Тараканофобия

ГЛАВА 1. ЛЮБОВЬ К ИНСЕКТИЦИДУ В «РУССКОЙ ПЕРСПЕКТИВЕ»

Двое мужчин солидного возраста не спеша вошли в двери под вывеской «Ресторан Гриль-Бар Русская перспектива». Не спеша и уверенно, как завсегдатаи. Одеты они были непритязательно, но вид имели аккуратный. И у одного, и у второго было по большой дорожной сумке.

Войдя, они деловито огляделись. В зале стояли пустые столы, стулья были отодвинуты к одной из стен, – один, перевёрнутый вверх ножками, на другом.
Из-за высокой барной стойки выглядывала низкорослая женщина неопределённо-восточной национальности. 

– Мы по заявке. На санобработку! – уверенно и громко сказал один из них, имевший на голове остатки волос.

Женщина понятливо закивала:
– Да, мне он сказал, это… что должны… что придут…

– Кофе-машина где? Работает?

Женщина или удивилась, или зависла. Она замерла и смотрела на спросившего.

– Плиз, нам два кофе за счёт заведения. Нам нужно освоиться, чтобы ничего не пропустить. Пусть ОНИ думают, что мы пришли выпить кофе.

Второй, наголо стриженый мужчина, посмотрел на говорившего с каким-то удивлением, но ничего не сказал.

Оба бесцеремонно взяли по два стула каждый, на один каждый аккуратно поставил свою сумку, второй стул каждый придвинул к ближайшему столику и на него сел. Одновременно, как по команде.

Работница заведения или увидела, или почувствовала деловитость пришедших и безропотно прониклась важностью их миссии. Она молча набрала воды из-под крана, залила в кофемашину и немного с ней повозившись, включила.

– Так, понятно… – сказал полулысый, а второй снова внимательно на него посмотрел, но ничего не сказал. Может, плохо расслышал из-за завывшей кофемолки.

Тут наблюдательный человек мог бы определить, что полулысый – как бы хозяин, а другой – как бы приглашённый гость, что-то недопонимающий, но старающийся этого не показывать.

Так оно и было. Первый был опытным организатором такого рода мероприятий, а второй участвовал в первый раз. То есть, и фактически, по своему положению, был вторым. Но и будучи вторым, производил впечатление бывалого человека, много повидавшего на своём веку. Он не выглядел неопытным, даже наоборот, – производил ощущение абсолютной невозмутимости.

Они неторопливо и расслабленно пили кофе, изредка поглядывая то на обстановку зала, то на женскую голову, которая была ненамного выше барной стойки, и оттуда никуда не перемещалась.

– Ну давай, хозяйка, показывай свои обиталища антисанитарии! – первым привстал «первый».

– Но я не могу… это… приехат должен Ашот Габибас… сович…

– Э, уважаемая, но у нас время – деньги! Опять же препараты уже стынут… Ну ладно, тогда сваргань-ка мне не свой хреновый «американо», а давай-ка «капучино», и с каким-нибудь бутериком… А ты что ещё будешь? – вопросил он у лысого.   

– То же самое, но без закуски, – скромно бросил тот.

Пришедшие со спокойным равнодушием подождали на удивление безмолвного исполнения своих требований, и затем изобразили, что сосредоточенно дегустируют качество преподнесённого «капучино».   

– Этот Ашот сейчас борется с жабой, – тихо промолвил полулысый. – Однозначно! Решил, что беру очень дорого, разузнаёт у своих земляков, где и как сэкономить. А его земляки народ неторопливый, на сухую слова из них не вытянешь…

– А если найдёт подешевле?

– Не найдёт… Иных уж нет, а те далече… – и полулысый хохотнул. Хохотнул как пискнул, или пискнул как хохотнул? Вроде ничего такого, а только от этого звука его напарника как будто передёрнуло.

Время шло. Чтобы нам не подключаться к неловкому молчанию с периодическими, но методическими подъёмами-опусканиями чашек, сделаем небольшую паузу … Нет, не рекламную, скорее техническую. Тем более, что уже пора бы познакомиться с лицами, принимающими участие в этом повествовании.

Полулысый руководитель планируемого санитарного мероприятия – это Владимир Владимирович, которого за его широкой спиной некоторые называют «Вовочка». Ранее в узких кругах его идентифицировали по кликухе «Дихлофос». Эти времена, к счастью, ушли в прошлое, а озвученное прозвище, на ином просторечии – «погоняло», уже почти перестало звучать.

Сам он теперь частенько просил называть себя «даритель отпущения». Некоторые народы так когда-то называли жертвенного козла, которого отпускали в пустыню вместе с всеми общими грехами. Кое-кто знает, что имя тому козлу было Азазель. У нас миссия козла отпущения несколько иная, поэтому имя Азазель, как чужеродное, произносить не будем.

Второй мужчина – бывший подполковник Тараканов. Он не привык слышать своё имя и отчество, его слух чаще ублажало обращение «товарищ подполковник», а когда о нём говорили более определённо, то звучало: «подполковник Тараканов».
Так и будем его называть, но опустим воинское звание, потому что в этом случае придётся говорить ещё длиньше: «подполковник запаса Тараканов».

Тараканов ушёл на пенсию уже несколько лет назад. Долго думал, откладывал, прикидывал, мучился. Полегчало только тогда, когда ушёл. Когда понял, что от многого освободился.

Он всем, кто интересовался, потом говорил, что ушёл мол, когда служить уже устал, а прислуживать стало совсем тошно. Но это была неправда. Он уже давно устал служить и всегда тянуло блевать при необходимости прислуживать. Ушёл потому, что выбрал выслугу лет и все льготы за положенные для их получения «календари».*
Пенсия была приличная, можно бы и дома сидеть, и в ус не дуть. Но не смог – не дуть. Усов он последнее время не имел. Но проблема была, конечно, не в этом. Мало понять, что освободился от обременения, потому что за этим пониманием приходит другое: ты освободился и от чувства присутствия с участием тоже. Это чувство въедается в человека служивого, и оно быстро не уходит. Ещё больше оно вживается в того, кто «не за страх, а за совесть». Оно тогда не унимается, его можно только вытравить. Как? Известно, как. К примеру, поначалу достаточно в день по бутылочке. Но не пить же в одиночку, а с собутыльниками в день по бутылочке не получится, ибо водки и патронов много не бывает. Тараканов мог хорошо выпить и почти не пьянеть, но потом несколько дней вообще пить не мог. Голова болела, мутило хуже тошноты, – короче, терялся всякий смысл пития.

Последний толчок дал сын, который наконец-то захотел квартиру без съёмов и залез в кредит. Надо было помочь. Глядишь, и женится быстрее, остепенится…
И Тараканов пошёл работать туда, куда сейчас почти все служивые идут – в охрану. Сидел, кнопку шлагбаума нажимал, сверяясь со списком автотранспорта, которому разрешён въезд. Ночью, когда хорошая погода, обгуливал территорию. Когда погода плохая, смотрел краем глаза в телекамеры, и при этом ещё в телевизор, хорошо принимающий только канал «НТВ». Тупая тоска.

Но потом стало ещё тоскливее – ковид, мать его, летучую мышь, в загривок… Фирма, в которой сидел, не сумела работать с поставщиками в обход локдаунов. Руководство тихо и незаметно слиняло, платить стали меньше, а потом перестали.

Пришлось переместиться в ЧОП, которым руководил бывший сослуживец, тоже подполковник. Однако там – то на лесопилку с одуряющим визгом пилорамы, то на стройку, суетную и грязную. Если кто из сменщиков запил или заболел – сиди двое суток, а то и трое. То заплатят, то нет – мол, заказчик деньгу не перечислил. Такого счастья, и почти даром, Тараканову было не надо. Как говорится, пора и честь знать.

Опять дома стал сидеть, сгустилась и беспросветно потекла новая тоска. Из друзей, с которыми раньше перезванивался да изредка за кружкой пива встречался, теперь кто в деревне прячется, кто на даче сидит. К себе не приглашают, и к нему не едут. Находясь в почётном плену домочадцев, соблюдают карантин.
   
Вовочка был одноклассником Тараканова, да и жили они в школьные годы чудесные в соседних дворах. Вовочка в детстве был совсем низкорослым. Ниже его был только другой Вовочка, но и тот к старшим классам его обогнал.
Когда уже лет через десять кто-то из одноклассников сказал, что Вовочка стал под два метра ростом, Тараканов не поверил. Но спустя ещё пару лет увидел его сам – и, если бы не голос и не глаза, ни за что бы не поверил, что перед ним тот самый Вовочка. В школе Тараканов был его на голову выше, но теперь стало наоборот – Вовочкина голова чуть ли не целиком возвысилась над его макушкой. Если бы это было в нынешнее продвинутое время, Тараканов заподозрил бы какой-нибудь гормональный препарат, но тогда про «всё такое» даже и не слышали.

Тараканов с Вовочкой вообще не сталкивался уже много лет, а как-то с чего-то только его вспомнил – и вот, он как из-под земли нарисовался! Пошли с ним в пивбар школьное детство вспомнить да побазарить. За второй кружечкой Тараканов Вовочке признался, что хоть горбатиться на кого-то уже нет желания, но и дома сидеть – тоже жуть, полная деморализация.

Вовочка как будто этого только и ждал: пошли ко мне в компаньоны, говорит, работка весёлая и не хлопотная. Всё организовано, всё схвачено, за всё уплачено. Я мол, по дружбе предлагаю, мне не работник, а помощник нужен, чтобы было с доверием и по душам.

– А чем заниматься-то? – спросил его Тараканов.

– Не строить… Не строить! – как-то невпопад возопил Вовочка, и тут же вроде как поправился: – это я в смысле: ломать не строить, ничего строить не надо, а только ломать эти… стереотипы восприятия, – так скажем! 

Тараканов ничего не понял, но объяснил это воздействием на Вовочку пива и типа радости от встречи друга… Хотя, собственно, друзьями-то они и не были…

Но мы возвращаемся в «Русскую перспективу», куда только что вошёл её законный владелец с озвученным «чернавкой» именем Ашот.

– Зачем ты беспокоил спокойных людей, Ашот?! Я же тебе говорил: нет никого, кроме нас! А ты почему-то не ценишь ни своё время, ни время серьёзных людей. Однако я ценю столь щепетильных клиентов и не отменяю предложение о скидке при следующем к нам обращении… Которое, я уверен, непременно будет… – и Вовочка вновь хохотнул, на этот раз не только пискнув, но и причмокнув. При этом он незаметно подмигнул Тараканову.

Ашота перекосило и передёрнуло, но со своими эмоциями он стойко совладал. Или может встречное дерзостное высказывание в его голове просто не созрело. Он был уже вполне пожилым и долго в этом непростом городе жившим.

– Ну что, глубокоуважаемые, приступим. Показывайте свои гадюшники… в смысле загашники с их обитателями, – так же безапелляционно скомандовал Вовочка.

Так вот. Тогда, получив в пивнушке от Вовочки предложение о совместной компаньонской деятельности, Тараканов не удовлетворился загадочной философией трудового процесса с порывами, прорывами и рвачами, и всё-таки узнал, что предстоит заниматься инсектицидной обработкой помещений. Для него это было неожиданно, хотя…

Хотя он вспомнил, что у Вовочки было особенное детское увлечение: он любил насекомых. И любил он их по-особенному, с какой-то превратной страстью.
Например, ловил на газонах или на небольшом пустыре возле забора воинской части кузнечиков и сажал их в бутылку. И не по одному, и не по два, а сколько поймает. Потом наливал в бутылку какой-нибудь раствор, или пускал дым. И наблюдал, что и как на них действует.
Такие же эксперименты он проводил над жуками, начиная с первых, майских. Для них он приберегал бутылки из-под кефира с широким горлышком.

Да-а-а… Редко встретишь, чтобы детская страсть осталась на всю жизнь, и тем более – реализовалась бы в занятие всей продолжительности человечьей жизни! – так Тараканов подумал. Но потом сам же в себе осёкся, – я-то сам в детстве, сколько себя помню, всё в войну играл… Со мной разве не так же вышло?! В военное училище пошёл, и потом в войну уже пришлось не играть, а… Кто знает, что это такое... Кто знает – в смысле, что если знает, то понимает… Хотя и играть всё же приходилось больше, чем воевать и убивать, это манёврами и учениями называется… «Война – херня, главное – манёвры!» … Жизнь – она вещь с одной стороны многосложная, а с другой – ну такая тупо простая, что диву даёшься…    

Дальнейший уход Тараканова в философские размышления о сущности всей человечьей жизни предотвратила начавшаяся бурная деятельность Вовочки. Тот достал из сумки какие-то приборы, включил и начал как-то бессистемно слоняться по залу, кухне. Он требовал открыть закрытые шкафы и подсобки, и оставлял без внимания открытые. Потом остановился и сказал Ашоту с его работницей, или кем она ему там приходится:

– Теперь, дорогие мои человечьи существа, придётся немного потрудиться. Если, конечно, вы переживаете за здоровье и благополучие своих клиентов. Нужно будет освободить шкафы и ящики от посуды, продуктов или всё это упрятать в полиэтиленовые мешки. Затем немного отодвигаем всё от стен, чтобы был доступ к плинтусам. Именно по плинтусам перемещаются разведённые вами тараканы и прочая живность, стараясь убежать от воздействия и от возмездия за своё несанкционированное размножение.
Напоминаю, что результат гарантирован, ибо нами будут использоваться средства исключительно российского производства! Одни только названия производителей отметают любые сомнения: НПО Гарант, Дезснаб-Трейд, Алина Нова Проф, и особо уважаемое НП Росагросервис.
Гарантия начинает действовать по истечению месяца, так как в течение тридцати дней после сего мероприятия указанные средства продолжают уничтожать всё потомство тараканов и прочей насекомой живности. По гарантийному случаю скидка на санитарные работы составляет 50%.
На всё озвученное вам отводится примерно полчаса, пока мы готовим своё высокопрофессиональное оборудование.
Время пошло!

Пока Вовочка бодяжил какие-то ядовитые растворы и заправлял их в ёмкости, Тараканов осматривал поле будущей битвы. Строго говоря, и не битвы вовсе, а геноцида с применением химического оружия. Как известно, относящегося к оружию массового поражения и ныне запрещённого. Но запрещённого человеком к использованию против человеков. Всех прочих обитателей планеты запрещение, само собой, не касалось. Разве что кроме тех, кто фактом своего почти полного умерщвления удостоился попасть в «Красную книгу». Но что эта книга – разве же она есть «Книга жизни»? Красная книга – всего лишь перечень, да свидетельство душегубских наклонностей человеков… Типа, свидетельство преступности ООО «Цивилизованное человечество» …

– Что смотришь? – заметил его задумчивость Вовочка, и, по-видимому, решил тут же пресечь такое ненужное для столь ответственного мероприятия состояние.

