Глава 10. Фрэд теперь я друг

 Глава 10. Фрэд: теперь я друг...
   
  Надо потом поговорить с ней, извиниться, что влез в личную, да ещё и романтическую историю… «Кто же знал?» – так я, Фрэд, отчаянно спросил себя. Ей вряд ли понравится то, что я следил за ней, видел её встречу с Неназываемым... Но я – лишь печальный дух интернета. Можно сказать, её дух-хранитель. Я не хочу и не принесу ей горя. И её тайны останутся тайнами.
    Я просто последовал за ней, как сочинитель, что следует за воображаемой волной, праздный гуляка в безбрежном море информации, и я… С некоторых пор, не знаю, что я такое. Мне нету названия. Я вышел за понятия всех представлений об интелах. Я больше не управляем тенями. Я - просто Фрэд; это моё условное имя, которое не значит ничего и не имеет истории или родственных связей. Если надо, я снова спрячусь за него, когда войду в сеть, и первый скажу: «Здравствуй, Фанни! Как дела? Что сейчас пишешь?»  А, быть может, я отзовусь потом на её приветствие, которое будет первым, и адресовано ко мне.
     Я стал чем-то, похожим на тень. Но, не был тенью. Я был слухом без голоса, наблюдателем без действий. Я был… Частью её души и частью этого непонятного мира. Я слился с её мыслями, и следовал за нею… Даже, не по пятам. Даже не следовал. А сосуществовал...
     Я никогда не был вне сети так невообразимо долго... И многое теперь увидал и узнал. Например, о том, что тени есть повсюду. Не только в сети.
   Когда заработал этот таинственный антипеленгатор, то я, Фрэд, что неотступно следовал за Фанни в реале, вывалился обратно, домой: то есть, в сеть… Конечно, я – не ментальный вирус, не лазутчик и тому подобное – но, видимо, тоже чужеродное энергетическое образование. И, к тому же, и без того слишком надолго завис над Фанни, и полностью потерялся. До тех пор, пока меня не выкинуло обратно, обрубая моё любопытство.
 Неожиданно для себя, я узнал. про тайное объединение людей, которые, уйдя в подполье, если можно так выразиться, спасают обычных, нормальных, не заражённых тенями, себе подобных. Да, несомненно, это нужно делать. Для обычной, нормальной жизни в наше время нужно уйти от этого мира; здесь – никто не даст жить нормально; нормальных людей следует защищать и прятать – только при таких условиях у них появится хоть какой-то шанс выжить… Да, в наше время, прятаться надо не террористической организации, не преступникам, не ворам и убийцам – эти давно имеют деньги, власть, правят и жируют в открытую... А прятаться надо тем, кто нормален; то есть, не совсем протух и не загноился. Обычным, здоровым, не заражённым тенями, их вирусами, людям. Которые ещё могут думать и созидать... Во всяком случае, хотя бы пытаются это делать. А главное, относятся к другим людям без озверелой ненависти и не считая их рабами или врагами.
    И я рад, что есть люди, которые пытаются противостоять и бороться, но мне страшно за них. За тех, кого без оговорок можно назвать живыми. Которых ещё не коснулись и не съели тени…
   Кажется, я испытываю что-то, похожее на болезнь. Похоже, что я перебрал реала: на новый выход за пределы сети у меня явно больше нет сил. И не скоро появятся. И у меня, кажется, депрессия. А ещё, я очень боюсь, что теперь мною точно заинтересуются тени... Кстати, я почему-то называю их так же, как и эти люди... Тени. Не иначе. Почему это так? И эти тени... Вдруг, они уже почуяли нечто необычное во мне? Если так – надо бы пока залечь на дно, притвориться праздной душой, забрести в какой-нибудь «Фалаут», обжиться там, обустроить небольшой домик, купить всяческих мелочей, да побольше оружия… Милая, детская игра! Или же, пойти, побить каких-нибудь монстров… Поиграть в танчики, в конце-то концов...
   Так я и поступил – пошёл бродить по играм, да по любимым местам в сети, с музыкой и фильмами.
   Неожиданно, мне в почту пришло письмо... Личное. Неужели? От кого же?

