Дальний батальон

   Утренний развод на плацу. Личный состав топчется в ожидании построения, некоторые докуривают возле урны на входе в казарму.
- Вам что?  особое приглашение нужно?
   Комбат подполковник Ермилов, заложив руки за спину, нервно топчется перед медленно заполняющимся строем. Верхняя губа его свернулась сосулькой и сердито подергивается. Оттопыренный живот, а в простонародье – штабная грудь, едва прячется за генеральской рубашкой с резиновыми стяжками на боках. Он, то качается на носках, то прохаживается взад–вперед, и смотрит поверх голов нестройных шеренг на казарму. Оттуда жидкой струйкой, кто не спеша, кто бегом, подтягиваются опоздавшие.
   - Вэ-э-э так собираетесь, как бере-е-еменные кролики в роддом! – протяжно и фальцетом подгоняет Ермилов. – А-ну бегом марш!
   Командир ремонтного взвода бежит из автопарка по мощеной плитами дорожке.
   - Злобин! Почему о****уете?
   - Я сейчас объясню, товарищ подполковник.
   -  Я вам сам сейчас объясню. Нечего мне объяснять…. Почему о****уете, спрашиваю? – Он задает вопрос Злобину, но поворачивается к нему спиной и ответа не ждет.
   Доказывать что-то комбату бесполезно, не докажешь. Это все равно, что плеваться с верблюдом. Не переплюешь… Пока сам не станешь таким же двухгорбым.
   - Равняяяйсь! – командует начальник штаба.
   Строй вихляется вдоль прочерченной на плацу белой линии. Все втягивают в себя все, что положено и поворачивают голову направо (правое ухо выше левого), каждый ищет грудь четвертого человека, считая себя первым. Дойдя до середины строя счет обрывается на выдающейся вперед груди писаря техчасти Нины, пухленькой круглощекой блондинки с длинными ресницами и сержантскими лычками.
   - Мне дальше не видно! – жалобно восклицает прапорщик Нагорняк.
   - Отставить! – командует начальник штаба. – Равняйсь!
   На утренний развод бригады в понедельник собираются все части, роятся и ждут выхода комбрига. Начштаба бригады полковник Смолей стоит перед трибуной, молча смотрит на приготовления и косит глазом в сторону штаба.
   Комбриг полковник Корнейчук появляется в бригаде рано. Спокойно выслушивает доклад оперативного дежурного, а затем молча в одиночку обходит и смотрит территорию части. Ему нужно получить вдохновение, как народному артисту перед концертом. В казармы не заходит, чтобы не пугать население, а смотрит автопарк, хоздвор, караулку. Идет молча, смотрит, никому замечаний не делает. Его выдержке можно поучиться. Зачем, скажем носорогу напрягаться и орать, когда его и так все бояться. Но все кизяки он находит, запоминает и потом, на разводе каждому комбату воздаст по деяниям его.
   Натура у Григория Петровича нехитрая и народ научился ее разгадывать. По тому, как он выходит из штаба, вся бригада узнаёт настроение. Если фуражка на носу – раздалбывать всех подряд. Тут достанется и комбатам, и провинившемуся взводному, и нерадивому прапорщику из столовой. Если же фуражка надета набекрень – озадачит только комбатов. Ну, а если вышел по-казацки,  и фура на затылке – будет хохмить без тяжелых последствий для подчиненных.
   Бригада связи была сформирована в средине семидесятых и заняла свое место дислокации в историческом военном городке Одессы, который называют «Котовские казармы». Говорят, что здесь в гражданскую войну размещалась бригада Григория Котовского. Об этом нам напоминает большой бетонный бюст легендарного комбрига, установленный на аллее в парк, увитой старыми раскидистыми ивами.
   Наш батальон размещается на втором этаже старинного П-образного здания. Раньше он назывался батальоном дальней связи или сокращенно – «Дальний». После перевооружения на тропосферные станции привычное название «Дальний» так за ним и осталось. А на первом этаже находятся казармы радиорелейного батальона. Им командует подполковник Мышаков.
   Еще один тропосферный батальон подполковника Киргизова размещается за штабом бригады в другом здании. Он по сути уникальный, и его уникальность  заключается в том, что был сформирован из авторитетной и заслуженной роты тропосферной связи. Фактически - это рота, в которой еще есть штаб батальона. Это единственный в Советской Армии батальон связи, состоящий всего из одной роты.
 - Смирно! – Комбриг появился на аллее и зашагал в сторону трибуны. Все облегченно перевели дыхание. Фуражка у «Деда» на затылке. Отделаемся холостыми выстрелами.
   Григорий Петрович идет неспешно, раскачиваясь корпусом, как председатель колхоза бредет по пашне на встречу с трактористами.
