Старая мастерская

     Снежным декабрьским выходным днем я вышел из подъезда моего дома с довольно объемным увесистым рюкзаком за спиной, и направился в сторону ближайшей мастерской заточить детские коньки.
     Зима в этом году обильно награждала снегом, особенно на радость детям. До Нового года оставалось всего каких-то пару дней. Вот и мои жена и дети выгнали меня на морозец сделать хоть что-то полезное, чтобы дополнить ощущение приближающегося семейного праздника посещением катка, чему я был очень рад и нисколько на них не обижался, скорее наоборот. Я шел по улице и любовался падающим крупными шапками снегом, наряженными разноцветными шарами уличными елками, украшенными и ярко сверкающими витринами магазинов, и встречал по пути веселые приветливые детские и взрослые лица, предвкушающие долгожданное новогоднее торжество.
     В ближайшей мастерской не оказалось на месте мастера, а ждать я не стал и пошел в следующую. Мне хотелось сегодня больше быть на людях и разделять их радость. Я ощущал себя большим ребенком. В другой мастерской сломался станок, и вот тогда я все-таки расстроился, потому что не мог сразу вспомнить, где еще может быть мастерская.
     И тут все-таки вспомнил про одну старую мастерскую, которая находилась недалеко от нашей станции метро, но далековато от дома, и в которой я не был уже лет десять, а может быть и все пятнадцать.      
     Я не поехал на автобусе, а решил прогуляться. А это примерно полчаса ходьбы.
     Старая входная дверь, а над ней видавшая виды без подсветки, изношенная временем вывеска с надписью «Металлоремонт». Вот что меня встретило.
     Я открыл скрипучую дверь и зашел внутрь. Бросил первый взгляд на внутреннее убранство и вдруг ясно вспомнил, что первый раз был здесь еще с мамой, когда был маленьким. Мы тоже пришли заточить новые, только что купленные мне коньки. Помню, выйдя из метро с долгожданной покупкой, я чуть ли не со слезами уговорил маму дойти до мастерской, потому что уже вечером хотел похвастаться перед друзьями и первый раз в новых коньках поиграть в хоккей. Мама не сразу, но все-таки согласилась…
      Уже повзрослев, в разное время, я заходил сюда еще несколько раз, не помню уже что починить. Потом, так получилось, что долгое время здесь не был. И, вот, опять зашел и опять с детскими коньками, только  уже моих детей. Я осмотрелся вокруг, и, если честно, очень удивился внутренней обстановке.
     Дело в том, что за все эти годы, сколько я себя помню, а это почти сорок лет, в этой мастерской вообще ничего не изменилось. Разве можно такое представить в наше время? Те же покрашенные масляной краской стены, снизу до середины отделанные темным под дерево оргалитом. Старая деревянная дверь с табличкой «Ответственный за помещение…». Закругленное кверху окошко для приема заказов, с видавшим виды узким приемным столиком из ДСП, который недавно ремонтировали, и, как будто специально, небрежно прикрепили к стене на стальные уголки, не пытаясь скрыть следы ремонта. Над окошком, на подвешенном на зимний период фанерном щите уже поблекшая надпись: «Заточка коньков». На стенах -  несколько старых, выцветших от времени, наивных советских рекламных плакатов. Я не сразу увидел и отличил от них две картины в рамках. Но когда понял, что это настоящие картины, а не плакаты, то сначала очень удивился: откуда? Но они настолько гармонично вписывались в общее «советское» впечатление: на одной из них было нарисовано точило на верстаке, и на другой тоже какой-то станок, поэтому немудрено, что отличие сразу не бросилось в глаза. Но тень сомнения все же закралась: эти самые картины натолкнули меня на мысль, что это тоже своего рода стиль... Но потом отлегло: даже если и стиль, то довольно оригинальный, идеально вписывающийся в естественную ветхую обстановку.
     Из посетителей, кроме меня, в мастерской никого не было.
     Меня окликнул голос мастера: «Чем могу быть полезным?» Голос спокойный, участливый. Мастер уже пожилой. Интересно, а давно он здесь работает? Мне показалось, что я его знаю, а точнее помню. Но, вдруг я желаемое выдаю за действительное?.. Я уже мысленно хотел дополнить свои впечатления его ответом, что он здесь старожил, но сразу спросить не решился.