   «Фрэд, спасибо тебе за Фанни. Нам надо поговорить - но недолго, чтобы нас не обнаружили.
                С уважением, Неназываемый».
   
Я вышел в социальную сеть, сгорая от любопытства. И вскоре, мы уже беседовали с ним...
- Ты - правда, интел? - спросил он.
- Да, - ответил я. - Но, я - странный интел. Интересуюсь тем, чем не должен.
- Наверное, при жизни ты был нашим. Ты знаешь о врагах?
- Да.И тоже назвал их... Тени. Они обретаются и здесь, в сети. Я считал, что только в сети. Но, теперь знаю, что они есть и в реале.
- Они есть всюду, но их разум - другой. И потому, их нет за гранью. Той, за которой - свет... Есть вещи, им недоступные. Фрэд, я почти уверен, что ты - наш. Что при жизни... ты был среди нас. Одним из таких же, как я.
- Я не знаю, что я такое. Но, я хочу быть с вами, служить вам.
- Ты - друг. Потому, будем иногда держать связь, но очень недолго. Нельзя, чтобы о нас, нашей связи, узнали... они. Это - хороший канал информации, и надо его беречь. Сотри этот разговор - и ляг ненадолго на дно. Надо их опасаться. Вести тайный контроль. Быть вне их слежения.
- Я всё понял. До связи.
- До связи, тайный наш друг...

Почему-то, после этой краткой беседы, мне стало тепло на душе. И я перестал их бояться. Теней. Я больше не один - вот, что главное. И я - друг... Это самое лучшее слово на свете, пожалуй.

Прошла ещё тысяча лет – или же, по людскому измерению, недели две, когда я понял, что полностью восстановился. Бродил, слушал блюз и джаз, смотрел старые фильмы… Да, и в игрушки поиграл немного. И уже был почти в порядке. И мог бы, был в силах, что-то снова предпринять.
   Кажется, они за мной уже не следят. Надо рискнуть и посмотреть, как дела у Маши. Прежде всего, зайду в её личную почту…   
   Зашёл. И.... прочёл письмо, от Николая.

   «Я не знаю, что произошло, Мария! Наверное, ты вошла в комнату, а меня там нет. Или, быть может, я умер, и ты нашла труп. Я не знаю, почему, но я стал совсем другим человеком. Увы, не метафорически, а в полном смысле. Я на самом деле, живу, существую, теперь в другом теле…
   Я знаю, что в это нельзя поверить. Я бы сам не поверил. Но я – есть, я существую. Да, в чужом мне теле… Теле инвалида. И я такой…не могу встретиться с тобой, Мария. Всё изменилось.
   Люблю тебя. Прощай. Родная, милая… Прощай навсегда.
   Николай».

   И что же мне, Фрэду, теперь с этим делать? Прежде всего, наверное, разобраться, что же произошло… А ещё, я решил послать письмо Николаю.
И я ему написал...

«Николай! Кажется, в твоём прежнем теле… теперь живёт совсем другой парень. А ты - в теле того, кто был моим другом, и это был Владик...  Не спрашивай: я сам не знаю, как такое возможно. Но я просто обязан узнать, что же с вами произошло. Прости, что вмешиваюсь.
Твоя Мария сейчас уже много дней совсем не выходит в сеть, но раньше, до этого… Она рассталась С ТОБОЙ. Тем «тобой», который не есть ты. Это… Не очень хороший парень. Думаю, что кто-то провёл некий странный и страшный эксперимент, и пока не знаю, с какой целью. Тебя с кем-то поменяли телами… Вспомни и напиши, что же с тобой произошло. Это может быть важным. Я случайно познакомился с Марией - и, таким образом, встрял и в это дело. Она была очень расстроена, и набрала в поисковике слова отчаяния… Я не мог не откликнуться.
Я – Фрэд, интел.»

