Я Ш А

(Быль)    

       Предлагаемому читателям странному событию больше ста тридцати лет и рассказ идёт от потомка Якова Ивановича Ефремова.
       «Кто это ещё такой, Яков Ефремов?» – поморщитесь Вы.
       Как кто? Если Вы читали, Уважаемый, автобиографические воспоминания самого Максима Горького, то скорее всего отметили, как дед Красильников регулярно порол за недетские проказы своего внука, – маленького негодяя, трансформировавшегося позднее в крупнейшего Пролетарского Писателя. Так вот, Яков Иванович и был тем самым дюжим парнем Яшей, подручным деда Красильникова, который крепко держал Алексея Максимовича за ноги во время экзекуций, чтобы будущий автор «Матери» не вскочил и не убежал.
       – Однажды, – рассказывал слушателям Яков Иванович, – вижу, – Красильников  сильно осерчал на внука. Вижу, – запорет до смерти. Я, – говорит, – и стал подставлять под розги свою руку, чтобы прут обломился...
       Кроме этого подвига, сохранившего мировому пролетариату его кумира, у Якова Ивановича в жизни не было других. Однако и того достаточно, чтобы теперь уже наверняка заинтересовать читателей и поведать им о случае, произошедшем на заре жизни спасителя Алексея Максимовича, и который дал возможность самому Якову Ивановичу прожить до семидесяти пяти лет.

       В далёкой деревне Нижегородской губернии в семье бывших крепостных родился мальчик по имени Яша, седьмой ребёнок. Малыш, чьи ноги с рождения были парализованы, рос слабеньким. Родители его трудились в поте лица, но вылезти из бедности никак не удавалось. В довершение всех бед, надорвавшись от непосильного труда неожиданно умер отец. Мать, изнурённая работой, не выдержала свалившегося на неё бремени всех забот и решилась принять грех на душу...

       В один из тёплых летних дней можно было видеть, как усталая женщина с ребёнком на шее торопилась за околицу. Весело щебетали птицы, ветерок ласкал лицо раскрасневшейся мамы, пряно пахло травами. Трёхлетний (а может быть, четырёх-, или даже пятилетний, но Яков Ефремов утверждал, что ему было три) сынишка радостно лепетал что-то, доверчиво обхватив бледными ручонками шею матери. Его ещё не баловали таким вниманием, – прогулками к лесу. На сосредоточенном лице женщины не было расскаяния, она уже всё решила для себя. Этот лес имел скверную славу, здесь даже летом пошаливали волки. Добравшись до опушки, женщина посадила мальчика на траву под дерево и пробормотав: «Посиди здесь, я скоро приду», не оглядываясь пустилась в обратный путь.
       Ребёнок, предоставленный сам себе, стал с любопытством наблюдать за муравьями, мелькавшими в траве. Они уже заползали на неподвижные ноги мальчика, сновали взад и вперёд, двигали соломинку, пытаясь унести свою находку, однако ноша была явно не по силам и маленькие трудяги суетились, куда-то бегали, затем возвращались вновь. Мальчик не чувствовал щекотания муравьев, но с удовольствием играл с ними, строя препятствия из своих пальчиков и легонько подталкивал их. Постепенно мурашей набралось настолько много, что им удалось поднять соломинку и утащить. Малыш вертел головкой по сторонам. Вон воробей перелетает с ветки на ветку, на ходу шелуша сережки березы, а вон белка шныряет по сосне. Смешной зайчонок застыл на задних лапках, вытянувшись во весь рост и, поднявши уши, с изумлением рассматривает диковинного гостя. Яша потянулся к нему и залился счастливым смехом, а зайка стреканул в сторону и был таков. В глубине леса без устали отсчитывала кому-то годы кукушка.

       Много интересного и нового для себя увидел мальчик в этот день, но и времени прошло немало, а мать всё не возвращалась. Уже и солнышко перестало припекать, присев на макушки деревьев. Когда оно юркнет за лес, будет темно и страшно. Забеспокоился малыш, заёрзал по траве, но не доползти самому до дома. Чу! Послышался шорох. В нескольких шагах от Яши стояла большая собака. Она застыла в напряжённой позе, внимательно присматриваясь к малышу, но ближе не подходила. Неожиданно, собака исчезла так же внезапно, как и возникла. Её спугнули приглушённые голоса появившихся нивесть откуда людей. По тропинке, бегущей лесом, от яшиной деревни приближались к опушке два старца. Они шли неторопясь, опираясь на суковатые посохи и одинокий мальчик, сидевший под деревом, привлёк внимание странников, изрядно их удивив. Один из пилигримов прервал тихую беседу с напарником и подошёл к ребёнку.
       – Чего ты тут один сидишь, внучок? – спросил его сухонький старичок с белой головой.
       – Не могу ходить, – ответил малыш.
       Старичок внимательно посмотрел в глаза ребёнку и улыбнулся:
       – А как звать тебя?
       – Яша.
       Старец погладил морщинистой рукой мальчика по головке и сказал:
        – Вставай, вставай, Яшенька, ты можешь ходить. Иди домой, Яшенька. Тебя мама уже заждалась.
       И ещё раз светлая улыбка озарила доброе лицо с виду древнего старика. Оба странника продолжили неспешно свой путь. Яша посидел ещё немного и видя, что мама не торопится за ним, встал сначала на четвереньки, а затем осторожно поднялся на ноги и...  зашагал по тропе в сторону дома.

       Сумерки опустились на деревню. В избе собирали ужин, собирали без младшего мальчика. Дети притихли, чувствуя настроение матери, которая раздражалась по любому поводу. Вдруг открылась дверь. На пороге стоял Яша. Мать уронила тарелку, кинулась к ребёнку и стала трясти сына.
       – Как? Как ты смог прийти? Как это случилось?
       Слёзы застилали ей глаза.
       – Мне дедушка сказал: «Вставай Яшенька и иди домой». Я и пошёл.
       – Какой дедушка? Где?
       – Там в лесу шёл беленький дедушка, – пролепетал сын.
       Мать бросилась за дверь. Долго она металась по тропинкам, не думая о волках, но так никого и не встретила. Странников след простыл.

       Всю жизнь дед Яша молился своему спасителю Николаю Чудотворцу, бесконечно рассказывая домочадцам, как Святой Старец гладил его по головке.

  2005

Изображение святого Николая Угодника Чудотворца взято со страницы интернета