Пол Маккартни - правила жизни

Пол Маккартни
Музыкант, 73 года, Лондон

Я все еще здесь по двум причинам: мне это нравится, и это моя работа. Но есть и третья причина — зрители. Спев что-то, ты чувствуешь невероятную любовь, почти поклонение. Кому это не понравится?

Комм: Песенки как работа...  Или как повод для поклонения... Или для любви... (девать им некуда любовь — так и хлещет?)

Уйти на пенсию? Сидеть дома и смотреть телевизор? Да, люди так поступают. Возятся в саду, играют в гольф. Но нет, спасибо. Мой менеджер, которого у меня, к счастью, уже нет, когда-то посоветовал мне уйти на покой в пятьдесят. Он сказал, что с возрастом я стану выглядеть неважно, и тогда я даже подумал: «Боже, а ведь он может оказаться прав». Но я все еще наслаждаюсь возможностью создавать, и я все еще наслаждаюсь возможностью выступать. А вокруг полно тех, кто решил уйти на покой и тут же исчез из виду.

Комм: Это напоминает мне футбол: сегодня ты — Рональдо или Рональдиньо, а как ушел, так словно тебя и не было никогда. Две-три фамилии оставляют, а остальных отправляют в утиль. А чего церемониться с этими парнягами? (в футболе часто еще и деревенщиной, а в роке часто еще и алкашами или наркоманами)

Периодически я разговариваю сам с собой. Послушай, говорю я, посмотри на эту небольшую гору достижений. Их же у тебя до черта. Неужели тебе мало? И отвечаю: а вдруг я смогу сделать так, что мои достижения будут выглядеть чуть лучше?

Комм: Унылое занятие, почти отчаянное, немного сумасшедшее. «А вдруг нахлынет на меня новый удивительный расцвет? А вдруг организуем группу из четырех славных старичков и загремим по новой»...

Зрителям нужна Yesterday, и если я поставлю себя на их место, то пойму, что мне тоже нужны хиты. Я не хочу смотреть, как Rolling Stones играют свой новый альбом, — мне нужны Satisfaction, Honky Tonk Women и Ruby Tuesday.

Комм: С указанным шлягером какие же могут быть «а вдруг»?
Я ненавижу Роллинг Стоунз... Я ненавижу всех продолжающих оставаться в шоу-бизнесе стариков, но этих — впрочем, как и почти всех - я ненавижу в любом варианте... Если у битлов и есть «небольшая гора достижений», то для меня она сводится лишь к тому, что я их не ненавижу. Пусть живут. Я думаю, они все же были демократами...

Ты никогда не повторишь свой успех. Боба Дилана спросили, почему он не напишет очередного Tambourine Man. Он ответил: «Потому что я уже не тот человек, каким был в тот момент».

Комм: «Я уже не тот, я уже кусок говна»...  Ничего не могу сказать и про этот Тамбурин, не помню, это их внутренние заморочки. Все «успехи» - это некий медийный, не имеющий никакого отношения к реальности бред. Как выигрыш некой командой некоего чемпионата.

Песня Here today — это мой разговор с Джоном. Я пою: помнишь ту ночь, когда мы плакали, а сам думаю: да, это было в Ки-Уэсте. Мы не смогли добраться до Джэксонвилла из-за урагана, застряли в Ки-Уэсте, не спали всю ночь и здорово напились. И я помню это: «Послушай-ка, чувак, ты же чертовски крут». Так что я знаю, о чем пою. Я помню ту ночь. Я думаю о ней.

Комм: На здоровье, пори эту чушь сколько влезет...

Я многое помню про детство. И про то, как, начав с Beatles, я пытался стать знаменитым, отправляя бесконечные письма. «Уважаемый сэр, мы полупрофессиональный рок-коллектив. Нам кажется, мы что-то собой представляем. Возможно, у нас есть будущее...»

Комм: И какой-то «уважаемый сэр», в конце концов, видимо, сделал свое дело и они написали свои пару сотен примерно одинаковых песенок... (разумеется, все они были ни о чем, но все-таки в них было что-то бунтарское. Впрочем, в 60-ые такого было полно, бунтовать было модно. Но лучше бунтовать, чем воспевать наркоту и демонов — что тоже было модным)

Люди спрашивают меня, что я думаю насчет Beatles. А я просто горжусь тем, что было.