     Мастер осмотрел коньки, и с добродушной улыбкой сказал:
     - Не беспокойтесь, сделаем и отдадим в лучшем виде.
     И ушел…
     Я услышал как включился точильный станок…
     Да, я был опять маленьким, как в тот первый раз, когда мы пришли сюда с мамой. Только рядом не было мамы. Она как будто оставила меня на время здесь одного, пока был занят мастер, предупредив его, что я побуду, а она в это время зайдет в соседний продуктовый. В голове явно начали одна за другой всплывать картины из детства, мои старые друзья-мальчишки... Где они все сейчас?.. Я даже не предполагал, что все это так ясно можно представить. Ведь я все это хотя и пережил, но многое никогда не вспоминал, и не мог предположить, что это где-то таилось все эти годы у меня в памяти. И, казалось, выбеги я сейчас на улицу, следом за мамой, то окажусь опять в своем счастливом советском детстве, и все опять вернется.
     И я не удержался, и, мысленно открыв со скрипом входную дверь мастерской, выбежал…
    Очутившись на улице, я осмотрелся по сторонам и обратил внимание что исчезли все новостройки в нашем микрорайоне, которые тут и там возвышались над старыми панельными девятиэтажными домами. Вместо них опять появились снесенные недавно пятиэтажки.
    Обернувшись, я увидел ту же ветхую дверь мастерской, которая теперь гармонично вписывалась в такой же безликий фасад торговой пристройки вдоль жилого дома. Витрины соседнего продуктового магазина и аптеки превратились в серенькие, слабо освещенные, а яркие вывески - в простенькие, без подсветки, с потускневшими от въевшейся за годы уличной грязи и пыли буквами. Общее витринное стекло было обклеено вырезанными из белой бумаги снежинками и разными сказочными новогодними персонажами, и обильно увешаны серебристым дождиком и разноцветной мишурой. Между большими оконными фрамугами была уложена вата, имитирующая снег, на которой были также расставлены различные зверушки, кучкававшиеся вокруг деда Мороза, Снегурочки и небольшой искусственной елочки, также украшенной нехитрыми разноцветными шарами, дождиком и мишурой. 
     Крыша всей пристройки была отделана формованной оцинковкой в виде гармошки, которая то тут, то там сорвав крепления, местами звучно играла от порывов ветра.
    При мысли о холодном зимнем ветре, я поежился и вжал голову в воротник своей теплой куртки и только тут заметил, что вместо нее на мне почему-то был мой старый детский пуховик с свалявшимся от многократной стирки пухом. На голове красовалась полосатая разноцветная шапка-петушок с висящим помпончиком. Старые любимые вельветовые потертые брюки с большими, простроченными мамой на скорую руку подворотами,  и поношенные, отданные нам кем-то из знакомых, но еще имевшие вид полуботинки с искусственным мехом и с проклеенной подошвой.
      В руках у меня оказалась матерчатая сумка с уже поточенными, только сегодня купленными коньками.
     Несмотря на кажущуюся сероватость и одинаковость окружающей обстановки, не было отталкивающего ощущения, а наоборот, все казалось таким простым и родным, особенно в преддверии Нового года. Кроме того, был легкий приятный морозец и степенно падал снег, изредка превращаемый порывами ветра в хаотичное движение.
     В расположенные рядом с мастерской магазин и аптеку то и дело заходили люди, улыбаясь витринным новогодним персонажам, при этом перед входом отрясая снег с одежды и характерными двумя-тремя притопами - с обуви.
          Я посмотрел на дверь мастерской, - она была закрыта. Идущие мимо люди бросали на дверь и вывеску, а потом на меня веселые взгляды и проходили мимо. И почему-то туда никто не заходил.
     По заснеженному тротуару в обе стороны также непрекращающимся потоком шли люди. Лица одних просто сияли радостью, на других отражалась некоторая озабоченность, связанная с предпраздничной суетой.
     Да, я опять стал восьмилетним мальчишкой, хотя и видел и представлял все как взрослый.
      Многие прохожие несли  перевязанные веревкой живые елки, купленные на ближайшем елочном базаре. Это было почти рядом. И, мне показалось, что я даже почувствовал легкий еловый запах. Базар был виден с того места, где я сейчас находился и  пребывал в некоторой растерянности, почему-то ясно понимая, что без мамы туда пойти не могу.
