Я буду ждать на темной стороне. Книга 1. Глава 45

Это утро оказалось для Евангелины самым настоящим кошмаром. А позже не только для неё. Алкогольный дурман давно выветрился из её головы. И посмотрев на окружающую обстановку уже более трезвым взглядом, она с трудом сдержала готовый сорваться с её уст крик ужаса.

Голова раскалывалась как никогда. Вставать совершенно не хотелось. С трудом открыв глаза, первое, что ей бросилось во внимание, был потолок совершенно незнакомой для неё комнаты. Протерев глаза, она уселась на постель, осматриваясь  по сторонам.

Номер на двоих, недопитая бутылка вина на столе, валявшееся рядом с кроватью барахло, разбросанные по полу упаковки от презервативов намекали на проведенную здесь накануне горячую ночь. И если Евангелина, глядя на все это, до последнего б сомневалась, что имеет к происшедшему хоть какое-то отношение, лежавший с ней в одной постели Лисов, чье умиротворенное выражение лица и скрытое под одеялом обнаженное тело указывали на то, что она не просто переночевала в этой гостинице, а ещё и переспала с ним.

Переспала с ненавистным для себя человеком, от которого привыкла все это время дистанцироваться, но благодаря чьим стараниям уже не являлась девственницей, как могло показаться на первый взгляд. Её грудь со следами поцелуев побаливала так, что она не могла к ней прикоснуться, слабо себе представляя, как вообще будет натягивать свой топ. А болезненные ощущения внизу живота только добавляли проблем в наполненное для неё дискомфортом утро, которое она не могла пожелать даже своему врагу.

На свои слегка припухшие после страстных поцелуев губы в отражении зеркала она старалась даже не стала смотреть. Наверняка у неё сейчас был вид, как у шалавы после бурной ночи с несколькими клиентами. Во всяком случае, то, что вытворял с ней ночью Лисов, оставив её в покое около пяти часов утра, наконец-то вырубившись, как раз бы и хватало на усилия этих пяти клиентов. Но если бы вся проблема заключалась только в этом…

Все постельное белье, включая простыню, на которой она сидела, и пододеяльник, были «украшены» кровавыми узорами. Как будто взяв в свои руки кисти, какой-то сумасшедший художник разрисовал его вдоль и поперек, использовав вместо красок её девственную кровь.

Эти узоры были везде. Кровь попала даже на наволочки подушек. Неплохо они так пошалили накануне с Лисовым, перейдя все границы во время занятий любовью. Вернее он пошалил с ней, принудив её, слегка нетрезвую, к интимной близости, однако так и не получив желаемой разрядки, как ни старался её достичь.

Ночью ничего толком не было видно, и лишь под утро ей удалос разглядеть, во что вылились их ночные шалости. Впрочем, она ещё с вечера поняла, что что-то пошло не так, чувствуя, как по её бедрам все время стекала кровь, пока её трахал этот парень. И пусть ему особо расслабиться не получилось, сам он из-за этого ни капли не переживал, убеждая самого себя, что впереди у них будет ещё много страстных ночей и они успеют наверстать с Литковской упущенное. А пока что приходилось довольствоваться тем, что есть.

Таких тугих партнерш у него ещё не было. Он, в принципе, не любил возиться с девственницами, но они, как по закону подлости, ему то и дело попадались. Его же ребятам в этом плане везло чуть больше. У своих девушек они были далеко не первыми, чего не мог сказать о себе сам Артем, ставшим первым практически у всех своих партнерш до Литковской. Даже самой тугой и проблемной из них в плане зажатости и эмоциональной закрепощенности, как Евангелина Литковская.

Ей придется с ним ещё немало попрактиковаться, чтобы перестать стесняться его, воспринимая секс как нечто грязное и непристойное. В конце концов, она должна была научиться полностью отдаваться процессу, получая от него удовольствие, иначе у них ничего не получиться.

Теперь она вспомнила все. Даже то, что была бы рада выбросить из головы, если бы не сложившиеся обстоятельства. И вновь остановив свой изумленный взгляд на окровавленном пододеяльнике, Евангелина погрузилась в очередные воспоминания.

Переворачивал её ночью с места на места, Лисов пытался взять её в разных позах одновременно: и сзади, и в классической манере, и, усаживая её на себя, однако стоило ему основательней приступить к делу, как начиная стонать, она снова испытывала боль, давая ему знак, чтобы он остановился. Так что будучи вынужден каждый раз делать паузы, когда болезненные ощущения становились совсем невыносимыми и Евангелина больше не могла её терпеть, он бросался в очередные раздумья, прикидывая в уме, как действовать ему дальше, чтобы и самому получить удовольствие, и не сильно травмировать нетронутую до него никем партнершу.

