Волк Галинский

С Колей "Волком" Галинским я  познакомился в конце сентября 1980-го года, когда судьба закинула меня в  ремонтно-строительную бригаду Остёрской ткацкой фабрики им. Крупской.  Волк сразу обратил на себя моё внимание колоритной внешностью затятого  алкаша-доходяги. По причине полного отсутствия во рту зубов, у Коли были  абсолютно запавшие щёки. Его лицо казалось чёрным из-за вечной  трёхдневной щетины и угрюмого, тяжкого выражения глаз. Кличку "Волк"  Николай заработал именно из-за этого взгляда. Но была и ещё одна версия,  почему Галинского прозвали на фабрике "Волком" — он пил всегда в  одиночку. Все знали, что Волк приносит с собой на работу бутылку дешёвой  "бормотухи"(тогда в большом ходу был "биомицин" — плодово-ягодное пойло  "Біле міцне"("Белое крепкое") по 1 рублю 6 копеек за пол-литра) и  прикапывает её в укромном месте, чтобы раза три-четыре за 8-ми часовую  смену наведаться туда и сделать пару жадных глотков "для бодрости духа".  Однажды я прямо спросил у Коли — почему он пьёт в одиночку. Ответ был  чёткий: "Я шо, миллионер, шоб когось прыгощать?" Не согласиться с  Колиной логикой было нельзя — все его кровные при выдаче получки  забирала горемычная жена-ткачиха, которую по этой самой причине Коля  обзывал по всякому и постоянно.

  Не смотря на дикую разницу в наших с Волком Галинским социальных и  духовных уровнях, мы отменно нашли с ним общий язык. Как оказалось, в  молодости он играл с моим отцом в футбол и этот факт сходу сделал  Николая благорасположенным ко мне. Но была и ещё одна причина, по  которой мы с Волком довольно нормально скентовались — я с большим и  неподдельным интересом слушал его байки, которые, после дозы "бульбео"  из схрона, Коля обожал рассказывать его беззубым, шамкающим ртом. Не  буду тут особо останавливаться на Колиных историях — это займёт слишком  много места, но упомяну здесь лишь одну, явно взволновавшую меня. Это  был рассказ о Колиной службе в армии. Волк служил в конце 50-х годов в  танковом соединении, расквартированном в бывшей Германской  Демократической Республике. В тот период в ГДР приключились серьёзные  народные волнения, которые, само-собой, подавлялись силами "братской"  Советской армии. Эпизод, когда после возвращения с задания, Коля и его  однополчане вычищали из траков и гусениц их танков ошмётки человеческого  мяса, потряс меня до глубины души. В то время такого я ещё ни от кого  не слыхал...

  Не могу не вспомнить и нашу с Волком загрузку угля в кочергаку  фабричной общаги. Волк, как я уже говорил, был доходяга и работать с ним  было просто любо-дорого — время его перекуров занимало не менее трети  от общего рабочего времени. Я, как честный комсомолец и  дисциплинированный товарищ, постоянно подгонял Волка:
— Коля, щас мастер нагрянет… Ты ж сам знаешь — он обещал нас проверить лично… Давай уже покидаем чуток уголька в подвал...
— От на х*я ты про мастера згадав? Настроение спортив, бляха-муха… Ты  той… Ты запомни, хлопец: пускай работает железная пила, поняв-не?!
— Дак мне по хер, ты ж знаешь, но Дед Вова прихватит — будет вонь...
  Мастера звали Дедом Вовой из-за аккуратной бородки, имевшейся на его  лице. Кроме этого, фэйс Деда Вовы украшали ещё и очки с мощными линзами  для абсолютно близорукого человека. Вова был откровенно нетипичным  строительным мастером — интеллигент, склонный к приступам  философствования по любому поводу. Мой дальнейший опыт показал, что  такие на реальных стройках просто не выживают, но бригада  строителей-ремонтников при Остёрской ткацкой фабрике была так же далека  от настоящей советской стройки, как земля - от неба. Деду Вове жилось на  фабрике весьма комфортно, особенно учитывая, что его папаша в то время  был начальником Остёрского коммунхоза...

