Из дома вышел человек

Первый урок русского языка в седьмом классе начинался с непривычно сложного диктанта — вместо текста из методички новый учитель выбрал сказку «Кот в сапогах». Глаза человека, знающего о жизни всё, время от времени отрывались от книги и пытливо вглядывались в лица новых учеников.

«Было у отца три сына, и оставил он им, умирая, лишь мельницу, осла и кота…» — доносилось сквозь задумчивую улыбку из чащи темной бороды с рыжеватым отливом.
Появления у нас нового учителя, да еще такого бородатого и необычного, вместо грузной громогласной дамы со строгими сросшимися бровями, не на шутку всколыхнуло безликие школьные будни.

Отныне уроки литературы начинались с того, что мы читали наизусть стихи по собственному выбору, а не из школьной программы. Под портретами Горького и Чернышевского вдруг зазвучали Высоцкий, Тарковский, Бродский, Пастернак…
Учитель не задавал нам сочинений на тему «В жизни всегда есть место подвигу», зато каждый диктант перетекал в лекцию о жизни и смерти и чуть приподнимал кулису, скрывавшую от нас неведомым мир настоящей литературы.

Так мы узнали подлинные слова и смысл популярной песни «Ленинград, Ленинград, я еще не хочу умирать» и о телефонном разговоре Сталина с Пастернаком об аресте Мандельштама. О докторе Живаго, о Гамлете в театре на Таганке. И еще о том, куда отправился и откуда никогда не вернулся человек, который вышел из дома «с дубинкой и мешком». Шел 1983 год, и об этом еще никто не говорил.

2

С тех пор мой внутренний голос в такт барабанной дроби пальцами по столу, под стук колес поезда, в темпе строевых маршей или морского прибоя — неизменно отзывается цитатами из диктантов бородатого учителя. И тонны услышанных, прочитанных и заученных за эти годы разноязыких слов не в силах их заглушить.

***

Люблю появление ткани,
Когда после двух или трех,
А то четырех задыханий
Прийдет выпрямительный вздох.


3

Тогда в моей жизни возник театр.
«Театральный герой постоянно бездельничает. Он слоняется по сцене и ввязывается в неприятности». Вместе с бородатым учителем мы ставили «Мир сцены» по Джерому К. Джерому —  я елозил по сцене, припадал на колено перед «героиней» в белом платье и белых перчатках, протягивая ей бумажный, выкрашенный восковыми мелками цветок. «Героиня» хлопала крышкой рояля, и цветок летел на подмостки.

4

Брови царь нахмуря,
Говорил: «Вчера
Повалила буря
Памятник Петра».

***

Иногда посреди урока учитель откладывал хрестоматию с «Молодой гвардией» и читал нам рассказы Куприна или Сэлинджера. Но случалось и так, что вдруг он с досадой захлопывал книгу. Грустный взгляд всё понимающих глаз обращался к хихикающей «галерке», а из густой бороды слышалось вполголоса: «Ну что, дебилы, скучно вам?»

5

Как филин поймал летучую мышь,
Когтями сжал ее кости,
Как рыцарь Амвросий с толпой удальцов
К соседу сбирается в гости.

***

Репетиции сцен из несостоявшегося спектакля «Упырь» по повести А.К. Толстого продлились до весны. Из воспоминаний — во рту остались причмокивания и гнусавый голос моего персонажа-вампира.

6

У кого болит затылок,
Тот уж пяток не чеши!
Мой сосед был слишком пылок,
Жил в деревне он, в глуши.

***

Учитель пробыл в нашей школе до конца учебного года. В восьмом классе к нам снова вернулась наша прежняя громогласная дама-парторг школы. Изложения по книге Брежнева «Целина» и сочинения о подвиге героев первых пятилеток вернулись на привычное место.

7

И вот однажды на заре
Вошел он в темный лес.
И с той поры,
И с той поры,
И с той поры исчез.

***

Через много лет, однажды рассматривая фотоальбом соседа по общежитию в Бар-Иланском университете, я с удивлением увидел нашего бородатого учителя. Это была обычная фотография класса, какие снимали каждый год, в каждой советской школе: 3-4 ряда учеников с учителями посередине. Точно такая же фотография осталась у меня дома, только эта была сделана через год после моей, и уже в другой школе.

- Как долго он у вас пробыл? — спросил я приятеля, указав на знакомого учителя на фото.
- Один год, — ответил тот.
- А потом?
- Ушел в другую школу, но я слышал, что и там он долго не задержался.

8

Пару дней назад неизбывная барабанная дробь памяти вывела меня на страницу Вконтакте, посвященную ему, и я узнал, что он умер десять лет назад, 22 января 2011 года. На фотографии последних лет он напоминает Мусоргского с портрета Репина. Тот же отрешенный взгляд, обращенный в нездешние дали. Взгляд человека, знающего всё о жизни. И о смерти. Сильно поредевшая рыжеватая борода с сединой, засаленная панамка, натянутая по самую переносицу. Тишина и отчаяние.
Осталась книга «Долг», десятки учеников, рассеянных по свету и цитаты из стихотворных диктантов, навсегда заселившие изнанку памяти.

***

Там в стихах пейзажей мало,
Только бестолочь вокзала
И театра кутерьма,
Только люди как попало,
Рынок, очередь, тюрьма.
Жизнь, должно быть, наболтала,
Наплела судьба сама.