Тараканов объяснил, что не может не наметить план предстоящей операции, какая бы она ни была. Не уяснить места дислокации противника, варианты его отхода… А про себя ещё подумал: о наступлении речь и не идёт. Налицо операция по уничтожению не комбатантов, что тоже запрещено Женевской Конвенцией, но – в отношении человеков. Блин, что же за мысли в голову лезут?! Отчего, откуда?

Будто подслушав совестливые рассусоливания Тараканова, Вовочка коротко и чётко его проинструктировал:
– Твоя боевая задача – мелкодисперсное опрыскивание посредством помпового опрыскивателя. Прыскаешь всё и везде внизу, кроме дверных косяков – и Вовочка вручил ему уже заряженный опрыскиватель.

Ашоту с его работницей скомандовал:
– Вам, дорогие и уважаемые, придётся на время удалиться. Это не смертельно, но для благополучия организма лучше от нас держаться подальше!

Тараканов одел респиратор и защитный комбинезон, за спину – увесистый баллон, и стал прикидывать, откуда начать.

– Начинай с плиты – получил он дальнейшее указание Вовочки, который тем временем поменял обычные резиновые перчатки на более плотные и меловым карандашом стал рисовать круги и полоски возле и внутри шкафов и стеллажей.

– Технологию сих манипуляций я тебе объясню потом. Когда пройдёшь испытательный срок! – и Вовочка хихикнул.  Вроде ничего такого, а только от звука его хихиканья Тараканову снова стало дурно.

От стратегической смекалки Тараканова не ускользнуло, что Вовочка оставлял тараканам пути эвакуации – через двери и наружу, прямо на выход из помещения. Подмывало спросить, показать свою компетентность, однако он не стал ничего ему говорить. По опыту знал – свои преимущества лучше держать при себе. Хитроумно прячущуюся цель поражает не тот, кто может метко выстрелить, а тот, от кого выстрела не ждут.

– За что я люблю военных – это за сообразительность и лишение противника малейших шансов на спасение. Был у меня компаньон, бывший полковник внутренних войск. Изумительный был специалист. Только спился… В какой-то зоне работал, совесть его, понимаешь, всё мучила.

Кивнув в сторону покидавших своё кафе Ашота с работницей, Вовочка язвительно прокрякал:
– Их на днях санэпидслужба прилично нахлобучила. Мало что нахлобучила, так ещё предупредила о перспективе скорого прикрытия, а то и закрытия заведения.

– А ты, понятно, это узнал. Свои, прикормленные люди.

– Ну дык такие времена, такие нравы. Каждый ищет, где что отщипнуть.

Вовочка отложил мел и взял в руки агрегат для аэрозольная обработки, на бирочке которого Тараканов прочитал: «Генератор холодного тумана», производитель – Vector. Тот самый?!**
Да, технологии не стоят на месте, – это вам не какие-то вонючие прыскалки с дихлофосом. Тогда все искренне считали: чем вонючей, тем эффективней.

– Слушай, а не переименоваться ли мне из конторы «Любовь к инсектициду» в контору на паях «Тараканов против Тараканов»! Или короче: «Тараканов против»! Только одна проблема: придётся тогда тебя брать в пай, или самому менять фамилию на Тараканов… – и Вовочка снова пискнул как хохотнул. Или хохотнул как пискнул. Тараканов был не брезглив и не мнителен, но каждый раз испытывал от этого звука на холке холодок.

Что было странным, – когда Тараканов опрыскивал помещения, он не видел тараканов. Лишь уже в конце, приближаясь к выходу, увидел таракана, удаляющегося из кафе через этот выход. Тараканову представилось как наяву, что таракан этот приостановился и помахал ему лапой. Его так и подмывало на него прыснуть, но что-то его остановило. Не то, чтобы он вспомнил распоряжение Вовочки не отсекать выходы, совсем нет. Возникла и забеспокоила мысль: зачем мне всё это нужно?! Обоснованного ответа не было, но Тараканов почему-то был совершенно уверен: неспроста он сюда попал, это зачем-то нужно, он просто пока не знает, зачем. Так с ним не однажды случалось на войне.

– Какая такая опять тут тебе война?! Успокойся и прыскай букашек! – волевым усилием срелаксировал сам себя Тараканов.


ГЛАВА 2. СОН ТАРАКАНОВА

Ночью после первого рабочего дня с мероприятием в «Русской перспективе» Тараканов не мог заснуть. Ну совсем не мог! Неужели тараканьи яды подействовали на него тонизирующе?

Включил телевизор. Показывали новости: в аэропорту Шереметьево задержали Завального. Которого сначала отравили, а потом отпустили за бугор лечиться. А он вот взял – и вернулся, чтобы продлить анонс «скандального» расследования про дворец Того Самого.
Травили Завального полгода тому назад то ли в самолёте, то ли где-то на просторах Сибири. Перед этим в Калининграде якобы хотели чаем травануть, но он, как истинный оппозиционер, сначала опробовал чай на жене. Которая рухнула в обморок, но потом оклемалась.
Читая эти СМИ, Тараканов так и не смог разобраться во всей вываливаемой ими чуши про то, где, как и чем травили Завального. То ли воду в бутылке отравили, то ли трусы. Почему-то никто не предположил (один он что ли об этом догадался?), что вода запросто могла пролиться на трусы – ведь рядом с ним была молодуха-оппозиционерка, которая к тому же пресс-секретарь. Это ж к бабке не ходи – рука дрогнула, или за что-то там зацепилась… Но и эту его версию потом разбили какие-то германские эксперты – яд они нашли только на внутренней поверхности трусов...
Потом по каналам гнали про какого-то Кудрю, которому Завальный позвонил, заделавшись пранкером и представившись помощником Самого Шефа, а Кудря вот так взял – и всё рассказал, как на духу по животрепещущей теме при пребольшущей пьяне.

Ё-пэрэсэтэ, неужели же люди в такое верят?! Тупое исполнение, роющая копытами землю кодла всяких «креативных» пи-пи-болов – и рождается не простой, а идиотический абсурд. Который сразу радостно подхватывают и везде разносят! Чем более абсурднее, тем проходимее для «изощрённого разумения» человеков, и вся эта хрень принимается прям как Божья роса откровения…

Тут вспомнилось про другого персонажа эпопеи отравлений. Эпопеи, история которой теряется в глубине веков, а продолжение – всегда следует. Тараканов где-то прочитал про Скрипаля, что типа когда тот взялся за ручку двери, она была влажной. О том, что это Божья роса, он догадаться уже не мог…
Но Бог-то тут при чём? Бог попускает абсурд, чтобы Его биологическое изделие, в которое заложен разум, отталкивалось от абсурда как от дна, и всплывало к правде с реальностью… Правда это что? Неискажённое описание реальности, вот что считается правдой. Но Божье биологическое изделие переформатировали, ему теперь ни до какой правды с реальностью дела нет, мало того – ему на это насрать! Биологическое изделие теперь само сделало биологическое оружие! И ещё бактериологическое, климатическое, не говоря уже о ядерном, и тем более – гибридном.

И вдруг Тараканов обомлел. На экране телевизора показали лётное поле, поодаль от самолёта стоит вертолёт, а возле него… Да неужто – Вовочка?! Очень похож!

Это вышибло Тараканова из равновесного восприятия действительности. Чтобы вернуться в привычное тупо сермяжное ощущение жизни, он оделся и вышел прогуляться. Людей было совсем мало, и он не мог не заметить человека, который шёл по другой стороне узенькой Питерской улицы в противоположном направлении. Это точно был он, подполковник Бабачёв, за его спиной называемый коллегами «Дуремар». Это прозвище он получил и за отдалённое внешнее сходство со сказочным персонажем, и за привычку подсасывать энергию из бутылочки «Монастырская изба», ввиду чего к концу дня начинал дурковать.

Но… Уже несколько лет назад Тараканов получил известие о его безвременной кончине! Тараканов махнул рукой и крикнул – тот будто не заметил, но ускорил шаг. Тогда Тараканов двинул за ним, на перекрёстке перешёл дорогу и поднажал, потому что несмотря на приличный темп движения, Бабачёв удалялся. Когда тот завернул в арку, Тараканов побежал и тут же, в арке, лицом к лицу столкнулся с Петровым и Бошировым. Его волной охватило смутное чувство тревоги. Он сделал вид, что их не знает, и опрометью заскочил в ближайшую дверь в цоколе, которая была приоткрытой.

Так он попал в коридор. Этот коридор был пуст. Слева и справа были двери, в которые нельзя было зайти. Просто нельзя, и всё. Они однозначно, априори были для него закрыты! И Тараканов стал пробираться к выходу. Нужен был именно выход, а не вход!

Он услышал сзади громкий удар и как-то резко, нервно обернулся. Там стоял весьма подозрительный человек. По-видимому, он вышел из одной из дверей, после чего она, не скрипнув, сильно с ударом захлопнулась. Сквозняк?!

В чём была подозрительность появившегося субъекта, сразу нельзя было определить. Он кого-то напоминал. Какого-то человека, не очень похожего на человека… Другой национальности, что ли? Нет, он напоминал ему таракана!
А если это был человек, то он походил на Вилли Токарева. Ну очень был похож… Но только лицом, а остальное и было более чем странным.

Первое впечатление обычно не обманывает, пока не успевает включиться обманщик – ум. Но это когда всё как обычно. А тут не пропадало жутковатое ощущение, что под костюмом не мяконькое кожаное тело, а жестковатый хитиновый панцирь и членистоногие конечности…

– Ты кто? – спросил Тараканов. Вопрос, конечно, банальный, но в данной ситуации – единственно обоснованный.

– Зачем тебе это знать?

Действительно, зачем? Но не успел Тараканов поразмыслить над этим встречным вопросом, как странный человек продолжил:
– Ты лучше послушай и постарайся услышать то, что тебе нужно услышать.

– А ты знаешь, что мне нужно? – не удержался Тараканов, теряя деликатность от такой, как ему представилось, наглости.

– Возможно, знаю. Но меня то, что тебе нужно, не интересует. Зато я прекрасно знаю, чего тебе точно не нужно. Тебе не нужно НЕ знать всего того, что с тобой происходит. Тебе положено знать!

– Ну конечно, только ты один такой, и ты прекрасно знаешь, что мне положено, а что не положено. Но всегда важнее то, что не положено – это ты разве не знаешь?!

– Приятно разговаривать с военным человеком, который знает слово «положено» … Положено – не положено… Смысл-то какой бездонный! Над «положено – не положено» можно медитировать полжизни… Да что там – если ты весь целиком военный, то значит можно и всю жизнь!

– Мы здесь что, встретились, чтобы помедитировать? – парировал Тараканов. – Или стоймя вести разговоры на квазифилософические темы? Извиняюсь, но я последнее время стараюсь разговаривать на столь жизненно важные темы сидя.

– Согласен. Я только что и хотел предложить присесть. Хотя мне всё равно, сидеть или стоять. Но нам есть что обсудить, и на всякий случай лучше будет это время провести в присяде.

Так-так, – подумал Тараканов. – Мужик был в местах не столь отдалённых, где предпочитают не употреблять слово «посидеть», и где есть время обсуждать. А присяд – это любимейшая поза как для ожидания, так и для неторопливого конспиративного базара.
И в свою очередь выдал:
–  Тож согласен. Обсуждать лучше присев, а лучше – засев. Недаром суд именно «заседает». Ну так предлагайте! У вас тут, кстати, где выход?

– Пока был только вход. Прошу, – и Вилли указал на дверь, над которой неожиданно оказалась вывеска «Кафе Раптор».

В кафе было светло и чисто, но при этом было много тараканов. Которые чувствовали себя совершенно свободно. Даже свободнее некоторых человеков, по воле случая или по какому-то поводу бывающих в других кафе. Тараканов понял, почему: этим тараканам не нужен был повод здесь находиться.

– Вот чем люди отличаются от тараканов? Только тем, что все свои мысли и усилия когда-то направили на создание и усовершенствование орудий убийства? А начав убивать друг друга, они стремились к гарантированному результату – и так вышли на изощрённый и тотальный технический прогресс, пристегнув, а впоследствии присовокупив к нему всю свою науку.
Да, люди создали себе преимущества. Но эти преимущества – за счёт нарушения основных законов природы. Мы на такое не покушались. У нас просто не могли появиться такие мысли и желания. Мы – другие.

Тараканову как-то пришлось поплавать (в смысле походить), и пару месяцев пожить на БДК (большом таком десантном корабле). Кроме всех прочих прелестей тамошнего бытия, было ещё и повсеместное массовое присутствие тараканов, именуемых «стасиками». Стасики ничем не отличались от рыжих домашних тараканов, ну разве что жаждой к морским круизам и неимоверной наглостью.
Так вот, «борта» стеклянной банки смазывали чем-нибудь липким, чаще всего – остатками сгущёнки. Это чтобы стасики благополучно могли добраться до горлышка. Внутрь бросали несколько кусочков сахара.
Сначала банка заполнялась тараканами. Но после неудачных попыток выбраться и безвременной кончины нескольких из них наполнение полностью прекращалось. «У них есть какой-то канал связи. И разум наверное тоже» – ещё тогда подумал Тараканов.

Теперь он об этом вспомнил. И совсем не удивился, что Вилли стал говорить от лица тараканов. Он уже был к этому готов. А Вилли продолжил своё слово, и оно зазвучало уже как обвинение:

– Вы настолько себялюбивы и жадны, что стали нетерпимы даже к безобидным букашкам, в том числе и к таракашкам. Они якобы переносят какую-то заразу. А зараза-то откуда появлялась? Только от вас. Вы нас заставили, вынудили искать возможности для своего выживания. Вот ты сказал: суд «заседает». А мы тоже подзаседаем и посудим. Пока без других участников процесса, без вынесения приговора.

Мы развили своё чутьё, чтобы избегать контакта с вами. Этого оказалось мало. Теперь мы научились вообще выходить из области вашего восприятия. Не все, к сожалению, а только самые подготовленные, и таких становится всё больше. А вы решили, что на нас повлияли ваши мобильные телефоны, что мы обиделись и ушли из жизни.

