Вечная память

        В заупокойном богослужении есть молитва, читаемая священником: "Боже духов и всякия плоти, смерть поправый и диавола упразднивый, и живот миру Твоему даровавый! ..." Когда я впервые услышала эти слова, меня продрали мурашки от... наверно, от восторга, потому что они (эти слова) дают ощущение бессмертия. Смерть воспринимается такой, какая она и есть - незначительной и преходящей. Вчера, на отпевании нашей бабушки, я опять почувствовала это.
        Бабушка родилась в чувашской деревне, в многодетной семье школьного учителя. Выйдя в 19 лет замуж, в скором времени сделалась матушкой. Сергиев Посад стал нашим родным городом благодаря ей. Как-то раз она приехала повидаться с дедом, который тогда уже учился в МДА. Троице-Сергиева лавра никого не оставляет равнодушным, и, видимо, бабушка кое о чём попросила Преподобного, потому что как-то так вышло, что в паспортном столе ошиблись штемпелями и припечатали в бабушкины документы постоянную регистрацию вместо временной.
        Первым пристанищем молодой семьи с пятью детьми стала часть дома в районе вокзала, в крутом-прекрутом переулке рядом с Лаврой. Не представляю, как бабушка справлялась с хозяйством и воспитанием детей, самые младшие из которых были двойняшки. Все свекрови-тёщи остались в Чувашии, дед, как мог, помогал конечно. Стирка, например, была просто гиблым делом, особенно зимой: натаскать воды с колонки, которая находилась в нескольких сотнях метров от дома, перестирать бельё руками, потом сходить на ту же колонку, чтобы всё прополоскать. Мама рассказывала, как бабушка надевала двое тёплых перчаток, а сверху ещё резиновые и так полоскала бельё. С тех пор у неё навсегда осталась ломота в суставах, и в последствии возникла особая любовь к горячей ванне.
        Когда дети подросли, а семья переехала в дом попросторнее, бабушка вышла на работу, сначала вахтёром в МДА, а позже устроилась сторожем-поваром в Ильинский храм, где и проработала около 25 лет. Через этот храм её стараниями прошли в качестве чтецов, певцов и алтарников сначала её дети, а потом и внуки. Одно время я ходила помогать ей на кухне, где в после-литургийное время забот хватало: клир шёл обедать. Само собой, бабушка приводила нас и на рождественские и пасхальные застолья при храме, которые проходили тогда в довольно закрытом кругу. Ни один семейный (и не только) праздник не обходился без бабушкиных пирогов, они были просто фантастические. Настолько фантастические, что иной раз играли роль валюты. Помню, как папу на работе в преддверии его дня рождения с надеждой вопрошали: "Ю-ю-юрич, а пироги будут?"
        Мои воспоминания о бабушке складываются в калейдоскоп: как мы с ней перебегали ж/д пути в видимости поезда (папа жуть как ругался по этому поводу), как в предрождественские вечера втихаря драли еловые ветки на храмовом дворе (мама просила к празднику), как все вместе выталкивали наш увязший в снегу старенький жигуль (и не заметили, как бабушка, поскользувшись, укатилась по склону), как возились с тестом для пирогов, как доили коз, как обсуждали моих "женихов", как смешно она называла киви - "мохнатенькие" и просила купить коту "китики"... Бабушка не была эдаким массовиком-затейником, который всегда знает, чем занять детей, но она не тяготилась нашим, иногда весьма шумным и "бардакогенным" присутствием, даже порой находила время подурачиться с нами.
        Несмотря на свою непростую, а местами весьма тяжелую жизнь, она не жаловалась на обстоятельства, окружающих, судьбу, правительство и пр. Просто и смиренно выполняла свою работу - мир, конечно, куда-то катится, но дела сами себя не сделают. Бабушка навсегда запомнилась мне сидящей на крыльце своего дома на закате и читающей Библию. В последний год своей жизни она уже практически не могла вставать, временами не узнавала или путала нас, но всегда с радостью встречала пришедших её навестить. Мне кажется, в таком физическом состоянии человек острее обнаруживает свою сущность, на поверхность выходит то, что наполняло его в течение жизни: капризы или нетребовательность, недовольство или благодарность. Бабушка скопила благие сокровища в своём сердце.
        ... Яко Ты еси Воскресение, и Живот, и Покой усопшия рабы Твоея Аполлинарии, Христе Боже наш, и Тебе славу возсылаем со безначальным Твоим Отцем, и Пресвятым, и Благим, и Животворящим Твоим Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь.