Эйфелева баня, гобеленовый глаз, правый

Артритмия. Эйфелева баня, гобеленовый глаз, правый. Стихи как другая реальность.

(...почему баня, не башня? ...я скажу, чуть попозже!)

...................


...В моих стихах нет ни меня реальной, ни реальных событий моей жизни, ни моих реальных чувств; случайные отзвуки их – в буквах – призрачны, "ниоткуда". Стихи всегда другая реальность. Читателю моему, например, и в голову не придёт, что перед тем, как написать (нет: записать) "твой Париж в четырёх моих стенах", я думала про... сестру.

Я думала про сестру, смотрела на стену – белую, цвета, исключающего эмоции. Белая стена смотрела на меня – парой своих гобеленовых глаз. Нет, гобеленовых картин, конечно, но в ту минуту они, живущие на стене, были её глазами… Правый «глаз» – картинка двоится. Красное и серое. В красном – девочка, девушка ("...летящей походкой"!) В сером, чуть забегая вперёд, чуть прячась вместе с тем вглубь "глаза", тайно копируя и тонкий девичий силуэт, и дерзкий шаг, почти бег – воображая, что точно так же, на шпильках! – Эйфелева башня (шипящие на моём стареньком ноуте, словно сговорившись, западают, и... «в начале было слово»,  но без стоически не отзывающейся с клавиатуры "ша" слово было «Эйфелева баня», и я сижу и смеюсь)

С сестрой мы видимся редко, она во Франции (не в Париже, кстати). Мысли мои в тот вечер были, наверное, слегка грустны, но в них я смиренно принимала всё как есть. Что я где-то здесь, она где-то там... Я мирилась с этим и... смотрела, смотрела. Белая стена, гобеленовый глаз. "Гобеленовый рай, как он рыж..." Строчки стихов, уже перебегающие дорогу мыслям, наперебой несли что-то совсем, совсем о другом, о чём-то уже совершенно своём, даже мне – до сих пор! – не совсем понятном...

Стихи – это сны... странные сны наяву...


...................



Твой Париж в четырёх моих стенах.
А вернее, он на... на одной.
Вон, повесился: рыж, гобеленов.
Боже, мёртвый. Но, боже, живой.

Обрусевшая русской тоскою,
в ней грассируя, Сена несёт
о тебе в своих водах такое,
ностальгию такую, что вот...

Вот плыву, и несёт меня Сена.
Гобеленовый рай, как он рыж.
Умереть в четырёх моих стенах
так по-русски мог только Париж.

...................


Марина Йончен, 12.06.2016