Пынкал, глава 2

Предзакатная маята и головокружительный танец зорек. Запах скошенной травы жил в воздухе отдельным непостижимым существом —невидимым, пушистым зверем. Он перебегал из одного куста в другой, то и дело облизывая нос мимо проходящему Пынкалу.
Свет перекручивался в воздухе и падал на землю рыжей косичкой, почти осязаемой и съедобной.
Пынкал раздвигал пласты воздуха рукой, отбиваясь от назойливой мошки. Мошка-ясноглядка, мерзкая и резвая, всегда летает на уровне взгляда, стараясь залезть поглубже в глаза. Отделаться от нее можно лишь посмотрев на то, что плохо и неотчетливо видно. Пынкал знал это, и горячо благодарил своих родителей за чересчур хорошее зрение. Благодарил и усердно отмахивался от мошек.
Пынкал грузно шагал по горбатым колдобинам и буеракам, шепча себе под нос:
—Четыре с полтиной, потом три, потом восемь и тридцать три…
Солнце окончательно перезрело и рухнуло разбиваться вдребезги куда-то глубоко за горизонт. Пынкал шёл вразрез темноте, и продолжал шептать:
—Четыре с полтиной, потом три, потом восемь и тридцать три…
Наконец из-за густой листвы прорезались огни деревни.
Пынкал добрался до дверей своего дома, и тихонько проскрипел петлями ноту си.
Гринор Брюденс, самый уважаемый чудак в деревне, услышал мельтешение шагов сына и спрятался в пустой бочке из-под соли. Он слышал, как заскрипела дверь, чувствовал, как брызнула неуклюжая тень ему на лицо сквозь щели в бочке. Он видел сына всей кожей, и зажмурился, чтобы лучше контролировать громкость своего дыхания. Ему очень не хотелось, чтобы Пынкал обнаружил его раньше времени.
Пынкал осмотрел комнату и начал думать про себя.
—За занавеской нет, потому что башмаков не видно и не топорщится ничего. За диваном тоже нет, потому что ножка стоит на той же самой трещине что и стояла. В подвале тоже нет, потому что мы недавно травили крыс, еще дня три он там прятаться не станет. Остается только соляная бочка.
Пынкал медленно подошел к бочке, снял крышку и тихо промычал:
—Па, я-то тебя догадал.
—Оооо! Кто к нам пришел! —радостно воскликнул Гринор, обнажая золотые зубы.
—Да вот, пришел немного, ходил, ходил и пришел.
Гринор ухватился руками за края бочки и вытянул себя наружу. В фигуре мужчины средних лет читалось выточенное из дерева изящество, щедро разбавленное придурковатостью и отсутствием осанки. Пусть он не умел держать спину прямо, зато как он оттопыривал мизинчик, когда подсыпал алюминиевую пудру в табакерку своего любимого соседа —господина Ёрзеля. Стоило соседу закурить, как пудра начинала искриться, бить огненным фонтаном из закрученной сигареты, а господин Ёрзель— с утомительной неизбежностью— чернеть от гнева. В такие моменты главное сохранять невозмутимость и не давать Гринору повода острить и ёрничать. Бывало, господин Ёрзель крикнет после какого-нибудь фокуса:” Да что же за дьявол опять на меня свалился!” как тут же Гринор просовывает в окошко свою фантастическую морду, и заявляет:” Это я твой Дьявол, будь я проклят на все четыре стороны!” и чудовищно смеется, обнажая ровные золотые зубы. После такого во всем доме стоит ослепительный шум, и два соседских двора пронизываются витиеватыми маршрутами погони и возни, от которых переворачиваются вёдра, топчется рассада, ломаются заборы…
Гринор сына обожал, поэтому его он только пугал, выпрыгивая из засады. Но Пынкал, приспособившись к снисходительному уровню отцовской фантазии, привык и даже научился правильно подыгрывать отцу, чтобы минимизировать ущерб от безобидных розыгрышей.
—К тебе тут златовласка приходил—отряхиваясь от соли объявил Гринор.
—Да пошел он к черту, злыдень, видеть его не могу. Чего он хотел?
—Звал гулять, говорил, что нашел тебе много камушков—сказал Гринор, опустил ладонь на голову сына, и между пальцев брызнули вьющееся черные волосы.
—Еще чего, мне и одному хорошо…— выпалил Пынкал, сердито надул губы и сложил руки на груди.
—Ну смотри сам, если хочешь я ему тумаков раздам, и он больше не придет. Мне сдается, что он дурачок и научит тебя плохому—сказал Гринор и отряхнул остатки соли с одежды.
—Не друг он мне. Не надо ему тумаков, сам разберусь…
Гринор приподнял сына глазами, взвесил и, прищурившись, спросил:
—А ты что же, ходил камушки продавать?
—Ходил. Все продал—ответил Пынкал и глаза его заискрились самостоятельным пламенем.
—Молодец. Грязный ты только, как чума, надо тебя вычистить—сказал Гринор, плюнул на ладонь и начал причесывать ей волосы Пынкала.
Пынкал скорчил недовольную физиономию, увернулся от всеобъемлющей руки отца, и побежал за двор, к водяной бочке, в которой за день нагрелась холодная земляная вода.
Безродная высокая трава под окном дома семьи Брюденсов, сокрывшая в себе невесомого Йоля, неловко качнулась. Светлая голова мальчишки, рассекая темень, понеслась домой, унося на себе розовые подслушивающие уши.