Глава 3. Арамис

К Арамису гость пришел во сне, хотя сном все происходящее назвать было сложно. Предельная реальность происходящего не давала ему понять, что действительно, а что – результат его разыгравшегося воображения. Синяя комната в Во, которую он избрал для своих покоев, была отличной декорацией к тому, что происходило. Он, вместе с Филиппом наблюдали сквозь одно из окон, как ложится спать король, и вдруг дверь отворилась и вошел Фуке.
Заговорщики растерялись, они не были готовы к провалу своего замысла. Арамис первый сумел взять себя в руки, растерянное лицо сюринтенданта дало ванскому епископу те несколько мгновений, которых ему оказалось достаточно, чтобы овладеть ситуацией.
 - Дорогой господин Фуке, вы как никогда пришли вовремя. Я сегодня собирался представить вам его светлость принца Филиппа.
- Принца? – у Фуке едва хватило сил, чтобы выговорить это имя.
- Его светлость – брат-близнец нашего августейшего монарха. Волею своих родителей и  кардинала Ришелье, принц содержался в безвестности, и я не смог смотреть равнодушно на эту вопиющую несправедливость.
- И вы осмелились пригласить принца на торжество в Во? – постепенно приходя в себя процедил Фуке. – Пригласить без моего ведома?
- Господин Фуке, но вы сами дали мне роль распорядителя празднества. Я лишь восстановил справедливость.
- Вы всего лишь готовите какую-то неслыханную провокацию, д’Эрбле! – хрипло выдавил из себя Фуке, сразу почуявший, что епископ Ваннский ничего не делает из одного только чувства справедливости. – И вы готовите ее в моем доме, презрев все правила гостеприимства, - Никола Фуке подошел вплотную к Арамису, вытянувшемуся во весь рост и занес руку, словно собираясь ударить бывшего мушкетера.
После этих слов Арамис почувствовал, как ужас хватает его за горло, как теряют очертания, растворяются в воздухе стены и обстановка комнаты под куполом, как исчезает принц и только фигура Фуке по-прежнему нависала над ним с занесенной рукой.
Он подскочил на постели, трясущейся рукой оттер холодный пот, струящийся по лицу, и понял, что рядом с его кроватью стоит принц Филипп и, опершись рукой о стену, внимательно рассматривает его.
«У меня гость» - промелькнуло в голове у Арамиса. – «А я почти забыл, что он был в моей жизни. Из каких же глубин памяти выплыл этот несчастный, если я никогда не вспоминал о нем? Или я просто заставил себя забыть?»
- Вы удивлены, что видите меня? – произнес молодой принц, все так же внимательно рассматривавший Арамиса. – Вы чем-то напуганы?
- Дурной сон, - пробормотал д’Эрбле.
- Вы не ожидали увидеть меня? Но после того, как мы с вами расстались, произошло столько всего!
«Странно, совсем непонятно, - напряженно старался понять Арамис. – Принц помнит то, что я узнал уже из книги. Когда он храбро исполнял свою роль, я не мог видеть этого: мы с Портосом уже неслись во весь опор к замку Атоса, а потом начался весь этот кошмар с Бель-Илем и Локмарией. Кажется, я попал в скверную историю»
- Я должен вам рассказать все, что со мной произошло! – горячо заговорил молодой человек. – Это все было так ужасно! Меня не приняли в моей собственной семье, моя мать разрешила бросить меня в застенок, брат, мой родной брат… Ах, господин д’Эрбле, ну почему вас не было со мной, почему вы, так много мне пообещав, поманив властью, оставили меня наедине с врагами?
Арамис молчал; что он мог ответить этому существу, которое теперь, приняв личину принца, укоряло его в совершенном предательстве? Нет, он не струсил: он никогда не был трусом, даже в его любви с Мари. Он тогда сделал выбор, очередной выбор в своей жизни, и в этом выборе уже не было места для близнеца короля. Все его мысли были о поражении, о том, что он так глупо просчитался, что он подставил ни в чем не повинного Портоса и, конечно, о том, как спастись, как успеть добраться до Бель-Иля.