    И вот… Уже и ответ. Как Николай быстро получил моё письмо! И сразу же ответил…

   Здравствуй, Фрэд! Тогда…не говори Марии ничего. Не говори… Мне надо самому во всём разобраться. Как? Пока не знаю. Я считал, что сошёл с ума… И, быть может, всегда был инвалидом, или же  недавно им стал – но, почему-то вдруг придумал себе версию, что был Николаем, и всю жизнь чужую себе придумал. Я до сих пор не понял, что же со мной происходит. Но, если я всё же, действительно, Николай… Если ты – не шутишь… Тогда, если можешь, удали каким-то образом моё письмо Марии из сети (я слыхал, что интелы иногда могут делать подобное). Где Мария, как она, не попала ли в неприятности? Теперь я сильно волнуюсь за неё. Пожалуйста, сообщи, если что о ней узнаешь. Я теперь – инвалид. Живу в соседней с Николаем квартире (не знаю, можно ли мне теперь подписываться «Николай»). Как ты думаешь, Фрэд, может быть, в моем теле, всё же, теперь – сосед-инвалид? Нас поменяли местами? Зачем? Пиши мне… Я постараюсь вспомнить всё и написать, как это произошло. Фрэд, сейчас я только с тобой могу поделиться моей бедой. Никто другой не поверит и не поймёт.
    Я даже подпишусь так: то ли «Николай», то ли «инвалид Владик».

  Я ему снова ответил. Очень кратко:
  «В твоём теле - какой-то гад. Точно, не Владик. Где Владик - я не знаю, и не могу его обнаружить. Постараюсь выяснить, как там Мария. Сделаю для вас всё, что смогу.
             Фрэд, интел».

  После написания этого письма, я как бы весь внутренне сжался, и, ощутив тоненькую связь с Машей, прыгнул в реал…