     Я опять огляделся вокруг и вдруг увидел маму. Она как раз вышла из продуктового магазина с большим пакетом и с улыбкой ждала пока я на нее обращу внимание. На ней было приталенное пальто, примерно на треть закрывающее высокие зимние сапоги на довольно широком среднем  каблуке. Меховая женская шапка была надета таким образом, что из-под нее выбивалась небольшая аккуратная прядь красивых русых волос. Да, мама была красивая. Она всегда умела одеваться просто, но со вкусом.
     - Ну что, поточили коньки?- спросила мама.
     - Да, - ответил я и отдал ей сумку с коньками.
      - А ты не забыл сказать спасибо, - мама испытывающе посмотрела на меня.
     - Ну конечно не забыл, - с обидой в голосе пробурчал я. - А почему ты так долго была в магазине?
     - Ну, потому что была очередь. Ты же понимаешь, что люди готовятся к празднику, покупают продукты.
     Я молча кивнул, потом подошел к маме и, взяв ее за руку, сказал:
     - Мам, а давай дойдем до елочного базара?
     - Но мы ведь только что оттуда, ты забыл? Мы проходили мимо него, когда вышли из метро. Ты же торопишься в хоккей поиграть с ребятами в новых коньках. Сам же уговорил меня дойти до мастерской. Да и папа сказал, чтобы мы долго не задерживались. А то у нас уже и так поздний обед станет ужином.
    - Я знаю, мам, ну, пожалуйста, я все успею, до вечера еще есть время. И папа не будет ругаться, я уверен. Просто, когда мы проходили мимо базара, я думал о коньках и не заметил, как мы уже прошли.
     - Ну что мне с тобой делать? – задумчиво ответила мама.
     Её красивое лицо приобрело суровое выражение, но я понимал, что она совершенно не сердится, и сама не против еще немного пройтись, несмотря на то, что уже порядком устала, так как мы с ней и папой сегодня весь день искали мне хоккейные коньки, которые я выпрашивал уже второй год, довольствуясь старыми, которые стали мне маловаты еще в прошлом году. Мы с самого утра объездили много магазинов и побывали даже в Центральном Детском Мире, ГУМе и ЦУМе, и все это скорее ради праздничной прогулки, а не только из-за моего подарка. И, конечно, мы не могли в этот предновогодний выходной не пройтись по Красной и Театральной площадям, на которых красовались огромные красивые елки. Народу везде было очень много. Люди искали подарки, и просто выезжали семьями погулять по украшенному центру Москвы и ее центральным магазинам. Заснеженная морозная Москва в этом году выгоняла на новогодние улицы даже закоренелых домоседов, таких как мой папа. Который тоже поехал с нами, но на обратном пути уже не пошел до мастерской, а поехал домой.
     Осторожно, чтобы не поскользнуться, мы с мамой спустились по небольшой, в несколько ступенек, посыпанной песком лестнице, и пошли за руку в сторону елочного базара вдоль покосившегося блеклого полузаборчика, огораживающего придорожный газон, который был завален счищенным снегом выше половины человеческого роста.
     Елочный базар был довольно просторным и  представлял из себя своеобразный, заманивающий в новогоднюю сказку лабиринт, с узкими проходами между зелеными колючими стенами из елок, где друг за другом по белоснежному ковру, усыпанному хвоинками, ходили радостные взрослые со смеющимися детьми, выбирая новогоднюю красавицу, и, по настойчивым громким детским просьбам, делающие еще два-три обхода ради забавы.
     Я потянул маму за руку, и мы с ней тоже включились в этот новогодний аттракцион, и ходили по этим коридорчикам, то и дело касаясь колючих веточек, пока на нас уже не стала искоса посматривать, хотя и с улыбкой, продавец. Я тоже хотел живую елку, но почему-то ясно понимал, что мама ее не купит, потому что дома уже пару лет мы наряжали искусственную. Мне она, конечно, не нравилась, папе тоже, но мама была непреклонна, говоря, что искусственная елка гораздо практичнее, и после праздника с половика не надо каждый год, как раньше, с трудом убирать осыпавшиеся иголки. Мы, конечно, маму понимали, но договорились с папой хотя бы мысленно с ней не соглашаться.
