мне хотелось плакать…

                *** 

Время уносит даже воспоминания –
Всякие радости, сказки, тропинки,
И то, что хранится ещё в подсознании,
До мелкой мелочи, звука, морщинки,
Стрелки часов, бой курантов съедают…
            Маргарита Мон «Время уносит…»

     Давно дело было. Мне тогда было немногим за тридцать. Я работала по 12 часов, а бригады хлебного и булочного цехов – по 8 часов. Мой график работы «скользил». Полсмены с одной бригадой работаешь, а после полуночи приходит другая бригада. И вроде бы люди, как люди, за теми же станками стоят, ту же продукцию выпускают, но атмосфера в бригадах разная. Всё зависит от мастера. Были сплочённые бригады, как единая семья, а были такие… одни междоусобицы, крик, взаимные оскорбления. Тут уж лучше в цех не спускаться, (пультовая, где я работала, была на втором этаже), а то ещё и «под раздачу» можно попасть… Нет, это не моё, свои проблемы решайте сами. Пусть я в своей пультовой всю смену в одиночестве просижу, зато спокойно.
     Однажды, позвонили мне из цеха, попросили спуститься вниз. Спустилась. Оказалось, у одной из работниц – День рождения. Оператор – как водитель за рулём, со спиртным дружить никак нельзя. Жареной рыбки поела с лучком и поспешила подняться к себе, на второй этаж. Утром сменилась и пошла в раздевалку, переодеваться. Там уже вся бригада переодевается. И заодно решают женщины: дожидаться автобуса или, по льду, через озеро – надёжней будет. Дело в том, что в календарные выходные автобусники не придерживаются графика поездок и можно «плясать» на морозе около часа…
     Так, вот, решили идти пешком. Я тогда ещё в городе жила. Короче, и меня сманили. Идём, весело, смех, шутки. На лед вышли – темновато. Друг за дружкой идём, чтоб с тропинки не сбиться. Луна на небе тоньше половинки, да ещё и стоит «на попа», на рог ведро не подцепишь.  Правда, уже потихоньку светает. Горизонт чуточку порозовел, в ожидании рождения светлого лика Солнца.
     Хоть вроде бы гуськом шли, но поскольку я всё больше засматривалась по сторонам, то оказалась позади всех. А, раз так, то и дала себе волю, ведь я не так часто по льду озера ходила, а тут, как ни как – по воде иду. Не заметила, как людская вереница скрылась из виду. Но не страшно, ночь отступает и день наступает. Потихоньку, под впечатлением от красоты зимнего утра, я всё же дотопала до противоположного берега. Тут я уже совсем расслабилась. Смотрела на укрытую туманом гладь противоположного берега, на камушки у берега, словно детские конфеты-горошины, обсыпанные сахаром. Удивлялась тому, что на льду снега много, а берег чист, вода отступила, обнажив камни. Они бедненькие лежат, как спящие грудные малыши с открытыми голыми ножками.
     Домой, на свою улицу Восточную, сделав большой круг, я пришла  на полтора часа позже обычного. Но не потеряла, а приобрела. Столько было восторгов, что и теперь вспоминаю, когда смотрю на зимнюю луну из окна. Но больше по льду мне так и не пришлось ходить.

                ***

     Это было в последние годы так называемого «застоя». Как я теперь понимаю – самые счастливые годы. Люди спокойно работали, бесплатно получали квартиры, рожали и воспитывали детей, стояли в очереди за новой мебелью, коврами, хрусталём. Мечтали о счастливом будущем. Были у нас и праздники. Самым большим праздником на нашем заводе был праздник – День защиты детей. Этот праздник приходился на первый день лета, когда на каждом свободном клочке земли цвели одуванчики.
     Ещё перед заводской проходной я встретила детей наших работников, учила их плести веночки из одуванчиков и в назначенное время детишки, колонной, в веночках, шли через весь двор пищекомбината к Новому Хлебозаводу. В большом зале собраний проводилась торжественная часть праздника. Были выставлены детские поделки, за красивую работу (каждому участнику) были вручены Грамоты и маленькие подарки.
     Потом, уже в другом зале, детей накормили, чаем со сладостями напоили. И опять, сытые, весёлые и довольные дети вернулись в Зал собраний. Теперь уже дети превратились в маленьких артистов: пели, стихи читали, проводили разные игры и плясали под музыку. Но среди этого веселья произошло такое, я бы назвала «событие», которое, даже спустя 30 лет, отзывается болью в сердце. А на первый взгляд – всё просто. Детишки в очередь ставали в проходе между рядами стульев, чтобы выступить и получить дополнительный подарок. Дошла очередь и до дочери Муралёва Владимира Михайловича, инженера по автоматике и электричеству большого нового хлебозавода. В зале все места были заняты детьми и их родителями. Девочка вышла, крепенькая такая, с очень серьёзным выражением лица и запела: «Вставай страна огромная! Вставай на смертный бой! С фашистской силой тёмною…» Девочка пела так вдохновенно и решительно, что празднично настроенный зал замер. На лицах зрителей была растерянность и даже недоумение. Они просто не знали, как себя вести. Как сконфузился её отец, мне его даже жалко стало. Но мне, как ведущей этого концерта, полагалось всячески поддерживать маленьких артистов. А тут, от этой песни со мной неладное произошло. У меня ком подкатил к горлу и я, вот-вот могла расплакаться. По залу пробежал шумок, и этот шум грозил сорвать праздник, а мне такой провал никак не входил в мои планы и в планы организаторов праздника. Надо было что-то придумать. И тогда я, срывающимся голосом, попросила всех зрителей встать и допеть эту песню вместе с девочкой. Запели люди взрослые, дети видимо слов не знали, но сам торжественный момент заставил их вытянуться по стойке «Смирно!» Допели, сели. Я объявила, что все наши праздники и даже сама жизнь, только благодаря тем Героям, которые отстояли в самой жестокой, кровопролитной войне честь и свободу нашей Родины, достойны того, чтобы о них вспомнили в самый радостный и торжественный праздник – День защиты детей… Девочку похвалила и вручила ей самый дорогой подарок, который ещё был в картонной коробке.
     После этой песни очередь желающих выступить как-то потихоньку иссякла. Надо было завершать праздник, что я и сделала. Просто переглянулась с Букиной Валентиной Михайловной, директором хлебозавода и человеком, которая приняла самое активное участие в подготовке праздника, и мы проводили детей до самой проходной.
     Теперь, когда поют по телевиденью фронтовые песни, я в каждом артисте вижу ту девочку и… стараюсь не расплакаться.

                ***