Полабский рубеж фрау Моревой. Глава 10

    Я пробудилась от грубого и протяжного восклицания:
    – Клянусь алайсиагами, только лентяи и тупицы спят за приходом рассвета! Подъе-ем вражьи силы! – Раздались глухие и частые удары дубинок по телам спящих узников с последующими угрозами стражников, что скоро они вообще пустят в дело мечи. В ответ послышались стоны и невнятные бормотания заключенных, которые с трудом освобождались от грез волшебного сна.

    В свою очередь, уже окончательно пробудившись, я с радостным удивлением почувствовала, что глубокий и лечебный сон без сновидений, насланный Подагиней, подействовал на меня животворно.

    Аналогичным образом «сон от Подагини» сказался на физическом здоровье моего «спутника». Если нынешней ночью он забылся сном человека, практически избитого до полусмерти, то уже в это утро проснулся совершенно обновленным. Его организм переполняла жизненная сила, а его целеустремленностью позавидовали бы многие. Чего нельзя было сказать о памяти Николота. Возникшие с ней проблемы я точно связала бы с двумя событиями. Во-первых, с мощнейшим нокаутом, который он получил. Во-вторых, с волшебной терапией, которую посланница богини Живы провела над тем же Николотом.

    В результате в памяти моего «спутника» отложилась следующая информация о вчерашнем дне, чрезвычайно богатом на происшествия. На рассвете бодрич встретил старика, который оказался никем иным, а злым слугой Чернобога. Но тут, на счастье, Николоту явилась верная берегиня. С ее помощью молодец-удалец расправился с полчищем злющих богинок и встретил знатных вельмож Славного короля Карла.

    Первый из них, Беремод, открыл Николоту великую тайну, каким образом он смог бы раздобыть «злата и драгоценных каменьев». Зато второй, Арновальд, поведал главный секрет франков о прекрасной принцессе, которую Николоту надлежало спасти. В том ему должны помочь – хвала Святовиту! – слуги главного бога ободритов в лице Подагини и беригини с непонятным именем, ДМ, слова которой бодрич обязан был каждый раз выполнить беспрекословно.

    М-да…, ничего не скажешь, моя знакомая из мира Правь грамотно провела ЛФК (лечебную физкультуру) над рассудком Николота. Безусловно, кое в чем я бы не согласилась с Подагиней. Взять хотя бы мою новую кличку. Если прежде назвала меня со всем уважением, мол, Дарья Моревна, то зачем теперь зашифровала аббревиатурой, ДМ? Что я танк какой или самолет?

    Впрочем, основополагающие моменты в нашем плане были заявлены верно, что, конечно, обрадовало. Значит, что? Правильно, как говорится, за работу товарищи, да-да, товарищи по оружию и колдовству! И чтобы наши дела уж совсем не разошлись с взаимными желаниями, я отдала указание «спутнику», мол, если он уяснил верно мою просьбу, то пусть приложит руку ко лбу. Обратилась именно с просьбой, так как посчитала, что незачем подрывать, по понятиям молодца-удальца, его авторитет.

    В это время у бодрича голова просто закружилась от избытка воспоминаний. Тут и схватка с болотным чертом Анчуткой, и долгая скачка на рослом коне Фризе вместе с прекрасной принцессой, и… страшный итог. Принцессу захватили и заточили в неведомую темницу, а единоборство бодрича с подручным самодовольного эдилинга саксов оказалось проигранным. Ох, как же Николот возненавидел мерзкого фрилинга с его коварным ударом! Чтобы избавиться от неприятных видений, моему «спутнику» пришлось инстинктивно прижать пальцы к вискам. Потом вдруг, уж не знаю из каких соображений, ему вступило, что если он не прижмет ладонь ко лбу, то его берегиня сию же минуту исчезнет. Отчего бодрич даже замычал с досадой за допущенный промах и немедленно ошибку исправил. Потом вытянул руку вперед и, словно на ощупь, буквально черепашьим шагом двинулся к двери тюрьмы, которую теперь стража распахнула настежь.
 
