Человек

Можно ведь поговорить о человеке?

Почему бы и нет.

«Человек – это то, что…» и далее ряд определений, долженствующих выделить некую главную черту на взгляд определяющего. Нет, не в этом плане.

А так, по-простому, я бы даже сказал по-домашнему.

Поделиться.

Можно?

Ведь я – один из вас. По крайней мере, в данный момент времени.

Не пышу злобой, не планирую никаких каверз, оскорблений и издевательств.

Даже про маску постараюсь не упоминать.

И человек у меня будет просто «человек». Не «мясо», не «кусок». Никаких броских и обидных эпитетов.

Взгрустнулось мне как-то.

Когда ты человек – это обычное состояние. Или, скорее, привычное. Не уверен, что смогу правильно подобрать слово. Да и дело, в общем-то, не в языке. Дело в человеке.

Отчего человеку может быть грустно, когда он думает о том, что такое человек?

У меня есть ответ на этот вопрос. И он очень простой.

Человеку грустно оттого, что человек – конечен. И дело тут вовсе не в смерти, прекращении существования и подобном. Человек конечен, как продукт. Завершён. И это не какое-либо характеризующее исключительно человека свойство. Конечно всё в этом мире, любая вещь. Колбаса ли это в вакуумной упаковке, лист дерева или лужа на асфальте. К этому нечего добавить.

Всё уже произведено, куда и на что ни глянь.

Так же и человек.

Он есть, и это есть означает, что форма завершена, всё лишнее отсечено.

А значит, «есть» - это понятно.

И неинтересно.

Человек понятен до боли в глазах, до щекотки в мозгу. Он прост, он очерчен, в нем нет никакой загадки, никакой тайны, ничего, за что можно было бы уцепиться. Обычная схема.

Схема.

Понимание этого приходит со временем, и оно, это понимание, способно не просто ошарашить понимающего, а изувечить его.

Тот немудрёный факт, что всё вокруг, вместе с источником этого самого всего – человеком - не представляет из себя ничего иного, кроме банальщины, заурядности и простоты в самом худшем её понимании, кого угодно выбьет из колеи.

И для человека, увидевшего вдруг свою суть, разобравшего эти бесхитростные чертежи, остается одно – эскапизм. Путей тут не особо много: злоба и ненависть, цинизм и сарказм, лжевысокомерие и лжесмирение.

И каждый из этих путей, делая большой крюк, приводит обратно – к человеку. Сколько ни беги – не удастся.

Казалось, что на бумаге будет нечто грандиозное – чертёж ядерного реактора, не меньше!

А на деле – палка, палка, огуречек.

И всё понятно.

Ёб вашу мать, как же все понятно!

А зачем жил тогда? Ради чего? И главное – куда теперь деть все эти мечты, фантазии, думы о чём-то? Если всё – вот так?

Словно прочитал абзац из нескольких предложений.

 --И это всё? --Да, всё. --А где же книга целиком, что дальше? --А нет никакой книги. И никакого дальше. Нет ничего, кроме прочитанного. Никогда не было и не будет. --Но я надеялся, я думал, я был уверен… --Это твои проблемы. --…и что теперь? – Не знаю. Живи.

И человек живёт.

И видит, что всё так и есть: кругом правит бал простота, можно даже сказать – упрощённость. Абсолютно всё и все вокруг него, в том числе он сам – понятны, легко читаемы, легко объяснимы. Никаких трещин и зазубрин, заусениц и торчащих ниток. Всё скроено по лекалу.

Замечательно.

До такой степени, что подбирается тошнота. Человека начинает тошнить человеком. В человеке человек на человеке человеком погоняет.

И хлещет из пасти блевотина.

Блевотина из плохопереваренной человечины и человеческого. Самоизвержение. Самоопустошение.

Но вокруг-то ничего другого и нет.

И человек какое-то время ходит вокруг своей блевотины, думая, что ну вот же, вот! я очистился! я готов к принятию новой, свежей пищи, другой, не такой, как эта, как этот мир, как этот я, как эти вы, нет! Я готов к другому миру, к другим вам и другому себе. Я готов! Ведь не может же быть, чтобы всё было так, не может быть, чтобы не было чего-то другого, не может быть, чтобы был только абзац, один абзац, без книги. Где-то есть книга, где-то есть что-то!