Неудивительно, что после столь бурной ночи все постельное белье на кровати было испачкано её кровью, похоже на результат группового изнасилования. Как будто накануне её «жарил» не один только Лисов, а как минимум, ещё пару человек из его шебутной компании. Таких же неудержимых парней, как и он сам. А ведь в дамских романах, которыми Евангелина зачитывалась в подростковые годы, балуя себя ненавязчивой литературой, этот процесс описывался несколько иначе.

Там, после первой ночи молодоженов на простыне оставалось всего лишь пару капель крови, а сам процесс лишения невинности описывался в двух словах и никогда не детализировался. Так что остальное ей приходилось додумывать самостоятельно, не особо представляя себе, как все это происходит на самом деле.

С Артемом же у них все вышло из-под контроля. Впрочем, как всегда… Но как бы там ни было на самом деле, реальность оказалась далекой от ее фантазий, но более богатой на личные переживания и впечатления, в целом. И вообще, сегодня у неё было не просто утро, а утро тех ещё «везений». Причем «повезло» ей целых два раза! Потому что она не просто проснулась голой в одной постели с парнем в номере, а оказалась ещё им оттраханной, да так, что администрация отеля, увидев это постельное белье в нынешнем состоянии, наверняка выпишет им обоим штраф за порчу казенного имущества.

Впрочем, Лисов уже давненько мечтал затащить её в постель. И у него это вполне получилось. Жаль, самой ей от этого было ни холодно, ни жарко. Но как все это получилось, и где она свернула не туда, Евангелина понимала не до конца. Но пережитого хватило с головой, чтобы сделав вывод, больше не допускать таких ошибок в своей жизни.

Многие парни пускали на неё слюни, боясь подойти и элементарно завязать с ней общение. И только у одного Артема Лисова хватило наглости довести это дело до конца, минуя все остальные этапы построения взаимоотношений с девушками, связанные с ухаживанием и прочей белибердой. И сразу перейдя к сути дела, он затащил её в постель, отымев ее там как начинающую шалаву, будучи уверен, что, такую, как она, нечего обожествлять. И сдувать с неё пылинки, вознося образ этой девушки на пьедестал, вовсе необязательно. 

По этой причине он не понимал, почему некоторые его сверстники боялись подходить к таким девушкам знакомиться, заранее обрекая свои попытки на неудачу. И глядя на то, как он с ней тогда обращался: местами вежливо и аккуратно, а местами и вовсе бесцеремонно, напрочь игнорируя просьбы не касаться её там, где она не хотела, у Евангелины сложилось впечатление, будто заплатив за номер в отеле, он и вправду собирался использовать её как шлюху, и плевать, что она сама подумает о нем в этот момент. «Развлекаться» с ней до самого утра с кратковременными перерывами на отдых, а ближе к рассвету разбежаться, делая потом вид, будто ничего не было, и им двоим все это приснилось.

Вот только затаскивая ее тогда в номер, и заранее настраиваясь на бурную ночь, он даже не представлял себе, что столкнется с очередным «сюрпризом» в виде невинности этой девушки.

Как выяснилось позже, до него её ещё никто не касался. И он, похоже, рисковал стать первым её партнером. Только сама Евангелина ставить его в известность относительно своей девственности не спешила. Именно в этом и крылась истинная причина того, почему она так долго ломалась, не спеша раздеваться, пока Лисов, устав ждать, когда она сделает это сама, принялся самостоятельно срывать с неё одежду, сгорая от нетерпения поскорее приступить к делу.

Что подумает о ней этот парень, увидев с утра окровавленное постельное белье, ей было уже плевать. Главное, теперь он убедится, что у нее с Сильвестром точно ничего не было. Хотя он и так наверное все видел, просто не спешил её будить, а потом и сам уснул, довольный, что теперь она должна принадлежать только ему одному и никому больше. 

Постельное белье больше никуда не годилось. Его оставалось только выбросить. Даже стирка не могла спасти положение, — до такой степени оно было испачкано кровью. Но Евангелину волновало в тот момент совсем другое.