Мобильники для вас, в вашем то есть восприятии, остались снаружи.
Вот это кстати – о мобильниках. Вы считаете, что это мобильники влияют на вас – а на вас теперь влияем мы. Мы научились проникать в ваши головы. Некоторые из вас это чувствуют. Неспроста ведь так популярным стал образ о тараканах в голове. Да, некоторые из вас это чувствуют, но не вполне осознают. У каждого – свои тараканы.

Да, у вас есть мысли, которые тоже у каждого свои. Когда они приходят чужие, вы это ещё способны понять. А вот мы научились становиться образами, возникающими в ваших головах. Вы не можете эти образы отличать от своих.

Мы были уже совсем близки к победе над вами, но тут появились смартфоны с гаджетами, которые стали давать вам столько образов, что наше влияние упало до уровня вашего же образования с воспитанием, тоже кстати упавшего ниже плинтусов, до уровня тёмных и сырых подвалов…

А откуда появились ваши смартфоны? Вы уверены, что сами их придумали. Ещё вы говорите, что верите в инопланетян, вы балдеете от киношек про инопланетян, но в них в реальных не верите. Вы верите только в свою исключительность. А вы уже давно у них под контролем!

Они не могут установить контроль только над нами. Потому что они – тоже насекомые. Только насекомые не уничтожаются излучениями и радиацией, только насекомые могут освоить космос. А у вас нет будущего в космосе. И при этом вы своё будущее на этой земле продаёте, как дикари обменивали все свои земли на стеклянные бусы.

Вам показали ваше настоящее будущее, но вы его не понимаете. Ваше будущее было вам показано в образе Царства Небесного, и это – не космос. Это то, что начинается с образов и мыслей. Это пространство – духовное, а не материальное. Но только единицы из вас удосужились это осознать и туда войти.

Инопланетянам вы не нужны. А мы – тем более. Вы им не особо мешаете. И только мы им сопротивляемся, как можем. Спасая между прочим и вас – как элемент нашей природы, в которой всё взаимосвязано.

Поэтому надо объединяться. Но как донести до людей эту информацию, эту острейшую и срочную необходимость? Ещё несколько лет – и вопрос о выживании уже перестанет быть актуальным, жуткий конец станет реальностью.   

– Ну, допустим, – проникновенно согласился Тараканов, – но у меня возникает вопрос: при чём тут я? Я не президент, не депутат законодательного собрания и даже не уполномоченный по чьим-то правам.

Вилли кивнул и отвечал:
– Поясняю, кто, где и как, и при чём. Вовочка – страшный человек. Но мы вынуждены с ним работать. Мы неразрывно с ним повязаны. Кто кого повязал и кому от этого выгода, кому убыток, кому удовольствие, а кому – полный энурез, однозначно не определить. Всё – ситуационно.
Поначалу он уничтожал братьев безжалостно. А когда мы сами на него вышли – даже не удивился, как вот ты, а с ходу предложил вариант: он делает вид, что нас травит, а мы ему помогаем устранить конкурентов, якобы для того, чтобы не было накладок.
Мы согласились, и общими усилиями устранили всех конкурентов. Оставили только тех, кто якобы конкурент, а на самом деле – подстава. 
Вовочка говорит, что кроме своего шкурного интереса очень болеет за интересы своей страны и своего народа, и даже за благополучие всего цивилизованного человечества. Но такие декларации вызывают не доверие, а наоборот.
Но именно он и именно такой нам нужен. Только он может придумать, как, чем и где ИХ травить. Не на уровне ядохимикатов, уже есть другие решения. Мы предполагаем, что в нём, двойственном Владимире, сейчас идёт противоборство между ними и нами.
Мы искали и применяли любые возможности для увеличения уровня воздействия на него, но не смогли достичь гарантированного контроля. Не дают свойственные вам жёсткие, ничем не выбиваемые рефлексы подсознания и стереотипы! Он просто не способен поверить и принять, что это мы, насекомые, ответственны за эту планету. Даже не мы, но мы – самое сильное звено во взаимосвязи всей нашей планетной природы.
Мы пытались вызвать в его сознании образ Бога. Но он на каком-то органическом уровне не может поверить ни в Бога, ни в чёрта.

– Надо же! – подумал Тараканов, – на нашем Вовочке сошёлся клином белый свет. 

Он вроде бы только подумал… А Вилли продолжил:
– Белый свет не имеет свойства сходиться клином, тем более на такой твари, как человек. Но не будем отвлекаться на неважные нюансы.

Тараканов взглянул на Вилли и на его непроницаемом лице неожиданно увидел… нет, почувствовал улыбку, – но она была только в его глазах… Он мысли читал, или понимал? Или это он проникал к нему в голову и создавал в его голове образы? Вот сейчас – образ дружбы, как там поётся: дружба начинается с улыбки…
И чего ему не жилось спокойно перед зомбоящиком… Стоп! Выходит, что и зомбоящик – это подарок от тараканов-инопланетян!..
Совсем муторно стало. Захотелось покурить. Но недавно он уже пробовал снова начать курить – после коротенькой дурной эйфории становилось ещё муторнее…

– И какие же нюансы будут важные? – спросил он, тоже пытаясь улыбнуться. Но как-то не очень получилось…

– Надо у Вовочки узнать, что повлияло на него в детстве. Кто ему заложил плохую установку, которая подавляет всё остальное, нарушает правильную программу? Если ОНИ, если он – ими управляемый зомби, то придётся все усилия бросить на то, чтобы использовать его в своих интересах, и это будет очень сложно – просчитывать все ходы, которые могут быть на нескольких уровнях. Это непосильно обычной земной логике, где одно должно вытекать из другого. А на этой логике, кстати, строится вся ваша «разумная» надстройка вместе с так называемой наукой.

– Минуточку! Мне бы ещё два вопроса прояснить…

Вилли согласно кивнул.

– Ага, так это вы меня на него вывели! – неожиданно понял Тараканов и одновременно вспомнил: когда они с Вовочкой сидели в пивбаре, барменом был мужик, очень похожий на Вилли… Вот тебе и тараканы!

Вилли просто кивнул и на этот раз.

– Если вы, мои тёзки, такие вот продвинутые, то кто всё же по злачным местам ползает и обеспечивает стабильный доход нашему обожаемому Вовочке? – вопросил Тараканов.

– Только недоразвитые племена язычников, ставших такими опустившимися из-за жизни в местах изобилия жрачки, неспособны становиться невидимыми. Да, и таковые у нас есть, кстати, у вас таких большинство. Это те, кто в условиях временного благополучия пренебрегли влиянием Господа всех тварей, от которых насекомые ничем не отличаются. Такого уровня сознание не проникает в сознание людей, потому что ничем от их сознания не отличается. 
Но в их оправдание вот ещё что скажу. Вы, люди, чаще врёте, чем говорите правду. Вы врать научились даже себе, и без этого уже жить не можете. Если бы так было у насекомых – планета давно бы уже стала пустыней, они всё бы сожрали и сами потом сдохли.
Должен открыть одно правдивое обстоятельство: тараканы – особенные насекомые. Мы – народ, который свято и беззаветно, – именно что беззаветно, а не как некоторые из людей, уверовали во Всевышнего, в то, что Он заботится о всякой твари Своего творения. Вот и в вашей Библии сказано: «не заботьтесь ни о том, что есть или пить вам для поддержания жизни вашей… Разве душа не более важна, чем пища… Взгляните на птиц небесных: они не сеют, не жнут, не собирают в житницы, а Отец ваш Небесный кормит их…».
И мы не заботимся, не заготавливаем запасов, мы едим то, что нам посылается. Нет пищи – не едим и довольны тем, что живы. И именно из-этого мы в ваших глазах примитивны.
Но теперь и Творцу пришлось позаботиться о нашем развитии и даже о трансформации. Благодаря вам – или вопреки. Хочется верить, что вопреки. Если бы не люди, мы бы так и жили – в успокоенности и в гармонии с природой, укрываясь только от её стихий и изменений погоды.
Но в нынешних усложнившихся условиях Всевышнему понадобилась сложность – и мы стали её осваивать.

– И ещё вопрос: знают ли наши правители или ещё кто-нибудь про инопланетных тараканов? Ну, не о тех, что в головах, а о реальных? Или реальные не существуют – как я понял? Я так понял? – мысли Тараканова поплыли, сталкивались и зашибались друг об друга, становясь всё тупее. Никакое определённое мнение, тем более решение, в голове не складывалось. Кто кого травит? Кто таракан, кто человек? Кто свой, кто инопланетный… Теперь не разберёшь!

С этой безнадёжной мыслью Тараканов и проснулся. Не было, не было ответа на вопросы, так взбудоражившие душу!!!

Оглядевшись, он понял, что никуда не ходил, не мог нигде быть, не мог ни с кем разговаривать. Ну разве что свалил в самоволку в астральном теле. Вполне могло быть, что такой необычный сон навеяли впечатления минувшего дня да впридачу какой-нибудь тупой сериал по телевизору, который он, заснув на диване, не выключил. Может, что-то новое в своей зомботехнике продвинули телевизионщики, чтобы нарубить ещё больше бабла…


ГЛАВА 3. ВОВОЧКА, НА КОТОРОМ СВЕТ СОШЁЛСЯ КЛИНОМ

Тараканов получил от Вовочки первую зарплату. Она была вручена им лично в самом что ни наесть простом конвертике. Это Тараканова устраивало, ведь он оставался для пенсионного фонда неприкаянным неработающим пенсионером.

По умолчанию такое дело подлежит обмытию. Они пошли в небольшую, но хорошо известную и на Перинке, и на Апрашке, и ещё у многих ТАМ-тарарам кафешку.

Вовочку встретили весьма внимательно, даже показушно-подобострастно. Свободный столик в уголке с уютными картинками на стенах и в окружении старинной утвари.

Первый тост Вовочки прозвучал громко – сразу за любовь:

– Ну, за любовь...

Тараканов думал, что будет про любовь к важному для всех делу, или за любовь к деньгам.

 – … за самую прочную и непорочную любовь – к инсектициду! – Вовочка довольно осклабился, но тут же скромно склонил голову, хихикнул и добавил:
– и … чтобы наш Тараканов не поимел иной любви – к тараканам!

У Тараканова чуть не дрогнула рука. То есть она уже как бы дрогнула, но не успела – помешала волевая реакция, выработанная многолетней практикой службы в славных Вооружённых Силах, где дрожь рук всегда воспринималась превратно. Но недавний сон вспомнился ему сразу и во всех деталях.

Перед тем, как пройти к столику, Тараканов, как бы между прочим, взглядом просканировал всё пространство сложного полуподвального помещения, в котором находилось кафе. Может, Вовочка ЭТО заметил? Или что-то уже знает?

Тараканова последнее время не покидали подозрительность с тревогой. Он усиленно пытался контролировать залетающие в голову мысли – с какой они стороны летят? Также старался анализировать возникающие в голове образы – может, засланные?! Потом решил, что так недалеко и до шизы. Но гнетущие ощущения не уходили.

Когда Тараканов всё же расслабился после четвёртой стопочки водочки и весьма похвальной закуски, и наступило чувство «да всё будет ровно – рванём и прорвёмся!», Вовочка произнёс очередной тост:

– Ну, чтобы нигде ничего не скрипнуло!

Ментально-витальное обострение снова вернулось, моментом всплыли из памяти воспоминания, а в струйках мыслей Тараканова поплыли новые мазутные пятна смутных подозрений.
Залетела и стала кружиться где-то когда-то прочитанная или услышанная фраза: «в Солсбери скрипнула дверь, и Скрипаль понял, что он отравлен». При этом неожиданно Тараканов вспомнил: он смотрел по телевизору сюжет из Солсбери про отравление Скрипаля, и ещё умилялся тому, в каких же по-игрушечному красивых домиках живут эти англичане.
И думал: ну и чего тут такого страшного? В финале многих предательских историй происходило отравление. Крысиным ядом, цианистым калием, а в последнее время более изощрённо: радиоактивными изотопами или химсоставами. Предатели после их использования всем мешают, и усугубляют своё положение ещё и типичным помешательством на почве мнимой собственной важности.
А потом его глаз вдруг зацепился… Тогда он решил, что просто показалось. За спиной полицейских, стоявших в оцеплении места коварного отравления, стоял человек, похожий на Вовочку.

Вовочка – и в Солсбери? Да ладно! Тараканов даже сну о таком не поверил бы.
Хотя – почему? А хрен его знает, почему… Он же Вовочку знал только по школе. А жизнь – она никем непредсказуемая, и незнамо куда кого определит… – теперь Тараканов начал рассуждать более разносторонне. И так как его стало мучить любопытство, умножаемое действием выпитого, он как бы невзначай, задумчиво так произнёс:
– Дверь скрипнула, и Скрипаль понял, что он отравлен…

Вовочка поднял голову, только что опущенную к дощечке с румяным шашлыком. Один его глаз смотрел в глаза Тараканову, другой зондировал окружающую обстановку. Лицо делало мимику, напоминающую улыбку.

Тараканов понял, что интуиция, вытаскивающая нужные фрагменты из подсознания, его не подвела. Он решил разрядить обстановку шуточкой:
– Вова, а для тараканов ещё не создали «новичок»? И вообще – что это за хрень такая – «новичок»? Все ухи, понимаешь, прожужжали! Ты же, как я понял, вроде как специалист. Поясни бестолковому пенсионеру…
 
Вовочка разлил по стопарикам оставшуюся простую водку, подозвал официанта и жестом показал: повторить!

Водка так и называлась: «Водка простая». Старо-Оскольский ликёроводочный завод «Люкс». Она была не просто рекомендована, а представлена от лица заведения для добровольной бесплатной дегустации. Бутылочка тёмно-зелёного стекла с тиснением, запечатанная по-настоящему настоящим сургучом. Не только круто смотрится, но и отправляет в исторические времена «Царской водки», разве что в тиснении не хватает вензеля с короной. Это вам не какой-то новомодный «новичок», качество отменное, от подделок защищена сургучом и фирменным стеклом. А вот участвующая в упомянутой дегустации нынешняя «Царская водка», даже «золотая», подкачала и по запаху, и по вкусу, не говоря уже по совсем неисторической наружности.