   После доклада начальника штаба Корнейчук приветствует войско:
   - Здравствуйте, товарищи!
   - Дравжираф тарищполков! – дружно отозвался строй.
   Комбриг взбирается на трибуну и, упершись руками в перила, молча осматривает выстроенные перед ним части. Взгляд его западает на выступающие части писаря Нины. Он, склонив голову, смотрит на девушку в кителе, опоясанной ремнем, на ее грудь, вырывающуюся из тесной гимнастерки, а затем, словно очнувшись, поднимает голову и говорит:
   - Ну, да…- Комбриг откашливается и хлопает ладонями по перилам трибуны:
   - Таак!...
   Все команды в армии начинаются со слова «Так!». Это самое нужное слово в армии. Без него любая команда не доходит так быстро. Вот попробуй перейти к сути задачи, которую нужно поставить, без этого «Так!». Это слово как карманные часы перед глазами, которыми машет гипнотизер, чтобы ввести субъекта в полусонное состояние и затем овладеть его волей. Старшина, например, говорит пробегающему мимо солдату: «Так, стоять, солдат! Ко мне, солдат! Что несешь?». Или ротный ставит задачи подчиненным: «Так…Петров, возьмешь на ПТОРе солидол и ко мне! Я тебя драть буду». Без этого вступления «Так» ну очень сложно перейти к сути вопроса.
   - Таак!, - говорит комбриг. - Хватит бездельничать. Со следующего понедельника Дальний и Релейный батальоны идут на полевой выход для отработки учебных задач. С сегодняшнего дня начинается подготовка техники к выезду. А в парк никто и не заглядывает. Ворота боксов паутиной заросли, пауки там висят жирные, как кони. Только прапорщик - в бокс, а и нету его. Утащили пауки бесследно. Вот и не ходит туда никто, бояться.  Освинели уже, как кабаны.... женского рода.
   По строю пробежал легкий смешок. Понятно, что командир в хорошем расположении духа. А в таком настроении Корнейчук умеет найти нужные эпитеты и сравнения. Даже взбучка с метафорами комбрига воспринимается легче.
   - Так вот! Я вам скажу - сала нагулять не получится! С сегодняшнего дня работают все! В парке! И чтоб я днем в казарме не видел ни одного болтающегося личного состава. Расслабились здесь на жаре. А кто новую технику будет изучать? Я, что ли? Всем всё проверить и обслужить! Чтоб до полигона все машины доехали. А не так, как в прошлый раз, релейный батальон вытянулся по трассе, как свинья в берлоге. Да-да, это я про вас говорю. Ремвзвод потом до утра машины собирал! То вода закипела, то тормоза заскрипели. 
Затем комбриг говорит заместителю по вооружению.
- Владимир Григорьевич, вы там проинструктируйте дежурного по парку - чтобы до обеда оттуда никто – никуда. И в туалет в том числе! Пойдут не когда захочется, а когда захочет командир роты.
   После прохождения торжественным маршем, стройные коробки батальонов зашатались, и из них начали испаряться политические и другие штабные работники. Этим в автопарке делать нечего. Только мешать разве что. По аллее в парк, густо усаженной соснами, побрели обреченные роты и отдельные взвода. Старые ворота боксов, бывших конюшен, отворили и все дружно приступили к подготовке техники.
   В нашей тропосферной роте служат преимущественно славяне. Командует ею капитан Джумик. Он недавно заменился из Германии. Многое из того, что здесь его окружает, ему не по-душе, все не так, как в ГСВГ, и ротный полон энтузиазма навести порядок во всем.
   - Так, солдат! Ну чё ты там повис, как кот на заборе? Смелее открывай ворота. Представь, что это холодильник, а там - колбаса. Всем водителям проверить двигатели, ходовую и тормоза. Начальникам аппаратных проверить состояние и сделать отметки в аппаратных журналах. Механикам проверить работу дизель-генераторов.
   Собственно, проверять тут нечего. Аппаратные новые, неделя, как получены. Внутри все пахнет свежей краской. Машины только снаружи пылью прибиты, а внутри все – как только с завода. Но нужно выполнять приказ.
   Я залезаю в аппаратную и разглядываю ее с интересом. Сегодня вижу тропосферную станцию Р-410М в первый раз. В училище нас такому не учили. Но на то КВВИДКУС и инженерное училище, чтобы научить лейтенанта-инженера самому разобраться в новой технике. Все выпускники нашего училища неимоверно гордятся этой приставкой в звании – инженер. Хотя командиры в войсках скептически называют нас «лейтенант минус инженер».
