Про судака в фуражке

               

   Эта история случилась лет двадцать назад на ватагах (места ловли рыбы, включающие рыбацкие домики, лодки и т.д.) ниже по течению Оки относительно Павлова, (внизу). И хотя я сам не был непосредственным ее участником, но слыхал во всех подробностях от разных приятелей рыбаков. А рыбаки, как всем известно, врать не будут.
   На одну большую ватагу постоянно приезжал отдохнуть и порыбачить один товарищ, служитель так сказать искусства, по профессии художник. Добираться на ватагу надо было на моторке, поэтому всякий раз его в Павлове подхватывал кто -нибудь из соседей, а к берегу подвозил опять кто -нибудь из коллег. Домик его фанерный был самым крайним в ряду за густыми кустами шиповника. Ему так же принадлежал старый долбленый тяжеленный ботник не крашенный тысячу лет. Обычно он бросал несколько стоянок не в самом рыбном месте, вешал на них подпуска, но проверял крайне редко, а кормить это вообще не планировалось. Основным его занятием на ватаге было писать картины и пить вино. Оба процесса получались исключительно замечательно. В моменты начальной загрузки алкоголем и после опохмелки его посещала муза и творческий экстаз. Он с упоением рисовал красивые окские пейзажи, писал портреты соседей рыбаков по просьбам или просто так. Получалось очень даже здорово. Рыбацкая братва с восторгом наблюдала за сотворением очередного шедевра и все однозначно соглашались, что получилось красивее чем на самом деле. Портреты получались еще лучше. Бывало нарисует мужичка и, какой-нибудь парой штрихов, типа морщины глубокой или там прищуром особенным, вот сразу подмечал весь его внутренний мир и характер, типаж, так сказать. Однако проявление таланта требовало постоянной подпитки,  которая, в виде дешевого винного пойла под названием «Вечерний звон», постоянно принималась  на грудь нашим художником. И обычно к обеду он, измученный винной отрыжкой  и внутренне опустошенный, отползал на отдых за свой домик в кусты шиповника где попрохладнее.
   Рыбацкая общественность с «глубокой озабоченностью» смотрела как художник вдребезги спивается на ее глазах, однако особенно не ввязывалась рассуждая, что у них, творческих натур, так положено. Одно, вроде не значительное событие, изменило судьбу художника. К берегу прибило кусок фанеры.
   Большой лист попал в воду с какого-нибудь пассажирского трехпалубника или баржи, но не суть. Кому первому из рыбацкой братвы пришло в голову выпилить из него рыбину история умалчивает, только довольно быстро был нарисован контур какого-то хищника длиной в пол метра и на треть состоящего из головы. Сквозь образовавшуюся небольшую толпу протиснулся спец с лобзиком (в то время на ватагах было все, что угодно, включая телевизоры, генераторы, бензопилы, кур, кроликов и коз) и работа закипела.  Минут через сорок уже вся ватага рассматривала получившееся чудище не то кашалот, не то атомная подводная лодка. В раскрашивании употребили краски художника. Тут у братвы разыгралась фантазия. Крича, давая советы, перебивая,  выхватывая кисточку друг у друга, взялись малевать выпиленную фанерину. Хвост и туловище получилось каким-то зловещим фиолетовым оттенком. Были нарисованы поперечные полосы цвета детской неожиданности. В середине головы появился огромных размеров глаз величиной с небольшой капустный вилок. И пока старейшие руководители проекта решили перекурить, рыбацкая молодежь моментально воспользовалась. На глаз подрисовали огромную женскую ресницу и густую прегустую, сходящуюся к переносице бровь. Для рта места оставалось мало, тем не менее были нарисованы зубы похожие на рашпили. Старые и мудрые прямо в категорической форме не одобрили новую концепцию, со словами: тьфу на вас, всю малину обгадили, удалились. А остальные любители живописи сообразили, что обратная сторона не крашена и дело пошло. Глаз был нарисован поменьше с таинственным прищуром. Вместо одного из зубов-рашпилей блестела здоровенная фикса. В уголке рта разместилась папиросина, на мундштуке маленькими буквами: «Казбек». Критически осмотрев работу однозначно признали стиль как «СЮ реализм». Когда вместо верхнего плавника появился ирокез, вместо нижнего окладистая борода, боковой плавник смахивал на усы про стиль уже забыли. Произведение искусства повесили на кусты для просушки, однако тут же был застукан самый ретивый любитель живописи, который что -то   поправлял. Оказывается он подрисовал новомодную американскую фуражку и выбивающийся из под нее непослушный светлый чуб.
      Рано -рано утром подсохшую рыбину повесили на последний крючок подпуска самой стрежневой стоянки художника. Восьмимиллиметровая фанера в воде сразу натянула жилку в струну. Поскольку она была подсажена к крючку на специальное отверстие у бокового плавника, «рыбина» стала «играть» на течении постоянно дергая итак натянутую леску, поднимала груз подпуска и выпрыгивала из воды. Брошенную в воду стоянку она моментально притопила так, что торчал только заостренный нос.
    Когда еще не совсем проспавшийся художник появился на берегу, ему то один, то второй, то третий как бы невзначай выговаривали: «Стрежневая стоянка -то притоплена здорово, может грязь, а может рыбина большая».