     - Купите новогодние леденцы, шоколад – подошла к нам продавец с большой корзиной, висящей на шее, наполненной разными новогодними сладостями.
     Продавец согреваясь притоптывала огромными валенками и была, как кукла, одета в широкую шубу. На голове и вокруг шеи был повязан утепленный красочный платок, на руках были надеты большие вязаные варежки. Она была похожа на матрешку.
     На большой площади вокруг елочного базара ходили и зазывали людей различными прибаутками еще несколько точно таких же продавщиц-матрешек.
     Я упросил маму купить несколько леденцов в виде фигурок зверушек.
    Недалеко от станции метро возвышалось здание гостиницы-автовокзала, у которого стояло множество междугородных больших автобусов и оттуда на привокзальную площадь к елочному базару и к входу в метро также шла большая масса людей.
    Многие на новогодние праздники приезжали к московским родственникам отпраздновать Новый год и полюбоваться на украшенную праздничную Москву.
   При взгляде на автовокзал мое детское сердце радостно затрепетало, так как со дня на день к нам в гости на новогодние каникулы также должны были приехать бабушка с моей тетей – маминой сестрой и моей маленькой двоюродной сестрой. Мы с нетерпением ждали их приезда, нисколько не смущаясь, что почти каждый год на праздничные новогодние дни наша однокомнатная квартира превращалась в родственное общежитие.
    То и дело на автовокзал подъезжали многоместные большие «Икарусы» и «Лазы», из передних дверей которых выходили с большими дорожными сумками и чемоданами радостные взрослые и дети.
     Вдруг я отчетливо услышал среди множества уличных городских звуков и гула привокзальных автобусов напоминающий бульканье рокот мотора старенького ЛиАЗа, стоящего на светофоре. Это как раз был маршрутный автобус, идущий до нашей остановки рядом с домом. Я очень обрадовался возможности прокатиться и громко выкрикнув: «Бежим», дернул маму за руку и побежал. Мама, ничего не сказав, поспешила за мной и другими людьми, видимо обрадовавшись в глубине души, что я наконец-то собрался к дому.
     Мы уже стояли на остановке, слегка запыхавшись от пробежки, и смотрели на медленно приближающийся, немного покосившийся на один бок автобус, который наконец остановился и, булькая мотором, с характерным стуком открывшихся дверей и шипением сработавшей пневматики начал выпускать и впускать пассажиров.    
     В предпраздничные дни эту остановку можно смело было объявлять как «Елочный базар», так как почти все выходящие сразу направлялись именно туда. Автобус начал наполняться новыми пассажирами, большинство из которых уже были счастливыми обладателями живой новогодней елки. И вскоре наш ЛиАЗ стал напоминать сказочный автобус, с преобладающим запахом хвои.
     А он действительно казался сказочным. Из-за работы мотора автобус весь трясся. Все эти бульканья, стуки, шипения, создавали впечатление единого живого механизма, собранного знаменитым мастером Самоделкиным. Складывалось впечатление, что вместо цилиндров и поршней его двигатель состоит из большого ведра, наполненного болтами, гайками и разными другими железками. И все это беспорядочно тряс кто-то невидимый. И все это так и просилось вывалиться и рассыпаться, но никак не вываливалось и не рассыпалось.
     Двери наконец с громким стуком закрылись, опять дежурно прошипела пневматика, и автобус медленно тронулся, превращая бульканье в нарастающий рокот набирающего обороты двигателя. После переключения передачи на более высокую, грозный оборотистый шум мотора опять резко сменился более приятным для восприятия равномерным бульканьем.
      По дороге проезжали «жигули» и «москвичи», реже попадались «волги» и «запорожцы». Наш автобус приближался к перекрестку, где возвышалась маленькая милицейская будка «стакан». Внутри нее еле умещался автоинспектор в белой портупее, своей комплекцией напоминающий дядю Степу. Он с легкой служебной улыбкой проводил взглядом наш, наполненный людьми и елками автобус.
      Словно почувствовав строгий, с легким упреком, взгляд стража порядка, все пассажиры, как будто сговорившись, встрепенулись и начали суетно звенеть мелочью, передавая ее в направлении кассы-копилки. Стали доноситься характерные звуки падающих монет, скрипа кассовой ручки и отрывных билетов. Наконец маме передали наши билеты, на которых была написана стоимость проезда «3 коп.».
