Деревенский Отелло

За семь лет совместной жизни тридцатипятилетний Сергей Козявкин к кому только не ревновал свою жену Ларису. Не ревновал, может быть, только к телеграфному столбу (и то вряд ли)…

Женился он довольно поздно из-за ревнивого характера. И ростом, и телосложением Сергей походил на деда Кузьму. Так говорили в деревне. За годы совместной жизни с Ларисой у Козявкиных родилось двое детей – дочь и сын. Но даже появление детей не изменило Сергея. Что только не предпринимала жена: сажала на пятнадцать суток, уходила к своим родителям в другую деревню, но всякий раз он умолял Ларису вернуться, обещая перестать ревновать. Односельчане боялись лишний раз сказать что-нибудь Ларисе, зная, что в доме Козявкиных вспыхнет новый скандал, а то и ещё хуже…

Но в последнее время, после очередного возвращения домой уговорённой им Ларисы, в семье было вроде бы всё нормально. Даже жуткий ревнивец воспринимал кое-какие шутки в его адрес мирно. Но кто-то – со зла или шутки ради – пустил слушок, будто Лариса «с Пашкой Кузьминым снова крутит старую любовь, какая была у них до замужества. Лариске-то не привыкать. Уже полгода у неё с Пашкой эти шуры-муры». Дошёл слушок и до Козявкина. Вечером следующего дня он вернулся с работы чернее тучи. Усевшись за кухонный стол, со звериным выражением лица, куря одну сигарету за другой, понёсся:
– Ну, Лариска, и?.. – спросил многозначительно. – Рассказывай, с кем ты теперь крутишься-любуешься.

Жена, удивлённая и слегка напуганная неожиданным вопросом обозлённого мужа, хорошо зная своего ревнивца, растерялась:
– Ты про какую такую любовь намекаешь?
– Я не намекаю, а спрашиваю! – заскрипел муж зубами. На скулах забегали желваки. – Люди говорят, ты с Пашкой опять! Им зачем брехать мне?!
– О, теперь ты мне Павла приписываешь?;– удивилась она.
Муж выскочил из-за стола, заорал благим матом:
– Не прикидывайся! Убью!
– Ты что, совсем рехнулся от своей ревности?
– Молчи! Убью, зараза! – Сергей заметался по кухне.
– Убей! А ты о детях подумал?! Сиротами хочешь оставить?

Последняя фраза немного сбавила пыл разошедшегося мужа. Но он всё-таки несколько раз ударил жену кулаком по животу и по голове. Прибежавшие на шум дети с плачем стали оттаскивать отца от мамы. Козявкин, размахивая руками, выскочил из дома, угрожая: «Убью обоих!» А когда вернулся, в доме никого не застал. Уже слегка под хмельком, поставил начатую бутылку на стол, плюхнулся на диван и вскоре заснул.

Солнце стояло в зените. День выдался по-летнему солнечным, жарким. По центральной улице бежала раскрасневшаяся, запыхавшаяся, с растрёпанными волосами жена Павла Кузьмина и истерично вопила: «Убили! Убили!» – спрашивая у встречавшихся ей: «За что, люди?!»
– Где? Кого? За что? – недоумённо спрашивали они в свою очередь. – Когда убили?
– Пашу моего. В Зуевском логу лежит весь в кровище! За что, люди? Скажите! Лежит с вилами в груди…

На вопли быстро собирался деревенский люд. Вскоре появился и участковый, старший лейтенант Виктор Фёдорович Жирков – мужчина сорока пяти лет, плотного телосложения, в меру упитанный. Он уже сообщил о происшествии по телефону в РОВД…

Кузьмин лежал на склоне лога, на самом солнцепёке, в большой луже крови. Ноги были раскинуты. Одна рука держалась за черенок вил, торчащих в груди. Другая, с пуком травы в кулаке, была откинута в сторону. Вокруг убитого вился рой мух и оводов. На месте происшествия уже работали прибывшие из РОВД эксперты. Следователь, майор Николай Григорьевич Матвеев, сухощавый брюнет, поодаль разговаривал с участковым Жирковым. Здесь же толпился народ. Кто успокаивал потерпевшую, кто рассуждал.
– Это ревнивец, – предполагали одни.
– Точно, его рук дело, – соглашались другие.
– Ага, он вчера так бушевал! Жену приревновал к Пашке…