Но ничего.

Ничего нет.

Кроме человека и его блевотины.

Конечно же, человек бунтует; конечно же, он отрицает, негодует, ищет виновных.

Но нет никого. Только человек. Никто не виноват.

И кушать хочется. А рядом – лишь блевотина. Человеческая блевотина.

И человек смиряется. Он винит себя.

Должно быть, это я такой. Это я что-то не так понял. Мне привиделось, померещилось. Спьяну, сдуру. Нормально ведь жил, нет? Да и не всё так уж плохо. Просто? Ну и хер с ним, что просто, где просто – там ангелов со сто, так ведь?

И вне себя от голода, отчаяния и помешательства, человек набрасывается на свою блевотину. Начинает пожирать её горстями, лакать, как истомившийся жаждой пёс воду, всасывать в себя, как заводская труба, все мельчайшие частички, самые крошки преждеизблёванного.

Он радуется, он ликует, он набивает свою пасть, он счастлив.

И поглотив всё, в бессилии валится на землю, поглаживая свой живот.

А позже начинает думать над более подробным оправданием содеянного. Но ему ничего не приходит на ум, кроме банальностей – как-то жил раньше, проживу и дальше.

Но раньше – уже нет. А дальше – еще нет. Есть только он, с набитым блевотиной брюхом. Блевотиной самого себя и своего мира, блевотиной простоты и заурядности, что вдруг ни с того, ни с сего открылись ему.

И человек понимает, что жить – это и есть блевать. Всё время, всегда, до самой смерти. Что просто не существует другого определения слова жить. И он обречен на это.

Ведь назад уже дороги нет. То, что познано – не вытравишь ничем.

И вперед идти – некуда. Книги нет, есть лишь только этот абзац, который он знает наизусть, вдоль и поперёк.

Отвратительный, мерзкий, банальный, заурядный, пошлый, ничего в себе не содержащий, ничего не значащий абзац, глубиной с необъятный космос и длиной с бесконечное бытие.

И человека опять тошнит.

Так он и существует в этом круговороте блевотины.

Ecce homo.

Лучше не знать и оставаться свиньёй в загоне. Ведь тогда дерьмо и грязь будут вовсе не дерьмом и грязью, а естественной средой обитания.

Лучше жить по-свински, а человека оставить этим охочим до блевотины романтикам.

Грустновато как-то, да?..

Такая вот, вроде бы, безысходность даже, что ли.

Тоска, куда ни глянь…

Но эй, человек, слышь чё скажу?

Подсаживайся ближе.

Да ближе, ближе, не бойся.

Слушай, а ведь мы можем с тобой немного… как бы это… сыграть!

В деятеля или зрителя.

Вот я, например, зритель, но ты вполне себе можешь быть и деятелем, если кишка не тонка.

И самое интересное, для этого ничего особо делать не надо. Другие человеки всё сделают за нас, нам же останется только примерить личину.

Посмотри на человеков, человек.

Да нет, не с позиции этой бля*дской простоты, заурядности или чего там тебе еще открылось.

Посмотри поуже. В перспективе.

Что там в будущем, человек? Что день грядущий нам готовит и каким он может быть?

Я тебе так скажу: мы можем стать свидетелями уморительного спектакля. Да мы уже в нем!

Ком несется с горы и дальше будет только нарастать. Представление будет грандиозным!

Для простоты(!) и без преамбул перейдем к сути.

Выбери сторону. Обязательно очертись ещё более ясно и конкретно. Того, что в тебе есть – мало. Надо упроститься до вещей примитивнейших, скажем, до принадлежности к определенным религиозным организациям, политическим течениям или социальным слоям. Но вместе с тем быть как бы над всем этим. Быть внутри и вне одновременно. Помнить, что это личина и не заигрываться, а просто наслаждаться процессом.

Можно сказать, что глобально нынешний мир, как и все предыдущие миры, поделен на два лагеря: тех, кто за старое и тех, кто за новое, ретроградов и прогрессистов, у кого капуста в бороде и у кого дилдак в заднице, консерваторов и либералов.