       Мы с мамой протолкнулись к окошку. Автобус как раз ехал по одной из живописных улиц нашего района, с множеством побелевших от снега деревьев, и я мог с удовольствием наблюдать за  идущими по широкому заснеженному тротуару прохожими. Я обратил внимание, на большое количество детских колясок. Погода сегодня была безветренная, видимо поэтому многие родители, бабушки и дедушки неторопливо катили коляски с младенцами. Мне показалось, что все коляски были абсолютно одинаковыми. Все на больших тонких колесах, с широкими козырьками, только разных цветов: красные, оранжевые, синие, зеленые. Как будто их специально раскрасили в разные цвета к Новому году.
    Надышавшись в автобусе хвойного аромата, я попросил маму выйти на следующей остановке и еще пройтись пару остановок до дома. Мама, немного смутилась, понимая, что нас дома уже с нетерпением ждет голодный папа, но, не хотя портить мне праздничного настроения, опять согласилась. Мы вышли, и не торопясь пошли в сторону дома.
     Наступили ранние зимние сумерки. Вдруг в морозном воздухе до нас донесся запах свежеиспеченного хлеба. Мы как раз проходили недалеко от нашей любимой булочной-пекарни. Хлеб обычно пекли утром, но этот чудный запах на близлежащих улицах ощущался весь день.
      На этот раз мама сама предложила зайти и, если еще что-то осталось, купить всеми нами любимых «рогаликов» и «ситных». Но, мне кажется, что предложила она это, чтобы задобрить папу, и хоть как-то оправдаться перед ним за нашу затянувшуюся прогулку. Я, конечно, с радостью согласился, тем более, что у меня уже опять назревал свой детский коварный план.
      Пользуясь случаем, что мама, а не я предложила зайти в булочную, а я как бы был здесь ни при чем, и уступил ей, я чувствовал , что теперь могу еще что-нибудь попросить.
      Я понимал, что мы будем проходить мимо киоска «Мороженое». Мороженое зимой дома с горячим чаем… Я это обожал.
      - Мам я ведь с тобой согласился зайти в булочную?...
     Я по-детски невинно лукавил, хотя очень любил всю эту купленную сдобу. Но мне этого было мало.
    Мама посмотрела на меня с хитрецой:
     - Ты это к чему спросил?
     Я никогда не мог долго хранить секреты от моих родителей, считая это немного нечестным, поэтому сказал маме все как есть:
    - Мам, я хочу еще мороженого дома с чаем.
     Мама  всегда удивлялась: «Ну ладно дети просят купить мороженое летом, когда жарко. Хотя в жару можно еще сильнее застудить горло. Но, все же, мороженое логично кушать летом. Ты что, у нас особенный ребенок?..»
     Ну что я мог на это ответить? Только одно:
      - Мам, ну люблю я зимой дома мороженое с чаем. Да и вы с папой сами никогда не отказываетесь, - говорил я с упреком.
     - Ну хорошо, хорошо, - в очередной раз смирилась мама. – Но это – последний каприз! Договорились?
    - Да, - с радостью воскликнул я.
    Мы купили мороженое. В такую морозную погоду не надо было, как летом, опасаться, что оно растает. От киоска до дома было совсем рядом.
     Когда мы подходили к дому, зажглись уличные фонари, мгновенно превратив белый снежный дневной покров в вечерний, искрящийся серебром.
     - Мам, а помнишь, как в позапрошлом году тоже было много снега. Вы с папой вместе вышли с работы и вместе забрали меня из детского сада, и мы втроем шли пешком до дома. – Папа всегда одевался как будто бы на выход: в длинное драповое пальто, свой любимый костюм, всегда при галстуке и в фетровой шляпе; на ногах остроносые идеально начищенные зимние полуботинки, в общем, как и сегодня с нами. -  Помню также падал и искрился снег, как в сказке. Мы много разговаривали, шутили, смеялись. Вы с папой держали меня за руки и  бросали в сугробы. Это был такой прекрасный вечер. Я тогда был самым счастливым ребенком в мире. Помнишь, мам?
     - Ну конечно помню, сынок.