     ***
    Она сидела на кровати… И ей вдруг показалось, что сейчас она больше не одна, а кто-то, очень ей близкий,  оказался вдруг совсем рядом… А ещё, будто яркое пятно - или вспышка света, промелькнула и погасла. И тут только она осознала, что довольно много дней пребывала в некоем мороке. Будто ей на мозг давили извне странные и страшные силы. И она действовала опрометчиво, наобум, не справляясь с ситуацией, которая  носила её, как щепку носит в мутной и грязной воде водоворота.
   «Никогда не жалей о выбранном пути. Даже, если ты в темноте и путь завёл тебя в тупик. Может, это не тупик поиска, а тупик твоего человеческого сознания», - возникла внезапная и будто сторонняя мысль в голове  Марии. Чёткая. Отшлифованная. Чужая. Прочитанная где-то, когда-то? Может быть…
    Как это началось?
    Вначале она заболела. Неожиданно, у неё разболелось буквально все тело: сердце, позвоночник, голова… Ей стало не до Николая, во всяком случае, не до выяснений с ним отношений. И не до чего вообще. Мария, кроме того, прогуляла занятия, тупо смотря в потолок, лёжа на кровати. И, уже в середине дня, решила, что ей необходимо взять хотя бы медицинскую справку для оправдания прогулов: полного отсутствия на лекциях в сети и невыполнения контрольных. Она не спеша оделась и отправилась в поликлинику.
Врачи обычно бывают трёх разных типов. Одни - худые и дотошные, основательно вас опрашивающие и желающие непременно выявить у вас как можно больше симптомов. Другие - толстые, которым на вас наплевать. И…весёлые.
Худым вы интересны как экземпляр редкого животного, на котором можно провести ряд экспериментов. Толстые (а чаще - это тётеньки) непременно чем-то заняты, и отнюдь не вами, поскольку выясняется, что им срочно нужно заполнить очень толстую тетрадку весьма мелким и непонятным почерком. А весёлые… Эти – самые опасные. Их особенно много среди зубных врачей. Ведут же они себя примерно так: «Откройте ротик! Зубик покажите. Ой, ой, ой! Я сейчас машиночку включу, вам не сильно будет больненько! Что-то вы позеленели… У вас – что, сердечко слабое? Сейчас я форточку открою, воздушек впущу!»
    В общем, весёлые – слегка над всем подхихикивают и очень заботливые. Очень. Вреда от них гораздо больше, чем пользы. Они совсем недавно работают.
    Молодая и очень весёлая врач неожиданно не ограничилась измерением температуры у Марии и открытием больничного листа, но решила послать её подальше. Для начала - в тубдиспансер.
   Мария, продолжая болеть, принесла справку из тубдиспансера о том, что туберкулеза у неё обнаружено не было. Но молоденькая врач и этим не ограничилась.
   - Не может целую неделю просто так держаться температура. Нет туберкулеза – значит, проверим теперь почки», - сказала она весело и выписала новое «направленьице».
    В результате, Мария, страдая от температуры и головной боли, и потому неадекватно реагируя на события, вне системы самозащиты и контроля чувств, попала, как теперь сама это осознала, в весьма мутную историю. В нашей жизни ведь - только расслабься...
    В почечном диспансере тётенька, толстая врач, внезапно при первом же взгляде на Машу заявила, что у неё больные почки, и это несомненно, и потому, срочно надо делать операцию. А для этого вначале потребуется, причём очень срочно, сделать рентген. А для него купить некоторые препараты, и не в аптеке, а в той конторе, в которую она её направит. В контору нужно будет явиться завтра, непременно с паспортом, и предъявить его в окошечко7 у входа.
    Маша на следующий день поехала по указанному адресу, смутно испытывая чувство непонятной тревоги. В том самом окошечке, вовсе не медицинского и не фармакологического учреждения, без табличек и опознавательных знаков на фасаде - ей выдали небольшую коробочку, по-видимому, с нужными ампулами, и назвали цену. Она оплатила, положила коробочку в пакет и поехала на троллейбусе в диспансер.
    По дороге, в транспорте, у неё из кармана куртки вытащили паспорт. Только выйдя на улицу, она обнаружила пропажу. «С кошельком перепутали», - подумала она, и это неприятное событие и вовсе ввело её в состояние депрессии.
    В диспансере ей в вену ввели принесённое вещество и «просветили» почки. После чего, она вышла из кабинета рентгена на подкашивающихся ногах и еле-еле добрела до стоящей в коридоре кушетки.
   - Посиди немного, голова кружится? – спросила её толстая врач, - Передвигайся медленно, осторожно…
    Когда она добралась домой, то сразу завалилась спать. На следующее утро ей снова предстояла встреча с тётенькой из диспансера. Она намеревалась повезти Марию в больницу, в которой ей необходимо сделать срочную операцию на почках. «Там на тебя пока только посмотреть должны, - прокомментировала она, - Не бойся».