Она не знала, как теперь посмотрит в глаза Лисову после того, что между ними произошло этой ночью. Одно дело — кувыркаться с этим человеком в слегка нетрезвом состоянии, не отдавая себе отчет в происходящем. И совсем другое — беседовать с ним уже при свете дня. Абсолютно трезвой и адекватно воспринимающей реальность. А ведь накануне он и вовсе обещал отвезти её домой. Точнее высадить за пару кварталов от дома, чтобы никто не увидел их вместе. В том числе, её отец. Умудрившись, правда, благополучно забыть о своей «миссии» после пары пригубленных им бокалов вина. И оказавшись чуть позже в одной с ней постели, ему скоро оказалось не до этого.

Все эти мысли настораживали и беспокоили ее одновременно. Такой нервной она не была еще никогда. Как и не попадала в подобного рода передряги.

Раньше Евангелина частенько недоумевала с девушек, которые порядочно перебрав с алкоголем, просыпались наутро в одной постели с парнем, чьего имени потом ещё долго не могли вспомнить. Теперь она и сама попала в похожую ситуацию, переспав с одногруппником, которого пусть и знала, но легче ей от этого не становилась. Так что критикуя подобных девушек, она сама стала такой же как они. Слабой на передок «давалкой». По крайней мере, такое у неё сложилось впечатление о себе после того, как побоявшись отказать Лисову, она расплатилась с ним своей невинностью, отдавшись ему за бутылку вина. Хотя могла этого не делать, а попросить его сразу отвезти её домой, не заезжая по дороге ни в какой отель. И что со всем этим ей делать теперь, она пока что слабо себе представляла, уверенная, что окажись на его месте Сильвестр или Кирюша, ничего подобного бы не произошло.

Эти парни просто не позволили бы себе таких вольностей. А если бы и рискнули полезть к ней со всякого рода непристойностями, то отбившись от них, она бы выскочила из номера, после чего вызвав такси, уехала отсюда, не оглядываясь назад.

С Лисовым же все получилось с точностью до наоборот. Как будто она и вправду была не против, чтобы он трахнул её, дорвавшись, наконец, до того, чего ей не хватало все это время. И чтобы понять, что двигало ею в тот момент, ей, в первую очередь, надо было остаться честной по отношению к самой себе, и признать, что если она и вправду его хотела, тогда не стоило вешать на него всех собак, прикидываясь святой. 

И если бы она действительно была не против с ним зажечь, то не стала бы отвечать на его  поцелуи, пропуская его язык в свой рот. Как вряд ли бы стала намокать от одного его неосторожного прикосновения, не в состоянии подавить своего к нему влечения. А физиологию тела не подделаешь. Значит, она и вправду его хотела, позволив этому парню проделать с ней все эти пикантные вещи. Другого объяснения своему тогдашнему поведению она не находила.

Привыкнув засыпать одна, Евангелина то и дело откатывалась от него на протяжении всей ночи, стремясь провести в спокойствии хотя бы пару минут и попытаться заснуть, однако стоило ей отвернуться от парня и придвинуться к стене, как она снова оказывалась в его удушающих объятиях; руках, то и дело  щупавших её за все, до чего можно было дотянуться.

У неё просто не укладывалось в голове, что она могла настолько сильно волновать этого человека, что он и секунды не мог пробыть без её общества и близости её тела, нуждаясь в тактильном контакте. Так что как не пыталась она отпихнуть его от себя, громко возмущаясь и ударяя его по пальцам, все было бесполезно. Повернутый на ней Лисов не собирался её отпускать, зажав девушку в своих объятиях, и мурлыча ей что-то на ухо как объевшийся валерьянки кот.

Это было совсем непохоже на то, что обычно рассказывали в их скромной компании девчонки, жалуясь на своих партнеров, имевших привычку отворачиваться от них почти сразу после окончания интимной близости, оставляя тех наедине с собственными мыслями. И то, что происходило у неё тогда с Лисовым, шло вразрез с традиционным представлением о том, что обычно должно было происходить между партнерами после окончания насыщенных эротикой моментов.

«Я наверное дура, — глядя на спящего парня, мысленно ругала себя Евангелина, хватаясь за голову. — Какого черта я вообще с ним поехала? Завалилась в номер, да ещё и выпила с ним?! Где была моя голова?! Какой кошмар!»

Вспоминая обрывки вчерашней ночи, за которую ей до сих пор было стыдно, она не переставала недоумевать с собственной глупости. Как будто Лисов загипнотизировал её, подсыпав что-то в её бокал, — с такой покорностью выполняла она все его указания относительно поз, передавая в его руки всю инициативу во время их постельных баталий, ни разу не возмутившись, и не даже не пытаясь сопротивляться, когда что-то шло не так. Болезненные ощущения внизу живота уже были не в счет.

