На адрес

- Доктор, миленький, это займет всего полчаса, вы одним глазком глянете, и сразу поймете, что я права, - быстро говорила маленькая рыжеволосая женщина, теребя руками и без того поникший берет.
- Ну не могу я поехать, это не мой участок, - одними губами сопротивлялся доктор, всецело принадлежавший громадной прошнурованной книге.
- Доктор, голубчик, - продолжала женщина, - вы же сами говорите, что Лозицкий заболел, его неделю не будет, а ведь это важно, чтобы её доктор посмотрел, без решения психиатра ну никак нельзя.
- Да не могу я сегодня, - глаза доктора поверх очков уставились на просительницу, и та вжалась в свой пуховик, словно улитка в раковину, - вы же видите, я один на приеме, а у меня по записи только 14 человек.
Женщина слушала его, виновато улыбаясь, но не уходила.
- Ну что с вами делать, - колебался доктор, перелистывая книгу, - что с вами делать, - повторял он, рассматривая страницы, словно на них и было спрятано решение, - делать с вами что…
В коридоре послышался шум, крики, и в кабинет ворвался щуплого вида субъект, в кожаной куртке. Оглядев комнату, он бодро шагнул к доктору, и, ставя барсетку на стол, сказал,  - Мне справка нужна, на оружие, срочно.
- За вами гонятся, или где-то перестрелка? – не отрываясь от книги, спросил доктор, и добавил, - в очередь.
- В смысле, - не понял субъект, - мне справка нужна, срочно, вы доктор?
- Срочными бывают телеграммы, роды и президентские выборы, - спокойно ответил доктор, - а справки так не делаются.
- Цена вопроса? - криво улыбнулся субъект.
- Молодой человек, - оторвался от книги доктор, - вы на прием к психиатру?
- Ну.
- За разрешением на ношение оружия?
- Ну.
Доктор захлопнул книгу, его глаза смотрели как-то странно, они словно ощупывали подбородок, уши субъекта, скользнули по его рукам, и снова отыскав глаза, остановились, словно чего-то ожидая.
- Это у вас жвачка, или что-то нервное? И руки из карманов выньте, брюки же у вас сами держатся? 
Субъект перестал жевать.
- Таблицу умножения знаете? Числитель от знаменателя отличить сможете? У нас с вами будет длинный разговор, - пообещал доктор.
- Ладно, потом зайду – смутился субъект, и направился к двери.
- Регистратура по коридору направо - уже вдогонку прокричал доктор, - заходите! Причем последнее прозвучало и как напутствие субъекту и призыв следующему пациенту.
- Онищенко, доктор, не забыли ещё? – спросил, улыбаясь беззубым ртом, сморщенный мужичок.
- Доктор, а как же я? – обиженно воскликнула женщина, - мне что делать?
- До четырех часов у меня прием, после четырех приходите, и пойдем, - разглядывая Онищенко, ответил доктор.
- Доктор, миленький, - женщина даже подпрыгнула, - зачем идти, на такси поедем! - И легко, не по годам выпорхнула из кабинета.
Без очков и белого халата, доктор уже не казался таким страшным, он превратился в Сергея Юрьевича, не старого мужчину, молчаливого и не глупого. А женщина в пуховике, оказалась Лидой, из соцобеспечения, она радовалась, что доктор сдержал своё слово, и всю дорогу, без конца, рассказывала одну и ту же историю про старушку, которая не хочет ехать в дом престарелых, хотя живет одна, и больше года не встает с постели, а от доктора всего-то и требуется, что признать её недееспособной, и тогда Лида, как опекун, наконец-то отправит её в дом престарелых.
- А недавно подкатывает ко мне один, деловой, на джипе, как этот… Ну тот что с барсеткой к вам заходил и говорит: «Продай мне бабку». Я опешила, говорю: «То есть как так продай? Она же человек». А он всё своё: «Продай, я всё улажу, с документами порешаем».
- Безобразие, - возмутился доктор.
- Еле отбилась от него. Страсть какой нахальный.