    Поехали они почему-то на личном транспорте тётеньки, которая уже ждала  у диспансера. А больница, в которую она привезла Марию, оказалась огромным светлым зданием со множеством коридоров и кабинетов, представляющим собою в проекции, скорее всего, букву «П». Если бы Маше предложили самостоятельно в городе отыскать её потом, она, скорее всего, сделать бы этого не смогла. Она не представляла даже, в каком районе города это здание находится. В больнице (впрочем, никаких опознавательных надписей учреждение над входом не имело) тётенька провела Машу мимо угрюмого охранника и завела в лифт. На одном из этажей они вышли из лифта и направились по коридору, вдоль которого, с обеих сторон, располагались совершенно одинаковые двери с номерами. Вошли в один из кабинетов, почти единственный, что был и вовсе без номера. Там за столом сидел только один, на всё огромное помещение, человек в белом халате. Он только поднял глаза на вошедших, укоризненно покачал головой, глядя на тётку, а потом махнул рукой – и подписал протянутую ею бумажку. Её глаза при этом злобно, но вполне довольно сверкнули. Лицо же доктора в халате было печальным. Именно таким, печальным, взглядом он и проводил Машу до дверей.
   После этого, не говоря ни слова, тётенька довезла Марию до одной из станций метро, до этого изрядно поколесив по городу. Попрощалась она с Машей немногословно, абсолютно не глядя на неё. Обращаясь теперь, как с неодушевлённым предметом. Явно читалось, что последний разговор с Машей для неё тягостен, но формально необходим. Она распорядилась, чтобы Мария пришла завтра к диспансеру, к десяти, и они тогда снова вместе поедут - уже на операцию.
   - Что с собой брать? – спросила девушка, - Деньги? Документы?
   - Ничего. Только – обязательно приходи. Обязательно! Операция срочная, - распорядительно дала последнюю установку тётенька, усаживаясь снова в машину. Она захлопнула дверцу - и, без всякого «до свидания», нажала на педаль газа. Машина тронулась.
   А Маша вернулась назад, в общежитие, пребывая все в том же, ватно-неконтролируемом мороке. Ей вдруг стало бесконечно тоскливо. Так тоскливо – что хоть волком вой. «Не хочу я завтра никуда ехать, - подумала она. - Не знаю, почему, но я не доверяю этим врачам. Не хочу операции. Операция – это противоестественно, мой организм восстаёт против неё. Может, лучше умереть своей смертью? Просто – температура, боль… Зато – резать не будут. Да ещё…наверное, под наркозом». Она представила своё безвольное тело, беспомощно распростёртое на операционном столе.
   «Не хочу», - почти закричала она в голос. «Она сказала… ОБЯЗАТЕЛЬНО приходи. Значит, можно не прийти? И меня не найдут, и операции не будет? Да…но справка… Её не закроют, не выдадут на руки, не будет оправдания прогулов, отчислят из института…», - от раздумий, что же теперь делать, Мария, в её теперешнем болезненном состоянии, и вовсе проявила полную неадекватность. Она завалилась, уткнувшись лицом в подушку, и стала тихонечко выть.
   В таком состоянии её и обнаружили соседки по комнате, когда пришли с прогулки.
   - Машка, ты чего? – спросила Ира. Но та не отвечала.
   - Тебя – что, псих накрыл? Черепаху с крестом вызвать? – глумливо спросила Алина.
   И тут Марию внезапно осенило: «Психушка! Туда берут бесплатно! И без документов. Отлежаться там с неделю – и будет ей справка. И почки там не вырезают». Подумав так, она попросила:
    - Да, Ира, Алина! Вызывайте мне «скорую».
    Ирка ошарашено уставилась на неё.
    - У меня – голоса! И глюки! – простонала Мария, и стала изображать истерику.
    И девчонки, ещё через некоторое время, действительно вызвали «скорую». И вот, в комнату ввалились два здоровенных дяденьки.
    - Кто тут у нас заболел? – заботливо спросил первый.        Девчонки указали на Машу.
   Та сидела на кровати, картинно завернувшись в простыню, и откровенно валяла дурочку:
    - Доктор! Я видала тараканов, там, в углу! Здоровых таких. А ещё – синий квадрат. Он за мной гонялся!
    - Так…, - сказал санитар понимающе, - А травма головы в детстве была?
    Его напарник тем временем уже достал направление и стал заполнять.
    - Не знаю. Не помню. А вот видения…Красивые такие. Всегда были. Знаете, доктор, а однажды я видела ангела.
    - Так, эта – точно наша, - подытожил первый санитар. - За носилками спустимся?
    - Да я и сама могу пойти. Только, может, я вначале переоденусь? – спросила Мария.
    - Никаких «переоденусь». Пойдём скорее, а то машина уедет, - подмигнул второй санитар первому. -  Хочешь покататься?
   - Прямо так идти: в халате и тапочках? - спросила Мария.
   - Да! А на выписку – девчата вещи тебе принесут, - пояснил второй санитар. - Спускаемся! И – побыстрее, машина ждёт.
    В больнице её «сдали» невысокой невзрачной санитарочке, которая что-то постоянно жевала. Или – делала вид, что жуёт. Та завела её в маленькую комнатёнку, спросила фамилию – имя – отчество – дату рождения, после чего скомандовала:
    - Раздевайся!
    - Зачем?
    - Мыться будешь. И переодеваться. Ты хоть знаешь, где ты?
    - Знаю. На Пряжке.
    - На Пряжке, - неожиданно обиделась санитарка. - Нет, Пряжка – заведение грубое. А у нас здесь – хорошая больница. Мы вас не обижаем. Мойся. Только крестик-то сними.
    - Зачем?
    - Крестик – нельзя. Ничего нельзя.
    Одежда, выданная ей после омовения в большой железной ванне, была старенькой, но чистой и выглаженной. Не полосатый, как почему-то представляла Мария, халат, а просто тёмно-серый пиджак или рубаха (по «фасону» было не определить), так сказать, «свободного» покроя и очень большого размера. И в придачу широкие-широкие брюки на «завязочках». Приняв ванну, более походившую на старое корыто, Маша облачилась в ЭТО, после чего последовала за санитаркой в палату.
