Про бабочек в животе. Сказка только для взрослых

Снег не просто шёл. Он валил белой стеной, Стаи белых весёлых мух кружили в воздухе, свиваясь в кольца, кольца закручивались в шары - а шары сплетались между собой, превращая воздух в белую мглу.
Я шла по почти невидимой в этом хороводе тропинке, с трудом поднимая облепленные белым ресницы. Снег набился всюду - под капюшон курки, в рукава, за шиворот, даже в плотно зажатый рот. Ну вернее, рот  я время от времени приоткрывала, чтобы глотнуть пьяного, пряного, лесного снежного воздуха,в котором едва ощущалось сладкое послевкусие грядущей весны.

Это всегда так - как только дни становятся чуть длиннее, а тени - короче, и небо наливается  плотным, таким ярко - синим, что на него больно смотреть - что - то чуть заметное во вкусе и запахе воздуха, говорит о пробуждении весны. Такой робкий полунамёк  - полунадежда.

И вот, я шла, вдыхая каждой клеточкой счастливого тела эту пьянящую и бодрящую свежесть, но при этом глубоко погружённая в свои невесёлые мысли.
О новом мире. О его новых правилах. О том, что правила эти мне не по сердцу - и не по душе.

Я думала о необратимости внешних перемен -  и о том, что должен же быть какой - то выход. Ну не хочу я становиться цифровым существом. Может кто - то и хочет  - а я - нет. Там, в этом новом мире, подчинённом власти двоичного кода, не будет места всему важному для меня и дорогому.

Ещё я думала о  бессмысленности возмущения и сопротивления происходящему. О тысячах погибших зря, если конфронтация с новым миропорядком приобретёт стихийный облик. И о том, что ответ на все мои вопросы где - то совсем рядом, но я никак не могу его нащупать.

Дойдя до любимой своей полянки с огромным поваленным стволом, я устало вздохнула и привычным движением сбросила с плюча рюкзак.

Под снежным одеялом очертания ствола почти слились с окружающей его белизной. Я отряхнула с себя снег - и вокруг меня тут же образовался маленький сугроб.
Медленно расчистила себе местечко на стволе, вытоптала рядом с ним маленький пятачок, опустила на него рюкзак и ещё раз печально вздохнув, достала термос и свёрток с бутербродами. Потом  нашла наощупь знакомый полый пень - и сняла с него
пухлую снеговую шапку.
Из глубины пня поднимался струйкой тёплый парок. Это дышали во сне глубоко под землёй мои лесные друзья - те, что именуются у цифровых нечистью и нежитью. У них вообще всё наоборот - мёртвое называется живым, живое - мёртвым...

Снегопад утих - и январь заливал всё вокруг белым сиянием и глубокой тишиной. Важные и молчаливые, окружали меня огромные белые ели, опустившие ветви под тяжестью снеговых шапок. На чистом белом покрове ещё не было следов птичьих лапок и звериных ходов.

С дороги мой вытоптанный пятачок было не видно - так высоки были сугробы вокруг. Я сидела на дне устроенной мной маленькой воронки - а сверху, прямо в неё, лило поток холодных ярких лучей зимнее солнце.
Развернув свёрток, я достала первый бутерброд. Жёлтый  дырчатый сыр на ещё тёплом, домашнем ноздреватом хлебе, сиял, как солнышко, и на этом солнышке лежали белые как снег, звёздочки нарезанного дольками чеснока.
Последний раз грустно вздохнув, я разломила бутерброд на несколько частей и аккуратно опустила их в тёмную, тёплую дыру пня.

В это же мгновенье земля под моими ногами разверзлась - и я полетела вниз. Приземлилась мягко - на огромную моховую кочку, и ещё успела увидеть, как смыкается земля над моей головой.

После ослепительно яркого солнечного дня я на несколько минут ослепла, привыкая к темноте подземного мира. Постепенно темнота превратилось в мягкий зелёный сумрак - и знакомый, родной голос ласково сказал - Ну здравствуй, сестричка!

Я счастливо вздохнула, и крепко обхватила руками лохматую голову лешего. Звонко чмокнула его в тёплую  морщинистую щёку - и засмеялась.

Он сидел рядом - на той же кочке, одной рукой обнимая меня за плечи - а другой - держа мой свёрток с бутербродами. Рюкзак  и термос лежали рядом.
В глубине пещерки, у большого дубового стола кикимора неспешно разливала пенистый зимний эль по берестяным стаканчикам, а гномы суетливо раскладывали по  таким же берестяным мискам лесные  подмороженные ягоды и разливали грибную похлёбку.

Знакомый запах лесных пряных трав защекотал ноздри. Тоненько застрекотали у уха прозрачные крылышки эльфийки. Она опустилась ко мне на плечо - и протянула веточку лесной мяты.

- Значит скоро весна? - спросила я, звенящим от слёз и счастья голосом,
- Очень скоро! - ответили хором мои лесные друзья. А леший добавил - Весна в этом году будет ранняя.