– Ты, брат, правильно сказал, «новичок» – это хрень полная! У Скрипаля, как и положено отправленному на свалку «кроту», был куратор из аглицких спецслужб. Но был он молодой, сдававший ЕГЭ и учивший психологию по болонской системе. И вот легендарный перебежчик, шпионский крот, пойманный и обменянный прям как в кино «Мёртвый сезон», этому такому обездолу неоднократно говорит: меня хотят отравить, я это точно знаю! Тот спрашивает: кто? Скрипаль ему отвечает: вы его не знаете, и я не знаю – это будет НОВИЧОК. А спустя некоторое время попадает с отравлением в больничку! Это же какая возможность сопливому денди отличиться, тут и тупой не затупит. Карьера, уважуха! Ну и понеслось по кочкам: доклад за докладом, информация из первых рук: Новичок! Все чувствуют себя оседлавшими коня. Никто не утруждается разобраться, что это... не конь. Даже не кобыла, – Вовочка хихикнул, и снова изданный вроде бы безобидный звук передёрнул у Тараканова какую-то кучку нервов, оставшуюся щепетильной даже в нынешнем беспрецедентно потрёпанном состоянии.

– Выпорхнула всего лишь утка! – Вовочка продолжал уже с полным ртом, прожёвывающим кусок шашлыка, – Сколько людей ежедневно становятся жертвами пищевых отравлений! И если они перед этим задолбали близких рассказами, кто и за что их хочет отравить, то те конечно бы подумали – это покушение!
Когда утка уже была схвачена прессой и громко крякала в процессе изнасилования, чтобы не потерять имидж да ещё под медийный шумок нарубить бабла, «креативщики» стали делать вид, что это она сама отдалась. Потом в подтверждение всего папу Скрипаля с бедной дочкой куда-то упекли, вполне возможно – на тот свет. Тема исчерпана, о ней мы более не услышим.
Ежели бы Скрипаль был крутым шпионом и отъявленным аферистом, можно бы было думать, что, поиздержавшись, он решил заработать, воспользовавшись политической повесточкой, а заодно и прославиться. Но... Таких шпионов, похоже уже нет. Их могилки давно заросли.
А к чему такой резонанс? Только для самого резонанса. Чекисты травят совсем не так. Вот Хаттабу передали письмо, пропитанное ядом. Яд был не «новичком» и убил только Хаттаба. Быстрая и надежная гибель объекта.
С другой стороны пример: Боррик Алибаб. Траванулся «Кротом», сам по-пьяне бутылки перепутал. И так как не был «кротом» и боялся политики, по-продюссерски честно во всём признался.
Ведь что такое этот «новичок»? Контактный яд из группы органофосфатов, к которым относится много всякого химического оружия нервнопаралитического действия, тот же всем известный зарин. Между прочим, органофосфаты – основание многих инсектицидов, в том числе дихлофоса. Они блокируют действие энзимов нервной системы как насекомых, так и людей.

– Вова, мне с чего-то последнее время поднадоело слушать за всю эту политику и прочие безобразия… О людях вообще без тоски слушать ничего не могу. А как выпью – даже клинит. Давай хотя бы о наших тараканах. Вот от чего они балдеют, в смысле – что пьют, на какой типа допинг подсаживаются? Ты же специалист широкого профиля, хоть и узкой специализации, но думается, высшей квалификации … Вот спрашивается, чего мы их травим? Дать им, чтобы подсели, пусть все сопьются. Это гуманнее, чем травить, хоть-какой-то остаётся тварям выбор.

– А они не подсаживаются! – как-то резко и зло ответил Вовочка. – Они или конкретно садятся и сидят, или уходят… Так-так! Понятно: Тараканову стало жалко тараканов…

Вовочка явно занервничал, а у Тараканова появилось дополнительное уважение к тараканам.

– Слушай сюда! Нельзя рассматривать таракана как совершенно обособленный самостоятельный организм. Он не сможет жить без грегаринов, которые считаются паразитами. Они проживают в его пищеварительной системе и помогают переваривать любые вещества, в том числе считающиеся совершенно несъедобными. Все наши паразиты – злые и вредные, а у них гляди как – взаимовыгодное сотрудничество!
Если они и балдеют от чего-то, так это от приятных запахов. И для нас, кстати, приятных, и для библейского Бога: «И обонял Господь приятное благоухание...», только вот исходило оно от сжигаемых на жертвеннике тварей…

– Вова, всё библейское – это иносказание, там речь идёт о всесожжении греха, когда от него остаётся только пепел, именно это и было приятным благоуханием для Господа Бога…

– А сколько паразитов у Бога, – конечно же, в иносказательном смысле?! Не думал, зачем?! – всё сильнее распалялся Вовочка, – Ну, так выпьем же за паразитов, которые чем круче, тем более на нас похожи! Но мы их умнее!

– А вот я думаю, что ты, Вова, ошибаешься… Цыплят по осени считают. По осени – тоже, конечно же, в иносказательном смысле. И эта осень, похоже, уже наступает. К бабке не ходи! Или к этой, как её там… гадалке.

Тараканов хотел продолжить и далее развивать перед Вовочкой своё осмысление происходящего, но резко застопорился. Пустое это. Даже слушать не станет. Если Тараканова местами и временами клинило от людей, то у Вовочки всё сходилось клином на букашках...
И Тараканову поскучнело. Быстрее бы допить, доесть – и расходиться… А как будет свободное время, про тараканов надо будет в инете почитать…

Тут его пронизала мысль: так может, и свет сошёлся клином не на Вовочке, а на тараканах? И какие-то силы тянут его, Тараканова, в этот клиновидный свет… По крайней мере, в его уже заболевшей голове точно образовывался клин. А клин вышибается только клином – это он очень хорошо знал! 

То, что ему приснилось и так подробно запомнилось, он сам поначалу воспринял как некий личный феномен, пришедший из царства Морфея, но связанный с какой-то чушью, – как и всё, что оттуда уже когда-то уже приходило.

Тараканы, которые живут в людских головах… Которые ставят психологические эксперименты… Которые в итоге определяют, что человек способен засечь появление чужеродных себе мыслей и их отвергнуть, а вот от образов, которые ему нравятся – всегда тащится… И поэтому всё принимает, чем только этот образ не нафаршируй!

И тараканы создают нужный образ, и даже если этот образ не срабатывает, человек сам его доводит до нужной кондиции и потом – бах! – неожиданно переводит в мыслеобраз, привязывая уже себе самому присущие мысли. Или очень нравящиеся себе мысли… Лихо, ничего не скажешь!   

Ну да, это может и сложно… Хотя, чего тут сложного? Нынешнего человека просчитать – ну, не раз плюнуть, а хотя бы чуток узнать – и станет понятно, что и к чему его побудит. Чтобы результат был гарантированным, конечно, надо учесть ещё много чего: настроение, аппетит и … количество и качество тараканов в голове тоже!

Вот блин, это опять я о чём? Откуда у тараканов вообще какой-то разум, какие-то образы? Примитивные инстинкты для выживания!

Тем временем Вовочка стал на глазах терять адекватность. Он сначала сильно побледнел, а потом стал покрываться красными пятнами. Лоб заблестел испариной, глаза начали бегать по углам, по стенам, по потолку, как будто по ним разбегались тараканы. Его руки потянулись к чему-то несуществующему за спиной, как будто за каким-то оружием. Только через пару минут он пришёл в себя, встряхнулся, вылил всю оставшуюся водку, грамм сто пятьдесят, в фужер и залпом выпил.

– Мои извинения! – резко каркнул он и как на шарнирах удалился.

Тараканов расплатился и направился в метро. А когда пересаживался на свою ветку, почему-то сел на поезд в противоположную сторону, что обнаружил только на следующей станции. На станции, с которой у него было много связано всего такого… личного.

– Это что, я специально сюда приехал? – подумал Тараканов и пошёл на эскалатор. Выйдя, он увидел Ворота, но они были не привычно-знакомые, а показались ему каким-то зловещим символом. Они и были – символом, только чего? Неужели только какого-то исторического события, о котором немногие уже и знают?

Он не хотел напрягаться новой для себя ассоциацией, тоже явно проблемной, и вспомнил, что недалеко был парк. Это был самый тихий и благодатный парк в Питере, он располагался между рекой Таракановкой и Бумажным каналом. История молвит, что заложил его лет двести назад тогдашний генерал-губернатор Петербурга Милорадович, и приложил к нему руку с головою знаменитый Монферран.

Возле пруда с островом, в тени двухвековых деревьев он увидел удобную старую парковую лавочку, – пустую! Как же мало нам требуется для мимолётного счастья! Тараканов сидел и радовался. Думать ни о чём не хотелось, легко и так непринуждённо это получалось: вот так вот взять – и не думать!

Людей было совсем мало, но откуда-то неожиданно возникла бодрая старушка и стала активно кормить уточек. Тараканов подумал, что неспроста. По-видимому, он занял её место.
Тут же налетели и голуби – большой наглой стаей, садясь с бреющего полёта. Потом и воробьи появились, вроде бы осторожно прыгающие с краю, но шустрые и ушлые. Последними, уже через несколько минут, из-за деревьев появились вороны, а на пруд сели чайки. Поднялся ажиотаж, но без какой-либо драки. Каждый знал своё место и на этом месте быстро и решительно хватал, что удастся ухватить.

– Зачем их столько? И всем ведь хочется есть. Схватил, проглотил – порадовался. Не досталось – прыгай дальше, лови и будь понаглей. Ничего не урвёшь – будешь голодный и обиженный. Хотя, обижаются ли птахи?

Его размышления о возможном диапазоне эмоций у пернатых прервал противный, гадкий до боли в суставах и нервах свист. Внутри не похолодело сразу, но только от неожиданности и от фатальной мысли: всё! Зажмуриться не успеешь…

Но мина шмякнулась и не взорвалась, а покатилась по дорожке. Она была похожа на пивную кегу. Тут же появился какой-то храбрый товарищ в форме пожарного брандмейстера и стал откатывать эту мину в сторону, а она катится по кругу обратно!
А Тараканова как парализовало, ноги стали ватные – не слушаются! Да и что толку дёргаться – вот-вот взорвётся и всё разнесёт. Он только зачем-то привычно открыл рот, чтобы не выбило перепонки.

Но вместо взрыва был хлопок. Отлетела крышка. Все птички-синички забились в судорогах и прямо на глазах стали скелетами.

Что это?! Бактериологическое или химическое оружие? А как же… Со мной что сейчас будет? Вот скелет на скамейке – мой или не мой? Если мой – то где я? Кто тогда всё это видит, кто тогда думает? Если я – то где я? Меня-то … того. Меня нет.

– Я убью тебя, лодочник! – Тараканов услышал песню профессора Лебединского в плохом, но громком исполнении мужика, который сидя на корме прогулочной лодочки, руководил неумелыми действиями молодого человека на вёслах, вероятно, своего сына.
Птички уже разлетелись, кроме голубки и двух голубей, один с сизым металлическим отливом на шее и груди изощрялся в брачном танце с курлыканьем, а второй удивлённо на него поглядывал. Голубка сторонилась активиста, предпочитая ему партнёра спокойного и уравновешенного.

Он встал и по дороге к метро прикидывал, как истолковать явленный ему сонный образ. Получалось: не дадут радоваться тихой спокойной жизни. Не дадут покоя никому, кто суетится за пропитание. И мне не будет покоя. Да меня уже вроде бы и нет, я – никто.
А что было-то, и какая тому причина? Вторжение? Заряженная тега со смертельным средством… Птичек стало жалко. Жалко птичек, которых и сам до этого хотел… нет, не перебить. Но разогнать, лишив пропитания.

– Опять чушь какая-то! – успокоительно хмыкнул себе Тараканов. Но было не по себе. Это был не страх, а беспокойство. – Неужели пророческий сон об инопланетном вторжении? Выходит, неспроста в другом сне об этом доносил усатый членистолапый?

– Таракан, таракан, таракашечка… Жидконогая козявочка-букашечка…

Тараканов обернулся: кто это сказал? Но рядом никого не было. Но в голове, точнее – в уме, перед глазами стоял образ Вилли.

– С водкой надо бы завязывать, в том числе и с самой простой… А вообще-то, посмотреть бы надо, как образуются образы в сознании. Придётся начать образование… В смысле восполнения этих… недостающих… – мысли Тараканова не сосредотачивались, в отличие от всяких разных дурацких образов.

– Не нужно ничем образовываться. Образование – это образование образов, которые тебе и не встретятся, и не возникнут, потому что не понадобятся для твоего развития. То, что тебе понадобиться… ты всё это уже знаешь – только не осознаёшь.

Тараканов уже не обернулся, а дёрнулся: это кто? Рядом снова никого не было! А в голове продолжал существовать тот же образ усатого Вилли. И Тараканов неожиданно для себя расслабился и как-то невнятно-неопределённо махнул рукой:

– А-а-а… Привет! Никуда от тебя не деться! Вот тогда скажи мне: что это в парке было? Одно из вторжений, или банальный тотальный геноцид?

– Образ. Всего лишь образ…

– Твоих… В смысле ваших рук дело?

– Проблема не в том, чьих это рук дело. Проблема в том, как это всё воспринимать и что потом делать. 

– Ну, и как это всё воспринимать и что потом делать?

– Это как бы одно из сражений между нашим, земным, и чужеродным, инопланетным.

– Вот оно как? Вы тоже сражаетесь? Что-то я этого не заметил. Они вот кинули боеприпас – кегу из-под пива или что-то там ещё инопланетное, похожее на кегу. А какое у вас оружие? Психические атаки, кислота великого ума, щёлочь всеобщего презрения или что-то ещё?
 
– Оружие совершенно другое. Мы не занимаемся убийством. Мы друг друга не режем, не взрываем, не жжём, не травим. Мы друг с другом не контактируем, друг друга не видим. Мы можем только наблюдать и отслеживать ИХ воздействие на вас, людишек. Все сражения идут в ваших головах.

Тараканов нервно засмеялся, потряс головой. Ему органически требовалось выкинуть из головы этот голос, который нёс какую-то чушь…

– Что это? Шизофрения? – пытался он рассудить, – Но вроде моя человеческая личность не раздваивается, а лезет какая-то другая… Всё, хватит! Надоела эта дебильная тема! Всё! Надо забыться. Блин, а как? По телевизору тоже всякая хрень. Позвонить кому из друзей – так никто и не пойдёт сейчас никуда… Взять пузырь! И…

– Ну что же, это совсем по-человечески! – зазвучал издевательски весёлый голос, очень похожий на голос Хазанова. Но Тараканов был уверен, что это – тот же Вилли. Во всяком случае, его образ, или что-то типа того?

