Предисловие к лекции об украинской литературе 19 в

Романтики ввели моду поклоняться фольклору. Это нелепая мода, и то, что мы этого не понимаем, говорит о том, как мы вообще бездумно относимся ко всякой моде.
Чем творчество устное отличается от творчества книжного? Тем, что в книгах записывали только то, что считали наиболее важным. В остальном и то и другое в одинаковой мере народное.
Если я ценю всякое, и устное и книжное, народное творчество, то у меня нет никакой надобности подчёркивать своё поклонение только устному. Поклонение устному народному творчеству при выраженном пренебрежении к высокому книжному стилю может означать только одно: я хотел бы поменять эти два стиля местами: чтобы устное творчество стало высоким, а книжное признало его превосходство. Иначе говоря, поклонение устному народному творчеству – это революция в культуре.
Революция означает «переворот». Романтизм переворачивает традиционную иерархию ценностей. Что считалось самым важным в средневековье? То, что угодно Господу Богу. Если для меня народное суеверие значимее богооткровенного текста, то это значит, что я уже поклоняюсь не Единому Богу и почитаю не тех людей, которые при жизни сумели Ему уподобиться, а обоготворяю человеческие страсти и тех, в ком эти страсти бурлили. Даже если я продолжаю называть себя верующим и соблюдать обряды, церковь и площадь становятся для меня равнозначными по духовному статусу величинами.
Святость «очеловечивается» тем, что приобщается к «телесному низу».  Дон-Жуан – тип блудника, которого народное сознание наделяло неприглядными чертами и связывало с чертями, превращается романтиками в достойного подражания персонажа, этакого неотразимого пассионария. Да что Дон-Жуан – Люцифер, Сатана, Иуда становятся положительными героями романтических произведений.
Угождая и льстя человеку, романтик убаюкивает и отключает орган, который способен отличить кощунство от некощунства. Прекрасен поэт, грезящий вольностью, ратующий за справедливость и равенство: все хотят справедливости, никому не нравится, когда его утесняют. Ну а если борец за справедливость набросится с хулой на царя – за то, что тот несправедливость якобы поощряет? Поскольку порыв этот выглядит в высшей степени благородным, мы не станем корить его, даже если нападки совершенно нелепы и неумны. Поэт прекрасен своим порывом, а царь ассоциируется со скучным официозом, рутиной.
«Развенчав» царя, поэт может легко посягнуть и на самого Господа Бога, да и не «может», а обязательно посягнёт: ведь Бог тоже ограничивает свободу «пассионария», не даёт ему переделывать мир по своему усмотрению, а раз не даёт, то, выходит, снисходителен к несправедливости и тем самым повинен в ней.
Гений Пушкина в том, что он, распознав демоническую подоплёку подражательного романтизма, ужаснулся своим романтическим богоборческим опытам и зарёкся хулить святость. Одновременно приходит к нему осознание бессмысленности и опасности политической революции. И в искусстве, и в политике ему претит гипертрофия авторского начала, характерная для романтиков. Его Моцарт, в котором воплощён его собственный идеал художника, радуется, услышав, как коверкает его музыку уличный музыкант. Моцарт действительно внутри народного творчества, в то время как в образе Сальери легко узнаваем суровый, нарочитый романтик, чьё поклонение авторству сродни эстетическому самообожению, а следовательно, и отпадению от Бога истинного: неслучайно он превращается в злодея-человекоубийцу.
Именно так: устное народное творчество нужно романтику для собственного самоутверждения. По сути, романтизм убивает фольклор, превращая его в анонимно-авторский вид творчества, в то время как истинное народное творчество всегда безавторское.
Пушкин возродил византийско-русский реализм как оригинальный и самобытный стиль народа, имеющего православную идентичность. Гоголь, Тургенев, Л.Толстой, Гончаров, Достоевский, Чехов – продолжатели пушкинской реалистической линии в русской литературе. Но было в ней и другое крыло – подражательно-романтическое. Или, как его называли в советских учебниках по литературе, революционно-демократическое. Это те, кто, по Ленину, «будил» народ на революцию: декабристы, Герцен, Добролюбов, Чернышевский, народники…
К этому же течению примыкали и украинофилы. Вся украинская литература 19 века, начиная с Котляревского и Шевченко, принадлежала к русскому революционно-демократическому течению.


Рецензии