Но прошло так много времени и выяснилось, что память его сохранила то, что он так старался забыть. Сохранила и прислала ему этого странного принца, который стоял перед ним воплощением просчета, укора в бездействии и непротивлении злу. То, что он не решился сказать сам себе, сказал ему Филипп: «ну почему вас не было со мной, почему вы, так много мне пообещав, поманив властью, оставили меня наедине с врагами?» И ему нечего ответить на эти слова, он сам решил, что нечего спасать того, кто был обречен изначально. На что он обрек несчастного принца, Арамис даже не задумался. И, только читая в спешке главы о проваленном им самим заговоре, почувствовал он, как что-то шевельнулось в душе: то ли раскаяние, то ли сожаление, а скорее всего – досада. Не зря он не решился рассказать всю правду Атосу, но это ничего не изменило: Атос знал его, его сердце, его душу, и все сумел понять и без слов. Чувство вины за ложь мучило Арамиса даже тогда, когда Атос простил его, но Рене д’Эрбле знал, что уже никогда не будет в их отношениях того бесконечного доверия, что сопровождало их юность и зрелость. Неплохо было бы сделать так, чтобы друзья не увидели принца. Не самый приятный для Арамиса вариант, если все смогут лицезреть этот укор его совести. И что скажет Атос?
От одной только мысли, как среагирует друг на появление принца, Арамиса бросило в холод.  Граф, как и каждый из друзей, знает, что представляют из себя фантомы и, увидев королевского близнеца, сразу поймет, какие мысли преследовали Арамиса. Может быть, он тогда простит Рене, убедится, что для епископа не прошло бесследно случившееся в Во-ле-Виконт, и окончательно совесть он все же не потерял?
Неплохо было бы встретиться с Атосом наедине, и Арамис, наскоро приводя себя в порядок, заговорил с Филиппом о том, что ему нужно повидаться с одним человеком, но разговор этот ему нужен без свидетелей.  Лицо мнимого принца исказилось до неузнаваемости.
- Я больше никуда не отпущу вас, господин д’Эрбле, - нервная дрожь заставила принца сгорбиться, он лихорадочно сжимал кулаки, расхаживая по комнате. – Вы обещали стать мне отцом, обещали мне власть и трон, обещали блеск, которого я был лишен в застенке. Теперь вы просто хотите еще раз удрать от меня! Вы обещали мне свободу, но где она? – резким движением Филипп отдернул штору и перед его глазами гигантская темно-красная волна плазмы, поднявшись на немыслимую высоту, лизнула борт станции кружевным языком пены. Принц в ужасе отшатнулся, потом приник к прозрачной стене, пытаясь разглядеть в мелькании волн что-то знакомое, но это был чуждый человеческому глазу пейзаж.
Арамис про себя отметил, что фантом не принимает Океан, как нечто родственное, не видит себя порождением Соляриса.
- Где мы? Это не похоже на Францию, - потрясенный всем происходящим, Филипп, скользнув руками по стеклу, бессильно опустился на пушистый ковер, покрывавший пол каюты.
- Я затрудняюсь вам объяснить, где мы находимся. Это не Земля, все, что я могу вам сказать.
- Не Земля? – по-детски испуганный взгляд широко распахнутых глаз заставил Арамиса отступить к дверям, и Филипп принял его движение за попытку улизнуть из комнаты.
- Нет, только не это! – фантом бросился за Арамисом, за спиной которого отворилась дверь в каюту, и на пороге появился Крис Кельвин.
- Что у вас происходит? Я звонил, но никто мне и не подумал ответить. Дверь у вас, господин д’Эрбле, не заперта. О, да у вас гость! – Кельвин невольно сделал шаг назад, в коридор.
- Как видите, я не один, с досадой пробормотал Арамис. – Ко мне тоже явились.
Пока они обменялись этими словами, Филипп не спускал глаз с вошедшего, жадно рассматривая Кельвина, переводя глаза с него на Арамиса.
- Как вы странно одеты! – воскликнул он, разобравшись в различиях своего, по последнему слову придворной моды, костюму и тем, как были одеты Арамис и Кельвин. – Что за чуднАя мода?
Действительно, фантом явился к д’Эрбле в том виде, в котором тот в последний раз видел принца: одетого в черный бархатный камзол, с распахнутой на груди рубашкой, без жабо. Этот костюм настолько был непохож на плотно обтягивающие фигуру комбинезоны, принятые для обитателей станции, что оба землянина невольно переглянулись. Что ж, раз фантом заметил это несоответствие, есть повод удовлетворить его любопытство, решил про себя Кельвин. Но, сначала, пусть это сделает француз. «И все же, как удивительно быстро среагировал на их появление Океан. Неужто, он почуял эфемерность этих четырех людей или нашел сходство с фантомами: и те, и другие – порождение человеческого воображения», - Крис сам удивился своей догадке. Может быть, удастся перекинуть через эти книжные порождения мостик и к людям? И тогда он сможет увидеть Хари. Он согласен остаться с ней здесь до конца своих дней, он поклянется в этом, Океан должен понять и принять его решение.