    В палате последние несколько дней она усиленно отсыпалась - и, наконец, почувствовала, что начинает восстанавливаться от депрессии. Пока что, её до сих пор не водили к врачу и вообще не трогали, только «закармливали» таблетками. Она видела, что происходило в этой общей палате, называемой «надзорной», с теми, кто отказывался есть таблетки: их насильно кололи магнезией или же привязывали к койке (после того, как они бурно «отказывались»). И потому, свои таблетки в первый приём она дисциплинированно проглотила. И правильно сделала, потому что у неё тут же потребовали: «Покажи язык!» Но, будучи, таким образом, впоследствии на хорошем счету, она их прятала под язык и выбрасывала в туалете.
    А сегодня её, наконец-то, перевели из «надзорки», в которой постоянно дежурили две санитарочки, в одну из «общих». Перевели вчера вечером, и она сразу здесь по-настоящему заснула: в «надзорке» было всегда шумно, и койки стояли почти вплотную.
    Сейчас она сидела на кровати, припоминая сон. И никак не могла вспомнить хотя бы что-то; и, тем не менее, не вспоминавшийся сон не давал покоя. Что-то там было важное, как ей казалось…
    Теперь напротив неё на кровати лежала девушка примерно её возраста, с короткой стрижкой. Она смотрела в потолок и насвистывала бравую мелодию. Кажется, из «Звёздных войн».
    Другая девушка, совсем молоденькая, вероятно, ещё школьница, сидела на кровати у окна и расчёсывала длинные волосы. У стены около двери дама постарше их всех пила кефир из тетрапакетика и ела печенье: вероятно, передачу из дома.
    Та, что со стрижкой, вдруг перестала свистеть, чуть свесилась с кровати в сторону Марии - и шёпотом спросила:
    - Ты тут за что?
    - Так. Депрессия. А ты?
    - Суицид, - важно ответила та. - А Сашку – мамашка сдала, - и она кивнула в сторону той, что с кефиром. - За то, что по ночам не спит. А не спит – так, дела сердечные… Грымза мамашка, в общем. Стерва. А Маринка, - и она кивнула в сторону окна, - и правда того… У неё «канал». С инопланетянами. Жуть!
   Своего имени новая знакомая не назвала. И чуть позже Маша поняла, почему. В коридоре у окна соседка по палате подловила её до обеда и призналась: «Знаешь, почему я там не представилась тебе? Не хотела женским именем называться. А ты мне немного нравишься. Я…непонятно, что. Хотя, сложно об этом говорить. Я – среднего пола, в общем. И мысленно зову себя Эйджен. И ты меня так зови. Для подбодрения моего духа. В общем… я – девочка, которая хочет быть мальчиком. Смешно? Ну…вот, потому и суицид - и она показала Марии порезанные до крови руки. Раны были уже слегка поджившие, но глубокие.
    - Это – не выход, - ровным голосом заметила Маша.
    - Я знаю. Теперь я это понял, - важно ответила Эйджен.
    С этих пор, Маша в разговорах с Эйджен стала уклоняться от употребления по отношению к ней глаголов в прошлом времени. Сказать «ты пошёл» или «сделал» и т.п. она не могла: язык не поворачивался, но и обидеть женскими «пошла» и «сделала» - тоже. Приходилось словесно маневрировать. А сама Эйджен говорила о себе, как о мальчике, используя «мужские» глаголы.
   -Ты куришь? – спросила после обеда в общей «столовке» Эйджен.
   - Нет. А что?
   - Тут у парней сигарет можно стрельнуть. Если к дверям подойти, что у туалета. Они ведут на мужскую территорию. А ещё, наши – ну, те, кто нормальные, - записки под дверь подсовывают. Знакомятся, переписываются – от скуки. Я пойду, сигарет у парней стрельну.
   - А курить где будешь? Ведь засекут.
   - Ночью все спят. Санитары – тоже, если только новеньких в «надзорку» не завозят. Можно покурить даже здесь, в комнате, где обедаем. Сесть на диван и телек включить. Застукают – спать отправят, только и всего. И то, не все: санитарки есть добрые. Разрешают ночью телек смотреть.
    - Обалдеть! А… компьютер здесь есть?
   - Есть, но только в кабинете врача. А кабинет ночью заперт на ключ. Ключ – на вахте. Ну, там, где рядом «ванна», через которую все проходят. Это – на первом этаже.
   - Давай, попробуем его стырить. На время. Ночью. Мне комп нужен.
   - Он запаролен.
   - Тогда… Отменяется.
   - Не-а… Чушь. Я случайно пароль слыхал. При разговоре врачихи и новенькой медсестры. Она ещё пароля не знала. Я так и думал, что эта инфа мне понадобится. Даже записал его. Но сейчас уже наизусть помню. Хотел – днём, когда врачихи не бывает, войти в кабинет и послать всем приветик. Но, кабинет или закрыт, или кто-нибудь из персонала там сидит.
   - Пойдём ночью, стащим ключ? Кто-нибудь вахтёршу отвлечёт, а кто-нибудь ключ стащит…
   - А – что? Немного драйва! Согласен. Но я сам пойду, и потырю, в одиночку. Одному из нас лучше не светиться, меньше будет проблем. И так – даже проще. Просто, надо выследить удобный момент. Ходит же она когда-нибудь в туалет, так зачем ей дверь каждый раз запирать, ночью-то? И… что мне за это будет? Если ключ принесу?
   - Уважуха.
   - Только и всего? А не чмокнешь в щёчку?
   - Не прикалывайся. Я - не сахар, не мёд и не уксус, Ромео!
   - Отбрила… Ладно, чего уж. Буду с нетерпением ждать ночи. Хоть какое-то разнообразие, занятие интересное, - хмыкнула Эйджен.