Адрес, куда привез таксист своих пассажиров, существовал только на карте. Весна обошла этот дворик стороной, и везде ещё лежал подтаявший но чистый и нетронутый снег. Накрапывающий дождь с тихим звоном оставлял на нем свои следы, и вокруг было так тихо и спокойно что доктору даже стало неловко за тот шум, который они наделали своим появлением.
Сам же домик походил на дырявый, отслуживший своё башмак, заброшенный лихой детворой в заснеженный сад. Это была необычно низкая, вросшая в землю, глиняная мазанка с обсыпающимися стенами и окнами, кое-где заколоченными фанерой. На провалившейся крыше не хватало черепицы, а от разваливающейся трубы брала начало трещина, раскалывающая домик пополам.
- Тубо, Тубо – позвала Лида. Никто не отзывался.
- Тубо, Тубо, да где же ты! – ещё громче позвала она. Из-под мазанки показалась осторожная лохматая голова, а потом и сам пёс выполз навстречу, волоча за собою длинную цепь.
- На вот, поешь, миленький,  - Лида достала из сумки кусок хлеба. Пёс съел хлеб вместе с целлофаном и, стуча хвостом, отошел к мазанке.
- Дикий он, - вздохнула Лида, - страсть как собак боюсь.
То, что оказалось внутри мазанки, удивило и видавшего виды доктора. По чёрным от плесени и гнили стенам струйками стекала вода, под ногами неприятно чавкал пол, а с потолка свешивались опасные доски. Воздухом невозможно было дышать, и как не старался доктор, но всё же втянул в себя липкую, зловонную струю.
- Откройте дверь что ли, - обратился он к Лиде.
- Не надо, - послышалось из соседней комнаты.
Доктор быстро шагнул в полутемную комнату.
Старуха лежала у стены, укрытая одеялами, шубой, тряпками, даже потертый коврик лежал на её ногах. Лишь блестящие глаза, острый нос и длинные седые волосы выдавали человека. Её словно забыли среди этого мусора.
- Здравствуйте, Матрёна Петровна, это я, Лида. Я с доктором пришла, он хочет на вас посмотреть, - засуетилась Лида.
- Чего на меня смотреть, - проворчала бабка, - чай не красавица.
У изголовья стоял ковш с водой, кусок хлеба, в яичной скорлупе валялось несколько луковиц.
- Это соседка заходит, - пояснила Лида, доставая из сумки свежий хлеб, - я вам ряженки принесла, как вы любите.
- Как вас зовут? – спросил доктор.
Старуха перевела на него бесцветные глаза, и ответила, - Карасёва Матрена Петровна.
- Сколько вам лет?
- Восемьдесят.
- Что с вами произошло, помните?
- А и шла с почты, и упала, - без эмоций, словно о ком-то другом сообщила бабка, - вот и лежу с тех пор.
- Перелом шейки бедра, - вздохнула Лида.
Доктор прошёлся по комнате. На полу стояло несколько стопок слипшихся книг, какие-то мешки и чемодан, развалившийся шкаф грудой стоял в углу, рядом с костылями, на стене висело зеркало, слабо отражавшее всё вокруг, ни люстры, ни светильника не было, свет проникал через единственное не заколоченное окно.
- А родные есть?
- А то, племянник!
- Да нет у вас никого, ну чего вы придумываете, - возмутилась Лида.
- Есть, милая, есть, - оживилась бабка, - я же адрес тебе давала, али позабыла?
- Да писали мы письма, в Мурманск, - возразила Лида, - и по адресу, и в милицию не нашли там никого.
- Да есть милая, есть. Моряк он, приедет, обязательно приедет.
Лида только вздохнула.
- Пойду я к соседке сбегаю, - сказала она и выскочила.
Бабка принялась рассматривать доктора.
- Вы зачем пришли?
- Осмотреть вас.
Бабка закашлялась.
- Чего там смотреть, не ходют ноги, и всё. Во как.
Доктор ещё раз обошел комнату, и остановился у мутного окна. Где-то за стеной, звякая цепью ходил Тубо, тихо моросил в стекло дождь, с улицы в комнату заглядывало чьё-то лицо, это было лицо доктора. Отражение безразлично смотрело сквозь доктора, словно это он был отражением. Сергей Юрьевич нахмурился и отвернулся. Он как-то устал за эти дни, да и за годы, пожалуй, тоже, хронически устал. Он научился скрывать свои мысли, и пациенты никогда не могли понять, о чем он думает. А он просто скрывался от них, потому что они ему надоели, и почти всё в мире стало безразличным. Вот это оставшиеся почти всё он и хотел найти. Как доктор он делал свою работу хорошо, но вот сам человек куда-то исчез и спрятался.