    «А что, исполнено довольно натурально!» – похвалила я моего «спутника» за своеобразную игру собственным телом. К сожалению, актерское мастерство Николота не оценил никто, кроме меня.

    Стражники будто бы с цепи сорвались, с бешенной злостью выталкивая узников по крутому подъему из мрака тюрьмы на тусклый свет начавшегося дня. Бодричу тоже досталось. Пара ударов и ощутимых тычков от стражников заставили его невольно оказаться среди франков. Хотя последние большого восторга по этому поводу не выразили. Наоборот! Значит, не забыли картину ночного явления Подагини с ее страшными до жути молниями из глаз.

    Мало того, стоило Николоту в толчее ненароком задеть узника, как франк готов был или шарахнуться от бодрича, как прокаженного, или отвесить ему ощутимый удар в бок или грудь. Как следствие, между Николотом и остальными заключенными сохранилась некоторая дистанция. В результате возник удобный случай узнать, где оказался мой «спутник»? Впрочем, он и без моего лишнего напоминания огляделся по собственной инициативе.

    В итоге я предположила, а Николот подтвердил, что пленников вывели на внутренний двор цитадели Ратенхугеля. На что указала темная громада донжона, которая высилась вдали и была сложена из камня. Правда, в настоящий момент утренний туман скрыл от глаз Николота часть главной башни цитадели Ратенхугеля. За этой серой мглой также можно было угадать два бревенчатых строения в два этажа. Они расположились левее от главной башни цитадели. Правее и дальше за туманной промозглой пеленой скрылась конюшня, положение которой я определила по характерному запаху. Здесь даже лошадиного ржания в качестве маяка не понадобилось, чтобы узнать ее местонахождение.

    Впрочем, о неприятном амбре всякий изголодавшийся мужчина забыл бы сразу, стоило ему на смену прийти аромату свежеприготовленной похлебки с мясом.  Что по иронии судьбы не замедлило случиться. Резкий порыв ветра донес до ноздрей пленников аппетитный запах пищи, что заставило моментально повернуть их головы в сторону предполагаемого местонахождения кухни. Дело в том, что источник запахов, будоражащий кровь голодных людей, по-прежнему остался не виден из-за туманного марева.

    Между тем последовала отрывистая команда для заключенных, чтобы они построились в шеренгу по одному. Среди узников сразу возникло движение, даже сутолока, однако ситуация вокруг Николота не поменялась. Бодрич в очередной раз оказался в шаге или двух в стороне от франков, которые к этому моменту выполнили приказ.
 
    Появившийся перед ними рослый вояка-сакс взялся за придирчивый поиск физически сильных фраков. Вскоре, отобрав восемь человек, он молча увел их под конвоем четырех вооруженных саксов. Эта группа людей скрылась в туманной дымке, которая к настоящему моменту начала постепенно рассеиваться.

    На месте ушедших появился другой сакс, кого теперь тоже, судя по всему, наделили властными полномочиями. Его я узнала по вчерашним событиям, когда под командой фрилинга Беовульфа он вместе с четырьмя всадниками отправился, чтобы захватить сиятельных франков – Арновальда и Беремода. Так вот, этот высокого роста и с развитой мускулатурой сакс по имени Хейден с важным видом скомандовал тюремщикам:
    – Остальных загоняйте в темницу, а бодрич пойдет со мной!
    Стражники, от усердия буквально поедавшие глазами новое начальство, сразу взялись за исполнение приказа. В очередной раз послышалась замысловатая ругань с использованием в качестве бранных слов прозвища злой нечистой силы у древних германцев.

    Здесь я предположила, что нарочитое сквернословие охранников вместе с излишним применением грубой силы, вызвано самым заурядным страхом. Боязнью суровой кары за нарушение дисциплины, которая произошла не далее, как прошедшей ночью. Ибо абсолютно все охранники тюрьмы проспали глубоким сном, навеянном Подагиней, и при том до самого рассвета.   
       