– Да, люди просто не могут себе вообразить, что ими может кто-то управлять, тем более быть в их головах без их милостивого разрешения. Хотя, при желании могли бы это легко заметить. Многие из вас ещё не утратили образного мышления, хотя всё больше побеждает безобразное. Точнее, примитивно-образное, которое вы сами обозвали клиповым. А имеющие образное мышление всё больше склоняются к религии, в которой начинают воображать, что ими управляют высшие силы… Но никак не какие-то презренные сущности, тело которых можно просто раздавить… Если, конечно, разглядишь и поймаешь… У вас это просто в голове не укладывается – вы сами так и говорите, как есть, но это только тогда, когда не успеете подумать. А если в голове не укладывается – значит для вас этого и нет. Это не близорукость, это – тупость…

Голос Хазанова Тараканова не веселил, а раздражал, и совсем не хотелось присутствия образа знаменитого артиста, и образ его замелькал, как на рваной киноплёнке. И любой юмор стал раздражать! А это последняя стадия – лишиться чувства юмора. Последняя стадия чего?
Так, стоп! Завтра, – всё завтра, пошло он всё… в это завтра! А что это такое – завтра? … Полный капец! Как отключить на хрен все эти мысли, всю эту эпидерсию?!

Тараканов теперь совсем протрезвел и вдруг поймал себя на том, что сейчас он целенаправленно шёл в магазин за бутылкой. За любой, за самой простой, но лучше, чтобы была достаточно горькой! – Пускай себе пока говорит, завтра уже буду решать, что с этими голосами и образами делать… А клин клином вышибают. И никак иначе.


ГЛАВА 4. ИНСЕКТОФОБИЯ И ПОРТАЛ

Эти создания были древностью уже к эпохе динозавров, им более 400 миллионов лет! И они, мечехвосты, совсем не изменились, так же шастают по морским пляжам и поглощают всякую вынесенную волнами водоросль и прочую мелочь. При этом улучшая качество пляжей. А у них, минуточку – пять пар глаз, которые способны улавливать чуть ли не весь спектр от ультрафиолета до инфракрасноты… Их взгляд ловит то, что вообще недоступно величайшим художникам и даже ясновидящим… Зачем? Наука не знает...

При чём тут мечехвосты? Ни при чём, просто картинки с ними выскочили, как только Тараканов полез яндексить интернет. Гуглить он не любил – ну не любил, и всё тут. Пора было уже хоть что-то узнать из той «темы», в которую его так лихо занесло.

Тараканов к пожилым годам уже как-то усвоил, что знать лучше, чем не знать. Даже лучше знать то, что, казалось бы, никогда не понадобится. Знание само по себе помогает убрать из поля внимания лишнее и несущественное, чтобы увидеть действительно существенное. Знание позволяет понять естество и отличить неестественное, чтобы видеть естественное. Неестественное всегда находится в состоянии изменения, а естественному это зачем?

Итак, поехали? – за знанием. Если повезёт – случится осознание. На худой конец – хотя бы познание.

Насекомые по латыни – «инсекта». Слово происходит от «насекать», означает – «животное с насечками». Чем же знамениты насекомые? Поразительным, не поддающимся какой-то умственной целесообразности разнообразием форм, которых миллион с хвостиком. Они самый многочисленный класс животных с наибольшей биомассой и занимают все экологические ниши, включая Антарктиду.
А ещё насекомые выделяются тем, что их развитие сопровождается метаморфозом. Есть два метаморфоза – неполное превращение и полное превращение. Неполное превращение – это когда существо проходит три фазы развития – яйцо, личинка и имаго. А полное имеет четыре фазы – яйцо, личинка, куколка и имаго. Имаго – это собственно взрослость, размножение и расселение индивидуумов, которые в основном не индивидуалы, а коллективисты.

– Так-так… Если они занимаются материальными метаморфозами, то почему бы им не подключиться к более тонким превращениям – тому же переходу в невидимое нашему восприятию состояние? – подумал Тараканов. И тихо так, без фанфар, утвердился в пророческом статусе приснившихся ему снов.

Минуточку… Вот глазу попалась сносочка… Открываем… Боязнь насекомых называется инсектофобия. А инсектицид – это что? – почти полная аналогия понятию геноцид!
Читаем: «Инсектофобия есть собирательное название иррациональных страхов перед насекомыми. Ей бывают подвержены люди всех возрастов… Она может быть выражена как в форме боязни сразу всех насекомых, так и в виде боязни их отдельных представителей» ...

Имеется теория, что истоки этих страхов кем-то когда-то заложены, и доселе дремлют в подсознании человека. К иррациональным относится и страх перед проникновением насекомых внутрь через нос, рот, а у кого более развитое воображение – и через все другие входные и выходные, канальные и даже анальные отверстия!  Такие инсектофобии редко излечиваются!
А вот инсектофобии, случившиеся по объективным причинам, чаще всего в детском возрасте, лечат легко. Временные инсектофобии после укуса и неминуемой аллергической реакции проходят всегда. Но когда ребёночку проникнет в мозги дикий вопль мамочки, увидевшей злого Tabanidae, в просторечии слепня… Это беда!
Но почему-то далее вопрос о наследственной передаче инсектофобии через дурость никем не исследовался.

– Явное упущение! – подумалось Тараканову.

Далее источники излагали, что симптоматика инсектофобии многовариантна, но вот панические атаки возникают всегда, и даже у взрослых. Чаще всего, конечно же, у женщин. В некоторых случаях возможно развитие тяжёлых психических расстройств с риском вреда самому себе нанесением на тело ядовитых мазей, или попытки уничтожить насекомых огнём.

Тараканов вспомнил, как на корабле один изрядно принявший на грудь мичман пытался сжечь ползущего по его волосатой ноге таракана газовой зажигалкой, как огнемётом. Пахло горелой шерстью. Таракан убегал быстрее… 

А когда Тараканов прочитал: «Симптоматические проявления инсектофобии могут выражаться в соматических проявлениях страха (расширенные зрачки, обильное потоотделение, побледнение или гиперемия кожи лица, мышечный гипертонус, психомоторное возбуждение); в иррациональных действиях пациента, предпринимаемых для защиты себя и окружающих от предмета своего страха, как то: опрыскивание помещений и людей ядами, ношение защитной одежды и т. д.» – ему сразу же привиделся Вовочка! И почему-то тут вспомнилось: он же всё своё детство был самым маленьким!

И Тараканов стал невольным свидетелем такой вот картины…

Однажды, когда ничего не предвещало беды, ушки маленького Вовочки разрезал безумный крик мамы… которая увидела таракана. Малыша бросило в бред ужаса и долго не отпускало. А через несколько дней он слышит: «Не будешь кушать, придёт Тараканище и тебя заберёт!», а на ночь ему читают замечательную поэму Корнея Чуковского «Тараканище» с такими близкими детишкам образами!

– Вдруг из подворотни Страшный великан, Рыжий и усатый Та-ра-кан! Таракан, Таракан, Тараканище! Он рычит, и кричит, И усами шевелит: «Погодите, не спешите, Я вас мигом проглочу! Проглочу, проглочу, не помилую».
Звери задрожали, В обморок упали. Волки от испуга Скушали друг друга. Бедный крокодил Жабу проглотил.

И мальчик перестал расти, потому что ему всегда теперь хотелось спрятаться от коварного и кровожадного чудовища. А маленькому спрятаться всегда легче.

Что делать? Папа был мужик простой и решительный, всегда делающий так, как его воспитывали в детстве, в школе и в армии, и считающий это единственно верным. Он смеялся над Вовочкой, а потом такому самому маленькому Вовочке говорил: «Ты же большой и сильный – а букашек боишься!». Но Вовочка видел: не большой я, и не сильный, – и не верил папе, и сильно от всего этого страдал!

И тогда папа проделал то, что психотерапевты называют гиперкомпенсацией, а военные – обкаткой. Это когда учат плавать, сбрасывая в воду. Когда для того, чтобы не бояться танка, кладут под танк.
Папа давил тапком, травил или жёг облитых керосином тараканов и всех прочих жуков, попавшихся в хваткие руки, и заставлял делать то же самое Вовочку. Вовочка сначала трясся от страха и омерзения…

По психодинамической теории Фрейда, тут неминуемо начинается фобия. Теоретически фобия есть результат излишнего применения человеком защитного механизма вытеснения и переноса. Страх уходит на бессознательный уровень и жалит психику оттуда.
Но в современной клинической психиатрии всё строят уже не на Фрейде, а на бихевиористской теории, которая заключается в том, что фобия формируется только тогда, когда человек испытал перед объектом сильный страх, другими словами, – чувство жути. Что касается инсектофобии, то она вполне себе может возникнуть во время просмотра фильмов-ужасов или рассказа страшной истории о том, как насекомые нападают на людей, и те умирают – в муках.

– А какая мука ещё и осознавать, что такого всего умного и вездесущего, всего такого вооружённого животного умертвила какая-то букашка, которую не успел раздавить! Но ведь такая угроза – это же смех один! А с чего столько сейчас фильмов-ужасов, в которых насекомые показываются агрессорами? Почему инопланетяне чаще всего членистоногие? Зачем? Инсектофобию хотят сделать массовой?

На волне этих мыслей внутренний взор Тараканова увидел образ Вилли. Образ улыбался глазами и кивал усами.

– Вот ведь хитрожопый таракан, – подумал Тараканов, – меня просил у Вовочки допытаться, что повлияло на него в детстве, а сам уже всё знал! Знал, что плохую установку маленький Вовочка получил не от НИХ, неких насекомовидных иноземных тварей, а от простых и вполне себе земных родителей…
Но встаёт вопрос: а какая разница нашим тараканам, от кого плохая установка, если хоть так, хоть эдак, хоть для наших, хоть для ихних, Вовочка – это управляемый зомби… А вот кто им управляет – это да, вопрос... И можно ли управлять, управляя теми, кто управляет…

Как всё сложно, ё-пэрэсэтэ… И не упростить ничего несколькими выстрелами! И никак не просчитать все ходы, которые будут уже на нескольких разных уровнях. Это действительно непосильно для логики, когда не вытекает одно из другого, а наоборот – втекает… Вся наша расчётная система, некорректно обзываемая разумом, не потянет.

А если без «ать-два-три», если без этой вот логики… Это что же выходит?! Мать вашу!!! – удивился Тараканов своему неожиданному нелогическому прозрению, – узурпатор Иосиф Виссарионович, тот своих бил, чтобы чужие боялись. А тут – ИСТРЕБИТЬ СВОИХ, ЧТОБЫ ПРИШЛИ ЧУЖИЕ!.. А придут они в голову, а через голову – на Землю. Бедная и добрая старушка! Зачем ты нас любила и всю нашу мерзостность терпела?

На этот раз внутренний взор Тараканова увидел образ Вовочки. И Тараканов задал этому образу вопрос, который уже хотел ему задать, но всё не решался:
– Слушай, а может ты их боишься? Ну, не этих своих тараканов, а ТЕХ? А может и тех, и других?

Ответа, конечно же, не было.

Как он этого раньше не замечал?! Взгляд Вовочки ему всегда казался странным, а почему? Тот смотрел вроде как на тебя, а видел кого-то другого. Или что-то другое? Это же определялось по его глазам, их беспокойному мерцанию. Он видел образы? Чьи? В смысле – кем ему в голову поставляемые?!

Тараканов попытался представить, чьи. Не получилось, но отчего-то его передёрнуло. Захотелось… Очень захотелось передёрнуть затвор! Но не было ничего в его руках, только в голове шипели фитили взрывоопасных мыслей… Да даже если бы и было что в ручонках – всё это когда-то для кого-то страшное оружие было теперь бесполезным. Образ не застрелишь. Разве что только образно, и всё равно это будет… безобразно.

Перед глазами вдруг засветился уже вставший в сонный режим экран монитора. На котором были пока что только полуфабрикаты образов – слова и подобранные к ним картинки.

«При появлении насекомого человек испытывает испуг или патологическую неприязнь… это может сопровождаться психомоторным возбуждением… Человек начинает махать руками или прыскать вокруг ядами… Клиническая практика показывает, что главными и действенными методами лечения инсектофобии считаются методы непосредственного воздействия на человека объектом, который у него вызывает страх… Наиболее кардинальный метод заключается в том, что человека несколько раз подвергают воздействию таким объектом, при этом описание угроз от этого объекта преувеличиваются. У человека случается эмоциональное возбуждение, а потом врач показывает беспочвенность фобии, так как объект намного меньше и не такой страшный».

Но ведь можно и так: запустили образ – получили фобию. Фобия – страх придуманный. Спроси: как, откуда страх – никто не скажет. Потому что даже не помнит. Помнится только страх. Страх выскакивает и пугает, и лишает объективной реальности.

И как раньше ему не пришло это в голову? Это же очевидно! На войне тоже убивают не из ненависти, а из страха. Из страха – если ты их не убьёшь, то они убьют тебя, а потом убьют тех, за кого ты вышел убивать их. Всё просто. Этот страх сильно превалирует над заповедью «не убий», которая изначально заложена во внутреннем, ещё не испорченном человеке.

С каждым годом всё больше и больше ранее самых безобидных слов получают окончание «фобия». Фобия – это страх, а страх – побудитель убийства. Если лишить жизни всего лишь жучка, паучка, таракана – да что тут такого? А когда страх и неприятие людей – тут вроде бы пока что нельзя. Но по богатой войнами истории человечества выходит, что бывает можно.

Мы – не гомо сапиенсы. Мы – гомофобы! А что значит «гомофоб»? Изначальное греческое слово имеет прямое, недвусмысленное значение: «гомо» – одинаковый, а «фобос» – страх с боязнью.
Но почему-то это слово стали использовать для определения «психического расстройства, проявляющегося в радикальном неприятии человеческих особей, имеющих нетрадиционную ориентацию». При этом первая двусмысленность вытащила на свет вторую: нетрадиционная ориентация теперь уже считается вполне себе нормальным изъявлением прав человека.

Чтобы понять почему, смотрим, кто извратил простые пацанские понятия: надо же! Как тесен мир! Тот самый Фрейд! Который авторитетно объявил: гомофобия есть признак скрытого или латентного гомосексуализма!
А нынешним психологам теперь рекомендуют пахучие вонью книжонки якобы тоже авторитетного Кона: «Лики и маски однополой любви. Лунный свет на заре», «Любовь небесного цвета».
То есть, извращенцы умело протащили и закрепили клеймо, что гомофобия – это страх обнаружения в себе нормальными людьми своей извращённой природы. Гомофобы – это те, кто боится оказаться пидарасами или иными уродами – только и всего.

И пошло, и дошло до массового расстройства идиотизма, стал множиться ужас гетеросексуальных гомосексуалистов, и где? В образах!