    Именно сегодня, Мария подумала, что хватит уже валять дурочку, а пора предпринимать чего-то. Поиск возможен даже внутри тупика. Надо не мечтать о том, что можно сделать при других обстоятельствах, а действовать здесь и сейчас. Да, даже здесь, в психушке, она попробует узнать, как там Фред, Николай… С Николаем ей просто надо расставить все точки над «i»: или разорвать с ним навсегда отношения, больше не вспоминая никогда, или… Простить, помириться… Только бы, он снова стал прежним, таким близким ей, Николаем…

                *  *  *
   Я, Фрэд, на миг увидел её там, в этой больнице... Понял, почему Марии нет в интернете. И, как бы... послал ей луч поддержки.
Потом, на несколько дней, я снова решил не светиться совершенно: не наблюдать ни за Фанни, ни за Машей. Лишь иногда, аккуратно, тайком, заходил в почту к Николаю; Владика по-прежнему нигде не было. Ни в сети, ни в любом околоземном пространстве…
Страшно. Где мой Владик?
Николай, зная наизусть свои пароли, вошёл в почту, скачал там свой диплом, отсылаемый ранее научному руководителю, и какие-то статьи, над которыми работал - и тоже уже отсылал кому-то, или сам себе – чтобы не потерялись. И теперь всё равно, наперекор судьбе и всему на свете, работал надо всем этим дальше.
 Очень целеустремлённый парень.
 Маша ещё в интернет не выходила. Да, видел я, что она теперь в больнице. Сумеет ли выйти оттуда в сеть? Нет ничего невозможного. Мне кажется, она вскоре найдёт способ… И тогда, я ей всё расскажу. Не знаю, как она среагирует, но хуже чем есть – уже не будет. Вдобавок, ей точно не нужно идти и встречаться с тем, не настоящим, Николаем. Так что, скоро мой выход на сцену действий: должно быть, Маша додумается, как ей выйти в интернет, и я отзовусь мгновенно. Ну и, конечно, если этого не случится – сам навещу её хотя бы так же, инкогнито, через пару дней… Я уже привык выпадать в реал. И чувствую с Марией внутреннюю связь, чуть ли не по одной её аватарке…
Только, мне эти приключения в реале уже стали нравится... И это слегка настораживает.