Следователь, краем уха прислушивавшийся к судаченью баб, спросил у участкового:
– Виктор Фёдорович, что за тип этот «ревнивец»?
– Есть такой тип, – хмуро ответил Жирков. – Жену к любому приревнует. Хоть к столбу телеграфному. Частенько и руки об бабу чешет, паразит.
– Что, красивая, чертовка, баба-то? – заинтересовался майор.
– Этого не отнять у неё, – подтвердил участковый.
– Дети есть у них?
– Двое детишек, Николай Григорьевич.
– Да, дела… – протянул следователь. – Жалко их. Если ревнивца это работа, останутся сиротами. Но он или не он, выясним.

А встретиться с ним, поговорить придётся волей-неволей.
– Это я устрою, – пообещал Жирков, приняв слова следователя за приказ.
Садясь в «уазик», следователь пригласил с собою участкового, остальным работникам милиции приказал погрузить убитого в грузовик и отвезти на вскрытие…

Жирков доставил подозреваемого в свой кабинет, где их ждал следователь. На одном из стульев, рядком стоявших вдоль стенки, сидел милиционер из РОВД. Опухший Козявкин неуверенными шагами прошёл к ближнему от входа стулу и без приглашения плюхнулся на него.
– Знаете, по какому поводу вас пригласили сюда, гражданин Козявкин? – спросил следователь.
– Малость догадываюсь, – ответил он.
– Что за ссора произошла между вами и вашей супругой вчера?
– А вот об этом не надо спрашивать, – отрезал Козявкин. – Это наше семейное дело. Вы, не сомневаюсь, хотите узнать, не я ли убил Кузьмина? Я убил! Так и пишите.

Жирков не удержался, кинулся к Козявкину. Следователь удержал его руку.
– Сволочь! – только и смог выдавить Жирков в адрес убийцы.
– Вон даже как?! – удивился столь быстрому признанию подозреваемого следователь. – Ну что ж… Виктор Фёдорович, будем писать протокол допроса… Рассказывайте, гражданин Козявкин, как всё происходило.
– А чё рассказывать? – перебирая пальцами рук, трясущимися от волнения и страха перед неминуемым наказанием, начал Козявкин. – Узнал я, что этот… с моей Лариской…
– Это известно, – прервал участковый. – Говори по существу.
– Дык я и говорю по существу, – ответил допрашиваемый. – Утром встал, голова трещит после вчерашней ссоры с женой. А надо корову в стадо выгонять. Вышел я на крыльцо и вдруг вижу, Пашка на лошади поехал. У меня внутри аж перевернулось всё, а в гудящую башку ударило: «Убью гада!» Я знал, что он в Зуевском логу косил. Ну выгнал я корову. Подождал маленько, покуда Пашка до места доедет. Я в уме подсчитал время его пути. Зашёл в дом, взял нож, которым поросят колол, завёл машину и поехал на лог. Доехал, поставил машину в стороне и пошёл прямо к Кузьмину. Там слово за слово – и драка. О ноже, что из дома прихватил, я в пылу драки забыл вовсе. Увидел Пашкины вилы, схватил их и вгорячах ударил ими его несколько раз в живот и в грудь… Вот так всё было. Я признаюсь в убийстве… как вас ныне величать? Товарищ? Или господин следователь?
– Это не важно, – вздохнул майор. – Важно то, что вы о таком страшном преступлении, о лишении человека жизни, говорите так хладнокровно, спокойно и ничуть не раскаиваетесь в совершённом, Козявкин.
– Рассказываю как умею, – пожал плечами Сергей.
…Закончив допрос и оформив протокол, следователь приказал сидевшему в кабинете милиционеру надеть на Козявкина наручники. «Окольцованный» на обе руки, тот с облегчением вздохнул:
– Ну вот и всё…

Что он имел в виду, никто из присутствующих не мог понять. А участковый сказал напоследок: «Теперь у тебя, Козявкин, впереди много времени подумать о жизни».
Поднялся, сгорбился и вышел из кабинета участкового теперь уже под конвоем, этот деревенский Отелло…