Как меня вербовали в сексоты

Нрава я в молодости была очень свободолюбивого, как, впрочем, многие молодые. Впоследствии этот нрав был, конечно, обуздан, насколько это мне удалось. Максималистичная независимость пёрла из меня наружу с убойной силой. Видимо не всегда окружающим со мной было комфортно. Особенно люди, которым не хватало своих личных впечатлений, изощрялись во всяческих домыслах, приписывая мне всяческие же подвиги, не всегда благие.

Однажды вся наша учебная группа попала в свидетели, оказавшись созерцателем пустяшной перебранки, случившейся после танцев на крыльце общежития. Танцы в Доме культуры бумажников закончились с наступлением полуночи, значительно позже отбоя. А жили мы в общежитии учебного заведения. На страже в дверях общежития уже стояла весьма пышных телес вахтёрша, «приставив руки в боки», закрывавшая своей массой весь дверной проём. Наслаждаясь возможностью поизгаляться над провинившимися нами, она сладострастно прочла нам свои нравоучения, но зайти в общежитие никого не пустила.

Мы, а нас на крыльце собралось человек двадцать, некоторое время надеялись на её благодушие, стояли в ожидании, переминаясь с ноги на ногу, скакали, бегали. Никакие уговоры, обещания на вахтершу не действовали. Слово за слово, одна детдомовская девица, сочтя за оскорбление грубое слово, сказанное парнем, буквально начала бомбить его угрозами найти на него управу, расправиться с ним, порвать, как тузик грелку. Остальные присутствующие недоумённо стояли, оказавшись наблюдателями за происходившей перебранкой. Произошедшее событие конечно выеденного яйца не стоило, но одна сторона, а именно эта девица, проявила позже неслыханную ушлость, подала-таки на другую сторону в суд. Понятно, что в надежде блестящего выигрыша нас всех присутствовавших она привлекла в качестве свидетелей.

Всех вызвали в полицию. Девицу конечно в её нелепом рвении засадить человека за решётку не поддерживали. Да, выразился парень грубо, но совершенно не с мыслью угрожать или посягать на женское начало боевой девушки. И что этот парень - метр в кепке и в прыжке. Такой плюшевый симпатичный медвежонок. Таки-определил суд ему в конечном счёте, к нашему огорчению, наказание: год условно.

Пока нас поочерёдно допрашивали, про других не знаю, а меня решили завербовать в сексоты. Им понравилась моя осведомлённость и выдержанность. Но почему они решили, что я им буду, во-первых, служить, во-вторых, тайно-секретно? Что-что, а служить втихаря я не нанималась, да и вряд ли когда бы согласилась, будучи в здравом уме и светлой памяти. Я никогда не имела привычки тихушничать, позиция моя всегда ясна и открыта. Да и волю свою мне вряд ли кто-нибудь надиктует против моей воли. Однако, подумав, согласилась помогать инспекторам ДКМ (детской комнаты милиции), потому как мне это было интересно. Согласилась, да очень даже не тайно, а намеренно открыто и явно. В тот же вечер о непристойном предложении, от которого я естественно отказалась, знали все ребята моего учебного заведения, а чуть позже на танцах в микрофон я объявила об этом и всему городку. Сказала и о продолжении  моей уже публичной по добровольному согласию связи с инспекторшами ДКМ.

Мне нравилось дежурить в ДКМ, оттачивать свои психолого-педагогические  способности на занятиях с ребятами девиантными, делинквентными или просто заплутавшими в нравственных анналах, да и просто вечерами пить чай с пирожными, которые я каждый раз прихватывала из общаги с собой. Чаще всего помещение, состоящее из трёх комнат, пустовало, особенно вечерами. Я любила там уединяться, оставаться наедине со своими мыслями, ведь общага не давала такой возможности. В целом, на учёте стояли вполне адекватные ребята – чаще за мелкие и пустяковые шалости.

Временами наши девчонки называли меня «02». Многие несведущие думали, что так меня называют за связь с милицией, потому что кроме корочки внештатного инспектора по делам несовершеннолетних мне дали ещё корочку внештатного оперуполномоченного. Район, надо сказать, был достаточно криминальный. А с криминалом надо бороться. На самом деле причина вовсе не в этом. Всё до банальности просто, у меня было слабое зрение на один глаз, по таблице Сивцева, той, что разработана была ещё в 1925 году, как раз 02. Я часто проходила  мимо своих приятелей, не замечая их, а они, зная мою слабость, окликали меня «по диагнозу»: «02, привет!» Те из знакомых, кто был не в курсе моей слепоты, подозревали меня в высокомерии, что меня конечно нимало расстраивало, потому как не являлось правдой.

Задавалась вопросом не раз, почему из всех именно мне было сделано столь непристойное предложение. Меня это печалило и даже оскорбляло. Но выяснилось, что наша преподаватель литературы, не чаявшая во мне души, правда внешне никак это не демонстрировала - как, впрочем, многие преподаватели, а один даже предпринял неудачную попытку жениться, - была замужем за прокурором. Где у них произошёл душевный разговор по поводу моей особы, на кухне ли, в теплой постели ли, перемежаясь с любовными моментами, мне неведомо. Но именно она  надоумила своего мужа-прокурора взять меня под контроль, заинтересовать, чтобы «такая хорошая, яркая девушка не испортилась». Ну, спасибо, как говорится, за заботу!

Не предполагала преподавательница, что кто пожелает меня испортить (или исправить по своему разумению) – скорей себе черепную коробку вскроет. Да, неблагодарный труд кого-то кому-то кроить под себя. Мало кто на эту экзекуцию тюнинга соглашается. 

Мне даже давали рекомендацию в юридический институт. Не сложилось. Литераторша-прокурорша и пророчество моего приятеля во мне оставили бОльший след, чем её муж-прокурор.