За всю ночь она так и не сомкнула толком глаз. И причиной отсутствия у неё сна стали не собственные переживания или царившая в номере легкая прохлада до того, как они сюда завалились, устроив в его стенах эротический пожар. И даже не настойчивые звонки Эрики и его матери. А неугомонность самого Артем, который дорвавшись наконец до её тела, ещё долго не мог успокоиться, снова и снова набрасываясь на нее, не в состоянии утолить свой «голод».

Стоило ей прикрыть глаза и поудобнее устроиться рядом с ним на подушке, когда все заканчивалось, как он снова начинал к ней лезть, слегка покусывая её за ушко, поглаживая её бедра и властно щупая её за многострадальную грудь. Неудивительно, что под утро она болела в прямом смысле этого слова: малейшее прикосновение, включая надевание топа, вызывало боль, чьей причиной стали неуемные и граничившие с пародией на укусы поцелуи-засосы, оставленные на коже раззадоренным Лисовым.

И сколько раз она не отталкивала его от себя, каждый раз вскрикивая, едва его ласки переходили все границы, ослаблять своей хватки, получая удовольствие от её стонов, он не собирался. И только ей удавалось отбиться от его рук, тянувшихся к её груди, как его ладони вмиг оказывались на её бедрах и ягодицах. И продолжая скользить пальцами по её коже, он так и норовил забраться ими ей между ног, уверенный, что хоть так ей не будет больно с проникновением, раз по-другому у них пока не получалось.

Как не пытался он ею овладеть, меняя одну позу за друзой, ей все равно было больно. Наконец перестав себя в определенный момент контролировать, подминая девушку под себя, и, разводя ей бедра, он снова и снова проникал в неё рывками, преследуя цель заставить ее почувствовать его в себе до конца. Не в состоянии с ним бороться, Евангелина стонала от боли, цепляясь за его плечи, вскрикивая в моменты, когда его движения становились особенно резкими и болезненными для неё, ощущая как между ног у неё все снова становиться влажным от крови. И нехотя отвечая на его требовательные поцелуи, слетаясь своим языком с его, чувствовала, как эта кровь стекает по её бедрам, пачкая постельное белье.

А когда боль становилось совсем невыносимой и дискомфорт, связанный с лишением её невинности, лишь возрастал, не в состоянии терпеть, когда все это закончится, она начинала отчаянно вырываться, впиваясь ногтям ему в кожу, тем самым отчетливо давая понять, что не позволит ему продвинуться дальше, потому что у неё и так там все болит, и своими толчками он делает ей только хуже. 

Для самого Лисова эта ситуация не была новой и неожиданной. Происходящее, скорее, забавляло его и озадачивало, разбивая в пух и прах все его прежние представления о самом процессе лишения девушки невинности, ведь с остальными партнершами у него все было по-другому. Не так болезненно и кроваво, как с Литковской. К тому же на протяжении всей ночи не умолкал его телефон.

Сложно было себе представить, что пережила в этот момент сама Эрика, не в состоянии к нему дозвониться. Собственно, из-за этого у него, как и у самой Евангелины, не получалось толком расслабиться и отдохнуть после окончания любовных трудов.

Сначала наяривала без конца Эрика, потом ему начала звонить мать, переживая насчет его нынешнего местоположения. Это Евангелина поняла уже по тому, что на его телефоне зазвучала совсем другая мелодия. Но если, допустим, своей пассии он отвечать не собирался, демонстрируя по отношению к ее звонкам полное равнодушие, то проигнорировать инициативу собственной матери у него уже не получалось. Хотя в данный момент ему больше всего хотелось, чтобы все оставили его в покое и не беспокоили своими звонками до самого утра.

Эрика ещё долго не могла угомониться. И только он, покончив с предварительными ласками, приступал к делу, заключая Евангелину в объятия, как его телефон вновь начинал разрываться от бесконечных звонков, заставляя его мысленно материться.

Это отвлекало от самого процесса и крайне негативно обозначалось на его любовном настроении под конец вечера. И вместе с тем он ничего не мог с этим поделать. Ответить, либо наоборот,  сбросить её звонок — означало заранее подписать себе приговор, выдавая свое истинное месторасположение. И тогда предчувствуя самое неладное, включая версию с его изменой, Эрика могла бы в два счета прискакать за ним, тем самым испортив его прекрасно начавшийся вечер с девушкой, которую ему удалось наконец затащить в постель. 