Отлично!

Стань одним из них.

Нам нет дела до того, что они часто могут меняться местами, смешиваться и являть такие причудливые явления, как заволосевшие консерваторы с дилдаками в бороде или гладковыбритые либералы с капустой в заднице. Это их внутренние заморочки, которые абсолютно ни на что не влияют.

Главное – разделение. И оно есть.

Теперь оцени ситуацию.

Чья берёт?

В нашем случае господа с дилдаками явно одолевают бородатых бар.

Суди сам: окна овертона расшатаны так, что того и гляди их сорвут с петель, институт семьи, брака, традиционных ценностей и прочей милоты скоро рванёт, как на пороховой бочке, лгбт-движение, блм, феминизм и иные шалости громоподобной поступью шагают по земному шару. Индивидуализация, атомарность, стирание гендерных границ, разрушение патриархального уклада, уход в виртуальную реальность, маячащий где-то невдалеке искусственный интеллект, возможность производить детей вне человеческой утробы, клонирование и прочее, прочее, прочее – всё это настолько идеально, настолько филигранно подрывает устои дряхлой, уходящей, зае*бавшей уже всех эпохи, что сомнений быть не может – прежний мир обречен. Традиционализм терпит крах.

Замечательно!

Было бы глупо не воспользоваться этим в своих целях.

Ведь для нас важна игра!

Напряжение между двумя враждующими лагерями растет, пропасть велика и непреодолима. Одни хотят запрещать, другие дозволять. Но!

Но!

Проблема в том, что и дозволять, и запрещать они хотят не тотально! И это плохо.

Скажем, одним из них достаточно официального разрешения на проведение парадов, а иным официального запрета на усыновление детей участниками этих парадов.
 
Это не тотально, это не интересно, это скучно и ни к чему не приведет, кроме того, что два стада баранов будут стоять друг напротив друга и грозно поблеивать.

Дихотомию запрещено/разрешено надо снять в пользу второго и сделать его тотальным.

Почему в пользу второго? В силу объективных причин. Просто потому, что те, кто радеет за второе нынче на коне. Так пусть же хапнут по полной.

Но что первые?

Конечно, некоторым из них можно объяснить это так: разбирая преграды на пути волны, мы просто даём ей быстрее схлынуть, после чего можно будет заново отстроить свои дома и вернуться к былому образу жизни, ведь уклониться от нее все равно не получится.

Но лучше никому и ничего не объяснять.

Ни первые, ни вторые, ни их идеи, ни их ценности для нас никоим образом не важны. Важен сам процесс. Важна игра, которую можно запустить.

Впрочем, первым также стоит всё разрешить. Может быть, не сразу, спустя какое-то время. Когда вседозволенность у вторых войдет в полную силу, наберет обороты, превратив их в перемалывающий все на своем пути огромный жернов.

И тому, кто просит у тебя рубашку, отдай и верхнюю одежду.

Разрешить всё.

И не просто то, чего они требуют, а дать в десять раз больше, чем смогут унести. Завалить, засыпать свободой.

Обжигающее, пьянящее, леденящее кровь в жилах, блистательное в своей монументальности «МОЖНО».

Но и этого мало. Крайне мало.

Нужно прославить то, что было под запретом. Вымаливать прощение у запрещенного прежде. Устанавливать ему памятники, мемориальные доски, каяться перед ним в слезах и соплях.

Ты хочешь провести парад? Просто парад?

Нет же, нет! Возьми больше!

Возьми семью, права, детей, все льготы, какие только есть. Мы установим тебе и таким, как ты памятники во всех городах, деревнях и сёлах. На каждой замызганной улочке будет возвышаться бюст в твою честь и честь таких же, как и ты.

Мы будем устраивать еженедельный плач покаяния. Мы будем умолять о прощении и расцеловывать твою, какой бы она ни была, жопу, умиляясь великому духу свободы и вседозволенности.

Ты хочешь купить пистолет? Дадим танк!

Ты хочешь покурить чего-то эдакого? К твоим услугам сотни шприцей со всевозможными инъекциями.