   В переднем отсеке аппаратной - пульт рабочего места, аппаратура уплотнения, стойки приемников-возбудителей, измерители уровней и самое главное - обогреватель, который будет спасать нас зимой. В заднем отсеке – мощные передатчики.  В училище мы учили совершенно другую технику, но раз вот так легла карта, придется изучать.
   - При включенном передатчике эту дверь надо держать плотно закрытой, - просвещает меня оператор ефрейтор Охрименко. Он сам еще не работал на новой технике, но друзья из тропосферного батальона уже предупредили. – Как говорится, береги шерсть смолоду.
   - А что, у нас никто на этой технике не работал? – интересуюсь я.
   - Вообще. Вот только прапорщик Рыжевский, он недавно из Афгана приехал. А до этого служил в другом Тропосферном батальоне. Он единственный специалист. Будет нас учить на двадцать девятом километре.
В аппаратную заглядывает капитан Джумик.
   - Так! Идите помогите Голубеву, он готовит целинную технику. Надо  выбрать КП и заправить.
   КП – это контейнер прицепной для топлива. За боксами их стоит море. На учения каждый экипаж цепляет по такой емкости с дизтопливом для работы электрогенераторов.
   Старший лейтенант Голубев – двухгодичник, как и большинство офицеров в батальоне. Его отправляют на целину уже не первый раз. Что делают на целине, и где эта целина, он никому не рассказывает. Говорят, что из разных частей формируют колонну транспортных машин с запасом топлива и направляют в помощь колхозам для уборки урожая. Все это называется громким патриотическим словом – «На целину!». Но Голубев едет в командировку с удовольствием. Там над ним нет начальства, там не ходят в наряды, и он вернется через два месяца отдохнувший и загорелый. Оставаться служить дальше Голубев не планирует и дожидается осени, когда пойдет на дембель.
   - Портупея через плечо – жизнь через задницу, - говорит Голубев. И его мнение разделяют почти все офицеры-двухгодичники батальона. Только один из них – лейтенант Шиленко хочет продолжить службу, потому что здесь платят больше, чем на гражданке. А возвращаться лаборантом на свою кафедру в институт ему уже не хочется.
   Мы с ефрейтором Охрименко осмотрели все емкости, но ни одной пустой мы не нашли. В каждой из них бултыхались остатки дизтоплива.
   - Но ведь ему нужен бензин. А тут одни дизельные КП. Где же взять КП для бензина? – спросил я у прапорщика Рачука, нашего техника роты.
   - Где взять? Вас учить что ли надо. Вон под бокс вылейте остатки. Там, где песок насыпан. Вот вам и чистый КП. Салаги. – презрительно сказал Рачук и пошагал на ПТОР.
   Пришлось последовать совету бывалого прапорщика. А что, страна не бедная, солярки не жалко, она копейки стоит. Благо дело за боксы редко кто заходит. Мы добросовестно слили остатки топлива на землю в канавку и присыпали песком из пожарного ящика.
   Подъехала транспортная машина Голубева. Пока водитель с нами прицепляет КП, Голубев потягивется, как после сна.
   - Эх! Последний раз еду перед дембелем, - весело и мечтательно говорит Голубев. - А потом получу предписание. Ох! Я это уже во сне вижу... Как я беру мое предписание обеими руками, нежно, как ребенка, целую его, как знамя, и кладу вот сюда, ближе к сердцу... И прощай навеки родная армия!
   Я провожаю его со смешанными чувствами. Жаль, что он уезжает.  Голубев  хоть и «пиджак», но своим взводом управляет уверенно. И к тому же человек с большим чувством юмора. Рассказывали, что однажды на учениях его аппаратная стояла в Чабанке, прямо на берегу моря, возле узла связи «Темза». Двое солдат вечером отпросились у Голубева искупаться. А через полчаса прибегает один с криком:
   - Колжан утонул!
   Голубев пулей рванул из аппаратной, кубарем скатился с обрывистого берега и прямо в одежде, сняв только сапоги, бросился в море, где в волнах еще барахтался его солдат. Он вытянул недоутопленника на берег, откачал его и сказал:
   - Я тебя блять сейчас научу плавать.
   Когда солдат пришел в себя, Голубев приказал ему принести лопату и рядом с линией воды вырыть ямку, на подобии окопа. Ямка слегка заполнилась водой и Голубев перевязав Колжанова под мышкой полевым кабелем, приказал:
   - А теперь плыви! Не бойся, я тебя буду страховать.
Колжанов лег в окопчик. Вода омывала только его живот.
   - Я сказал, плыви! – Голубев стоял над ним и дергал за веревку, как лошадь за уздечку. – Греби давай!
   Все еще перепуганный Колжанов загребал руками песок возле окопчика, а Голубев учил его:
   - Так! А теперь брассом! Руками и ногами! Задержать дыхание! Ныряем!