Комм: «Не важно, какими мы были, важно, что мы добились успеха и прожили яркую жизнь с толпами народа на стадионах — а не в ресторанах с алкашами, как подавляющее большинство остальных музыкантов»

Когда Beatles распалась, мы оставались на равных. Джордж занимался своим делом, Джон — своим, я делал свои дела, а Ринго — свои. Все было как в лучшие времена. Потом Джона убили, и на волне чистого ужаса он стал мучеником — как Кеннеди. После этого люди стали говорить: он и был воплощением Beatles. И в этот момент я, Джордж и Ринго пожали плечами: «Послушайте, но ведь год назад мы все были равны».

Комм: Внешние события не менее важны, чем музыка сама по себе. Мало кого из рокеров убили  - такое запоминается. Чему он удивляется и к чему ревнует? Сделай в жизни хоть что-то запоминающееся (с твоими-то деньгами и известностью это возможно) — и тогда и тебя будут ценить по-настоящему. А он лишь перепевает свои шлягеры и прочее — ничтожный и набивший оскомину образ жизни. Он всего лишь музыкант, узкий специалист в области звукоизвлечения и певец, обладатель неплохого голосового аппарата

Мы появились в правильное время. Спели какое-то количество хороших песен, причем не чьих-то, а наших собственных. На нас не работали ни поэты, ни композиторы. Может ли такое случиться сегодня? Хотелось бы верить, но мне кажется, этого не произойдет.

Комм: Новая музыка возникает только в революционные, «перестроечные» времена. Она их сопровождает (где-то даже и порождает?). И каждое новое течение в жизни создает и поднимает на пьедестал своих кумиров (Пресли выдвинули любители  попсятины и шоу-бизнеса? Пошлые мещане...)

Я помню, что такое не быть знаменитым. Тебя пускают не во все клубы, и ты не можешь запросто подкатить к девушке. Нервы у тебя ни к черту, и денег тоже нет.

Комм: Я не знаю, чего в этой сентенции больше — дебилизма или жлобства? И  ведь нервы, если уж шалят, то пожизненно? Или это все-таки был еврей неустроенный — и как устроился, так и успокоился? (или он просто задирается, подколки кидает?! Знаменитому тоже ведь надо вести себя осторожно...)

Известность — это как страшный сон: ты не можешь из него выбраться, но ты сам его и породил.

Комм: В любой жизни есть страшные сны, которые ты сам же и породил. «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?» - слава всегда немного снится и мерещится, это страшно призрачная вещь (в цифрах каких-нибудь «лайков» нынче пытаются ее материализовывать!)
(Спорт — это мой страшный сон?! И дачи...)

Вечно хотеть доказать что-то — это глупая штука.

Комм: Глупее, когда тебе нечего доказывать — а в нашу душевную эру все именно таковы: у всех есть душа, а вот вместо мозгов соображаловка и рассылка конвертов «уважаемым сэрам»...

А я люблю королеву. Когда мы взрослели, она была куколкой. Нам было типа 11, а ей 21. Она была красавицей, и у нее была замечательная фигура. Я не должен говорить так о Ее Величестве, но мы, будучи школьниками, говорили: смотри, как у нее сиськи торчат. Она была прекрасна. Посмотрите на старые фотографии. Нам нравились все ее прелести. Я никогда не говорил ей этого лично, но в интервью я говорю это довольно часто. Надеюсь, рано или поздно она это прочитает.

Комм: Вся жизнь при ней прошла, как не любить. К тому же, оба оказались примерно одинаковыми мещанами, типичными англичанами — как это ни странно... (бунтарем Маккартни не был никогда — в отличие от остальной троицы; отчего те и померли гораздо раньше. Он, как и королева — это воплощенное благоразумие; для которого им только разума и не хватает, налицо лишь благие намерения...)

Я никогда не говорил себе: о, я сделал что-то талантливое.

Комм: Для него все это — условности (в отличие от «успеха», видимо) В наш-то век любое дерьмо можно объявить талантливым — и наоборот — с чрезвычайной легкостью,  чуть ли не механическим, машинным способом