Ты хочешь говорить, что вздумается? Мы предоставим тебе трибуну на центральной площади столицы. Мы силой сгоним людей, чтобы они слушали тебя.

Мы перепишем учебники, возвеличивая всех угнетенных, призывая детей брать с них пример и утверждая, что это не просто нормально, а единственно правильно.

Каждый некрофил получит в свое распоряжение личное кладбище. Каждый зоофил – звероферму. Все самоубийцы – прайм-тайм и прямые эфиры центральных каналов. Все геи и лесбиянки – не просто семьи, а гаремы, в которые, если понадобится, людей приведут под страхом смерти.

Все угнетенные будут возвеличены и последние станут первыми!

А бородатые посидят на цепи. И не просто посидят. Их принудят к тому, чтобы они на все это смотрели и, по крайней мере, делали вид, что счастливы, что искренне приветствуют приход новой эры, эры вселенской свободы, эры всемирного «МОЖНО». Пусть хотя бы внешне, но они примут этот новый мир.

И тогда цепи с их шей спадут. Великое «МОЖНО» распахнет свои объятия и для них. Всю патоку, весь мёд, весь сахар мы выльем и на их головушки тоже.

Возвеличим, опоём, окружим великим вниманием, признаем их ценности.

Не забывая, разумеется, и о первых.

Все они должны захлёбываться небывалой свободой, все они должны быть ею ошарашены, выбиты из седла.

Они должны погрязнуть в пучине любви и неги так, чтобы их пасть сводило от приторного вкуса.

Свобода, вседозволенность, «МОЖНО» делают из людей послушных собак куда более эффективно, чем бесконечная муштра и запреты.

Они сделают из них нечто большее на первых порах. Они превратят их в эмоциональных кастратов.

Всех их поглотит пучина самолюбования, самоуслаждения, самовозвеличивания. И когда на улицах городов крестные ходы будут пересекаться с гей-парадами – не будет никакой ненависти, никакой вражды, никаких стычек, ведь и те и другие знают, что они – великая ценность, они правы, они единственные и неповторимые, ведь мы убедили их в этом. Мы убедили их в огромном их для нас значении. Мы попросили прощения у всех и за всё, мы преклонили колена перед всеми. Все получили всё. Всем сестрам по серьгам. И сверх того – сотни сундуков чистого золота. Мы завалили их великим «МОЖНО». Их маленькие болотца больше не болотца – оазисы. Трупы их умерших героев эксгумированы, забальзамированы и украшают центральные площади городов. Про них постоянно говорят, их всё время ублажают, им всё время льстят, им заглядывают в рот, просят у них прощения, дозволения обратиться, всячески прославляют. И дают, дают, дают!

Дают не в меру, а больше, гораздо больше.

Всем можно всё!

Красная икра вкусна и желанна лишь тогда, когда она находится на прилавке магазина, в маленькой баночке и по большой цене. Но когда у тебя ею забит весь холодильник…

Нет, у них не будет претензий друг к другу. И даже наши былые шалости по отношению к одним из них будут забыты.

А что же мы?

А мы должны продолжать!

Не оскудеет рука дающего. И мы должны давать.

По старой схеме. Заваливать.

Унижаться перед ними, пресмыкаться, ползать на коленях, рвать на себе волосы от горя, что не можем дать больше.

Мы должны их потрясти. Они должны содрогнуться от созерцания нестерпимого блеска «МОЖНО»

Нестерпимого.

И однажды…

Вот оно!

Однажды они робко скажут «довольно».

А мы не слышим. Мы наваливаем и наваливаем, раздаём всё, что можно. Сняли с себя не только последние трусы, но уже содрали кожу и вырываем мясо.

Они скажут громче.

Не слышим.

Они крикнут.

Не слышим.

Они возопят. «Довольно! Довольно! Довольно!»

Не слышим. Не слышим. Не слышим.

Даём, даём, даём.

Горстями, пригоршнями, мешками, кучами.

Даём.

Они зайдутся в истерике!

«Хватит! Всё! Нам больше не надо!»

Дайте им больше! Еще больше! В сто раз больше прежнего!