    В свою очередь, Николот печальным взглядом проводил франков, которым довелось опять спускаться по крутым ступеням в сырое подземелье. Над ним, кстати, была сооружена теперь покосившаяся от времени постройка. Для чего ее соорудили я не поняла, но на меня как «странницу» от этого, по сути, сарая пахнуло древностью и тайной. Наверное, мой «спутник» тоже почувствовал нечто похожее, отчего его мысли невольно вернулись к пленникам.

    «Бедолаги, – с горечью подумал Николот, – вам заместо куска хлеба да глотка водицы колодезной осталось лишь сглатывать голодную слюну да исподлобья зыркать на стражников, коих опять вдруг охватил неизвестный морок!»

    – Э-гей, бодрич, ужель соскучился по жуткой темнице? А нет, так не зевай! – нетерпеливый окрик Хайдена с ноткой насмешки в голосе вернул Николота к действительности. Тем более, что смысл дальнейших слов сакса, заставил бодрича задуматься о его будущей судьбе: – Слышь, молодец-удалец, топай-ка за мной да побыстрей, и тогда, клянусь святым Лонгреном, судьба обернется к тебе лицом! - И Николот затопал вслед за Хейденом.

    Сакс уверенно пошел сквозь туманное марево, ориентируясь на ароматные запахи кухни. Впрочем, серая мгла быстро прямо-таки на глазах рассеялась, и очень скоро бодрич убедился, что идут они по ровному утоптанному грунту очередного внутреннего дворика цитадели. «Сколько же этих дворов понастроили? – подумала я.

    В то время как мой «спутник» не заинтересовался премудростями крепостной фортификации. Николот озаботился урчанием в своем желудке и в этой связи надеждой на скорый завтрак, который был бы гораздо лучше, если бы он прошел вместе с обедом. 

    К сожалению, мечта проголодавшегося бодрича не сбылась. Хайден и под его началом Николот обогнули деревянный навес, под которым укрылся вожделенный обеденный стол. За ним как раз устроилась группа пленников, которая в преддверии физических работ дружно работала ложками, поедая горячую чечевичную похлебку.

    В какой-то момент взгляд моего «спутника» встретился с долгим пристальным взглядом Дагоберта. Выражение глаз этого франка сказало, что передо мной волевой энергичный в поступках человек даже с готовностью на самопожертвование. Взять хотя бы его действия в подземной тюрьме. Из чего я сделала вывод, что в недалеком будущем Дагоберт точно окажется вдохновителем и организатором побега.
 
    Что касается нынешнего момента, то Хейден подвел Николота к местной кухне под открытым небом. Здесь развели несколько костров, над которыми установили огромные котлы, чтобы них приготовить пищу для нового гарнизона Ратенхугеля. Как раз к главной поварихе на этой кухне собрался обратиться сакс, но пожилая невысокая женщина крупной комплекции его опередила.

    – Именно ты, всезнающий Хейден, дашь ответ, что за шурум-бурум поднялся под стенами Ратенхугеля на склоне вчерашнего дня? Неужели придут на постой?
    – Успокойся мамаша Сикбальда, это отряд войска сорбов подступил к нашему городищу и встал там лагерем. Сам Великий эделинг Атавульф заключил с ними союз. Однако высокие договоры не нашего ума дела. Я по-иному к тебе. Лучше мамаша Сикбальба, прими-ка, молодца! Требуется искупать, одежду поменять и…   
    – А спать уложить, да к нам под бочок не потребуется? – Задорный женский голос непочтительно перебил старого вояку. Впрочем, этому служаке, которого сейчас мне удалось рассмотреть пристально, было от силы 35 лет. Высокий, поджарый с лицом испещренными множеством морщин и несколькими шрамами сразу напомнил мне ствол бука, правда, не старого, а лишь немолодого.

