Алма-Ата, Жетыген, Капчагай вчера и сегодня

Муж листал на смартфоне видеоролики на тему «Жетыген» и вдруг увидел дома нашего военного городка, в котором мы жили 50 лет назад… Клип удачно сопровождала мелодия песни Анжелики Варум:

Ах, как хочется вернуться,

Ах, как хочется ворваться в городок…

На нашу улицу в три дома,

Где всё близко и знакомо, на часок,

Где друг к другу ходят в гости,

Где нет зависти и злости…

Много лет подряд мне снился этот дом, в который, и правда, хотелось вернуться хоть на часок, чтобы вспомнить то, чему тогда не придавалось значения… Но это было нереально – слишком далеко. Сейчас, спустя время – тем более нереально. И вот кровавые события недавних дней заставили нас найти на спутниковой карте наш посёлок, виртуально пройтись по его улочкам и вспомнить…

Сразу после московского института, в котором мы с мужем учились, его призвали на военную службу - в чине лейтенанта, поскольку в институте была военная кафедра и все ребята прошли строевую подготовку на летних сборах в подмосковной Кубинке. Служить пришлось далеко от дома – в Казахстане. Два года мы прожили в посёлке Николаевка в 30 км от Алма-Аты. На окраине посёлка была железнодорожная станция Жетыген, сейчас так называется весь посёлок, насчитывающий 15 тысяч жителей самых разных национальностей: казахи, русские, украинцы, немцы, азербайджанцы, татары и турки, которые между собой говорили тогда по-русски.
 
Военный аэродром, где базировались МИГи авиаполка, в котором служил муж, был секретным объектом, сейчас он тоже остаётся военным, но уже весь мир знает его как аэропорт Жетыген, куда прибывали грузовые ИЛ-76 с миротворцами ОДКБ, вывозившие на обратном пути в Москву российских граждан. Охраняют его в эти дни, как и оружейный арсенал в соседнем городке Капчагай, белорусские десантники.
 
В Капчагае мне приходилось бывать несколько раз, тогда там только завершалось строительство ГЭС, ради которой в Капчагайском ущелье перекрыли плотиной речку Или, по имени которой весь административный район назывался Илийским, а алтайские горы за нею – Заилийским Алатау. Заснеженные вершины этих гор были хорошо видны с нашего балкона. Это казалось чудом. С жильём нам тогда очень повезло – всех офицеров полка заселили в новенькие квартиры в нескольких 4-этажных домах, образующих просторный закрытый двор. Планировка квартир была очень удобной: просторная прихожая со встроенным шкафом, большая кухня с лоджией, изолированные комнаты (одна с балконом), раздельные туалет и ванная, причём с небольшим окном. Проект прекрасный, хотя в исполнении его военными строителями и было к чему придраться.

Элитой полка считались лётчики, как опытные и солидные, так и недавние выпускники авиационных училищ, жёны у иных - вчерашние десятиклассницы, совсем девчонки. «Если со мною случится беда, грустную землю не меряй шагами, знай, что сердце моё ты отыщешь всегда там, за облаками…» Это песня про них.

Время от времени среди ночи в нашем дворе раздавался истошный звонок: тревога! Тут же загорался свет в окнах: лётчики, авиатехники и радиотехники всех рангов в считанные минуты снаряжались, стараясь не будить спящих жён и детей, погружались в крытые брезентом грузовики и автобусы и мчались на аэродром: как правило, это были учебные ночные полёты. Чтобы лётный состав не дремал и в любую минуту был готов к бою.

Ребята, призванные из нашего института, обслуживали самолёты как авиатехники, они готовили МИГи к полёту и осматривали после посадки. Мы жили в соседних домах, по нескольку семей в квартире, поскольку мужей призвали в армию ненадолго и не все ещё имели детей, а кто-то – и жён. Нашим соседом по двухкомнатной квартире был поначалу Лёша Штоколов из МАИ (московского авиационного), да-да, племянник известного оперного певца, внешне очень похожий на знаменитого дядюшку, а потом - Пётр Браун, радиотехник, выходец из немцев Поволжья. Однокурсники Володя Радкевич (с женой Мариной и годовалым Санечкой) и Саша Перевозчиков жили в трёхкомнатной квартире. Мы тесно общались в свободное от службы время, собирались на посиделки то в одной квартире, то в другой. Телевизор первое время смотрели только у нас, он прибыл в большом железнодорожном контейнере с другими вещами. Рассаживались все прямо на полу, на ковре, мебели было в обрез, Санечка маячил перед экраном, делая первые шаги. Сбоку на столе в тарелках стояло угощение для гостей: пластики копчёной колбасы, сыра, дольки помидоров и дыни, виноград. Ассортимент нашего военторговского магазина и сельского рыночка был небогат. Мужчины, слава богу, были на армейском довольствии. Кормить их приходилось только по выходным. Я, работая в школе, тоже нередко обедала в поселковой столовой. Там впервые попробовала манты – те же пельмени, только очень большие. Понравились. Что-то из еды посолиднее можно было купить только в Алма-Ате. Обычно мы возвращались оттуда с большим пакетом цыплят табака, которых зажаривали дома. А какие шашлыки из баранины продавались там на каждом шагу! Небольшие шампуры, на которые нанизаны мелкие кусочки баранины, по 25 копеек штука, прохожие разбирали охапками и поедали на ходу, как мороженое.

