Полабский рубеж фрау Моревой. Глава 11

    Наконец процесс купания был завершен. Николот выбрался из лохани и с удивлением ощутил необыкновенную бодрость, которая быстро разошлась по всему телу. С этого момента у бодрича значительно поднялось расположение духа. Мало того, настроение продолжило улучшаться, когда на известном камне его «встретили» чистая льняная рубаха, портки из того же материала и не разношенные башмаки. Вот только пояс с металлической бляхой и шерстяная куртка в комплекте отсутствовали.

    Из чего я предположила, что, во-первых, одежду для бодрича подобрали из запасов гарнизона Ратенхугеля, которые прежде сделали хозяйственные франки. Во-вторых, пребывать Николоту на свежем воздухе или вдали от внутренних помещений было запрещено. По крайней мере, пока. Сверкнула мысль, что для полного счастья не грех было бы найти полотенце, но, увы…, Сикфары уже и след простыл.

    Вместо нее появилась мамаша Сикбальда, которая ткнула в Николота полотняной тряпкой, небрежно свернутой в комок, и хмуро буркнула:   
    – Оботрись, бодрич, и следуй за стол, а там уж подкрепись! Не всякий раз тебя ожидает встреча с Великим эделингом! Ох, чую, нашему Атавульфу не дают покоя роскошь и манеры бывшего владетеля Ратенхугеля. А может вообще хочет завести у себя такие правила, как у самого маркграфа в Маусбурге.

    От услышанного я пустилась в рассуждения: «Моему спутнику организовали банный день. Но зачем, что задумал эделинг? Неужели из бодрича готовят пажа в свиту эделинга? Полный бессмыслица! Нет, Атавульф затевает новую интригу. Не зря же Хейден намекнул, что в судьбе Николота скоро произойдут изменения к лучшему. Но вот только когда именно наступит это светлое будущее?   

    К сожалению, худшее в судьбе у бодрича пришло гораздо раньше. Вроде бы мелочь, но из них, как говорится, складывается главное. Иначе говоря, насладиться пиршеством голодному Николоту не удалось.
    Тот же Хейден, сейчас возникший у стола, как черт из табакерки, сердито воскликнул:
    – Э-э, клянусь Лаврентием Римским, ты, бодрич, лучше б подумал о хлебе насущном, чем пялиться на прелести этой бесстыжей Сикфары! Короче, надо было меньше плескаться! А теперь на ходу давись сухомяткой!

    В результате завтрак у Николота получился из большого ломтя хлеба и куска сыра неменьших размеров. Хлеб оказался свежеиспеченным, теплым. В общем, такой вкусный, что бодрич глазами готов был проглотить его буквально за один присест. Но в реальности, что явилось минусом, моему «спутнику» пришлось действительно на ходу, и при этом реально давясь, прямо-таки заталкивать в рот свой долгожданный завтрак. 

    Пока Николот, вовсю подгоняемый Хейденом, добрался по внутреннему двору цитадели до ближайшего двухэтажного здания… Пока сакс и бодрич резво поднялись по узкой и крутой лестнице в два пролета… Пока они миновали двух вооруженных воинов… Пока быстрым шагом прошли по внутреннему не широкому, но длинному коридору с невысоким потолком, потемневшими от старости бревенчатыми стенами и полом из толстых деревянных досок, истертых множеством ног, чтобы в результате остановиться у притворенной массивной двери…

    Да-да, все это время я предавалась размышлениям, ибо вопросов без ответов у меня накопилось достаточно. Вопрос первый, где сейчас находится встреченный мной вчера «ньюуокер»? Второй, куда спрятали Альберку? Третий, что случилось с Беремодом и Арновальдом? Четвертый, зачем, понадобились сорбы под стенами Ратенхугеля? И наконец пятый вопрос, кем на самом деле является Хейден? Он точно не принадлежит ни к «странникам», ни к «ньюуокерам».

    В таком случае, кому служит? А в то, что этот сакс приглядывает за бодричем, сомнений у меня не вызывает. Тогда, кто его хозяин? Или он действует по собственной инициативе? В общем, сплошные вопросы. На которые я должна обязательно получить ответы, чтобы в дальнейшем смогла начать действовать. Однако тут возникла минутная задержка.

