Хочу жить. Глава 2. Анна

                Бедные никогда не признаются в нищете, скрывая её, как
                дурную болезнь. Только богатство может   позволить себе
                рядиться в лохмотья, эксцентрично шокируя общество,
                прекрасно осведомлённое, какой банковский счёт скрывается
                за поношенным тряпьём.

   Боль и болезнь - одного корня. Что от чего рождено - не докопаться, как с курицей и яйцом. И что приходит первое - разве стоит задумываться. Одно ясно - если болит, значит, где - то не порядок, нужна генеральная уборка, а не просто поддержание чистоты. Но мы всё надеемся, по простоте душевной - поболит и пройдёт, как и раньше бывало. И не идём к врачам, а пьём болеутоляющие, лечимся сами, бегаем по гадалкам и знахаркам и все надеемся, надеемся и надеемся. Ну, что же, надежда, как известно, умирает последней.

   Анна Тимофеевна из своих пятидесяти четырёх лет тридцать два проработала врачом - терапевтом. Ей ли не знать, как приходит болячка.

   В начале - незваным гостем, пробуя хозяина на зубок, но уйдёт потом, вежливо попрощавшись. И тогда о ней забываешь, как о дурном сне, когда знаешь, что можно проснуться и кошмар закончится.
 
  Только немного расслабился, а она снова даст о себе знать, вновь явится незваная. На сей раз погостит подольше, но опять пропадёт. Может, надолго, но не навсегда.

  Потом станет заходить всё чаще, всё наглее и развязнее вести себя, уже выставляя свои требования покорному хозяину.

   И однажды останется насовсем. Молча, без криков и ругани займёт ваши квадратные метры, ужом заползёт в вашу постель, усядется на вашем диване, будет пить чай из вашей любимой чашки, есть вашу любимую еду, отнимет любимую книгу, будет шаркать по комнатам в ваших тапочках, будет расти и расти, становясь необъёмной и страшной и наконец, станет полноправной хозяйкой вашей жизни.

  И потом, совсем потом, она станет вами и умрёт. Станет вами  и умрёт, станет вами и умрёт, умрёт...

   Теперь Анна Тимофеевна уже знала, что больна неизлечимо. И уже позади был тот ужас, тот липкий страх осознания, приятия, допущения в свою жизнь неизбежности, скорой и неотвратимой. Но болела душа, терзала обида: " Почему я? Почему меня? Почему это со мной? Почему вне очереди, зачем так рано? ". И не было ответа, все оправдания в несправедливости рока тонули в воде одной единственной истины: " все там будем, рано или поздно".

    Целый год болезнь ходила вокруг. Обхаживала, ухаживала, дарила авансы, вытягивала деньги и силы. И когда осталась в доме, то Анна Тимофеевна уже и не заметила, не запомнила, просто слегла и больше не поднималась.

    Игорёк почти не ухаживал за ней, считая свалившееся на голову матери несчастье, досадливыми, очередными обязанностями. И теперь он чаще обычного уходил из дома, бросая мать одну надолго. Иногда даже не приходил несколько суток. Больной помогали соседи - дверь в квартиру была всегда не заперта.  Но Анна Тимофеевна любила сына и прощала ему всё, оправдывая и эту небрежность по отношению к ней. Но и опять, всё из - за той же любви к нему, единственному, не замечала его чёрствости, эгоизма и неблагодарности.

    Она слышала, как скрипнула входная дверь, впуская из коридора кого - то вместе с запахами съестного. Занавеска на окне чуть заметно колыхнулась. И тишина, только дыхание от двери.

   - Игорёк?, - одними губами прошелестела Анна Тимофеевна.
  И в ответ тоже еле слышное:
   - Да, мама. Я больше не уйду, ты прости меня.

   Сердце матери вздрогнуло от давно не слыханных слов о прощении, забилось часто - часто, потом замаялось, толкнулось ещё раз - другой в неволю грудной клетки и остановилось.

            Продолжение следует...