Аккуратно перебравшись через спящего Лисова, Евангелина ступила на пол, стараясь его не разбудить. Вроде бы все получилось. Он ничего не заметил. А главное так тихо спал, что в какой-то момент она даже почувствовала легкий укол совести. Интересно, обрадуется он или, наоборот, огорчиться, когда проснувшись, не обнаружит ее с собой в постели?!

Она была вынуждена уйти пораньше, так с ним и не попрощавшись. Внизу живота отдавало тянущей болью, а само тело сводило судорогами. Она едва держалась на ногах: её бросало то в жар, то в холод.

Давненько с ней такого не было, а ведь где-то она читала, что в «первом разе» ничего страшного нет. Ага! Теперь она точно была уверена, что в какой-то момент у них с Лисовым что-то пошло не так. Либо он переборщил, решив показать себя идеальным любовником  неистощимой фантазией в плане выбора поз, либо она сама позволила ему ночью слишком много, надеясь на его понимание, которого ожидать вовсе не стоило. А ведь она должна была его остановить!

Бросив беглый взгляд на телефон Артема, где высвечивалось теперь почти до ста пропущенных звонков, она посмотрела на часы. В такое время уже наверняка ходил общественный транспорт, а это значило, что у неё возникал шанс им воспользоваться, чтобы не вызывать такси, на которое у неё, собственно говоря, не хватало денег.

Проскользнув мимо парня, она заглянула под кровать. Её одежды нигде не было. Вот куда он мог её подевать? Перспектива возвращаться домой в одной куртке на голое тело её не очень прельщала. Наконец ей улыбнулась удача. Она обнаружила свои стринги. За батареей возле окна. Как Лисов умудрился туда их забросить, раздевая её вчера, словно она была марионеткой, оставалось только догадываться.

Вытащив их оттуда и слегка встряхнув, вскоре она наткнулась и на свой топ, который тоже бы не помешало бросить в стирку. После чего собрав все это добро в одну кучу, отправилась  с ним в душевую, намереваясь наскоро там переодеться. Стараясь не шуметь, Евангелина включила воду, и, не глядя на свое лицо, чье выражение сейчас оставляло желать лучшего, смочив ладони, принялась умываться, прополоскав напоследок рот.

Продолжая мирно спать, (ещё бы, гарцевать с такой удалью всю ночь!), Лисов был ни сном, ни духом о планах своей ретивой беглянки. И если бы, привлеченный шумом воды из душевой, он проснулся, так и не обнаружив её рядом, то наверняка бы помешал ей уйти, предлагая вызвать для неё такси, как обещал, тем более сегодня им было на третью пару. Увы, Евангелина настолько плохо себя чувствовала, что была не совсем уверена, что у неё вообще получиться заявиться сегодня в универ, не понимая до конца, что именно могло стать причиной ее плохого самочувствия: перебор с алкоголем, либо перебор с постельными утехами на фоне болезненной потери невинности. Либо, скорее, то и другое одновременно.

Ещё хуже будет чувствовать себя Лисов, когда проснувшись в десять часов утра, по причине сильного похмелья соизволит подняться с постели лишь ближе к одиннадцати, чтобы покинуть пределы отеля, разбираясь с бодуна с администрацией из-за испорченного комплекта постельного белья. В остальное же время его попытки подняться с кровати, сопровождаемые  тошнотой и легким головокружением, потерпят крах. Зато в следующий раз он будет знать, как смешивать вино с коньяком и со всем подряд одновременно.

Наспех одевшись и все ещё ощущая боль в груди, сжимаемую топом, Евангелина вышла из душа, и наспех причесавшись найденной в сумочке расческой, собрав волосы в один пучок, отправилась на поиски своих туфель, которые тоже обнаружила где-то под кроватью, накрытые сверху джинсами Лисова.

Убрав в сторону его одежду, предварительно вытащив из их бокового кармана ключи, она принялась обувать туфли, почти сразу выпрямляясь. Это был завершающий штрих её прикида. И сделав шаг в направлении шкафа, где на вешалке должна была висеть её косуха, выдвинулась вперед, ступая каблуками по клочкам разорванных упаковок от презервативов. Несмотря на ранее утро, в номере было ещё достаточно сумрачно, и многие вещи ей приходилось делать на ощупь.