С еще затуманенным мозгом и непослушными ногами и руками он спихнул ботник на воду, залез в него, прикинул все ли на месте и полопашил сразу к стрежневой стоянке. На берегу собралась заинтересованная толпа. Вот он подплыл к стоянке, ни без труда поднял ее в ботник, попробовал тянуть леску. Сначала стоящим на берегу послышалось что-то вроде мычания, потом все больше усиливающийся звук Ррррр, потом вроде как Сссс, а потом дикий вопль по всему плесу Ааааа. Кин-Конг отдыхает. У всех мурашки по коже. Художник сбросил стоянку и отчаянно работая лопашком помчался к берегу. Ткнулся носом в песок и заикаясь захрипел: «Там, там рыбина рыбина там. Судак с вот таким глазом» Он развел руки. «В сак не пролазит». Народ по тихой просто помирал со смеху. По быстренькой притащили сак неимоверных размеров, положили в ботник под руку. Однако опять плыть наш художник не мог просто физически. Его била то мелкая, то крупная дрожь, тут быто все и синдром похмельный и  адреналин, необычность всей ситуации. Видя такое дело поднесли ему в кружке вечернего звона который, он выпил держа кружку двумя руками и расплескивая. Пока звон проваливался, натянули на художника спас жилет на всякий случай. Как только его нервишки немного успокоились спихнули ботник с берега отправив художника на трудовой подвиг. На этот раз ждать пришлось долго. Со второго или третьего раза он засачил псевдорыбину, долго предолго разглядывал. Потом также долго сидел в ботнике переживая обман и предательство ближних, соседей, друзей и всего человечества. Медленно поплыл к берегу. Там толпа уже здорово поредела, при этом настроение стало меняться. Ботник ткнулся в берег. Художник вылез из него, вытащил фанерную рыбину, посмотрел на рыбаков глазами полными слез. «Он он не настоящий, он в фуражке». С этими словами художник положил рыбину на песок, немного картинно поднял голову, правую руку отвел назад, левую вывернул и приложил ко лбу , прямо как в старинных немых фильмах, и пошел сквозь толпу переполненный отрицательными эмоциями прямо за домик в свой шиповник. До обеда его никто не видел.
       Не знаю как сейчас, а в то время обед варили по очереди сразу на всех. При этом он обычно состоял из ведра похлебки такой густой, что могла стоять ложка. На обед собиралась вся ватага, делясь утренними успехами. Художник к обеду не появился. Он сидел за домиком возле старого кострища уставившись в одну точку. На зов идти обедать не реагировал, как будто он был вообще не здесь. Его оставили в покое.
         Вечером несколько человек засобирались домой. Забивали рыбу, проверяли лодки, упаковывали не нужное барахло. На смену им прибыли другие. Одни лодки отчаливали, другие приставали, приветствия,  прощания и другая суета, о художнике никто и не вспоминал. А вспомнили о нем только когда смеркалось и, сидя за столом, выпивая привезенную водку под картошку со свиной тушенкой делились новостями с вновь прибывшими.
         Надо сказать, что среди них был очень интересный и примечательный человек. Нет с виду он ничем не выделялся, но слыл большим знатоком человеческих душ. Сами посудите, двадцать лет в морге санитаром отработал. Звали его Федорыч, с ним делились и спрашивали совета по любым жизненным вопросам. Выслушав рассказ про вроде не злобливую шутку на которую человек сильно обиделся, Федорыч помолчал потом выдал: «Художника обидеть может каждый». Народ безмолвствовал.
      Когда все разбрелись по домикам спать, на ватаге стало безлюдно и тихо, Федорыч пошел на задушевную беседу с художником. Тот по-прежнему сидел в своих кустах, печаль его заполнила всю нашу звездную систему и стала выливаться на галактические просторы. О чем они говорили неизвестно, только уже по полной темноте они за столом допили водку, закусили тихо переговариваясь. Перед тем как разойтись, подошли к домику Федорыча, потом художник поплелся к себе с каким- то пакетом. А перед рассветом, в самую темень, ближний сосед художника возвращаясь из отхожего места учуял сильный запах запаренного овса. Подойдя по ближе к источнику запаха, он не поверил своим глазам. Художник ночью, впервые варил корм.
   С тех пор ватажная жизнь художника изменилась. На первом месте было все, что касалось рыбалки. Кормежка, насадка, проверка подпусков и еще  много другого. Рисовать не бросил, хотя времени на это оставалось гораздо меньше, как и на выпивку. Необъятные батареи вина на выходные заменились одной полторашкой и съестным. В нем проснулся какой-то древний инстинкт. Хотелось снова и снова испытать то чувство борьбы с сильной рыбиной, тот азарт, восхищение моментом этой самой борьбы. Это те ощущения, которые вытаскивают человека из теплой постели и заставляют тащится черти куда в любую погоду, в любое время суток.
       Что же касается нашего всенародно созданного произведения искусства, то за общей суетой про него как-то забыли. Отбитая волной от берега самодельная  рыбина поплыла вниз по течению, но не далеко. На одной из нижних ватаг ее поймали, модернизировали приспособив к рылу винт. И даже на зимней рыбалке можно было видеть, как она, поднятая на шесте, ловит ветер в качестве флюгера. Потом  куда-то пропала, но не исключено, что она крутится по ветру у кого-то на огороде приводя в предынфарктное состояние окрестных птиц. Она может прослужить еще долго, только вовремя подкрашивай. Клеена в России. Не то, что китайское барахло!