Четыре сыночка и лапочка дочка
Мефодий Иванович полулежал на заднем сидении чёрного джипа. Дорога была плохой, но машина двигалась неслышно и мягко. Сын вел машину по бездорожью уверенно, часто оглядываясь назад и спрашивая отца, как он себя чувствует.
—Хорошо, сынок, не гони так, всё хорошо!
Мефодий тяжело вздохнул и устало прикрыл глаза.
«Скорее бы доехать, — думал он, — совсем тяжело дышать Только бы сын не заметил, что мне совсем плохо. И так всё на его плечи…. Не думал я, что Егор станет самым надежным сыном. Ох, не думал…»
Сынок младший, Егор Мефодиевич, хулиган из хулиганов, четвертым родился в семье. А ждали дочку. Три первых сына подросли, дочку жене захотелось, подружку и помощницу. Но Егорка нежданно и негаданно заявился в дом, капризный и непослушный, отнимающий так много времени, что приходилось его и в поле на себе таскать, и под коровой сидел, пока мать Бурёнку доила, лишь бы не капризничал, не хулиганил. Везде успевал, непоседа.
А через пару лет и девонька появилась. Надежда. Ждали и долго надеялись. Наконец-то надежды сбылись и дочка-любимица мамина – тут как тут…
Зажили счастливо и уверенно. Четыре сыночка и лапочка дочка. По недавнокупленному на колхозную премию телевизору прошёл мультфильм «Мешок яблок». И песенку зайца с удовольствием напевал счастливый Мефодий, а жена ему весело подпевала… Дети дружно росли. Никогда не причиняли родителям хлопот, кроме Егора, который и минуты не сидел на одном месте!
Старшие сыновья — погодки после школы поступили в военные училища. После окончания попали служить в разные республики Советского Союза. Там и женились ребята. Первые годы в отпуск к родителям ехали. В доме было многолюдно, шумно и весело. А когда страна совсем развалилась, они осели в «своих республиках» так, что даже и не выбрались из них, чтобы свою мать похоронить. Сложно и дорого! Такие годы сложные наступили…
А Егорка всё хулиганил. Из школы выгоняли три раза за плохое поведение и неуспеваемость. Но жена, святая Мария, бегала по всем инстанциям, да ручалась за бестолкового пацанчика. Только благодаря заслугам и трудоспособности родителей, Егор не загремел в колонию…
Надежда. Лапочка дочка… Поступила в педучилище. После восьмого класса. Не дотянула бы до выпускного десятого, не хотела учиться совсем. Рано повзрослела девочка, не до учёбы стало. Тройки с переходом на двойки.
Вот Мария и определила её в педучилище. Сама бегала контрольную по математике писала за неё: директор училища её одноклассником был. Помогал Марии, жалел её.
А перед выпуском из училища Надюха заявила, что не допустит, чтобы дети мучились от трудности произношения ее отчества – Мефодиевна, а хочет она стать Федоровной! Мефодий погоревал, погоревал… да и согласился! Чего так мучится ученикам-то. Пусть уж Федоровной будет… Отец есть отец.
А Федоровна выскочила замуж и уехала с молодым офицером на Камчатку, где и работы-то не было. Так ни дня и не работала учительницей, Надежда наша Фёдоровна. А в отпуск интереснее на море с мужем, чем в деревню к родителям… Прощали старики детям своим все капризы. Уж очень любили их.
Вот так и остались старики одни.
Наступили девяностые лихие, неспокойные. Егор частенько наведывался после каких-то разборок, отлеживался, из дома не высовывался, а потом крепко целовал родителей, давал денег и опять исчезал…
А тут и Мария заболела. Слегла. Мефодий стал звонить детям. Вызывать кого-то их детей, помощи просил. Не в силах сам был справиться.
— Хотя бы порадовали мать-то своим приездом! Мамочку свою… может и полегчало бы ей…к болям и страдания прибавляются, скучает, имена ваши произносит, — кричал он в трубку телефонную, рыдая всем сердцем.
Примчался Егор. Увёз мать в область. Рак…
Мефодий совсем иссяк.
Оставшись один, старик ничего не понимал и не хотел уже ничего понимать… Он был один. Один! Один…
Дети, которых они воспитывали и для которых жили, умчались в свои жизни. У них уже были свои проблемы и дела. Зачем им родители, когда сами уже такие же родители и их дети так же к ним относятся и тревожат, как они своих — Мефодия и Марию…
Всё движется по спирали.