Они бьются в припадках, они умоляют остановиться, они уверяют, что больше не вынесут.

Ах, какое сладостное, какое золотое время тогда наступит!

Ведь и одни, и вторые будут постепенно сходить с ума!

Великое «МОЖНО», всемирная свобода, свирепая вседозволенность разорвут их в клочья!

И они возненавидят себя и себеподобных!

И придут к нам, и уже сами будут ползать на коленях, и умолять вернуть всё как было.

А мы не слышим. Только даём и даём. Даём и даём.

И тогда уже они будут рвать на себе волосы и одежду. Уже они обвинят себя и своих во всех смертных грехах. И начнется великая бойня, великая резня, великое самоуничтожение.

Не первых вторыми, и не вторых первыми, а первых первыми и вторых вторыми.

Геи будут громить гей-парады, будут требовать запретить однополые браки и вернуть институт традиционной семьи, а православные активисты посбивают все кресты с церквей, пожгут все иконы и проклянут крестные ходы во веки вечные, слёзно моля всех пластических хирургов страны отрезать им половые органы и поменять пол.

Свои будут рвать и метать своих же. Первые – первых, вторые – вторых.

А потом они ринутся друг к другу, ринутся с великой надеждой, с великой страстью. Первые ринутся ко вторым и будут убеждать их, как же они, вторые, были правы, и как же неправы были первые. А вторые будут убеждать первых в обратном.

А после всё это перерастёт в ожесточенный спор, ещё позже – в остервенелую драку, ещё позже – в повальное истребление всех и вся.

А мы будем стоять рядом и накидывать. Накидывать, накидывать, накидывать.

Давать, давать, давать.

Грызите друг друга, человеки! Рвите на части!

Это ваше.

Оно всегда было вашим.

Вы получили то, что хотели вы – свой мир.

А мы получили то, что хотели мы – свою игру.

Каково, а?

И ведь всё так и будет.

А главное – ничего для этого делать не надо.

Надо угождать, соглашаться, льстить и не бояться давать.

Всем и со всеми.

Иное слово весит больше килограмма золота. Особенно для падких на него, слово, ушей.

А человечьи уши без слова не могут.

Они все до него чрезвычайно охочи.

Одарите человека словом и он одарит вас своей никчёмной жизнью(чего нам вовсе не нужно), своей игрой в вашем спектакле(чего мы страстно желаем).

Что там будет дальше у них? У человеков?

А всё то же.

Одно и то же.

По кругу.

Ведь круг – это их.

Кольцо.

Замкнутость.

После великого «МОЖНО» и блистательного хаоса, вызванного им, придет тот, кто «железной рукой» насадит великое «НЕЛЬЗЯ».

И не просто придёт. Его будут звать, алкать, в конце концов разыщут и умолят взойти на всечеловечий трон.

Тогда уже не будет ни первых, ни вторых, будут просто человечьи ошмётки, которым удалось выжить после бойни свободы.

Их закуют в цепи, наденут намордники и опять разделят на первых и вторых. На угнетаемых и угнетателей, бритых и бородатых, прогрессистов и ретроградов, либералов и консерваторов. И они опять взвоют. И среди серых полей великого «НЕЛЬЗЯ» постепенно взойдут ростки великого «МОЖНО».

И всё повторится вновь.

Вновь.

И вновь.

Круг.

Никогда не заканчивающийся круг.

Их круг – наша игра.

И это замечательно.

Это чудесно.

Спектаклю нет конца.

Игра – бесконечна.

Ряд масок – нескончаем.

И ты, вдруг пригорюнившийся от простоты своей и всех вокруг, от простоты человека и бытия, узри, каково это на самом деле – быть человеком.

Быть человеком – быть вещью, быть предметом, быть объектом, слугой, исполнителем, заключенным, грязью, тряпкой, мусором, посмешищем, швалью, блевотиной.

Быть человеком – невероятно уморительно.

Для нас.

Ведь человек – личина.

Маска.

Одна из.

Маска отыграла своё.

Время примерить новую.

Далее.

Никаких огней. Никаких бурь.

Но и никакого спокойствия.

Далее.