Набросив на себя куртку, почему-то оказавшейся для неё несколько просторной, Евангелина прихватила с собой сумочку, после чего открыв дверь номера найденными в джинсах Лисова ключами, аккуратно захлопнула за собой дверь, взяв курс в сторону выхода из отеля, умудрившись пару раз заблудиться, пока ей наконец не повезло найти выход из здания.

Оказавшись на пороге, она тут же выдохнула с облегчением, закрывая на миг глаза. Воздух был пропитан запахами недавно прошедшего ливня, да и вообще на улице было довольно прохладно, но общая атмосфера вдохновляла.

Её голова болела до сих пор, но это можно было пережить. Сейчас ей надо было как можно скорее добраться до дома и постараться выбросить из головы всю эту чересчур насыщенную программу вечера как дурной сон. Как будто ничего не было. Или было, но не с ней.

Она приблизительно догадывалась, где находилась, вспомнив месторасположение ближайшей остановки. Хотя возвращаться домой в таком виде сейчас было тоже не совсем хорошей идеей, но на эти мелочи в этот момент ей было уже наплевать.
Преодолев пешком не маленькое расстояние от отеля до вожделенной остановки, она почувствовала, как низ её живота пронзила более сильная боль. На какой-то момент ей стало дурно и у неё потемнело в глазах. Собрав всю свою волю в кулак, Евангелина дошла до ближайшей скамейки, чувствуя, что ещё немного, и она точно потеряет сознание.

Она не знала, что с ней происходило, но уверенная, что все пройдет, стоит ей сесть на скамейку,  не стала придавать своим странным ощущениям слишком много значения. Стараясь не обращать внимания на пронзавшую её живот и отдававшей где-то внизу боль при каждом шаге, она с трудом добралась наконец до скамейки, плюхаясь на неё с целью перевести дух, покрепче сжимая в руках сумочку, сводя вместе ноги.

Так, по крайне мере, было не больно. Там. Внутри. Куда трахал её Лисов, не в состоянии остановиться.

Во рту у нее пересохло, и впервые пожалев о том, что не захватила с собой купленную им по дороге в отель бутылку минеральной воды, (та непочатая стояла на столе), она потянулась рукой к косухе, пытаясь её расстегнуть, и хоть так облегчить свою участь.

Никогда ещё ожидание общественного транспорта не казалось ей таким изматывающим, как в это утро. В ее голове крутилась только одна мысль: поскорее попасть домой и принять нормальный душ. Если, конечно, позволят обстоятельства, и у неё не будет там так сильно болеть внутри, после чего завалиться спать, предварительно измерив температуру. Похоже, у неё был жар. Это она поняла по тому, как приложив ладонь к лбу, почувствовала, каким горячим тон был. И вспомнив, что в одном из карманов её куртки должны были оставаться болеутоляющие средства с жаропонижающим эффектом, она принялась шарить по ней, не понимая, почему никак не может их найти. Те карманы, где должны были лежать данные препараты, не оказались на месте. И списав свою рассеянность на не до конца протрезвевшее состояние, Евангелина была слегка обескуражена, не обнаружив их там после предпринятых тщательных поисков вообще.

Ещё больше она удивилась, когда засунув руку в один из карманов косухи в попытке наткнуться там на злополучное болеутоляющее средство, почему-то вытащила оттуда пачку сигарет, кредитную карточку, и пачку купюр, чья сумма была равна сумме зарплат её отца за несколько месяцев.

— О, черт! — Евангелина стукнула себя по лбу, прозревая и чувствуя, как запылали её щеки.

Она только сейчас вспомнила, что пришла в клуб без куртки, захватив во время сборов в отеле косуху этого придурка! А ведь она еще с самого начала заподозрила, что с этой курткой было что-то не то: начиная от неподходящего размера и заканчивая запахом мужской парфюмерии, которой она лично никогда не пользовалась.

Увы, возвращать ее Лисову обратно у неё не было ни времени, ни желания. К тому же на горизонте показался транспорт. Поэтому засунув свою находку обратно в карман, и кое-как смирившись с тем, что добираться домой придется все-таки в чужой куртке, (в противном случае она рисковала подхватить легкий насморк, либо простуду), Евангелина поднялась со скамьи, подхватывая свою сумочку. И заглушая вырвавшийся из её рта стон из-за боли, шагнула вперед, пытаясь найти в себе силы сесть на этот злополучный транспорт и добраться домой без приключений.

Книга 1. Глава 46

http://proza.ru/2022/01/13/25