На наших посиделках Саша Перевозчиков, как правило, затевал разговор о новинках литературы, почти всю его комнату занимал большой стеллаж с книгами, которые он умудрился привезти с собой. Кстати, в посёлке был маленький, но очень содержательный книжный магазин. Благодаря ему мы удачно пополнили свои семейные библиотеки и даже оформили подписку на 17 томов Достоевского. Правда, получить успели не все, но, уезжая, договорились с продавщицей Таней, и она, представьте, один за другим выслала нам все тома до единого, а я в ответ отправляла ей детские одёжки из Белоруссии, которых не было тогда в Казахстане.

Наша общая с Сашей тема для обсуждения: чем заниматься после службы? В литературу его тянуло неимоверно. Я предложила вариант: найти что-то на стыке литературы и техники. И - о, чудо! Так у него и вышло. А поначалу он нашёл занятие для души и в самой Николаевке. Дело в том, что здесь стояла геологическая партия золотоискателей, обосновались они давно и надолго. Инженерный состав жил в особняках с виноградными садиками, а рабочие были набраны из местных жителей. У геологов был свой клуб, куда весь посёлок мог ходить на киносеансы. Помню, именно там мы смотрели «Загнанных лошадей пристреливают» с Джейн Фондой. А ещё был у геологов свой учебный комбинат, где наш Саша договорился провести цикл занятий по русской литературе и языку. Спустя год там же я обучала азам черчения геологов рабочих специальностей. К тому времени у меня уже был опыт преподавания черчения и рисования в большой школе нашего посёлка, завучем которой была жена одного из командиров авиаполка, москвичка Лидия Васильевна. По характеру она запросто могла бы командовать и авиаполком. Директором был казах Омар Омарович.

Школа была двуязычной, преподавание велось на русском и казахском языках, и классы делились на русские и казахские. Казахских было значительно меньше, поскольку множество наций посёлка Николаевка старались обучить своих детей русскому языку.

Ещё на меня навесили классное руководство в 4-м классе. Не ведая никаких премудростей этой непростой обязанности, отказаться я не могла – это был удел всех учителей, включая физрука. Первая неслыханная радость в школе: отведя два урока и вернувшись в учительскую, я поинтересовалась у коллег, чем мне теперь можно заняться.

- Идти домой! На базар, в магазин, куда угодно!

Ничего себе, я и не предполагала, что у учителей может быть такой вольный график. Но быстро к нему привыкла, потому что в смешанных классах, где попадалось несколько неуправляемых, по сути диких детей из семей, далёких от цивилизации, уже за время одного урока можно было сорвать голос и выйти из себя. В отличие от школ, в которых училась я, здесь слово «директор» не значило ничего! Напрасно было грозить пацану, сидящему на учительском столе и орущему во всю глотку одну пронзительную ноту, что сейчас позову директора, - ему было всё равно. Он продолжал орать. Было нестерпимо жаль нормальных детей, которые хотели учиться. И так почти каждый день в том или ином классе, даже в 7-х или 8-х, где я вела черчение. Разница была лишь в том, что старшеклассники уже не орали, а просто нагло и вызывающе себя вели, тем более что я была не намного их старше.

