Как я заставила плакать таджиков

       Раньше так не было. Даже намного раньше так не было. Обычно в этот день хозяйка с утра до ночи что-то безостановочно режет, кромсает, шпигует, шинкует, жарит, варит, тушит, запекает, чистит, моет — в общем, отдыхает на полную катушку. Рядом снуют дети, пытаясь стащить со стола что-нибудь вкусненькое, запретное или ограниченное в обычной жизни. Муж мыкается по квартире, не зная, чем себя занять, чтобы скоротать время до наступления той заветной минуты, когда можно официально напиться и наесться. А пока он лежит на диване и пялится в телевизор. В конце концов, он свою лепту в организацию грядущего праздника внёс: ёлку купил, принёс и поставил, потом вместе с детьми нарядил. Подарки всем, чертыхаясь, купил: во-первых, не знаешь, где и что им купить, а главное — денег жалко  на  всю  эту  дребедень. Ну ладно, хоть раз в году…

       Наконец, наступает час «Ч» и все набрасываются на источающие манящие запахи блюда традиционно русского новогоднего стола, с завидным постоянством занимающие главенствующее положение. Это салат оливье, винегрет и селёдка под шубой.
       Вот, наконец, и хозяйка за весь  день  присела.  Правда, ненадолго, ведь в духовке сидит гусь, за которым надо следить, чтобы, часом, не улетел. В мусорное ведро, если сгорит.
       Последний час старого года тянется мучительно долго: все уже наелись-напились и стали позёвывать. А досидеть до полуночи велит долг, да и дела остались — надо тайком друг от друга засунуть под ёлку приготовленные подарки — главный сюрприз первого дня Года Нового.
       Наконец раздаётся бой курантов, замыкающий приветственную речь первого лица, и надо вовремя успеть распечатать шампанское, которое следует пригубить с последним ударом на башне Кремля — не раньше и не позже.
       Потом опять, но уже без особого энтузиазма, еда, а потом опять в охотку (откуда что берётся?!) десерт и телевизор, пока вы окончательно не вырубитесь — ему это не грозит.

       Так было раньше. Намного раньше. А теперь у нас неуклонно и неудержимо растёт культурный уровень, и мы хотим не только водочки, селёдочки и телевизионной мути — мы хотим праздника, а значит, события.
       Билеты на это событие (причём его качество роли совершенно не играет) приходится покупать очень заблаговременно, за пару месяцев до, а то останешься ни с чем — вернее сказать, с вышеперечисленным…
 
       Началось это движение лет 15–20 назад: все ломанулись   в театр. Первый поход оказался крайне удачным: в самом сердце города, в одном из лучших театров ставили один из лучших (во всяком случае, несгораемых) спектаклей — гоголевский
«Ревизор». Догадались? Правильно, Александринка, или Пушкинкий театр.
       В канун Нового года спектакль начинался раньше обычного, чтобы люди ничего не упустили из обширной программы праздника.
       Надо сказать, что в тот  год зима решила прийти по-пушкински (соответственно театру!) в январе, когда выпал снег, — помните, надеюсь, строки?
       Шли мы в театр по сухому асфальту, а когда вышли, то глазам не поверили: в ярком свете прожекторов, украсивших садик перед театром, где теперь расположились стилизованные под старину ярмарочные избушки и где активно разворачивалась бурная торговля новогодними сувенирами, бриллиантами искрились и сверкали  в медленном танце крупные хлопья снега. Зрелище открывалось совершенно завораживающее! Везде царило радостно-приподнятое ожидание праздника, улыбки на наших, не очень к ним привыкших, лицах.
       Неожиданно раздались медные звуки, и мы увидели и услышали маленький духовой оркестр, исполняющий что-то вальсово-хороводное. Действие происходит на довольно большой площади перед театром, так и зовущей пуститься в пляс. Кто-то уже так и сделал, кружась в такт музыке. Моей попутчице не захотелось оставаться в стороне от происходящего веселья, и она потащила на «сцену» и меня. Но сначала она направилась в сторону небольшой группы мужчин, одиноко сбившихся в углу площади и каким-то отчаянным, потерянным взглядом смотрящих на танцующие пары. Подойдя танцуя к ним, она потащила одного из них за собой,  а потом и всех остальных. Надо было видеть смесь смущения и радости на их лицах, когда они старательно вели с нами хоровод!
       Когда музыка кончилась и все начали расходиться, один из них на хорошем русском сказал «спасибо». «За что?» — удивились мы. «За то, что нас тоже  за людей считаете».    А в глазах у него слёзы. Только тут я поняла, как же им, чужакам, оставившим дом, семью, уют и любовь, здесь тяжело и одиноко. Ведь не секрет, что острее всего одиночество ощущаешь в праздники…

       Как их только тут поначалу не называли, и «черномазые», и как угодно. Но они, не знаю, как сейчас, по прошествии стольких лет общения с нами, но раньше они всегда были очень почтительны. На закуску приведу два маленьких запомнившихся случая.
       Я живу на кольце транспорта,  и что  же  я вижу  и слышу в один прекрасный день? Напротив моего окна — припаркованный микроавтобус, из которого на полную катушку несётся национальная музыка, трудная для длительного слушания, честно говоря, нашему уху. Я терплю-терплю (недавно стало модным слово «толерантность»), но, наконец, не выдерживаю, иду к ним со своей просьбой и тут же всё прекращается. Без слов, без недовольства, без, избави бог, грубости.
       А вот и происшедшее вскоре другое событие. Как говорится, «те же, и Дон Жуан» (см. Мольера или Ширвиндта). Стою в ожидании отправления маршрутки. Вижу: в кабине сидят два таджика и с аппетитом поедают бананы: берут банан, сдирают с него шкуру и отправляют банан в рот. А содранную шкуру швыряют прямо на землю, рядом с авто.
       «Ну нет, — говорю я им с невесть откуда взявшимся металлом в голосе. — Вот этого не будет!» И начинаю их стыдить, мол, небось, у себя дома вы не станете так делать. Подействовало. Извинились. Быстро собрали кожуру.
Наконец, маршрутке пора в рейс. Вхожу. Сажусь. Один из них поворачивается ко мне и, улыбаясь, протягивает банан:
       «Угощайтесь!»