Атынаегтае моего детства

     Я не знаю, что ждет меня впереди... Я стараюсь смотреть туда, в своё будущее, с улыбкой на устах,  с надеждой в сердце и с молитвой в душе... Я прошу для себя мирного неба, здоровья и благополучия, прошу хорошего года, хороших событий и хороших людей...
Я не знаю, что будет там далеко впереди... Но всегда надеюсь на лучшее... Так же, как  много лет назад на лучшее надеялись мои родные... Надеялись и молились...
--------------------------
   Я люблю заглядывать в своё прошлое... Оно дарит мне удивительные воспоминания...
Атын;г... Волшебный праздник моего дестства... Мы ждали его с замиранием сердца... От чего оно так замирало? Сложно сказать... Но то, что  замирало точно...
Праздник приходился на воскресенье, но атмосфера нашей жизни начинала меняться уже в субботу. Утренним рейсовым автобусом приезжали первые   горожане. Чуть позже прибывали счастливые  обладатели  личного транспорта.  Вечерний рейс  привозил тех немногих, кого задержали в городе неотложные дела.  Практически в каждый дом приезжали гости... "Городские" привозили с собой друзей: однокурсников, коллег, соседей по городским квартирам. 
...Село оживало... То тут, то там слышались  веселые разговоры,  шутки,  смех... Соседи перекидывались остротами, подначивая друг друга. Бывало,  что и гостям доставалось. И чем остроумнее были шутки, тем большее уважение вызывал шутник, будь он из своих или из гостей. Взрослые готовились к празднику.
... День клонился к вечеру, уже и  вечер готов был уступить место ночи,  а мы продолжали носиться  как оголтелые по улице... Мамы и бабушки  раз по десять уже выкрикивали  наши имена, зазывая нас домой. В ответ мы хором в  двенадцать-пятнадцать голосов кричали: "Сейчас",  и всё никак не могли разойтись...
...В конце концов, потеряв терпение, а скоре всего завершив свои дела, за нами  выходили... Всё тем же хором мы выпрашивали отсрочки, выклянчивая   по пять минут минут двадцать... В итоге женщины, увлекшись обсуждением новостей,  дарили нам ещё минут десять сверх выпрошенных двадцати...
...Умытых и накормленных нас распределяли по спальным местам. В этот день мы лишались своих персональных кроватей. Мы делили их теперь с теми, кто спал в этих кроватях до нас: с мамами, с тетями, с папами. Везунчикам доставались места рядом с бабушкой или с дедушкой. Иногда по двое детей укладывалось с одним взрослым. Все зависело от того,  сколько нас в тот вечер собиралось в бабушкином доме. Чем больше нас собиралось, тем радостней  бывала атмосфера в нём.
...В комнатах тушили свет. Однако он проникал из коридора, где молодежь (папы, дяди и соседские мужчины их возраста) собиралась поиграть в домино или в лото. Мы засыпали под перемежающиеся  голоса мужчин, шепотом выкрикивающих числа на костяшках домино, и под голоса мам, обсуждавших, кто за что возьмется с утра.  Мы бы тоже еще поговорили  о чём-нибудь своём, но мамы грозились поднять нас чуть свет, и мы им  верили, несмотря на то, что угроз своих они никогда не претворяли в жизнь...
...Утром, проснувшись, мы обнаруживали, что проспали утреннюю побудку... В коридоре уже вовсю хлопотала бабушкина  (женская) бригада: кто-то месил тесто, кто-то готовил начинку для пирогов, кто-то наглаживал наши вещи... Во дворе под началом дедушки папа с дядями занимались мужскими делами... Все были заняты... 
...Мы вскакивали и  мчались им на помощь. Уж лучше бы мы, конечно, поспали еще. Так бы мы им больше помогли. Но кто нас мог удержать  в кроватях. Наспех одевшись и умывшись,  мы были тут как тут. От завтрака мы наотрез отказывались. Мы ждали пироги, но до них нужно было еще дотерпеть.  И мы терпели. Так закалялись наши  характеры...
... Чтобы мы меньше мешались под ногами, нас раз по десять отсылали за водой... Благо бидончиков у бабушки хватало на всех внуков... Крант (по-осетински, кран) откуда мы набирали воду, был чуть ниже по нашей улице. Дорога туда и обратно занимала минут пятнадцать, но в тот день уж очень много народу ходило за водой. Встретившись у кранта, набирая свои большие ведра, соседки пересказывали друг другу новости. Конечно, они всегда пропускали нас с нашими бидончиками вперед, но и нам были интересны их новости. Иногда, ожидая своей очереди, мы заигрывались с детьми даеллаг сыха (нижней части села), и тогда напрочь забывали о цели нашего прихода... Всё это давало нашим родителям часа два, чтобы переделать все дела, избежав нашего активного участия.