     - И если папа сейчас не будет на нас сердиться, то этот день я тоже запомню на всю жизнь.
     - Ну, ты у нас растешь очень сентиментальным мальчиком, - с улыбкой ответила мама.
     Папа, на нашу с мамой радость и мамино искреннее удивление, не только не стал на нас ругаться, но и с пониманием отнесся к нашему опозданию и приготовил нам всем нехитрый, но вкусный семейный ужин. А мы с мамой как раз принесли сдобу и на десерт мороженое, так любимые самим папой.
     Мы жили на первом этаже. Словно почувствовав, а может быть увидев, что пришла мама, за окном у кормушки сразу появились снегири и синицы, и попеременно мелькая красными и зелеными грудками стали быстро перепархивать с ветки на ветку, смахивая с них снег, и тем самым создавая за нашим окном небольшой снегопад.
     Мама приоткрыла окно, стряхнула снег с кормушки. Она была пустая.
    - Что же ты про птичек забыл, - спросила мама папу с легким упреком.
    Папа виновато опустил голову и развел руками, всем своим видом показывая, что полностью признает свою вину перед пернатыми друзьями.
    Мама насыпала птичкам корма и мы все вместе большой семьей принялись ужинать.
    А потом мы ели мороженое с горячим чаем и разговаривали о предстоящем новогоднем празднике и приезде бабушки и тети с сестренкой.
     - Ты же еще на каток собирался, - вдруг за разговором спросила мама.
    Я, уже усталый и разморенный папиным ужином и горячим чаем с мороженым, даже слегка удивился маминому вопросу.
   - Знаешь, мам, мне сегодня так хорошо с вами, что я уже никуда не хочу.
   - Ну вот. И стоило меня упрашивать идти точить коньки, - с деланым возмущением проговорила мама.
    - Стоило, стоило, - неожиданно вступил в разговор папа. – Завтра днем на катке опять будет игра наших жэковских с ребятами из соседнего района. Красные против синих. А это значит, что зальют ровный лед, расчертят красной и синей краской площадку, и после игры, на воротах, для детворы, на весь день останется висеть настоящая хоккейная сетка. Но, это завтра. А сегодня, пока вас не было, твои друзья мальчишки приходили, тебя спрашивали, сказали, что сегодня вечером покататься на коньках не получится, будут заливать лед, но завра на площадке будут настоящие хоккейные битвы.
     - Так что давай сейчас обмотаем наши с тобой клюшки новой изолентой, а завтра пойдем поболеем за наших ребят, а после и сами поиграем в хоккей.
     Я просто обожал этот запах матерчатой изоленты, и когда научился, всегда сам обматывал себе и папе клюшки. И очень любил это приготовление к дворовому хоккею. Поиграть в хоккей с друзьями и с папой, - это было высшее мальчишечье счастье.
    Мама, видя нашу с папой радость, просто смотрела на нас и умилительно улыбалась.
    Я обнял папу и маму и побежал в прихожую за нашими с папой клюшками…
***
       Скрипнувшая уличная дверь, впустившая в мастерскую очередных посетителей, заставила меня открыть глаза и посмотреть в сторону окошка, из которого на меня уже довольно долго смотрел улыбающийся в усы мастер, своей добродушной улыбкой давая понять, что заказ готов. Он не окликал меня, а непринужденно ждал, пока я сам вернусь из детства и обращу на него внимание.
      Я теперь почти не сомневался, что это был тот самый мастер, к которому мы зашли тогда с мамой. Я только сейчас отчетливо понял, что запомнил его именно по пышным, только теперь седым усам, и этой добродушной улыбке.   
     Я наскоро укладывал коньки и спросил мастера:
     - Как вам здесь удалось сохранить такую архаичность, неужели хозяевам все равно?
     - Да мы здесь сами вроде как хозяева, выкупили наши помещения, так и работаем…  Хотя проверяющие частенько к чему-нибудь придираются, но пока выживаем.
   - А давно вы здесь работаете? – я не удержался и все-таки задал волнующий меня вопрос.
   - Да уже 36 лет, - последовал такой отрадный ответ из детства.
     У меня подступил ком к горлу, и я не смог больше ничего сказать, только кивком поблагодарил мастера, расплатился и вышел. И опять влился в привычный ритм столицы, покинув это необычное место, над которым оказалось не властным время.