    Правда не в моих планах, а в поступках моего «спутника». Дело в том, что у входной двери Николот внезапно заупрямился. Причем до такой степени, что Хейдену пришлось даже приложить кое-какое усилие, чтобы бодрич оказался в помещении. После чего мой «спутник» начал затравленно озираться. Что его напугало? Неужели мои раздумья по нынешней ситуации, в которую угодила? Вот только испуганного «спутника» мне не хватало до полного счастья! Впрочем, не все оказалось печальным. Упрямство Николота в дверях незнакомой комнаты, дало мне возможность немного ее осмотреть.

    На первый взгляд, ничего примечательного в этой палате средневековой поры, я не заметила. Невысокий потолок, пол, которого был выстлан из деревянных толстых досок. Единственным, что несколько скрасило здешнюю атмосферу, оказался яркий солнечный луч, который сию минуту проник в это помещение через два невысоких и узких окна. Тот же дневной свет помог мне увидеть присутствующих здесь людей. Я насчитала пять человек.

    Причем в двух я признала языческих жрецов. Только чьих богов? На одеждах священнослужителей, которые по виду напомнили мне потрепанные саваны до пят, сохранились следы красной краски. Да и лица этих жрецов показались мне сильно изможденными. В то же время я угадала, что за своим внешним видом они следили регулярно. Длинные бороды у них были ухожены, а волосы на голове заплетены в десять аккуратных косичек, которые достигали талии. Впрочем, пожалуй, я увлеклась описанием несвоевременных деталей. Ибо в настоящий момент жрецы склонились над человеком, который неподвижно лежал на высокой и широкой кровати. Мелькнуло подозрение, что я оказалась свидетелем врачебного осмотра больного или раненого.

    Правда, в следующую минуту это занятие, вместе с увлеченной беседой двух якобы врачей прервал Хейден, который почтительно обратился к мужчине высокого роста, кряжистого телосложения и, что примечательно, с крупной, словно у коня, головой:
    – Великий эделинг остфалов, Атавульф, я исполнил ваше указание!

    Присутствующие в комнате тотчас повернулись к вошедшим и все как один уставились на Николота. Кто с ненавистью, кто с безразличием, а кто с интересом. К последним, прежде всего, я отнесла бы эделинга. Он даже шагнул навстречу моему «спутнику», чтобы лучше его рассмотреть. Свита Атавульфа быстро отступила на второй план от своего предводителя, предоставив ему свободу действия.

    Эделинг помолчал, всем видом давая понять, кто здесь самый главный, затем высокомерно окинул взором Николота и небрежно произнес:
    – Так вот, значит, какой ты бодрич. Ха, живучий, словно кошка! А вчера после ловкого удара Вольфганга я уж подумал, что ты не жилец на белом свете. - После сказанного несколько раз этак картинно с носков на пятки и обратно покачался на своих кривых ногах. Затем повернулся в сторону окна и заговорил, но уже на другую тему. К тому же обратился к человеку, которого в данную минуту Николот не смог бы увидеть: – Ну что же, граф, я выполнил обещание. Теперь ваша очередь! 

    При этих словах придворная свита эделинга, словно флюгер, повернулась лицом в глубину комнаты, где находилась кровать. Что касается Атавульфа, то он опять повернулся к Николоту со словами:
    – А ты, бодрич, если выжил, то истово молись своим богам и ухаживай справно за твоим новым благодетелем! - Наконец сказав, что хотел заявить, эделинг двинулся к выходу из комнаты, а вслед за ним потянулась жрецы и прочая свита.

    Здесь до меня донесся отрывок беседы, которую тихо в полголоса повели два человека невзрачной наружности из приближенных Атавульфа:
    – Не ясно мне, зачем Беовульф так стелиться перед франком? И комната ему светлая, а не каморка с решеткой на окне, и слугу он для чего-то выклянчил?
    – Знать, между храбрым Беовульфом и смышленым Вольфангом затевается великая свара!
    – Ох, не к добру, не к добру, а если знатный франк прознает о…?

    К сожалению, окончание диалога услышать мне не удалось. Виной тому явились решительные действия моего «спутника». Николот постарался быстро, чуть ли не бегом, подобраться к высокой кровати, на которой лекари, они же жрецы устроили Арновальда, перебинтованного, ну словно кокон.