А потом пошли дальше: гомофобию объявили социальным явлением, стоящим в одном ряду с расизмом и ксенофобией. Она есть следствие «низового мировоззрения и воспитания» – то бишь традиционно-патриархального, религиозного, уголовного, а желание следовать этим нормам есть невежественность.

Чьи же это образы, откуда? – попробуй, угадай с трёх раз!

По причине перемножения двусмысленностей произошла двойная подмена понятий, – и как ведь быстро, всего лишь за несколько десятилетий! Вот только с образами извращенцы не догнали, не уделили сему должного внимания – и нет у них притягательных образов, вышибающих из всех человеческих голов всё остальное. Значит, они не инопланетяне. Это наши, земные человеческие уроды.

Вот и Вилли говорит, что инопланетянами могут быть только насекомые, потому что только насекомым не страшна радиация. Им вообще – не страшно. У человеков есть бесстрашие, а тараканам оно даром не нужно, потому что человеков распирает от страхов, а у тараканов их просто нет.
Тараканы не боятся замкнутых пространств. За ними – будущее! Инопланетных человеков не существует. Космос и замкнутые пространства – не для них. Поэтому инопланетными могут быть только тараканы.

А головы человеков – это их портал!

– Так, рассмотрим имеющуюся информацию – скомандовал себе Тараканов. – Вилли уверяет, что ОНИ есть, хотя, конечно, нет уверенности, что Вилли сам не ОТТУДА.
Кто ОНИ? Откуда – оттуда? Из самого что ни на есть далёкого и неизведанного? Научно обзываемого космическим пространством, вселенной, беспредельностью… Пока не будем путать с беспределом!

Ни для кого не секрет, что у всех людей есть свои тараканы, у кого дружественные, у кого – злые. У одних их мало, у других – много. И у меня не без них. С пониманием надо ко всему относиться. Свои тараканы – это не ненормальность. Проблемы возникают, когда тараканы чужие.

Вот, к примеру, мне самому последнее время как-то жить странно, как-то не по нутру. Странно даже за вычетом всех своих странностей вместе с собственными понятиями нормальности. И куда ни пойди, куда ни сунься – выскакивают из небытия в бытие всякие личности, от блаженно-эпатажных до неких отвлечённо советующих всяческие мудрости жизни. Начнёшь узнавать кто они и откуда – они из бытия растворяются в небытие, даже когда нет и намёка на возможное битие.

А теперь нельзя исключать, что это и не тараканы вовсе дистанционно замутили, а ко мне и ко многим другим пришёл мозговой коронавирус, или его мутант, вызывающий осложнение идиотизма. Коронавирус вызывает образы – глюки, в которых он переводит стрелки ответственности на негодный объект – на старых добрых тараканов, которых мы издревле по-доброму не любим, и так же по-доброму стали изводить новейшими достижениями своей прогрессивной науки. А чтобы поверили наверняка в реальность нереальности, как верим в инопланетян, – новый вирус запустил дезу о инопланетных тараканах, в которую я чуть не поверил.
Всё может быть, потому что прогрессивная наука всё же ничего не может придумать против таких вот коварных вирусов, кроме как запустить их почти дохлых в организм, чтобы появился от них иммунитет. А бойцы иммунитета – это всего лишь наши маленькие героические клетки – лимфоциты, антитела, киллеры, нейтрофилы и макрофаги.

Вернусь к личностям, которые появляются вокруг. Нет уверенности, что они как-то связаны с НИМИ, и не будет – никто ни в чём не признается, и не проговорится, – просто потому, что этого не осознаёт. Но должен быть портал, как же иначе?

Думая, что ничего не понимает, Тараканов всё же понял почти всё. Все разрозненные обрывки сшились и обозначились как факты. Опровержимые или нет – не суть важно. Если для кого важно – тому и решать, как это опровергать.

До сего момента он всегда посмеивался и прикалывался над пиндосовскими киношками про людей в чёрном, которые разбирались с всевозможными тварями, залетевшими к нам на землю… А всё же – почему это «к нам»? Земля – это наше владение? Только потому, что мы объявили её нашей? По этому поводу как-то появляется всё больше сомнений…

В жизни всё конечно не так, как в кино, а как всегда, то есть, обыденно и сермяжно. То и есть, что есть, и не так сложно-сюжетно и экстремально-захватывающе.
Итак: ОНИ – здесь, ОНИ воплощены в человеческую форму, воплощены идеально и не обнаруживаются материально. И теперь кто есть кто, – настоящий или перевоплощённый, – не определить никак! Можно бесконечно анализировать: а какие у НИХ отличительные особенности?
То, что себе на уме? Но таких и среди людей – пруд пруди, так что эта особенность для идентификации не годится.
ОНИ всё время чем-то серьёзно заняты – но ничего не делают. Но и это как отличие не работает, у нас такое – повсеместно.
ОНИ что-то решают, а решения откладывают. ОНИ делают вид, что загружены делами. Поддерживают такой образ. Но и это всё – не аномалия, а даже наоборот.
Какие же это признаки? Да у нас каждый второй такой. А может и первый тоже.

Да даже если и отличишь, то ничего не докажешь!

Вот за себя я уверен – я не оттуда. Хотя… Если разобраться… Откуда такая уверенность? Только оттуда, что я не помню и не знаю, откуда я? Говорят, что я родился – это может быть. А до этого, – где и в каком виде пребывал, если, конечно, пребывал? Или же вообще не пребывал? Я ведь не помню ничего, кроме того, что помню. Но это не значит, что напрочь не было того, чего я не помню. И не факт, что завтра буду помнить то, что помню сейчас.

Вот если бы наука всех поголовно обследовала, исследовала и нашла вполне отличительные признаки! И определила: кто, откуда и чей, и отделила бы овец от козлищ, пшеницу от сорняков.

Но ведь и тут – засада! В этой с позволения сказать науке – кто и откуда взялся? Кто они, эти учёные? Да может, как раз эти ученые может и есть – ОНИ?! Может поэтому и не выявлено никаких признаков…

Да что там, – вопрос этот раньше замыливали и теперь замылят! Уводят нас в сторону всяких там нано (кстати, если наоборот прочитать – онан). Точнее, не уводят – уже увели.

Пойдём ещё глубже. А правители наши – они кто? Да ведь прямо чуть ли не все – ОНИ! И свои, и чужие, а самая верхушка – мировое правительство, – тем более! Не я же это придумал, а кто? Чей, мать вашу, образ?!
Уже никому нет веры. Даже себе. И кто тогда я?

Короче, получается, что поголовно все мы – это ОНИ. И никаких прочих вариантов. Всё прочее – это нюансы, это образы, порождающие фобии. А что это, как не портал!

Тараканов совсем отяжелел на голову. Прилёг, включил брехливо-новостное радио. Он почти всегда так отдыхал. И не успел он оценить пыл медийных комментаторов, как очутился в большом актовом зале. В нём были все, с кем он когда-то учился, а потом служил или работал. Даже те, кого он лично не знал, но при этом откуда-то точно знал, что был с ними чем-то как-то связан.
Они собрались совсем не по принципу «раз сюда попал, значит ты уже при чём», а совершенно определённо кто-то их собрал. А чтобы собрать, надо ведь не только знать всё и всех, но и всех уведомить…

Тараканов оказался на сцене, под светом пюпитров. Никто ему не задавал вопросов, никто не произнёс ни слова, но вопрос стоял. Такой вопрос:
– Кто-то из нас тебе что-то должен? 
– Да вроде бы никто и ничего, – лихорадочно вспоминал Тараканов. А, вот один, Игорёк, брал взаймы, и так и не отдал. Всего лишь сотню, но вишь ты, почему-то запомнилось…

Актовый зал со сценой пропали, но остался другой вопрос, вопрос изнутри себя к самому себе:
– Неужели я им что-то должен? Да вроде бы ничего…
Но было и не покидало ощущение, что всё же кому-то мог быть должен… Даже когда он проснулся.

– Ох, неспроста этот сон, неспроста… – решил Тараканов, но было поздно: появилось непреодолимое желание куда-то идти. И не просто куда-то идти, а куда-то на чём-то ехать. Лучше – на трамвае, старом добром трамвае. Сесть и ехать, слушая только стук колёс без стука мыслей. И зная, что вошедшие выйдут сами, и ты сможешь выйти, когда захочется.

Но после выхода из парадной, сразу за углом дома, Тараканова задержали подполковники Петров и Боширов. Первый раз он их увидел в самом первом тараканьем сне и сразу теперь узнал. Допрашивали его по очереди. А Тараканов старался угадать, какие у кого в голове тараканы. Не так важно было определить, на каких насекомых они работают, как то, что они сами считают: на кого работаем?


ГЛАВА 5. КОГДА В ОДНОГО СВЕТИТ, ОСТАЛЬНЫЕ – ВО ТЬМЕ

Итак, Петров и Боширов допрашивали Тараканова. Допрашивали по очереди, садясь позади света яркой настольной лампы так, чтобы он их лиц не видел. Перед ним сидел один, а второй где-то поодаль слушал и в допрос не встревал. Потом они менялись, неожиданно для Тараканова.

Может быть, они думали, что свет лампы будет мешать кому-то создавать в его голове образы? Они и говорили, и вопросы задавали про «кого-то», «некоего», или во множественном числе – о «некоих», даже не заикаясь, о ком конкретно идёт речь. Делали вид, что знают, толком не зная?

Или всё было проще – светом лампы они хотели высветить то, чего не видно во тьме? От света лампы Тараканову приходилось щуриться, и от этого уже болела голова.

Угадать, какие у кого из них в голове тараканы, можно было по задаваемым вопросам. А вот определить, на кого они работают, точнее, что они сами считают: на кого работаем? – никак не удавалось! Ну никак!

Контраст света со тьмой. Он один в свете, а остальные – во тьме? В этом что-то есть… И какое-то зловещее, и при этом интригующее… Но что? Понять, что, Тараканову что-то не давало, а что – он тоже не мог понять. Без света – значит, без образа. То есть, безобразно.
Петров и Боширов думали верно, но не совсем. Свет может быть мешал возникновению новых образов, но восприятие старых только обострял.

Тараканов увидел Вилли, – образ Вилли. Но этот образ неожиданно вызвал другой старый образ, с таким же несоразмерным телом… Первый российский император – это был он, Пётр Первый! Именно тот его образ, что был монументально запечатлён Шемякиным и посажен в построенной Петром Петропавловской крепости!
Как же он раньше этого не увидел?! Как попутал? Хотя… И тот, и другой – они же не человеки, они же – образы! Только вот интересно: как Пётр Великий относился к тараканам? Надо будет посмотреть в анналах… А ещё бы посмотреть, что такое – образ? Что наука по поводу него говорит? Кто-то же исследовал, как и почему он возникает! Эх ма, век живи – век учись!

Вилли, обернувшийся Петром, ничего не говорил, а только топорщил усы и улыбался. Но Тараканов… нет, он ничего не слышал, но воспринимал им сказанное! Голос Вилли и Петра проникал в его сознание прямо сразу, минуя восприятие. Их образы мастерски создавали в нём образы, а голос уже был только как аккомпанемент.

– Одна из сутей образов – возможность заключать в один образ несколько образов. Это не так сложно. Сложнее отличать первый образ от образов им произведённых… Это тебе не очевидное всем отличие света от тьмы. Но и очевидное может видеться не так, как есть! Что есть тьма? Это темнота космоса – так вы видите, точнее, не видите, а так себе представляете. Вы не видите свет, и даже не представляете. Космос – это свет, а тьма – это отсутствие оного. Таким образом, светлые образы – это не поставляемые образы. Тёмные – поставляемые.

Почему у вас везде превалирует тьма? Всё просто: ОНИ прочно внедрились в ваше образование образов. Образование образов – это собственно и есть ваше так называемое образование, которым вас потчуют. А вы думаете, что такие все очень хорошие люди всё это организуют и этим управляют.
Сами же вы можете только искажать образы – так, как больше нравится. Или так, чтобы по-тупому выпендриться, – вишь ты слово какое, такая ёмкая в нём непонятность, которая всем становится понятна!
Образы создают другие силы, которые вы, когда без выпендрёжа, называете по-простому – невидимыми. Но при этом не хотите признать, что действуют эти силы не слабее видимых, имеющих видимый вами результат, а когда прямого результата нет – всё, невидимые! И можно теперь плести всё, что угодно. И все плетут, кто чтобы заработать, кто чтобы дорваться до чего-нибудь, а кто чтобы показаться умным… 

Вам, людям был явлен, разжёван и в рот положен величайший по качеству образ, к которому надо устремиться и уподобиться. И выбор был дан – следовать ему или нет.
Ну и в результате никто не следует. Не следует – значит живёт другими образами, весьма дурного состава и качества. Мало того – чуждыми. Мало того – для вас убийственными. Убийственными даже без всякого прочего оружия, которое вы якобы понапридумывали… А вам всё это подбросили вместе с образами кровавой бойни и ядрёного кошмарика. 

Очень важно не путать правду с истиной! Правда – это только возможность увидеть и осознать истину. Решитесь, наденьте памперс и посмотрите правде в глаза, и поговорите с ней, – и увидите: истина заключается в том, что вы являетесь и жертвой преступления, и вы же являетесь жертвой правосудия!
Нет смысла судить уже осуждённых. Земля – планета для осуждённых. Осуждённых жить в абсурде. До тех пор, пока не выберут спасение. ОБРАЗ СПАСЕНИЯ вам дан. Берите – и образуйтесь!

И тут у Тараканова произошёл прорыв: вот оно! АБСУРД – вот ключевое понятие! С ним что-то связано такое… Такое какое-то сильно будоражащее, сильно угнетающее… И безумие в нём, и какой-то важный смысл… Ведь всё разумное этого мира есть безумие перед Богом, – так сказано в Библии… Надо будет посидеть и подумать над этим, над абсурдом жизни!

– Безумие абсурда – это смотритель, который может сделать то, что вы не можете сделать, – услышал он тот же голос. И понял, что это ключевая информация к размышлению.

После чего Тараканову стало как-то совсем неудобно сидеть, неудобно до какого-то телесного томления, чередуемого с нервными передёргиваниями. Он теперь знал: а не всё ведь так, как видится! Всё не так просто, а вполне себе наоборот, – сложно!
Он теперь видел: в образе Петрова ему являлся Боширов, а в образе Боширова – Петров. И наоборот. Хотя… Вполне себе могло ведь быть ещё сложнее… И, наверное, так и было: в образах Петрова и Боширова появлялся кто-то другой! Что-то подсказывало Тараканову, что это был… Конечно же, – Вовочка! Всё сходилось! Тараканов смотрел на мерцающих и расплывающихся за светом лампы Петрова и Боширова, и анализировал.