Егор забрал отца к себе. Очень просто. Приехал, загрузил и… перевез в свой дом.
Домработница вежливо ухаживала за Мефодием. Кормила разными деликатесами. Но Мефодию ничего не нравилось. Он перестал есть. Сидел в своей комнате. Только пил чай.
Егора дома почти не было, а когда заявлялся домой, то постоянно разговаривал по телефону…
— Сынок! Давай поговорим… про недвижимость, у меня же дом в деревне. Как делить-то будете? Вас же пятеро… Передеретесь же. Давай обсудим, сынок… Мать переживала. Хотела между всеми разделить, поровну. Присядь, сын!
— Хорошо, отец, завтра поговорим… Не грусти… Посмотри телик-то! Вот пульт. Сиди и щелкай. В этой жизни столько всего, что ты и не знаешь, батя…. Совсем ты отстал в своей деревне, а я, дурак, тебя забросил. Прости… Наверстаем, батя, мы еще! Ух-х-х! Приеду, поговорим.
Мефодий сидел в неудобном широком кресле и равнодушно смотрел телевизор. Он нажимал поочередно кнопки, как ему посоветовал сын. Сорок каналов! Такого чуда вообще не видел и не знал Мефодий никогда… Боже мой! Чего тут только нет! Особенно нравился канал про садоводов! Эх, сейчас бы свой огород вернуть, да эти советы! Вот бы урожай был! Все своё. Не то, что они тут в городе едят! Укроп — на мусор похож! А огурцы? Ни запаха, ни вкуса… как вата.
Вдруг Мефодий вздрогнул. Он впервые увидел то, что происходило на большом экране телевизора. Он сначала и не понял, что он это видит. Переключил снова на фильм о грамотной посадке картофеля. Но картофель его уже не волновал. Его трясло от волнения и изумления. Разве такое можно показывать публично! Он снова вернулся на прежний канал. О, что это творится! Как это?
И снова фильм о правильной посадке картофеля.
И он вспомнил. Вспомнил свою жену, без которой его жизнь уже не имела никакого смысла. Мария… пару раз он видел её обнаженной. Один раз после свадьбы. А другой раз … Когда уже дети были. Она меняла платье на ночную рубашку перед сном, а он вошёл. До сих пор голова кружится он увиденного нечаянно. Тайна… какая тайна! Он трогал тело жены в темноте и представлял его очертания. Он помнит шёлк кожи, запах тела, дрожащего и желанного… Он помнит её косы, которые он сам расплетал на ночь. Он помнит губы. Горячие и … Столько помнит! И никогда никому не расскажешь! И не расскажет. Никогда и никому. Мария… Она была только моей. Как мне плохо без тебя… Мария!
Обнажённые девушки выделывали с мужчиной такое, чего Мефодию и не снилось… Сначала Мефодий подумал, что у него глаза треснули от повышенного давления и ему привиделись все эти безобразия…
Тришка, деревенский бабник, по утрам хихикал и трепался про свои подвиги! Такое рассказывал! А все мужики, как кони, ржали! Тришка героем был! В тайне ему завидовали некоторые, но мало кто решался гулять так, как он, Трифон, механизатор без образования и комплексов! Но… Про такое! Даже Триша не смог бы!
Мефодий напрягся. Переключил канал. Домработница на кухне гремела посудой. У неё был свой телевизор. Она могла смотреть его сутками. Мефодий прислушался и переключил канал обратно… Посмотрел по сторонам, словно вор. Никого! Домработница запела. Мефодий смотрел на «это» и понимал, что «так» бывает… Но у него никогда «так» не было… никогда! У него было всё намного проще и быстрее… Разве он мог подумать, что возможно и так? Он плюнул, и переключил на фильм о посадке картофеля. Добавил звук. И заплакал.
Мефодий сидел на раскладном стульчике и смотрел, как Егор чистит могилу Марии от сорняков. Потом сбегал в машину, принёс огромный букет бордовых роз и аккуратно разложил их на холмике. Мефодий не плакал. Он просил Марию, он умолял её поскорее забрать его к себе.
Через полгода Егор поставил памятник. На памятнике было написано: «Дорогим маме и папе от любящих детей. Четыре сыночка и лапочка дочка.»
2011 год
Свидетельство о публикации №222011001971