Только один учебный год, от звонка до звонка, выдержала я в этой школе. Но зато она дала мне возможность написать и опубликовать в районной газете «Путь Ильича» свою первую заметку – о прекрасном педагоге этой школы, учительнице географии, и одна фраза из этой заметки была уже моим собственным пониманием весомости учительского труда. Родилась она на пути то ли в школу, то ли обратно, когда навстречу шли ученики и поминутно здоровались, так их было много. И была в этом бесконечном «здравствуйте» не просто вежливость, но и уважение к учителю, которое особенно чувствуется в маленьком посёлке. Скоро редактор предложил мне съездить  на августовскую конференцию учителей и сделать оттуда отчёт для газеты. Ехать надо было в Капчагай - город энергетиков всего в 20 километрах от нас. Там я уже бывала, и не раз, но об этом чуть позже. Столько интересных мыслей о педагогике услышала я в Доме культуры, где проходила конференция, но в небольшой по объёму отчёт вошли лишь самые-самые. Он был опубликован на первой странице. Итак, у меня уже были две газетные публикации, которые обязательны при поступлении на факультет журналистики, о чём я подумывала давно.

Сдав вступительные экзамены и поступив в Казахский государственный университет, я стала часто бывать в Алма-Ате. Добираться туда было просто: выходишь на шоссе, ведущее в столицу, взмахом руки останавливаешь КамАЗ, забираешься в кабину – и через полчаса ты в Алма-Ате. Такса - один металлический рубль. За такой же металлический рубль добиралась я и до Капчагая, затерявшегося в песках. Впервые - когда только приехали в Николаевку и я пробовала найти работу на ГЭС по своему диплому инженера-энергетика. Но штат новой гидроэлектростанции был небольшим, и вакансий уже не было. На Капчагайское водохранилище, которое в народе называли и озером, и морем – такое оно огромное, мы ездили летом всей своей компанией купаться и загорать. У берега озеро было совсем мелким, прозрачно-голубым. Местные жители привозили сюда свои арбузы и дыни – по рублю штука, мы охлаждали их в прибрежной воде. Городок ещё только строился…

…В центре Алма-Аты на огромном бронзовом памятнике казахскому поэту и мыслителю Абаю были выбиты его слова о русском языке, который откроет казахам глаза на мир. Их фактическим подтверждением было то, что и в столице, и в нашем посёлке, в школе и университете русский язык был основным языком общения. Много ребят-казахов училось именно на русскоязычном отделении журфака. Ну а я с усердием изучала казахский, он очень забавный – из одного небольшого слова, добавляя к нему слог за слогом, можно образовать множество однокоренных слов. Например, бала – ребёнок, балам – мой ребёнок, балалар – дети, балаларым – мои дети, балаларыныз – ваши дети. На экзамене по казахскому получила «хорошо». Муж сильно удивился.
      
Когда Саша Перевозчиков узнал, что я прорвалась на журфак, загрустил: и он бы не прочь получить ещё и гуманитарное образование, тем более заочное. Но служба – не разорваться… Вернувшись в Москву, он своё наверстал, как раз на стыке литературы и техники, о котором я предлагала ему подумать, как, впрочем, и себе. Стал редактором популярного журнала «Техника - молодёжи».

Новый год мы встречали всем полком в офицерской столовой на аэродроме. Столики были сервированы и накрыты на 4 – 6 человек, говорили речи и тосты, танцевали и пели под гитару. Сашка Перевозчиков выдал свою любимую «Заброшу свой автомат за зелёный сад, за зелёный сад…» Припев подхватили, но не все: «Я не хочу, я не хочу, я не хочу больше воевать!..» Комполка и замполит поглядывали настороженно. А Сашка заходился в экстазе: «Зарою свой пулемёт!..» Но никаких нехороших последствий не было.

                ***

Прошло 50 лет. В Алма-Ате штурмуют телебашню, Академию погранслужбы, аэропорт, горит бывший Дворец президента, опрокинуты и искорёжены полицейские машины. Разъярённая толпа нападает на машины скорой помощи и пожарные. Десятки людей погибли, сотни ранены, тысячи боевиков задержаны.

Нашла в интернете памятник Абаю в Алма-Ате, той фразы о русском языке что-то не видно. Убрали? Уже после нас появились в Капчагае заводы железобетонных конструкций, высокоточных приборов и фарфоровый. С развалом Союза их продали, а со временем они и вовсе прекратили своё существование. Песчаные капчагайские пляжи стали частными и платными. Сейчас здесь одна из двух игорных зон Казахстана.

На аэродроме Жетыген ещё остаются белорусские воздушно-десантные подразделения, которые охраняют и арсенал артиллерийских боеприпасов в соседнем Капчагае. Они оставят свои посты в последнюю очередь, а завершат вывод сил ОДКБ из Казахстана российские миротворцы.
___________________________
На снимке: МИГи-21 в небе над Кубинкой, 1970-е годы.
Фото из семейного архива.