    Тем временем рабочий персонал кухни, а он представлял собой трех женщин, продолжил хохотать над фривольной шуткой по поводу бодрича. Чего нельзя было сказать о главной поварихе, мамаше Сикбальде. Она, напротив, к словам Хейдена отнеслась серьезно и немедленно отдала команду:
    – Так, Сигга и Сибода быстро набрать ушат горячей воды и поставить у камня! А ты, Сикфара, оттащи туда же лохань побольше да ковш покрупнее!
Перечисленные женщины поняли, что время для шуток закончилось, и быстро взялись за работу.

    Между тем мамаша Сикбальда обернулась к Николоту со словами:
    – Ты же, бодрич, скидывай свои лохмотья, и, марш, до того камня! – Однако заметив, что Николот не торопиться выполнить ее команду, пригрозила: – Не доводи до греха, а не то ошпарю! – Суровый вид мамаши, ее агрессивная поза этак руки в боки вдобавок с пышной грудью, которая неотвратимо надвинулась на бодрича, должным образом подействовала на моего «спутника».

    Тем более, что, прозондировав окружающую местность на присутствие любых «уокеров» и не обнаружив их, я отдала указание: «Главное, ни в коем случае не спорь и выполняй все, что говорят! Не волнуйся, в койку тебя не потащат! Тем более, что я как твоя берегиня не позволю!»

    В результате Николот с недовольным видом, но все-таки разделся догола. После чего, поеживаясь на холодном ветру, поспешил к указанному месту, которое находилось от бодрича в десяти метрах.
 
    В это время мимо него две женщины, как я назвала их из бригады на букву С, с трудом протащили ушат с горячей водой. Женщины оказались невысокого росточка, худощавые, но жилистые. Взгляд, брошенный одной из женщин на моего «спутника», не сулил бы для него ничего хорошего. Это подтвердили слова второй, дескать, носит по округе всяких сорбов да бодричей, а потом кухонная утварь пропадает! Из того что услышала и увидела, я сделала вывод. Племя саксов не жалует племена соседей, и прежде всего на бытовом уровне. Особенно, живущих за пограничной рекой.

    Но тут мои аналитические изыскания прервало появление мамаши Сикбальды. Уж кто-кто, а она в действительности не потеряла времени даром. Сначала подобрала старую одежду, затем выбросила ее в маленький костер, что едва горел в стороне от группы основных, служивших для приготовления пищи. Потом извлекла откуда-то баклагу со щёлоком и со словами – Поможешь удальцу! – вручила ее Сикфаре.

    Молодая женщина приятной наружности и с формами, броско выпирающими у нее из-под шерстяной кофты, сердито фыркнула, но все-таки отправилась к знакомому камню. Кстати, поблизости от него струился ручей.

    «Вот и холодная проточная вода, не все тебе купаться в кипятке!» – о наличии средневековых удобств ЖКХ я, конечно, прежде всего сообщила моему «спутнику». Постаралась ободрить Николота, ибо чем ближе он приближался к помывочному месту, тем сильнее его била нервная дрожь.

    Причин тому было несколько. Первая, – пронизывающий холодный ветер. Все-таки на дворе не май месяц, а середина ноября. По моим ощущениям, градусов 5-10 по Цельсию. Вторая, – оторопь моего «спутника» от собственной наготы. Третья и, на мой взгляд, главная, – откровенный и в то же время пугающий вид суровой «банщицы».

    Дело в том, чтобы не замочить и не испачкать свою кофту, Сикфара показалась Николоту в исподней майке, а по сути полуобнаженной. Да, появилась, но будучи умудренной жизненными передрягами сразу предупредила:
    – Чего зенки вылупил? Выпадут, не соберешь! – Затем, увидев, что у бодрича нет даже намека на скабрезность в намерениях, эта хабалка сменила, как говорится, гнев на милость. Украдкой перекрестила лохань и миролюбиво продолжила: – Ладно уж, чего уставился? Залезай, черт тебя дери, в лохань, искупаю как младенца!