- Как на дворе? – спросила старуха.
- Весной пахнет.
Старуха даже зажмурилась.
 - Листьев не видать?
- Нет, пока почки на подходе.
- Слива у меня славная. Летом богатый урожай будет.
- Как же вы одна живете?
Старуха задумалась.
- Почему одна. Соседка заходит, новости заносит. А мне много и не надо. Дом, то какой, сколько здесь было всего. Мы его сами строили. И крышу стелили, и белили, а сад то какой был…С мужем…Слышите? – вдруг спросила бабка.
Доктор прислушался, но ничего особенного не услышал.
- Вот уж с неделю, на чердаке птаха какая-то поселилась, - пояснила бабка, - гнездо будет. Весна.
Доктор уловил тихую трель и кивнул.
- Это солнце заходит, вот она всем и сообщает, - продолжала бабка, - а ещё у меня мыши живут, вон в том углу, у окошка, где вы стоите, я их хлебцем подкармливаю.
Доктор разглядывая старуху отошел от окна.
- Всюду жизнь, - вздохнула она, - весь дом живой, я помру, а всё так и останется, как всегда, только без меня. Она чуть приподнялась и спросила, - а вы, наверное, меня выселять пришли, ближе к кладбишу?
- То есть как? – опешил доктор.
- Это всё Лидка, обещала, что доктора приведет, и тот меня в дом престарелых людей отправит. Мышей ещё грозилась потравить.
- Скажем так, рассматривается такой вопрос, - начал было доктор.
- Как вас по-батюшке?
- Сергей Юрьевич.
- Сереженька, сынок, - сказала бабка, - я без дома всё равно, что помру. У меня здесь каждый день не зазря проходит, я всё на жизнь смотрю, всё припоминаю и вспоминаю как что было, на другом месте я так не смогу. Я тебя как человека прошу, оставь меня здесь.
Доктор смутился.
- Матрена Петровна, вас лечить нужно, вы ещё поживете по-человечески, вас покормят горячим, вы ванну примете, у вас друзья появятся.
- Да зачем мне это, - рассердилась бабка, и хотела ещё что-то сказать, но тут вернулась раскрасневшаяся Лида, и перебила её.
- Опять запой. Пьет Тамарка крепко, с сожителем своим, теперь долго на свет не покажутся. Запои теперь лечат, а доктор?
- Запои? Лечат. Так, идите за мной, - и доктор подвёл Лиду к единственному окну в сенях, -  где подписать нужно?
- Ой, сейчас-сейчас, а я и забыла, - засуетилась Лида, она долго не могла отыскать нужные бумаги, уронила на пол ручку, принялась её искать, и доктор достал свою.
- Где подписать нужно?
- Вот здесь, «подлежит госпитализации», и здесь что согласны подпись и число, - подсказывала она.
Доктор молча поставил подпись.
- Доктор, голубчик, спасибо вам большое, - щебетала Лида, - ждала бы я этого Лозицкого, сейчас я вам такси вызову.
- Спасибо, не нужно. Я пешком пройдусь.
Он вернулся к старухе и сказал, - Вам Матрена Петровна так будет лучше. За вами там будут ухаживать, вы будете в тепле, вы ещё поживете по-человечески.
- Да, Матрена Петровна, вам так будет лучше, телевизор посмотрите, - авторитетно подтвердила Лида.
Старуха ничего не ответила, она отвернулась к стене и молча поглаживала её сморщенной худой рукой. Стена в том месте не была черной, на ней ещё сохранились следы зеленой краски, и рядом ещё можно было различить красного петушка.
Когда доктор вышел из дома, то чуть не споткнулся о Тубо. Он подумал о чём-то, присев погладил его, вздохнул и со словами: «Теперь Тубо, будем жить вместе», принялся снимать с него ошейник. Пёс дрожал от волнения и лизал доктору руки.