- Я жду вас в библиотеке, - кивнул Арамису Крис, делая шаг к двери.
- Погодите, я с вами, - поспешно ответил ему Арамис, делая попытку перешагнуть порог, и понимая, что ему не скрыться: Филипп оказался в коридоре раньше их с Кельвином, словно перетек из одной емкости в другую. Потрясенный увиденным, Арамис замер, не решаясь двинуться дальше, но Кельвин, сориентировавшийся раньше его и имевший уже опыт общения с фантомами, непринужденно подхватил француза под руку. Они пошли по коридору, опоясывавшему станцию на жилом уровне, а Филипп покорно следовал за ними, отставая на несколько шагов, но не спуская с них глаз.
В библиотеке их ждали Портос с Клариссой и Атос с д’Артаньяном. Гасконец, увидев, кто пришел, не сдержался, присвистнув, как мальчишка. Атос промолчал, только брови взметнулись, как два крыла у птицы, зато Портос, охнув от изумления, вскочил со стула: еще мгновение, и он бы склонился в поклоне.
Но ни у кого из бывших мушкетеров не возникло сомнения, что перед ними близнец короля Луи XIV, как не возникло сомнений, почему именно он оказался больной совестью Арамиса.
Портос, хотя никогда не поднимал эту тему ни в разговорах друзей, ни в беседах с Арамисом, в отличие от последнего много думал о несчастном узнике. И хотя история эта имела для достойного барона трагический финал, он никогда не рассматривал принца, как причину своей смерти. Неиссякаемое жизнелюбие Портоса давало ему силы не вникать в смысл тайных манипуляций ванского епископа, но то, как он поступил с принцем, поразило Портоса. Ему было не просто жаль узника, он с радостью пришел бы ему на помощь, если бы знал, как это сделать. И вот теперь, видя принца, робко стоявшего у входа, он сделал было движение, чтобы подойти и поприветствовать его, как положено приветствовать особу королевской крови, но Кларисс опередила своего супруга.
- Какой милый молодой человек! – воскликнула дама, вскочив со своего места и решительно приблизившись к принцу. – Что же вы застыли на пороге, друг мой! Заходите, мы рады будем видеть еще одного гостя!
Присутствующие содрогнулись от последней фразы, а Криса просто передернуло: жена Портоса решила устроить здесь великосветский салон по примеру мольеровской Селимены? Как быстро фантом адаптировался к обстановке! Не в пример Клариссе, Хари не могла обойтись без своего хозяина довольно долгое время. Она робко держалась в стороне, максимум, на который она пошла, это переговоры с Сарториусом за спиной Криса. Но она чувствовала и знала, что она всего лишь отражение чувств и воспоминаний Кельвина, и никогда не сможет стать свободной от него. Это знание ее и убило. А фантом вдовы Кокнар уже чувствовал себя хозяйкой в доме и рад был принимать гостей. Кларисса явно оставалась в памяти Портоса почитательницей знатных особ, а в госте она сразу разглядела аристократа. Впрочем, по осторожным взглядам, которые она бросала в сторону Атоса, можно было догадаться, что он тоже произвел на нее впечатление.
«Веселая компания собирается на станции,» - подумал Кельвин, оглядывая своих гостей. - «Интересно, кого приведут д’Артаньян и Атос? И придет ли ко мне кто-нибудь? И, самое главное: сколько это все продлится?»
Но, пока что, Атос и д’Артаньян оставались наблюдателями, которым явно было не по себе.
Мадам дю Валлон решительно взяла инициативу в свои руки. Она, на удивление быстро, сообразила, как управиться с кухонным автоматом и, вспомнив некоторые навыки из дома своего бывшего супруга, принялась быстро и ловко сервировать стол.  Так же безошибочно и, согласно ранжиру, рассадила она всех присутствующих. Обитатели станции настолько были ошеломлены таким положением дел, что последовали приглашению занять места за столом без возражений.
- Ну, Портос, друг мой, не ожидал, что у вас такое воображение, - прошептал ему на ухо д’Артаньян.
