Фрустрация

               
 Живи так, как хочешь ты, а не как ожидают от тебя другие.
 Неважно: оправдаешь ты их ожидания или нет, умирать ты
 будешь без них. И свои победы одержишь сам /Конфуций/

- Почему  уходит  зима - это понятно.  Она уступает место Весне. Ну и все подобное – тоже. А вот почему уходит  любовь? Чему уступает место она? - спросила у Марии внучка.
-  Любовь не всегда уходит, - не сразу нашлась  с ответом   Мария.  Иногда она просто меняется:  превращается в нежность, заботу, терпимость…
- Но ведь это не синонимы, –  возразила  пятнадцатилетняя   Ника. – Всё это уже  совершенно другие  чувства.   А именно любовь – почему и куда она уходит? Ведь ты развелась  с дедушкой, а сама говоришь, что он был хорошим,  и ты его любила…
- Трудный вопрос,  Никуля.  Думаю, что она уходит  в  мир  неоправданных надежд и ожиданий.  И именно потому, что  человеку свойственно   возлагать  на  другого  свои,  ведомые только ему,   личные  ожидания,  он  часто разочаровывается в другом,  который этих надежд не оправдал.  Я, к примеру, надеялась, что  буду у своего мужа на первом месте…
- А на каком  оказалась?
- На третьем.
- А кто же был на первом и на втором?
- Работа и его мать.  Сейчас я понимаю, что это было  неправильно:  заставлять его выбирать  между  несопоставимым. А тогда была молода и бескомпромиссна.
- А тетя Нина? Какие надежды не оправдал ее муж?
- Нина хотела, чтобы он был похож на ее отца, перепутала. И, не видя в муже его качеств, разочаровалась. 
- А что,  люди  должны оправдывать ожидания друг друга?
- А что ты скажешь, если я попрошу тебя оправдать мои ожидания на тебя и стать балериной? Я очень хотела танцевать, но не получилось, вот теперь буду надеяться, что ты воплотишь их в жизнь вместо меня.
- Ну бабуль, мне  уже поздновато начинать заниматься балетом, да и прыгать на сцене и держать себя на диете, - вовсе не в кайф.
- Вот видишь, опять неоправданные надежды…
- Но ты же за это не перестаешь меня любить?
- Конечно,  нет.
- Но я же не оправдала твоих надежд? Значит, это не касается кровной любви?
- Может быть и так... Однако по-разному бывает.
- А Лидкина бабушка ее не любит, даже не приходит. Вот тебе и кровная.  И правда, по-разному. А вот если мой парень…
- А у тебя он уже появился?
- Я же гипотетически, бабуль! Вот если мой парень, к примеру, будет надеяться, что я буду хорошей хозяйкой, а ты знаешь, что я терпеть не могу готовить и всякое такое, то  что же делать?
- Или меняться или прощаться, - засмеялась Мария.
- Знаешь, я считаю, что если это его надежды,  а не мои, пусть он их сам и оправдывает.  Это его проблемы,  я-то тут причем? – возмутилась  Ника.
- Просто надо договариваться на берегу и быть собой, тогда все  сложится.
- Нет, бабуль, тут не просто неоправданные надежды, тут  что-то  другое…
- Ну поразмышляй, философ, - улыбнулась Мария.
 Ника убежала к подружке, а Мария задумалась. Как просто ее срезала внучка-подросток:  неоправданные ожидания кого-либо, возложенные на другого, это, по сути, личные проблемы того, кто их возлагает. Никто не обязан оправдывать чужие ожидания. Так просто. Если бы она  осознала  это  раньше, все было бы по-другому, и у Ники сейчас был бы прекрасный дедушка…

… - Ты меня не любишь, - рыдала Мария, бросая  как  попало  в чемодан  свои вещи, - я уезжаю, и не смей меня задерживать! Оставайся со своей  мамой и работой, я здесь лишняя!
 Муж  сидел за столом, положив на него свои крупные, сильные  руки и молчал. Ни одного слова в оправдание, ни одного движения, чтобы удержать, разуверить, посыпать голову запоздалым пеплом.  Пришлось гордо хлопнуть дверью и уйти.
- Не оправдал надежд, - сказала  она подруге. Та, правда, вяло возразила, что, может,  причина этого в самой Марии,  но моментально была сражена негодующей  тирадой и  замолчала.
Подруга была  простой и прямолинейной, но как-то славно уживалась со своим   майором полиции.
- А это потому, что у нас, после скандальных  «бардельеро»  страсти горят, как в кино,  - куда же мы друг без друга? – констатировала она. - Да и  спорим-то по пустякам: дочке новое пальто нужно или на работе  задержался…
 Мария ей даже завидовала. Она так легко выплескивать свои эмоции не могла. Они у нее накапливались, как у хомяка в защечном мешочке, а потом, когда низвергались водопадом,  о перемирии не могло быть и речи.
 Вот и  тогда, даже поняв, что беременна, она не вернулась, ни словом не обмолвилась, сама родила  и воспитала, уехав в   другой  город, где ее никто не знал и  не задавал лишних вопросов.  Однако  на протяжении многих  лет она часто видела один и тот же сон, где вновь и вновь бежала  ему навстречу, но  протянутые руки наталкивались на пустоту,  а его образ  и ее надежда  таяли  в дымке предутреннего тумана. Кричать  же  было нельзя. Многоквартирный дом, кругом соседи. Неудобно. Стыда не оберешься. Даже во сне она осознавала это. Поэтому кричала молча.  Крик рвал душу, выворачивал наизнанку, казалось, лопнут барабанные перепонки. Странное чувство:  раньше она думала, что они могут лопнуть при внешнем звуке, а, оказывается, то, что внутри, разрывает сильнее. Просыпалась  разбитая и обессиленная, давала себе слово написать ему, но опоздала навсегда.  Он ушел.  Прямо на операционном столе.  Просто не проснулся после наркоза. Ей позвонила его жена: дежурным усталым голосом  сообщала  о преждевременной  (будто бы бывают «непреждевременные»)  кончине всем, чьи телефоны значились в его контактах.  Вот так  она и не успела сказать, что у них есть дочь...
 Подробности узнать она тогда не смогла – переклинило горло, только слышала отдаленное «алло, вы меня слышите?»,  и потом частые гудки…
 И все. Ни отца для дочери, ни деда для внучки…  Когда-то ее очень раздражали  слова  Навои:  «Имеющие  терпение  способны создавать шёлк из листьев и мёд из розовых лепестков». Как такой великий поэт мог написать такое? Нетерпимость – вот созидание, а терпеть и ждать – удел слабаков, – думалось ей. Сейчас же на все смотрелось иначе. Не смогла она создать свой шелковый мир из  розовых лепестков. И  юношеская бескомпромиссная  любовь, затонувшая в мире неоправданных ожиданий,  не превратилась ни во что. Она просто осталась любовью, только замешанной на страдании и необоснованных  обидах, которые она сама себе нарисовала. И никто не виноват, все своими руками.
   И  осталась с ней только  ночь,  протянутые руки,  поглощенные   пустотой, и силуэт, исчезающий в  беспросветном  тумане. «И не уходит она никуда, Никуля,  любовь-то,  – мысленно продолжила Мария  разговор с внучкой, –  она  остаётся  в нас: у кого -  горьким осадком, у кого – сладким воспоминанием, а у кого-то  –  ненавистью и разочарованием.  И только нам решать, кого вскармливать…»