Потом мы все вместе сидели за этим большим столом, кто на чём придётся. На дубовых чербачках, охапках душистого сена, моховых подушках, а кто - то и просто на мягкой, тёплой земле. Со стен мигали и пермигивались светлячки - голубыми и жёлтыми огоньками. Через многочисленные дыры - норки в стенах пещеры сияли глаза - бусинки разного подземного народца, а где - то в глубине подземных лабиринтов храпел и чмокал во сне огромный старый тролль...

Трапеза наша затянулась за разговором. Сначала были лесные новости. О новых грибницах на опушке, о  паре хорьков, переехавших из дальнего леса, о ручье, который пробил себе новое русло под землёй - и весной выйдет на поверхность. О том что у лешего вырос новый зуб вместо выпавшего старого - а огромная, зелёная от старости щука из лесного пруда обещала кикиморе новое платье.

А потом, когда все уже наелись и напились, леший сказал - А теперь ты. Мы слушаем.

И я начала свой рассказ. О том, о чём думала, пробираясь по заснеженному лесу. О странных и страшных переменах там, наверху. О том что тот мир уже не будет прежним. О квадратиках, которые скоро заменят людям лица - и о том, что мы не знаем, что делать.  Мы - это люди. И мы не понимаем, как нам сохранить свои прежние лица - человеческие. Кто - то открыто бунтует - и идёт в тюрьму. Кто - то делает вид, что принимает новые законы нового неживого мира - и пытается жить по старому. Кто - то просто мечется в отчаяньи и растерянности.

 Я закончила рассказ. Друзья мои сидели притихшие, леший крутил в руках берестяной стаканчик и задумчиво молчал. Потом сказал - Но ведь ты знаешь, что надо делать.

 - Да понимаешь, сказла я грустно - всё время чувствую, что ответ очень простой - и где - то совсем рядом... Но вот - где?

- Вот ты уже и ответила сама себе на свой вопрос - весело сказал леший. И с улыбкой добавил, глядя на мои вытаращенные глаза - Сейчас всё объясню. - Скажи ка, сестричка, что ты делаешь, когда болеешь?
 - Как будто ты не знаешь - сердито ответила я. - В лес иду. Обливаюсь ключевой водой или снегом растираюсь. Дома завариваю чай из сороканедужницы или чаги, с лесной малиной. Или с клюквой, брусникой, морошкой.

- А когда на душе тяжело? - спросил леший всё с той же улыбкой.

- Да всё то же самое! - ответила я уже сердито. - Ну могу ещё уплыть на своей лодочке куда - нибудь подальше - или вот к вам прихожу - поговорить И всё как рукой снимает.

А когда ты с любимым человеком - всё так же лукаво спросил леший - Чего тебе больше всего хочется? 

- Конечно побыть с ним в лесу - надышаться, накупаться в чистой воде, у костра посидеть. Что может быть прекрасней? - ответила я.

А что для тебя - счастье? - спросил леший серьёзно.

И я ни секунды не думая, ответила - Вы. Лес. Реки. Горы. Костёр и грибная похлёбка. Творчество. Любимые и друзья  в сердце. И подумав, стыдливо добавила - Ну и бабочки... В животе.

- А тот самый квадратик для всего этого тебе нужен? - вкрадчиво спросил леший.
 - Нет, конечно, - воскликнула я. - Но я не хочу, чтоб мной управляли и следили за мной с помощью этого квадратика!

 - Понимаешь, какое дело - сказал леший. Можно конечно с его помощью определить где ты - да и то не всегда... Можно узнать что ты делаешь. Но вот что ты чувствуешь - узнать невозможно. Ну не дано тем, кто придумал квадратики, чуствовать. Любить, творить, наслаждаться запахами, вкусами, дружбой и любовью, а уж про бабочек в животе и говорить не стоит. Нет у них такого органа. Так что ты сама себе давно ответила. Живи! Чувствуй, твори люби - щедро, от души. А квадратики - пусть их. Им в души - хода нет.
Потом помолчал и добавил -  Сыр - то какой вкусный был. С хлебцем домашним!

Подземная пещера вдруг озарилась ровным мягким светом.
- Что это? - спрсила я изумлённо.
- Это свет душевного тепла, который и светит и греет - ответил мне хор родных  голосов. Им живём мы - и ты - и всё сущее - на этой планете. Ответил - и стих.

 Я открыла глаза. Солнце, ушедшее из зенита, освещало заснеженный ствол, дырявый пень и меня ласковыми косыми лучами, вытягивая на снегу длинные голубые тени.
 Где - то в ветвях, высоко надо мной тренькала синица. Толстая, тяжелая капля талой воды упала мне на руку. Я лизнула её языком - и ощутила привкус зимнего эля.
 
Потом зябко поежилась, подумав, что наверное задремала - и всё произошедешее мне приснилось. Подняла ставший лёгким рюкзак. Пустой термос лежал на его дне - а вместо свёртка бутербродов, рядом с ним, стоял берестяной туесок с огненно - красной подмороженной клюквой.