  Но я отвлёкся. Короче, пять тонн угля, которые мы обязаны были с  Волком забросать с улицы в окно подвальной кочегарки, мы мурыжили два  дня. Но дело здесь совсем не в угле — во время этой работёнки  приключился очень интересный эпизод, о котором я просто не могу не  вспомнить. Во время одного из перекуров Волк решил, что нам нужно зайти в  общагу(одноэтажный дом, в котором до большевистского переворота был  магазин какого-то остёрского купца) и погреться, ведь на улице был  ноябрь и уже даже чуток порошило снежком… Мы зашли в коридор общаги и  пристроились на стульях возле "красного уголка". Напротив были двери  чьей-то комнаты. Не успели мы с Волком как следует усесться, как весьма  странные звуки донеслись до нашего слуха. В то время я ещё никогда не  смотрел порнухи, но эти звуки были как раз такого типа. Коля вскочил со  стула и подкрался к дверям. Воровато оглянувшись, Волк аккуратненько  потянул ручку на себя — двери оказались не закрытыми. Вах! Какое  пиршество тела было там, за дверями! Девица мяукала и всхлипывала от  удовольствия, а мужик что-то в унисон ей порыкивал… Коля поманил меня  пальцем: "Цэ Людка з Лутавы(село в 10 км. от Остра, Б.К.), а мужик —  командировочный, наладчик, мать його яти..." Я вставил мой неопытный  глаз в щель приоткрытой двери и… М-да… Зрелище было убойным. Людка  возлежала на казённой железной кровати совершенно голая, её жирноватые  белые ляжки возвышались над лысоватым и пузатеньким мужиком, шуровавшим  её, не снимая пиджака и не вынимая изо рта папироски… Рядом с кроватью  был стол, на котором царила, уже крепко развороченная тарелка с отварной  картошкой, кусками сырокопчёной колбасы сверху и мочёными помидорками  по краям. Возле жрачки стояла почти допитая бутылка водки. Я отпрянул от  щели, испытав чувство причастности к чему-то постыдному и мерзкому.  Коля заржал, затыкая свой беззубый рот грязным кулаком:
— Шо, ще нэ бачив такого?
— Ну… Не-а, если честно...
— Так ты ны губыся — завтра к Людке подойды у цеху, договорыся — вона и тоби дасть...
Перспектива побывать в Людкиной железной кровати как-то не показалась мне радостной и я изрёк:
— Слышь, Коля, давай уголь кидать, а то Дед Вова нагрянет — будет проблема… Оно нам нужно?..
Коля плюнул прямо на доски общаговского пола и пошёл к выходу, бормоча  на ходу: "Дав же Бог комсомолиста у напарники… Стахановэць, бля!"

  На ткацкой фабрике я проработал до января 1981-го года и без особого  сожаления рассчитался оттуда — наклюнулась не пыльная работёнка, от  которой я никак не мог отказаться...

  Волка Галинского я встретил вновь аж лет через пять. Коля стоял возле  входа в Остёрскую поликлинику, расположенную в то время в самом центре  города. Я сходу понял, что у Коли - рак, так как, его лицо было не  по-обычному чёрным, а смертельно-чёрным. Худоба стала уже просто  дистрофической, а взгляд — не привычно-угрюмым, а потусторонним.
— Болеешь, Коля?
— Да, мать бы його ёп, с онкологии прыехав вчОра… Рак жылудка, блять… Ны можу есть ни х*я… Отак от, Боря...
Я не знал, что сказать и промычал что-то типа "Может как-то попустит..."  Коля смотрел под ноги… Я помялся и, пожав Колину холодную липковатую  ладонь, пошёл дальше.

  Похоронили Николая "Волка" Галинского совсем скоро. Он остался в моей  памяти, как не злой, оригинальный по-своему, мужик… Не знаю почему, но  Волка и его смачные рассказы я вспоминаю довольно часто...




На этом давнем фото - проходная Остёрской ткацкой фабрики им. Н.К.Крупской


13.05.14г.