муха

                МУХА.
Серега спал и ему снилась какая-то чертовщина. Впрочем, во сне ничего путного не увидишь, обязательно какая-нибудь гадость привидится.
Так вот.  Видит себя Серега в небольшой бревенчатой избушке. Если смотреть из окна избушки, то видно, что кругом один снег, очень много снега. И такое ощущение- никого и ничего кроме снега на тыщи верст вокруг, ни единой живой души. Только снег, снег и снег.
И еще свирепый ветер, который швыряет в окно колючие, снежные пригорошни.
В избушке почти пусто. Только стол и лавка грубой работы. И одиночество.
В реальной жизни Серегу утомляло многолюдье. Одиночество вполне его устраивало. Хотя бы и во сне.
Вот живет он в халупе черт знает сколько времени (по понятиям сна), и одиночество, которым он упивался первое время, вдруг осточертело ему, достало, что называется, до самой печенки. Выйдет он наружу, а там ни деревца, ни кустика, ни даже завалящей какой травинки. Только один снег.
Тоска смертная. Он обратно. И там пусто. Мотается Серега по избушке, мечтает: хоть бы какая живая душа, хоть бы словечком с кем перекинуться.
И вот раз-чудо! Сидит он печально на лавке, голову подперши кулаком, и слышит: зудит кто-то!
Екнуло сердце, руки задрожали: что такое?! Ведь живое что-то!
Но от окна идет, от окна – окошечка! Серега туда, а там – муха! Большая такая, зеленая!
Ах ты, радость моя! Ах, счастье невозможное! Душа, живая душа! Ну и что, что муха? Но ведь живая, божье творение, черт побери!
С тех пор счастливо зажил Серега. (Не забывайте: все происходит во сне). Так вот, муху он берег пуще собственного глаза. И холил ее, и лелеял, имя ей дал: Мух, дескать.
Утром, например, проснется, сразу: где Мух? что с ним? здоров ли? не голоден ли?
И давай кормить Муха сгущенкой (откуда-то вдруг появилась). Покушает Мух, попить надо. Известно, после сладкого всегда пить хочется. Сбегает Серега на улицу, принесет снега, дыханием своим растопит, напоит приятеля.
Конечно, не сразу контакт между ними наладился. Попервости муха опасалась человека, пряталась от него в укромных углах. Со временем же попривыкла, сделалась совсем ручной.
Электричество в избушке отсутствовало. Бесконечные, длинные вечера проходили в философских беседах, при полной темноте. Серега подолгу рассказывал Муху о своем житье-бытье, тот не перебивал, терпеливо и почтительно слушал, устроившись где-нибудь поблизости.
  -Вот какая штука, - рассуждал Серега. - Никогда не думал-не мечтал, что у меня появится такой друг, как ты. Представляешь, какая-то там муха-мой приятель! И какой? Самый задушевный, самый мне дорогой! За которого я… жизнь готов отдать!
Веришь ли?
Очевидно, Мух верил в бескорыстную дружбу: он в темноте удовлетворенно потирал передние лапки.
-Это как? Рассказать кому, до смерти засмеют. Ладно там – собака, кошка или, скажем, слон. А то муха!
При этом Серега закладывал руки за спину, некоторое время философски прохаживался по темной избушке, потом продолжал:
-И я смеялся бы, расскажи мне кто-нибудь про такую странную дружбу. Я ведь, брат, тоже бог весть, что о себе воображаю. Как же, венец природы! Что хочу, то и ворочу, никто мне не указ.
Да один я такой, что ли? В кого ни ткни пальцем, обязательно попадешь в супермена…
Но это, Мух, пока тебя не встретил. Теперь у меня перевертыш в голове случился. Вот смотри: как мы живем? А просто: поделили все и всех на полезное и вредное. Что полезное, тому жить-существовать, вредное-к ногтю.
Это нормально, Мух? Вот, к примеру, решу, что ты вредное насекомое и прихлопну тебя. Понравится тебе, брат?
Муха при таких жестоких словах своего приятеля сердито гудела в темноте и на всякий случай отодвигалась от него подальше.
-Вот, не нравится тебе, сердишься. И правильно делаешь. По какому такому праву я отнимаю у тебя твою жизнь? Нет у меня такого права! Не я давал ее тебе, не мне ею и распоряжаться.
Ты как считаешь?
Мух вполне разделял мнение товарища.
Так и жили-поживали друзья в бревенчатой своей избушке (еще раз напоминаю: это сон). Так и жили, проводя время в бесконечных философских беседах. Серега изрядно поднаторел в этом непривычном ему деле, достиг глубочайших в нем глубин.
Но как не оберегал Серега друга своего сердечного, как не трясся над ним, беда все же постучала в их деревянную дверь.
Однажды поутру не услышал он привычного жужжания в окне, не ощутил знакомого щекотания на руке, когда Мух нетерпеливо ползал по ней, ожидая завтрак. Осознание непоправимого тисками сжало сердце Сереги. Стал он искать муху тут и там, на коленях облазил все закоулки избушки, нигде не нашел ее. И только в последний, отчаянный момент догадался подойти к окну.
Мух был там. Лежал на спинке, вытянув лапки кверху. Еще надеясь, Серега осторожно потрогал бренное тельце товарища: нет, оно было мертвое, более того-успело подсохнуть.
О, горе, горе вселенское, горе непосильное свалилось на плечи Сереги! В один миг он опять осиротел!
И тогда Серега заплакал. Так заплакал, как никогда не плакал. Заливаясь слезами, сделал небольшую могилку и с надлежащими почестями похоронил в ней друга своего закадычного. И даже соорудил над его могилкой маленький крестик…
Теперь мы видим Серегу в кровати, в его спальне. Он продолжает спать. Глаза его плотно закрыты, из глаз текут обильные слезы по щекам, со щек на подушку: Серега страдает.
Есть верное средство избавиться от неприятного сна-вовремя проснуться.
И Серега проснулся. Он долго глядел в потолок, долго ничего не мог понять, а когда наконец в голове прояснилось и устроилось, глубоко вздохнул, улыбнулся. Сказал себе:
-Приснится же такая мура.
Он отер щеки от слез, повернулся на бок и хотел уснуть, но тут почувствовал, что кто-то щекочет ему руку. Поглядел, это муха. Большая такая, зеленая.
-Развелось вас тут, - сердито пробормотал Серега. - Спать не даете.
Он тщательно прицелился и ловко муху прибил, потом положил ладошку под щеку и провалился в блаженный сон.
                О. ОКОЛОТИН.