Колжанов загребал песок в окопчике, как хороший крот, тыкался лицом в размытую грязь, но подчинялся командиру безоговорочно.
   После этого случая Голубев стал пользоваться огромным авторитетом у солдат всего батальона.

   Рядом с нашими боксами стоит техника второй роты – аппаратные уплотнения П-257 и горы полевого кабеля П-296. Второй ротой командует капитан Абдуллаев из Баку. Абдуллаев тоже был когда-то двухгодичником, но в армии ему понравилось и вот он уже дослужился до капитана.
   Во второй роте большинство солдат месхетинцы или турки-джавахцы. Самым авторитетным у них - помощник старшины и каптер сержант Аслан Хейроев, накачанный атлет с густой растительностью на груди. С учетом размеров его кулаков все солдаты в роте подчиняются ему беспрекословно. 
   В том, что вторая рота всегда традиционно формировалась выходцами из горных мест, есть некая заслуга бывшего комбата подполковника Рафаеляна. Видимо, кровное родство – не пустой звук, и он набирал в батальон всегда послушных ему кавказцев. Он командовал батальоном еще в звании капитана. Когда батальон дислоцировался во Флорештах, Рафаелян помотался по бессарабским полям, раскладывая и собирая полевые кабели. Сейчас же, когда батальон перевели в Одессу, Георгий Мкртычевич нашел себе место поспокойней. Теперь он служит в штабе бригады мобистом. Это относительно спокойная должность, без подчиненных. Вернее, есть у него в подчинении один прапорщик, который и делает всю работу: карты рисует, таблицы заполняет. Его кабинет называют «Райская группа». Никто кроме комбрига и начальника штаба туда не заходит, и чем занимается эта группа никто не знает. Иногда после обеда из-за двери доносится лошадиный храп. Есть предположение, что в группе до сих пор живет старая эскадронная лошадь, отставшая от кавалерийской бригады Котовского. Правда, никто из нас ее не видел.
   Георгий Мкртычевич любит обозревать войска, идущие мимо на обед.  Он стоит на ступенях, задумчивый как Наполеон под Ватерлоо, засунув правую ладонь в расстегнутую рубашку на большом животе. По статусу никаких команд в его честь отдавать не положено. Он просто начальник мобгруппы. Но вторая рота – это его гвардия Наполеона. Она свято чтит заслуги бывшего комбата и при приближении к штабу сержант Хейроев переводит подразделение на строевой шаг.
   - Смырна-а-а! 
   - Спасыба! Прыятный апэтыт! – Рафаелян поворачивается и уходит в свою «темную комнату» отдохнуть перед обедом.

   По приказу вся техника, которая стоит в боксах, должна быть заправлена и в любой момент готова выехать из автопарка в указанный район.
   Ко мне подходит молодой солдат-водитель и докладывает:
   - Товарищ лейтенант, у меня на антенной машине бензин слили.
   - Как? Когда?
   - Не знаю. Вчера проверял, все было на месте. А сегодня плашка сорвана и пол бака пусто.
   Половина бака – это примерно 80 литров бензина. Четыре канистры. Как могли это сделать, если боксы опечатаны и охраняются караулом.
Солдат строит догадки.
   - Может это караульные.... Или мохнатики... Они поздно в парк возвращаются... Могли таксистам продать...
   Смотрю на ворота боксов и исследую, как можно проникнуть вовнутрь. Ворота изнутри запираются в землю длинными штырями. Снаружи через ушки каждых ворот протягивается проволока и вешается слепок. Но при желании и умении на некоторых воротах можно подлезть снизу и вытянуть штырь вверх, так что ворота немного приоткроются. Они будут сдерживаться проволокой со слепком, но все же через щель можно протиснуться внутрь хранилища.
   Идем с солдатом докладывать командиру роты. Он в танковом комбинезоне прохаживается между боксами и наблюдает за нашими потугами.
   - О! – восклицает он навстречу нам - Явление выхода яйцеклеток в маточную трубу. Почему такие грустные?
   Выслушав мое заявление, Джумик сказал недовольно:
   - Молодцы! Докладываю, что у нас в батальоне воров нет... А есть разгильдяи, у которых все воруют! Доложи Рачуку, он решит вопрос с заправщиками. И проверьте везде запоры, чтобы впредь...

   Тут подбегает помощник дежурного по батальону со штык-ножом на ремне.
   - Товарищ лейтенант, вас срочно вызывает начальник штаба.
   - Что там еще случилось. Не дадут поработать.
   - Да в наряд, дежурным по батальону.
   Этого только не хватало. Я отдаю распоряжения своему сержанту и иду в штаб на инструктаж.
   Нормальный рабочий день...