    – О, граф, я помыслить не мог, какое высокое звание Вы занимаете у трона Славного короля франков! – с отменным простодушием вымолвил мой «спутник». Это первое, что пришло ему на ум, после чего я постаралась, как смогла, откорректировать его дальнейшую речь. Правда, здесь у меня получилось не очень, а точнее плохо. В результате мой «спутник» произнес следующее: – Одна надежа, что по воле богов Ваше здоровье поможет мне освободить Альберку из плена клятых саксов! Ее, самую пригожую на всем белом свете!

    Последнее заявление Николота привело нас, «странницу» и «ньюуокера», в некоторое смущение. Неужели бодрич, выросший в глуши, невоспитанный и, по сути, необразованный внезапно заговорил слогом рыцарских романов из времен той же «Песни о Роланде»? 

    Но вот последующая ответная реакция Арновальда как «спутника» заставила меня, Дарью Мореву код доступа 2421, и моего коллегу, Мартина из БНД, фигурально говоря, вообще лишиться равновесия.

    Дело в том, что наш знатный франк, наш сиятельный граф, несмотря на свое довольно отвратительное самочувствие из-за многочисленных ран, в данную минуту получил такое неописуемое удовольствие от бесхитростных слов, по сути, безродного бодрича, что зашелся смехом. Точнее попытался, так как вслед он поперхнулся, охнул от боли, смежил веки и затих. Однако через непродолжительное время опять раскрыл глаза и широко по-доброму улыбнулся Николоту.

    Оказавшись свидетелем, что сейчас произошло, я подумала о двух фактах в истории, разыгравшейся перед нами. В качестве первого назвала бы здоровье франка. Если несмотря на его раны, полученные в недавнем бою, он смог рассмеяться, значит самочувствие у него удовлетворительное или к тому идет. Вторым фактом и, пожалуй, главным для меня явилось следующее. Лед в отношениях, прежде бывший между «спутниками» и, само собой, между нашей «страннической» братией внезапно треснул и сломался. Последнее вызвало у меня только положительные эмоции, а когда «ньюуокер» Мартин сообщил, что по данному вопросу его впечатление аналогично моему, я чрезвычайно обрадовалась.

    Тем временем Николот и Арновальд заговорили. Точнее бодрич без всякого различия в рангах уселся на кровати прямо-таки в ногах у знатного франка и просто завалил его вопросами о нынешней судьбе в плену. Причем первым же вопросом коснулся судьбы Беремода:
    – А что я не вижу моего доброго учителя по жизни?

    В ту же минуту лицо Арновальда исказила, правда, не физическая, а душевная рана. Однако франк все-таки справился с переживанием и ответил:
    – Надеюсь, что твой, как ты назвал, добрый наставник успел-таки прочесть единожды Отче наш и четырежды Богородицу дабы укрепить свою душу!

    На что Николот был простодушным, но даже он без всякой подсказки понял, что теперь душа его воспитателя в бытовых ситуациях жизни перебралась на луга Сварожьи. Возникло приличествующее случаю молчание. Франк было захотел перекреститься, но тотчас понял, что туго перебинтованные руки и страшная рана в боку не позволят этого сделать. В свою очередь, «спутник», но теперь уже по моей просьбе внимательно оглядел «больничную» палату.

    При ее более тщательном изучении, я согласилась, что, на самом деле, эти покои были сродни королевским. Площадью где-то верных четырнадцать квадратов. Здесь повторюсь, боковая сторона этих покоев, что слева от входной двери, и угол комнаты, а также нижняя часть внешней бревенчатой стены дома от моего взгляда были закрыты высоким, широким, иными словами, роскошным ложем на котором возлежал раненый. На правой стороне комнаты чуть по диагонали от ложа Арновальда нашлось место топчану для Николота.