....Когда все приготовления бывали завершены, нас звали по домам... В любое другое время нас невозможно было зазвать, но не в этот день... В этот же день мы по многу раз забегали в  свои дворы, чтобы поинтересоваться, долго ли еще ждать...
... Мы умывались, и все, млад и стар, переодевались  в свои самые нарядные вещи.   Женщины накрывали стол. Все домочадцы  от мала до велика собирались вокруг него. Дедушка возносил молитву. Мужчины, включая мальчишек,  в конце каждой его фразы  произносили  "Амен" (аминь).  Мы, девчонки, стояли так же, как наши мамы, тихо и спокойно... Наспех перекусив,  мы выбегали на улицу, где нас уже ждали более расторопные соседские дети...
... К назначенному часу все сельчане стекались к магазину, шумно приветствуя друг друга, поздравляя с праздником и желая всех благ... Когда большая часть народа  была в сборе,  процессия выдвигалась из села... Впереди  шли наши дедушки... Потом мужчины... Дальше мы с мамами... Малышей мужчины несли на плечах... Мы шагали сами, гордясь тем, что уже не маленькие...  Женщины несли  свертки -  белоснежные т;б;гъб;дт;нт; (хлопчатобумажные квадратные салфетки, украшенные вышивкой)... Тарелку с тремя пирогами клали в центре такой салфетки, края ее крест накрест завязывали. Получалась своего рода котомка. В сумках или пакетах несли мясо, сладкую выпечку, домашнее пиво...
....Часовня, к которой мы направлялись, находилась на вершине горы... К ней вела тропинка... Мы поднимались по ней в той же последовательности...   Я не помню, чтобы кто-то когда-то там упал... И всё же особо тревожные мамы держали детей за руки... Нам же,  тем, кто провёл большую часть своей жизни в селе, разрешалось идти самим... Надо признаться, что, если в селе мы ходили на ушах, то тут мы соблюдали правила приличия... Я не знаю, как нам их внушили, но мы знали, что кричать, толкаться или дурачиться в этом месте нельзя.
....Часовня, побеленная в белое  снаружи и изнутри, бывала заполнена... Люди семьями входили, стояли там какое-то время, слушая молитвы, которые возносил кув;г л;г (молитвенник, богомолец),  потом выходили наружу, чтобы дать возможность войти другим.
....Плато вблизи часовни постепенно превращалось в стол. Женщины расстилали скатерти, раскладывали принесенную еду, и все  рассаживались вокруг.
...Немного подкрепившись, мы убегали на край плато любоваться окрестностями... Каждый день мы видели эти горы, это небо, эту речку,  убегавшую вдаль, но  только раз в год, в этот день, мы смотрели на всё это  вот так, с высоты птичьего полёта. И этот вид завораживал нас...
...Взрослые  меж тем шутили, смеялись,  переговаривались, вспоминали какие-то веселые истории... Радость, беззаботность, благодарность за прошедший год, и вера в то, что молитвы будут услышаны, и будуший год будет не хуже, чем предыдущий -   всё это наполняло пространство между небом и землей каким-то необыкновенным спокойствием...
...Ближе к вечеру мы возвращались в село... Взрослые чаще шли молча... Да и мы уже не носились, шли каждый подле родителя, предчувствуя скорую разлуку с ним. Но грусти не было. Было какое-то умиротворение. Мы уносили с собой удивительную благодать, обретенную там на вершине...  Мы шли так, словно несли сосуды, наполненные ею до краев... Нам хотелось донести  её до села,  не расплескав по дороге... И нам это удавалось....  Если в субботу и первую половину воскресенья улицы села были наполнены шутками, смехом, озорством и весельем, то воскресный вечер входил в село тихой радостью наших сердец...
...Бабушки, заботливой рукой наполнив сумки "городских" и их друзей гостинцами, торопились выпроводить их, дабы они засветло добрались до города... После их отъезда жизнь возвращалась в своё обычное русло... За вечерней дойкой следовала неизменная кружка парного молока, чистка зубов и отбой... С той лишь разницей, что в этот вечер, мы, дети гор, умаявшись за день,  без всяких уговоров ложились раньше обычного, чтобы утром следующего дня снова  проснуться в неизменном своем  озорном настроении...
--------------------------------
Там, в своем необыкновенном, замечательном, и местами волшебном детстве, я черпаю эту удивительную атмосферу тихой  радости... Той радости, которую легко может испытать детское сердце, и которой так часто лишаемся мы, взрослые... Радости ни с чем не связанной и ни от чего не зависящей... Радости от того лишь, что есть небо над головой и  есть солнце, что есть родные твои и есть друзья, и что в этом мире есть  ты  сам...
И если бы у меня в руках был ковш, я зачерпнула бы им эту радость из своей души, и разлила по всем вашим, ничуть не боясь, что она у меня иссякнет... Потому что в детских моих ушах и по сей день звучат бабушкины слова:"Радттаджы къух райсаг у!" (Рука дающего не оскудевает)...