- В каком смысле? – не понял Портос, взявшись за куриную ногу в золотистой корочке, которую ему положила на тарелку супруга.
- Я никогда не думал, что госпожа прокурорша до такой степени завоевала ваше сердце, - все так же шепотом ответил гасконец и тут же пожалел о своих словах: Портос обиделся, и даже не подумал скрывать свою реакцию от друга.
- Вы не правы, капитан, - Портос сделал мощный глоток вина, удивленно поднял брови, не ожидая, что оно окажется таким хорошим, и закончил фразу взмахом руки. – Моя жена – это моя крепость!
Д’Артаньян перевел взгляд с самодовольно улыбающегося Портоса на фантом мадам Кокнар, хлопочущий вокруг фантома принца, и замотал головой, пытаясь стряхнуть с себя наваждение. Но наваждением это назвать нельзя было: слишком реальны, слишком осязаемы были эти дубли некогда существовавших людей.
- Послушайте! – гасконец постучал ножом по ножке своего бокала и тот отозвался жалобным звоном. - Послушайте, господа! Вам не кажется, что так продолжаться дальше не может!
- Все еще и не началось толком, - остановил его Атос с самым мрачным видом. – Не ко всем еще явились гости. Ни вы, д’Артаньян, ни я, даже предположить не можем, кто заявится к нам из нашей памяти. Что до меня, то я вообще не уверен, что смогу вас познакомить с тем, кого я предполагаю увидеть. Да и нужно ли нам это?
- Атос, вы готовы сидеть со своим будущим гостем в одиночестве, не выходя никуда и никого, не принимая? – удивился Кельвин. – Это же обречь себя на добровольное заключение неизвестно на какой срок.
- Наш прилет на станцию предполагал и такое, - пожал плечами Атос. – К тому же, вы же в курсе, что наш визит призван стимулировать контакт с Океаном. Как видите, это чудище практически сразу учуяло, что гости в этот раз не совсем обычные: мы ведь тоже порождение чьего-то разума.
- Господа, я не понимаю, о чем вы говорите? – вмешался Филипп. Мне не ясно, о каком Океане идет речь, я не понимаю, почему вы считаете меня порождением чьего-то разума? Я чувствую только, что у меня с господином д’Эрбле тесная духовная связь, - он бросил удивленный взгляд на Арамиса, у которого вырвалось протестующее восклицание, - и я не понимаю, почему мое присутствие обременяет окружающих?
Глубокое молчание последовало за его словами, потом Кельвин, понимая, что его объяснение будет выглядеть безжалостным и для фантомов, и для самих бывших мушкетеров, все же нарушил тишину.
- К каждому из нас, людей, у Океана свое отношение. Мы для него такой же объект изучения, как и Он для нас. Но этот океан мыслящей протоплазмы, что вы можете видеть с высоты нашей станции, изучает людей, посылая нам образы из нашей собственной памяти. Они, воплощенные в вас, мадам, и в вас, месье, - мостик, по которому Океан получает информацию, глубинную информацию о человеческой психике и ее возможностях. Видимо, ему в первую очередь важно знать, как и почему формируется у человека мышление. Те, кто пришел к господину Портосу и к вам, господин Арамис, - это то, что больше всего беспокоило вашу совесть и ваше сознание.
У меня тоже был гость, но он не пожелал оставаться со мной, и он (вернее она), сумел найти, как уйти отсюда.
- Вы хотите сказать, что ваш гость умер? – дрогнувшим голосом спросила Кларисса и Кельвин с изумлением посмотрел в ее сторону: гости оказались очень сообразительными и не в пример Хари, робкой и не понимающей поначалу, ухватывали многое между слов.
- Фантомы, простите мне мою терминологию, «гости» - бессмертны, - после крошечной паузы пояснил он.
- Так куда ушла ваша гостья? – настойчиво продолжила допрос женщина.
- Она нашла способ исчезнуть, но я надеюсь на ее возвращение, - глухо ответил Кельвин, пряча взгляд. – Очень надеюсь, иначе бы вас на станции встретил бы кто-нибудь другой.
Тяжелое молчание после его слов накрыло библиотеку словно одеялом, погасившим все желания и все вопросы. Торопливо доев и, по жесту Кельвина, взявшего на себя уборку грязной посуды со стола, компания разошлась по своим каютам. Портос ушел под руку с женой, Арамис и Филипп удалились, не глядя друг на друга. Атос сделал знак д’Артаньяну, и тот последовал за графом в его комнату.