    У окна, в которое, кстати, во время строительства дома вместо обычного бычьего пузыря установили слой из толстой слюды, я заметила на крепких козлах небольшую деревянную столешницу, где нашлось место для глиняного пузатого кувшина и двух кружек, сработанных из того же материала. За топчаном в углу комнаты можно было заметить невысокую кадку с плотно закрытой крышкой. Догадалась, что эта емкость – аналог современного туалета. Пока я неспешно анализировала нынешнюю обстановку в комнате и психологическую атмосферу в нашем своеобразном обществе, чтобы как можно правильнее провести беседу с «ньюуокером», мой вспыльчивый как огонь «спутник» показал себя с неожиданной стороны.

    Дело в том, что в это время на улице обильно пошел снег, который сразу будто плотным саваном покрыл мягкими белыми хлопьями прежде сырую и черную землю крепостного двора. Так же, как и деревянный навес над кухней, и строение конюшни, которую несмотря на снежную пелену Николот смог разглядеть в правом окне. Но что больше всего врезалось ему в память, это отдельные снежинки, которые едва коснувшись теплого остекления окна, начали таять, словно исчезающая свобода. Потому взвыл от тоски вспыльчивый Николот. Метнулся он к оконному проему и с ожесточением несколько раз тряхнул раму. Увы, безумная надежда молодца-удальца открыть эту тюремную преграду столь похожую на золотую клетку и вырваться наружу оказалась тщетной. Однако мысли о побеге и последующем освобождении Альберки бодрич не оставил. Наоборот. Вот только мое образное сравнение нашей тюрьмы с золотой клеткой ему, человеку из раннего Средневековья, показалось чересчур непонятным.

    «Значит попробуем объяснить иначе», – подумала я и, зная чрезвычайную меркантильность «спутника», подала ему новую вводную. – Для тебя золотая клетка, это комната, в которой поят, кормят до отвала, но из которой ты во чтобы то ни стало замыслил убежать, чтобы потом освободить прекрасную принцессу. За что в награду ты собираешься получишь много золота с алмазами!
    – А бенефицию? – Неожиданно спросил донельзя практичный Николот.
    – Ну, разумеется, и бенефицию – заверила я моего «спутника». – Главное, чтобы ты придумал, как из тюрьмы убежать. Запомни, прежде всего, золотая клетка – это темница. - Ох, знала бы я, что в скором времени именно этот символ, который в нашей беседе я упомянула просто для доходчивости, позволил нам остаться в живых!
    Между тем Николот задумался о практичных сторонах побега.
    – В каку-таку пору мы сотворим побег? 
    Здесь мне пришлось слегка приоткрыть тайну: – В этом нам поможет твой новый знакомый Арновальд. Его личный спех укажет нам верную дорогу. И потому всегда держи сторону знатного франка!   
   
    Поняв суть нового секрета, мой бесхитростный «спутник», и до того успевший проникнуться пиететом к «спутнику» Мартина, сейчас элементарно принял его за старшего брата. Да с таким азартом, что Арновальд, слегка оторопев, сначала ответил Николоту односложно. Однако постепенно знатный франк невольно втянулся в разговор, и в комментариях о недавней стычке его речь приняла иной, более живой и местами даже образный характер.

    Я живо представила эту вакханалию убийств. На сером фоне пасмурного неба как услышала, так и увидела заунывное пение летящих стел, грозные боевые крики атакующих сорбов, отблеск и резкий свист франкских мечей, страшные удары секиры по телам напавших воинов, утробные стоны раненых и звучный возглас, больше похожий на рык кабана, одного из обороняющихся:
    – Да пребудет с нами святой Бенедикт! 
 
    Вот под этот призыв, и воспользовавшись тем, что у наших «спутников» нашлись общие темы для разговора, я вступила в диалог с Мартином. Первым делом объяснила причину моего появления в Саксонии. Затем уверила, что, само собой, по просьбе руководства БНД моим руководством было поручено обнаружить пропавшую команду «ньюуокеров», и в случае возникших у них проблем оказать посильную помощь.

    В свою очередь, после долгого раздумья Мартин с какой-то неохотой и очень сдержанно поведал о плане, которым вознамерилась руководствоваться их команда, состоящая из трех «ньюуокеров». Суть операции заключалась в следующем. Чтобы закрепить союзнические отношения между королевским домом франков и князем ободритов задумалось организовать свадьбу Вицислава с внучкой Карла Великого.
 