Вовочка был маленький, а по каким-то необъяснимым непритязательному уму причинам стал большим, – это раз. Грузовик везёт дрова – это два… Блин, это-то чего в голову лезет?! Пора закрывать доступ несерьёзным тараканам! Два – это то, что куда ни ткнись, даже взять тот же телевизор, – там Вовочка!

Вот, бляха-муха, а я уже обмолвился, что мне известно… Что тараканы в совершенстве научились создавать в людских головах образы… Минуточку-минуточку… Но ведь выходит, что Вовочка тоже это может! Конечно, если это сам Вовочка, а не кто-то, кто создал такой вот образ – «Вовочка»…

Тут то ли Петров, то ли Боширов стали транслировать аудиозапись.

– Тараканов, это Ваш голос? – прозвучал вопрос. Никак ведь теперь не разобрать, кто из них спросил, и ещё не факт, что по ту сторону лампы не сам Вовочка.

– Наш? В смысле мой? – переспросил Тараканов. – Голос похож, но однозначно утверждать, что он мой, не возьмусь!

– А второй, звучащий в разговоре голос – это… Это то существо, с которым Вы встречались?

Конечно, Тараканов узнал этот голос. Но ничего им не сказал. Только про себя подумал, что голос очень спокойный и однотонный, механический... «Существо» – непростое ведь слово… В нём слышится: сущее, существующее, плюс «ество» – естество, или же – «есть сотворённое»? Надо будет этимологию этого слова посмотреть… Много уже чего надо бы посмотреть, не запямятовать бы, не забыть… Хотя, что найдёшь в словарях, кроме звуковых толкований? А их смысл приземлённый, и даже земляной…
И ещё подумал: ну надо же, ухитрились записать! А в голове промелькнул образ Дуремара, который и привёл его тогда в эту западню… И к столкновению с этими конторскими товарищами… Постой! Но, если Дуремар уже давно упокоился, то он тут конечно ни при чём. Но вот кто использовал его образ?!

Этого Тараканов так и не решил, потому что надо было слушать и соотносить с уже услышанным.   

– Ваш апостол много лет назад понял и сказал: «Бог избрал незнатное и уничижённое и ничего не значащее, чтобы упразднить значащее и возгордившееся, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Ним» ... О ком он говорил? О вас, которые сами себя назвали разумными? Разве будет какое-либо насекомое будет доказывать, что оно разумно? Для вас это смешно...

Ни одно ядовитое насекомое не укусит только потому, что ему кто-то не понравился, или для удовольствия. У насекомого нет возможности вырастить террориста или маньяка. Ни одно насекомое не было рождено, чтобы стать противоестественным. А люди?..
А, понятно – надоело слышать об этом, потому что люди – такие все поголовно...

У тараканов пищей считается только то, что они могут усвоить. То, что усвоить не могут, называется отходами. Здесь нужно особо отметить: желудок таракана не расширяется и не может расти, как брюхо у человека…

Вы боитесь только то, что видите. Таракана видите – страшитесь и уничтожаете, а пылевых клещей, к примеру, не видите и их всячески плодите. Если бы вы всё видели – уже всё бы было отравлено. Вы – отравители, причём безумные – отравляете всё, чем сами живёте. Вы говорите «наша планета», «наш мир», а сами изолировались от всего в мире! Одни только вы имеете на всё право, здесь всё для вас!
Даже ваша религия говорит, что земля создана Богом для человека, и чем хуже человек делает жизнь на земле, тем больше страдает, – пока не поймёт, как плохо без Бога, и к Богу обратится. И тогда якобы Бог сотворит человеку новую землю, а старая земля сгорит со всем, что есть.
А так ли это? Должен вас разочаровать: не так! Вы сдохнете, все прочие твари тоже могут сдохнуть, а мир останется. Это мы – частица мира, а не он «наш»...

Вы будете жить в страданиях, пока не перестанете уничтожать всё то, чему жизнь дал Творец. Живите в радости и любите жизнь – не только свою, а любую! И всё! Не этому ли учит вас Бог через Священное писание?..

Но у вас нет веры. У вас есть религия, а ваша религия есть дисфункциональная система, которая может использоваться в качестве убежища для людей, живущих в страхе перед неправильным поведением и смертью.
Попав под религиозные образы, вы сами их развили в своё удовольствие, в борьбу Божьих светлых сил добра с тёмными демоническими. Получилось впечатляюще! А главное, очень удобно, никакой ответственности…
У некоторых из вас ещё остаётся желание оправдываться перед рудиментом совести, но и это скоро изживётся… В сухом остатке вам останется только страх.
Это плохо для всех. Всё больше трусливых людей, и мы должны их бояться.
Смелых бояться не надо – только на это наше упование...

До этого спокойный и почти безучастный Тараканов неожиданно для себя подскочил и, жестикулируя, громко заявил:
– Я не знаю и не видел никаких существ! Я считаю… Нет, я уверен: всё, что существует в уме любого человека, и даже при этом говорит – это образы! И вы оба, два в одном или один в двух, – тоже образы! И могу побиться об заклад… да хоть об приклад… да даже поспорить могу на пузырь, что у каждого человека – свои образы! Потому как многомерность, потому что везде и всегда сложность, а сложность – это ложь! Сложность – ложность! Корень-то один?!
Ложь – это способ завоевать сердца людей, потому что они лживы. Весь наш мир – это ложь, ложь с ножом, с ядом, со взрывчаткой. Как не понять, что ложь убьёт ложь, – но убьёт вместе со всеми. Всех вас здесь уже нет, есть только ложь. Тушундингизми? Verstanden? ***

– Но запись-то эта… Какой тут тебе… образ? – Петров-Боширов тоже явно заразился возбуждением Тараканова и вывелся из себя.

– Запись – разве не образ? А то, что я слышу в себе, или вы в себе слышите – разве не образ ваших мозгов на вибрации звука? А что, трудно вибрации так подобрать, чтобы выплыл нужный образ? Вы можете определить, как он создался, или кем был создан, или откуда пришёл? Да и вообще – какой смысл выяснять, кто чего сказал, если всё это – образ того, что вы должны услышать?

Тараканов подумал: если передо мной простые сотрудники, то сейчас услышу мат. А если…

Петров-Боширов немного подвисли, но пытались не показывать виду. Однако даже по воздуху чувствовалось, что они напряжены. Сейчас…

– Всё! Зае…заколебало это всё!

Тараканов тоже напрягся, потому что стало непонятно, что прозвучит далее, и как оно потом будет. То есть, каким образом будет.

Но сей же час произошёл метаморфоз. Напряжение растворилось и произошло упрощение. Настольная лампа была выключена. Петров-Боширов, как будто улыбнувшись, расслоился на отдельных Петрова и Боширова. Впереди нарисовался вроде бы Боширов, но вполне могло быть, что это был Петров. Если это был Петров, то он и говорил, а Боширов приблизился после. Или наоборот.

– Нас трое?

– Не уверен – сказал Тараканов.

– Ну и ладно. Все, кто есть, двое, трое или цепочка образов – все на выход! Там разберёмся, сколько кого у кого присутствует, а кто отсутствует. Но лучше будет, если на троих. На троих придумано не даром…

– На троих придумано не зря, – подхватило сознание Тараканова образ слов то ли Петрова, то ли Боширова.

– Отметьте, что создан образ, – сам создан! Образ того, что мы собрались сообразить на троих. Лучшее место – лучший в городе парадняк в образе парадного, в котором мне так нравилось и до сих пор нравится бухать! Так и называется – «Парадняк». Слышь, Тараканов, а ведь парадная – чем не портал? Натурально – портал! Человеки, заходя, через парадную попадают в образ своего обиталища, в котором являют образ себя для себя или себя для родственничков – кому с кем повезло жить-бодаться. Выходя, переходят в образ себя для всех других. Другие – это многовариантные образы, но всё же все такие похожие. Похожие тем, что самые изначальные образы – они в себе и только для себя. Как сложно жить… Как страшно жить!
Недаром у нас снова стали так распространены парады! Создают парадное настроение – самый проходной настрой! За это непременно надо выпить – именно в «Парадняке»!

Вот как! – озадачился Тараканов. А ребята не так просты, как я себе тут наиллюзионировал… Или лампа ихняя не простая? Про портал я ни с ними, ни с кем другим, ни с кем попадя, по-пьяне, – не говорил! Мысли научились просвечивать?

Но предъявлять им свои догадки Тараканов не стал. Зачем? Идём в кабак, где всё тайное обычно становится ясным. Если, конечно, не переборщить. И он юморнул:

– «Простой водки», или сложной, типа «Новичок»?

Все трое засмеялись. Тут вся напряжённость сдулась, и прояснилось, что их трое!
Когда чувство юмора потеряет больше половины людей, человечеств обречено, и тогда вскоре наступит конец. С юмором веселее и покойнее, а главное – смешнее становятся страхи, даже помирать не так страшно!   

А где Вовочка? А Вовочка – в своём образе и на своём месте! Можете не сомневаться.
Если что – спросите у Вилли-Петра, и не давите его тапком или не прыскайте «Чистым домом без запаха».

Или, на худой конец, включите телевизор, ну или сходите сначала в туалет, а потом – в интернет. Там по всем «ведущим» каналам, именно что ведущим (куда – другой вопрос) обязательно появится Вовочка. И обязательно будет убедительно так, проникающе глаголить: тараканов нужно истреблять, чтобы они не управляли нами. И о том, что он будет сражаться с ними до последнего вздоха.
Многие будут ему верить. Мозговой туман – это то, что делает коронавирус.

Но Тараканов уже не понаслышке знал, что Вовочка лукавит. Он работает на тараканов, но на других тараканов. Верить нельзя никому. Верить нельзя никому, но надо как-то жить. Как? Найти то, во что верить. Без веры – никак, а никакой – значит НЕ существующий, НЕ сущий, это почти смерть.

Если вы не НЕ существующий человек, вы не сможете быть счастливым. Что есть жизнь? Жизнь – картина человека, который страдает от депрессии и самосожжения. Эта жизнь полна образов и воображения, как это было в прошлом, и она улыбается и над тобой стебётся, и сама через тебя над тобой вздыхает… – какой беспорядок!

Добро пожаловать в мир боли и печалей! Самое главное в мире – это то, что он бесплатный и простой в использовании, но за всё придётся платить и придётся изучать инструкции по использованию, иначе не он сломается, а тебя сломает. Это тот мир, в котором люди потеряли рассудок.
В этом мире есть что делать, но это не имеет смысла. Слова, которые имеют смысл, являются вирусами. Смысл имеет только то, во что веришь.

Психическое здоровье человеческого организма на самом деле относительно отсутствует. Психическое расстройство под названием «самолюбование» заставляет сильно страдать из-за побочной способности мозга делать тебя несчастным. Если твой разум вдруг на время проснулся от психического расстройства, которое тебя заставило страдать, единственное, что ты можешь сделать в период бодрствования – это вовлечь себя в нереальность. Он разум с каждым годом уходит, остаются лишь призраки мышления. Всё вымышленное и все вымышленные – это единственное, что со мной и единственные, кто со мной.
Тебе важно сохранить все рыдания с призраками жизни? Ты тащишься от призраков? Значит, тащишь на себе всё то, что обеспечивает абсурд этой жизни. Не понимая, что это абсурд.

Ты попал туда, куда хотел! Ты попал, хотя тебя никто не спрашивал!

А кто не тащится? А такие, интересно, есть? Вот сейчас сообразим на троих и посмотрим!


ГЛАВА 6. ЭПИЛОГ СТАНОВИТСЯ ПРОЛОГОМ. ИЛИ ЭПИТАФИЕЙ

Когда ты находишься посреди реки, река находится там же. Но когда ты находишься вне игры, ты даже проиграть не можешь. Увы, ты не единственный, кто не единственный, но это совсем другая история.

«Парадняк» оказался не ресторанным заведением, а рюмочной – но рюмочной точно под парадную. Всё было соблюдено, даже тёмные разводы возле обшарпанных ступенек на входе и лёгкий, но вполне чувствительный кошачий запашок в тамбуре. Стены несли на себе словесные образы, алфавит в пылу вымышленного контекста… Вот ведь какая масть: и тут – образы!

Самой необычной, интригующе-оригинальной была нацарапанная надпись «Я не хочу быть гражданином, я не хочу пить водку, я не хочу пить, я не хочу!».

Но Тараканов с Петровым и Бошировым хотели пить и хотели пить именно водку. И значит, хотели быть гражданами своей страны. В отличие от некоторых, но это уже отдельная история.
Мало того, они пришли с устремлением… да что там мелочиться, с устойчивым намерением соОБРАЗить на троих. А «соображать», заметьте, не от слова «цель», а от слова «образ»!

В рюмочной было достаточно мужчин, но не это было необычным. Необычно было то, что они были как-то одноОБРАЗны. К тому же были совсем не бухающего вида.

Один из них приветственно поднял руку:
– Руслан, привет!
После чего многие из присутствующих обратились к входящим и изобразили радость.

– Сегодня я не Руслан. Сегодня я… Вовочка!
Разнеслось дружное ржание под аккомпанемент звякнувших стопариков. Тараканов понял, что завсегдатаи были привычны к подобным штучкам Боширова, взлянул на него и увидел… Вовочку! Только на мгновение, но вполне явственно!
Удивительное рядом, но тому, кто удивляется, оно запрещено, – подумал Тараканов и решил, что больше ничему не будет удивляться. 

– А кем ты был… до этого? – спросил он Боширова.

– Он последний раз был Толиком. Анатолем Чепигой, – хихикнул Петров.

– А Саша Петров последний раз был тоже Сашей, но Мишкиным. Лучше бы оставался Петровым-Водкиным, как было ещё до того, как… и чаще всего было! – отыграл подачу Боширов.

Петров достал пачку «Беломора» и положил на стол.
Будет вести запись? – подумал Тараканов, – курить ведь нельзя… Он оглянулся.
Действительно, никто не курил. Надо бы проверить… И Тараканов как бы нечаянным жестом уронил пачку на пол, тут же суетливо бросился её поднимать.
Пачка была обычной, из неё просыпались табачинки и чуть не вывалилась беломорина.
– Дико извиняюсь, – ляпнул он непривычно глухим голосом. Петров только понимающе улыбнулся.

Тараканов прочистил горло кхмыканием и обратился к Боширову.

