de omnibus dubitandum 100. 129

ЧАСТЬ СОТАЯ (1869-1871)

Глава 100.129. МИЛАЯ ЛИЗА…

    Я, однако, ознакомившись с делом, не стал руководствоваться  напутствием своего начальника, и вот почему.
      
    Размышляя над делом, я думал, что смерть, вероятно, была все же следствием избиения, ибо соседство этих  двух событий иначе трудно было бы объяснить. Конечно, могло быть и  случайное совпадение. Я это признаю.

    Сегодня человека избили, а завтра он  простудился и умер. Отчего нет? Однако я лично склонен даже в случайностях  искать закономерность. Отчего же умер Правоторов? Если удары Анощенко  оказались смертельными, то почему потерпевший не умер сразу? Почему он еще  два дня работал, и, как видно из материалов дела, в полную силу?

    Тут можно  было предположить две вещи. Либо избиение это было сильным нервным  потрясением, которое в конце концов привело к смерти, но тогда доказать что-нибудь почти невозможно. Либо во время избиения были повреждены  какие-то внутренние органы, причем повреждения были такого рода, которые  дают эффект не сразу, а по прошествии некоторого времени. Но что это могли  быть за повреждения и что можно выяснить теперь, когда труп, конечно, давно  разложился?
       
    Между тем дело опять получило огласку. В народе поговаривали, что  Анощенко вновь выйдет сухим из воды, потому что дворяне, заседающие в новом  суде, те же самые, что заседали и в старом, - дескать, ворон ворону глаз не  выклюет и т.д. Так что дело получило не только юридическую, но и чисто  нравственную сторону. Надо было не только наказать преступника, но и  доказать публике, что новый суд - суд настоящий, что перед ним все равны, и  равны не на словах, а на деле, от первого помещика до последнего мужика.
       
    Существовала, разумеется, и другая точка зрения. Мне передавали слова  нашего губернатора Скарятина: "Передайте этому следователю, что  использовать новые законы для шельмования уважаемых людей мы не позволим".
       
    Но я не поддавался. Конечно, стоило мне убедиться, что Анощенко не виноват,  я сразу бы от этого дела отступился. Не стал бы возводить напраслину на  человека только затем, чтобы доказать торжество нового суда, ибо таковое  видел исключительно в достижении справедливости. Но я подозревал, и сильно  подозревал, что между избиением Правоторова и его смертью есть прямая  связь, и поэтому от дела не отступался, хотя совершенно в нем запутался.
      
    - Вы о чем думаете?
      
    - Окончив романс, Лиза смотрела на меня удивленно,  не видя ожидаемой благодарности.
      
    - Я думаю об Анощенко, - сказал я.
      
    - Ой, - поморщилась она. - Дался вам этот Анощенко. Все равно ничего  не докажете, только наживете себе неприятностей. ПапА говорит, что вы зря  ввязались в это дело.
      
    - Точка зрения вашего папы мне известна, - сказал я.
      
    - Вот вы у него и учитесь. Он в суде работает побольше вашего и, на  этих делах собаку съел.
       
    - Не спорю, но надо когда-то и мне съесть свою собаку.
       
    - Между прочим, этот Анощенко очень хороший человек, мне про него  говорили. А что касается извозчика, то я уверена, что он просто  простудился. Пьяный валялся где-нибудь в канаве, вот и заболел,
      
    - Известно, что Правоторов не пил, - сказал я.
      
    - Ну уж и не пил, - не поверила она. - Да где вы видели непьющего  извозчика? Все они пьяницы, как один.
      
    - Лиза, - невольно вздохнул я, - не надо так говорить. Есть среди  извозчиков пьяницы, но говорить, что все они таковы, неправильно. Говоря  нашим специфическим языком, в пользу вашего утверждения нет достаточных  доказательств.
      
    - Когда я в чем-нибудь уверена, - с пафосом сказала она, - мне не  нужно никаких доказательств.
      
    Я улыбнулся.
      
    - К счастью для нашего правосудия, - сказал я, - вы не сидите в  судейском кресле.
      
    - Если вы хотите меня обижать, - она надула губки, - вы можете это  делать сколько угодно. Я же говорю только для вашей пользы, тем более что  все этим делом недовольны, и губернатор тоже.
      
    - Я это знаю, - сказал я, подбрасывая в камин дрова. - Но я поставил  себе за правило поступать сколь возможно только по закону и справедливости  и не ставить свои поступки в зависимость от мнения губернатора.
      
    - Не понимаю, почему вы непременно хотите наказать этого несчастного  Анощенко?
      
    - Я вовсе не хочу его наказать. Я хочу выяснить истину, и ежели  Анощенко виноват, то будет наказан, а ежели не виноват, то наказан не  будет. Пока что обстоятельства говорят против него. Он избил человека,  избил жестоко, человек этот после избиения заболел и умер. Не поставить в  связь эти два события я, как следователь, не могу.
      
    - Вы слишком придираетесь к формальностям, - сказала она с досадой.
      
    - Боюсь, что, если б эти формальности касались вас, вы бы ими весьма  живо заинтересовались.
      
    - Благодарю вас, - обиделась она пуще прежнего. - Вы меня уже  сравниваете с каким-то пьяным извозчиком.
      
    Голос ее задрожал, в глазах появились слезы. Она отвернулась.
      
    - Милая Лиза, - сказал я поспешно. - Поверьте, я никак не хотел вас  обидеть, но давайте не будем обсуждать то, что вам, может быть, не очень  понятно.
      
    - Выходит, я так глупа, что это не может быть мне понятно?
      
    - Ничего не выходит. Но в правосудии, как в медицине, каждый считает  себя компетентным. Всем все кажется просто. Но это целая отрасль науки,  которой надо заниматься профессионально. Вы поймите, не зря же я обучался  этому делу столько лет в университете и после него. Так что давайте не  углубляться в профессиональные темы, тем более что нам есть о чем  поговорить. Вы будете в субботу на балу в купеческом собрании?
      
    - А вы?
      
    - Это зависит от вас. Если вы там будете, то мне тоже ничего не  останется, как быть там.
      
    - А я бы сказала так: если вы там будете, то мне там нечего делать.
      
    - Лиза, я вас прошу, не сердитесь. Ну, скажите же, что вы на меня не  сердитесь и что будете на балу.
      
    - Может быть, - наконец смягчилась она.
      
    - Если женщина говорит "может быть", это значит "да".
      
    - Глупец вы, братец, несмотря на то, что так долго учились в  университете и после него, - она улыбнулась, хотя на глазах ее еще блестели  слезы.
      
    - Ну вот, вы уже улыбаетесь, и очень хорошо, - обрадовался я. - Не  сердитесь. Don't be angry with me {Не сердитесь на меня (англ.)}, как  сказал бы ваш батюшка.
       
    Вскоре мы расстались. Признаюсь, я возвращался к себе в несколько  подавленном настроении. То, что произошло между нами, нельзя было назвать  ссорой, скорее это была просто мелкая стычка, к тому же благополучно  окончившаяся, но я невольно подумал о зря потерянном вечере, об этом  навязшем в зубах романсе, о Лизиной самоуверенности, о некомпетентном  разговоре, от которого мне стало скучно.

    "Все же что-то в ней есть от батюшки-англомана, - невольно подумалось мне. - Вот так женишься и будешь  выслушивать глупые сентенции каждый день. Нет, все же торопиться не нужно,  хотя я, конечно, люблю ее. Да, я люблю ее", - сказал я самому себе, но не  очень уверенно.