    Для чего в день праздника Всех святых из укрепленного лагеря Герштель в поход отправились два отряда. В состав первого вошли: обоз принцессы Геновефа с двумя служанками, кстати, тоже из благородных домов франкского королевства под охраной десяти бывалых воинов на конях. А на следующий день, только без всякого шума и огласки лагерь покинул второй отряд. Немногочисленный, состоящий из трех всадников: принцессы Альберки, которую для конспирации нарядили юношей, знатного рыцаря богатырского телосложения по имени Бермод и…
    – Отряд возглавил ваш покорный слуга, – с нарочитой скромностью заявил Мартин.
    – А зачем понадобились две принцессы?
    – Понимаете, фрау Морева, из-за неспокойной обстановки в Саксонии, где вот-вот должно было вспыхнуть очередное восстание. Поэтому решили подстраховаться, двинулись в Ратенхугель разными путями. По большому счету, Геновефа выступала у нас вторым номером. Много гонора у нее, а толку мало. Зато Альберка – номер один в наших замыслах!
    – Это по каким же параметрам выбирали? – во мне сразу проснулся чисто профессиональный интерес.
    – Задача оказалась сложная в исполнении. В первую очередь должны были сыграть роль внешние данные претенденток. Ну и, конечно, умственные способности принцесс.
    – Значит, Альберка, – задумчиво промолвила я.
    – Однако не только с ней могла возникнуть проблема. Здесь также нельзя было исключить сложностей по переправке через пограничную реку Лаба-Эльба. Да, могли возникнуть проблемы, что, впрочем, и произошло. Правда не с принцессами, а, увы, с женихом! Вдобавок вскоре произошел штурм и захват Ратенхугеля. В результате мы очутились в плену у мятежников-саксов. Мой «спутник» оказался пленником Беовульфа, известного фрилинга саксов. Как следствие, за Арновальда был назначен выкуп, огромный по меркам бунтовщиков. Что не могло сказаться в лучшую сторону на обхождении знатного и богатого франка. Главарь мятежников предоставил ему первоклассных лекарей, врачующих чудодейственным травами и мазями, конечно, в понимании раннего Средневековья, а также комфортные условия проживания в Ратенхугеле.

    Здесь Мартин запнулся, а затем со значением продолжил: – Даже позволили взять слугу из племени бодричей!
    – Ну а если серьезно? – я не приняла юмора «ньюуокера». – О судьбе первого отряда, что вышел из Герштеля, ничего неизвестно? Следует провал операции?
    – О-о, нет! – В тоне Мартина я уловила только безудержную уверенность в успехе будущего плана. – Поймите, фрау, открывается лишь новый вариант, который обязательно приведет к достижению цели!
    – А вы, Мартин, перфекционист!
    После утверждения, который я подала с известной долей скепсиса, наша беседа прервалась. Неужели сегодняшний напарник обиделся? По-моему, глупо! Но вскоре я поняла, что ошиблась. Причем ошиблась здорово.

    Ибо через некоторое время Мартин опять вышел на связь. Однако на этот раз его тон оказался далеким от приятного, как и сведения, которые он сообщил:
    – Тут вот какое дело, фрау Морева. Долго я размышлял… Но что ни говори, а Вы явились спасителем для меня на болотах. Поэтому должен предупредить… Совсем недавно в Саксонии объявился некий «странник», который сразу установил контакт с одним из наших… В общем, что Вы скажите по этому поводу?   

    Последнее заявление меня потрясло до глубины души: «Да не может быть! За такой короткий промежуток времени, что я в «странствии», никого из нашей конторы не смогли бы подготовить и отправить в новую командировку. Значит, объявился некий самозванец. Что ж, и на таких находила управу». Поэтому мне хватило минуты, чтобы успокоиться и задать встречный вопрос:
    – Где он? Как с ним связаться? 
    На что Мартин ответил уклончиво:
    – Очень скоро этот «странник» появится в Ратенхугеле, и тогда вы сможете пообщаться.

    Этот лишенный искренности ответ заставил меня засомневаться о единстве в команде «ньюуокеров», которую мне поручили найти. Что если хотя бы один из них, например, тот же Вольфганг, и «странник», вдруг объявившийся неизвестно откуда, теперь затеяли новую игру?