Язык и холуи

Русский язык отмирает. Вянет и агонизирует. Нет в нем необходимости. Его убил большевизм.

Умирать русский язык начал еще в прошлом веке. Немудрено - он погибал вместе с его носителями. С теми, кто легко и непринужденно оперировал падежами и прилагательными, глаголами и существительными, табуированной лексикой, в конце концов.

Кто в былые времена столь легко и непринужденно пользовался русским языком? Отнюдь не царедворцы и министры. Те знали толк во французском диалекте. "Великим и могучим" оперировали адвокаты, разночинцы, народники, черносотенцы, анархисты и поэты с писателями разного толка. Куда они делись - об этом нет смысла дополнительно рассказывать и время на них тратить. Осталось только помянуть.

Потом русским языком пользовались различные "инженеры душ человеческих", педагоги, бухгалтеры, врачи, проектировщики и даже кинематографисты. Разного рода образованщина. Тогда еще можно было громко крикнуть "С кем вы, мастера культуры?!". Через пару десятилетий уже можно было кратко восклицать "С кем вы, мастера?". Но даже эта краткость еще была понятна, хотя сиротливо выглядела этакой взбалмошной сестрой таланта.

Но в ХХI веке остается лишь шептать "С кем?". А лучше вообще молчать. Ибо - золото! Потому что коучи озадачены тимбилдингом мерчайндазеров и тренингом дистрибьюторов. Это в лучшем случае. Пока начальство озабочено рассматриванием вопросов и раздачей соответствующих указаний. Итожат решения.

Язык уткнулся в сервильность. Точнее, если говоря по-русски, в холуйство-смердяковщину. Конечно, нормальному человеку изначально противно принуждение к холуйству. Но иным низкопоклонство нравится. Им так жить удобней.

Лакейство не обязательно архаично. По этому поводу вспомнилось, как в старые времена служил я на корабле вместе с одним дагестанцем Мишей (так-то его Магомедом звали, но не будем голову морочить). А был он сигнальщиком - уже тогда отмирающая, в общем-то специальность.

И вот корабельный замполит прогнул этого Мишу офицеров в кают-компании обслуживать, тарелки со жратвой подносиь-уносить, и всяко их мыть. Миша, хотя и согласился, но завсегда в замполитовскую тарелку плевал (причем - все офицеры это знали и ржали над замполитом, потому как тот стукач еще тот был). Плевал за то, что тот его, гордого дагестанского парня, холуем-официантом сделал.

Но когда замполит начал наезжать на Мишу, чтоб тот в партию вступил, Миша вообще начал на эти тарелки мочиться, если образно и мягко про этот процесс сообщить. Поставит замполитовские тарелки в раковину и помочится. От обиды. Замполит это как-то прочухал, промолчал, естественно, но Мишу с корабля сжил, перевел на "машку", базовый чуханский тралец, деревянный такой кораблишко, который от стенки не отходил.

А на место Миши решил молодого паренька-машинера из БЧ-5 прогнуть, из малого забайкальского сельца родом был парень. И начал этот замполит пургу гнать о всяких преференциях - типа, жратва с барского стола, приборки меньше, да и вообще, ежели услышишь, что офицеры меж собой говорят, дык мне доложи. Глядишь, за интересные сведения еще и отпуск будет...

А паренек и сказал ему без обиняков: "Миша - он просто мочился (погрубее, конечно), а я ведь на вашу тарелку и нагадить (опять же значительно грубее) могу!". Не всем раболепие по сердцу.

Но в любом случае, нет в холуйстве никакой тяги к прогрессу, разве что желание подлиннее язык высунуть присутствует. Но не совсем чтобы налицо.

Язык, конечно, он без костей, но холуйство его не развивает.