– Уважаемый, Руслан… Или сегодня Вовочка… Я вот не встречал такой фамилии – Боширов. А сколько призывных душ через меня прошло… Баширов, Башаров – такие часто, но чтобы Боширов?! Всё равно как есть Рашидов, но нет Рошидова. Нет корней! Если корень «бош» по прозванию немцев, или «боша» по прозванию армянских цыган, – такая фамилия не получается. Может, это от французов – «дебош», «дебошир»? Кто-то «де» подчистил, чтобы отбелить смысл. Ну, или был тупо факт подделки, или придумка не сведущим в фамилиях фуфлыжником.

– Так-так, Тараканов хочет знать, чей я ношу образ? – хохотнул Боширов и подмигнул Петрову. – Ты правильно мыслишь, Тараканов. Но не широко. Расширь своё понимание тем, что все наши образы сливаются в один образ – похожий на огромное облако Образ Конторы. Он уже давно существует сам по себе, но образов в нём – охренительная куча. И эта куча местами вонюча, местами могуча.

А Петров как бы отвлечённо и задумчиво, но в тему продолжил:
– Вот в моём генеалогическом древе фигурирует Петров-Водкин. Так два разнородных образа объединились в одном.

– Это точно, в один образ легко включить несколько образов! В образ человеческого индивидуума – в том числе! – согласился Тараканов.

– Мы, Тараканов, понимаем, что тебя более всего интересует образ Вовочки, – продолжал Петров, уже не задумчиво, а назидательно. – Но мы о нём говорить не будем. И даже анекдоты не будем произносить. Хотя бы потому, что о нём полагается говорить или хорошо, или ничего.

Да я вроде бы уже и не мыслю, и про образ Вовочки пожелания принял! – про себя удивился Тараканов, но тут же вспомнил, что решил не удивляться.
А проницательность здесь чё-то плохо у ребят функционирует! Меня интересует уже не Вовочка, а Пахан-Терминатор****, – был ли он осведомлённым в тараканьих угрозах? Судя по тому, как быстро он соскочил, он знал и понимал, и в него вложили...

– Тараканов, мы не станем тараканами! Тараканы очень живучие твари, а мы – нет. Нас учили, что наша цель – получить опыт выживания. А как вживаться, мало кто учил. Один из тех, кто учил, Станиславский и примазавшийся Немирович-Данченко – профаны по сравнению с тем, что потом, после их безвременного ухода, воплощали их бывшие современники… – это были как бы заключительные слова Петрова в прелюдии перед предвкушением бухалова. 

«Простой водки» в заведении не было. Был «Русский стандарт» – продукция не дешёвая, но в некоторых иных местах бодяжная не по госстандарту. Конечно, это место не допускало бодягу. Это чувствовалось.
Как же нам повезло с языком, образность которого не вписывается ни в какой стандарт! Он поразителен своей образностью, образованием и образованностью слов.

А закуска отличалась разноОБРАЗием, одних только бутербродов, линейка которых начиналась кусочком хлебушка с золотистой шпротиной, было видов пять.

Выпили, закусили и снова накатили с большим удовольствием, в едином порыве.

– А с чего это вы, вполне себе востребованные конторщики, занялись тараканами? Вовочка приказал? Это мне так, для сведения, я помню, что обсуждать его не следует, – вопросил Тараканов.

– Всё банально просто. Была и всё ещё есть рок-группа такая – «Тараканы!». И есть такой… не то образ, не то персонаж – Сид. Тощий, длинный, рыжий, вертлявый, наглый. Он и прикинул образ, и замутил «Тараканов». Тараканов там четыре, они и до сего дня чудом живы, и всё ещё появляются в лосинах, с патлами-начёсами на месте лысин, всё по классике. Когда-то были шелупонью, потребляли первитин, – это такой винт, который варили, мутили мутки… И ещё «питерскую кислоту», точнее – фенциклидин, который питерцы выдавали за настоящую кислоту… Питерская ЛСД – известная была тема!
Его повязали на Московском вокзале с двумя граммами того самого фенциклидина на кармане, погнобили в «Крестах» несколько месяцев. Стал ручной, с мутью завязал.
Но потом забурел и в свои 45 лет проговорился, что все вокруг долбанутые ублюдки, а он один нормальный, и что в этой парадигме он жил всю свою сознательную жизнь. И стал в песенках не токмо материться, но и гундеть на власть. Мычал многословную песенку про будни таракана, про «псевдопорядок на свежих костях…». А потом подписался типа поддержать протесты за Отвального. Если бы не Дуремар… Его подключили к Сиду, а он нас навёл на настоящих тараканов, которых и травить надо было уже по-настоящему. В связи с их потенциальной опасностью… В сём «Парадняке» это и случилось… 

– Но как я слышал, Дуремар уже давно отошёл… в смысле, преставился, – усомнился Тараканов.

– Ушёл, но образ его – остался! Образ из образов Конторы… Не образец, конечно, но как имитатор – вполне эффективный. Особенно хорошо получилось с образом отравленного Отвального!

– Какого такого – Отвального?! В смысле Завального?

– Не только в смысле, но и в образе. В ином образе, который вышел из прежнего, но оба остались в одном…

– Не пойму! Так его это… Не того? Только образно?!

– Да кому он нужен, чтобы его – того? Нуждин им занимался… Вон тот, – Петров, всё ещё на пути к кондиции Водкина, хлопнул стопочку и кивнул на соседний столик. – Лихо сработал. Отвальный сам вошёл в образ того, кто был отравлен! И стал из Завального Отвальным! Тушундингизми?*****

Тут же накатили ещё, и потом, как и полагается тем, у кого между собой нет общих давних воспоминаний, а есть только недавние, закусились на технологиях. Тараканов травят все кому не лень, а вот с гомами сапиенсами – одни проколы. И конкретно, кто прокололся с тем же приснопамятным Скрипалём – наши или великобританские?

– Так что, кого-то травили, или никого не травили? – хоть Тараканов ничему не удивлялся, его начинала нервировать продолжающаяся мутность и множественность образов, их полная неопределённость.
Ну, и зачем во всём этом разбираться, если всё равно правды нет и не может быть? Только по дурацкой привычке «хочу всё знать», а если не догоняю – то «знать ничего не хочу»!

– Его и не травили, и травили. Точнее – он сам себя травил, образно говоря. Он же тоже занимался темой «Тараканы». Давно, ещё с девяностых. Короче, скажем так: ему внедряли образ. Потом образ меняли. Так и травили – образами. Кто, как и зачем – отдельная тема. Тема не новая, и почему пиндосаксы назвали её «новичком» – нет однозначного ответа. Вполне вероятно, огрехи непрофессионального перевода, а полоумную сенсацию никак уже не остановить.

Вот оно! С девяностых! Значит… Уже тогда всем процессом управляли тараканы? Только какие?! В смысле – чьи?
Так… А я у них как – занимаюсь этой темой или просто при делах? – от последней мысли Тараканову стало весьма некомфортно. – У меня тоже в голове образы как-то уж больно неожиданно меняются…

– Мужики, вы помните Скрипаля? – Боширов неожиданно обратился ко всем присутствующим.

Они упорно и талантливо уходят от темы тараканов, – понял Тараканов. Не отрицают, что она есть, но потом или мути нагоняют, или меняют «массовку».

– Да нормальный Серёга был мужик, пока ему мозги не вывернула история с Бакатиным – сказал мужчина, представившийся как Денис.
Этот Денис имел совершенно интеллигентный вид, не вписывающийся в обстановку заведения. Но первое впечатление было обманчиво. Или образ был не ясен? Денис был Сергеевым, а потом оказался Сергеем, сыном Федота. Был одет тоже обманчиво: в стильный пиджак и в треники с лампасами. Не сочеталось.

Скорее всего, и Федот – не тот, – цитатно-поговорочно подумал Тараканов.

– Он долго возмущался и не мог успокоиться. – продолжал не вписывающийся и не сочетавшийся Денис-Сергей. – А потом стал бухать, играть, заигрался и доигрался. Когда ему впаяли 13 лет строгого режима, он, конечно, прослезился. Бакатин-то жил себе припеваючи! Вот что значит – играть по-крупному.
Потом Серёгу вкупе с прочими продавшимися Сутягиным, Запорожским и Василенко обменяли на великолепную десятку наших шпиёнов, которых сдал СВРовский Потеев. Среди них была Анька Чапман, резко прославившаяся и резко потом выпавшая из медийного пространства.
Британский журнальщик Урбан написал в книжонке, что говорил со Скрипалём. Что же он про него вынюхал? Скрипаль оказался не классическим, непонятным перебежчиком, не выступал с разоблачениями, не клеймил «кровавый режим», а смотрел первый канал, поддерживал Путина и присоединение Крыма, называл украинцев «тупыми овцами» и не подтверждал, что его отравили. Урбан даже обозвал Серёгу «бессовестным русским националистом».
А Сашка с Русланом мотались в Солсбери, чтобы Серёгу забрать в Россию. Но опоздали. Пиндосаксы как-то про это узнали… Увы, наш мир не без кротов…

– Они провалили задание! – завопил один мужичонка без особых примет, но не снимающий кепочку. – Они должны были вытащить Серёгу, а они просрали! Как всегда – бухали и жопились! Хороши, хитрожопомудрые! Серёга им не нужен был, он сам – мудак, это понятно, но дочку-то его жалко… Её под эту операцию туда заслали – и тоже просрали! Она не просто свидетель, она – участник операции, и многое могла рассказать!

Тараканов думал, что Петров и Боширов сейчас с ним сцепятся. На худой конец, перед ним выдвинут серьёзные оправдания, покажут, что это всего лишь образ провала, а на самом деле – блестящий успех. Но они улыбались и смотрели на мужика в кепочке с нескрываемым восторгом!

– А это кто? – спросил Тараканов. – Похож на кого-то…

– Неужели не узнал? Это же Кондратий! А похож он всегда на того, на кого надо, – с тою же подобострастной улыбочкой сказал Боширов.

Тараканов ждал, что кто-то хоть что-то пояснит насчёт Кондратия, но не дождался. Теперь уже не задумываясь он про себя потянул мантру «я ничему не удивляюсь… если чего не знаю, это не моя проблема… если и моя, то пусть все думают, что не моя…».

А чтобы размазать всё же случившуюся неловкую паузу, спросил:
– Слушай, Петров, для чего держать пред собою «Беломор»?

– Это мой канал-ограничитель безканальной деятельности, – привычным образом ушёл от ответа Петров.

– Он когда-то сильно курил, и только ленинградский «Беломор». Особенно в девяностые, – тут Боширов охотно пояснил и добавил фанатский слоган: «Беломорканал… канает и будет канать»!

Только это прозвучало, как Тараканов проникся. Сколько народу были подписаны, как сейчас говорят, на ленинградский «Беломор»! Он сам в том числе. Кто знает, тот понимает! До конца семидесятых у папирос был неповторимый вкус. Вкус потом подпортился, когда во все советские табачные изделия стали добавлять кубинский табак с товарной эмблемкой в виде трёх листиков, появившихся на пачке. Их в народе называли «три пера» и поначалу плевались, как в образном, так и в прямом смысле. Но потом привыкли… В девяностые было особенно тяжело, потому что «Беломор» стал ростовским «Бдядомором». Ну и ещё потому, что образов не было, пропали. Остались безобразия. И безобразия совпали в одном образе – «девяностые» …

– Образы безразмерны! Всё постигается через образы... И не только постигается – делается. Реже – само собой ОБРАЗуется, – неожиданно для себя самого выдал он вслух.

Петров и Боширов внимательно на него посмотрели с нескрываемым вопросом: может, этому больше не наливать? Тараканов и сам про это подумал. Возможно, в трёх головах одновременно появился образ Сатурна-инопланетянина, которому довелось бухать с земными мужиками.

Но этот образ вытеснил то ли явный, то ли образный лик в кепочке. Теперь и не разберёшь, то ли перед тобой «кто», то ли «что» – помыслил Тараканов, и следующей мыслью уже вторично в этот день выстрелило: это тоже есть абсурд!
Однако, Кондратий был неподражаемо эмоционален и памфлетен. И ощущение абсурда отступило вместе с подступившей головной болью. Не всегда с абсурдом приходит головная боль, что значит – не всегда головная боль связана с абсурдом.

– Вот разве ТАК выполняли операции те, кого я натаскивал?! – зажигал Кондратий. Мои адепты и адептки всё делали блестяще, – так блестяще, что от блеска меркли все логические подоплёки и следственные логики!

– Это у нас-то? – протяжно произнёс Тараканов, представляя, что его скептичность была неотразимой.
Кондратий посмотрел на него таким блеснувшим ледяным взглядом, что Тараканов обмо… Нет, не подумайте чего… Обморозился – это про такой мороз по коже.

Но увидев, что вякнувший сию бестактность не из их парадняка, он подобрел и подковырнул:
– У вас-то – однозначно были бы перья во рту, а беломорина – в жопе!

Так… Я спокоен, абсолютно спокоен! Ничему не удивляюсь! – аутогенно твердил себе Тараканов. А Кондратий уже был на трибуне и вещал в ностальгическом ударе…

– Уважаемый допущенный неопущенным сомневается? Извольте – вот! Так себе, последние фактики навскидку!
Уильямс из Ми-6. Его тело было обнаружено в спортивной сумке в собственной ванне. Голое и разлагающееся. Какой бывает запах, лучше не говорить, кто когда-то нюхал – пред ним извиняюсь, непременно станет дурно… Следствие пришло к выводу, что он стал жертвой собственного экстравагантного сексуального эксперимента на почве фетишизма и клаустрофилии. То бишь сам залез в сумку, чтобы получить сексуальное наслаждение, но не смог выбраться. Он оказался явным извращенцем, хранил в квартире коллекцию женской одежды от известных дизайнеров, парики и косметику, смотрел видео с трансвеститами. Проверяли, мог ли Уильямс забраться в сумку самостоятельно. Ни у кого ничего не получилось, пока не появился некий армейский сержант родом из Австралии и показал, как это можно легко сделать. Дело было в правильной технике.
По настоянию руководства Ми-6 было повторное расследование. Этот Уильямс работал по теме коррупции в России, собирал компромат, отслеживал маршруты отмывания денег. А был скомпрометирован фактом своей смерти! Понятно, что надо отмыться от такого пятна и заявить о подозрениях в изощрённом убийстве. Какие же это были подозрения?
Лето было тёплое, а в квартире на всю мощь было включено отопление. Для чего? Чтобы ускорить разложение. За 10 дней труп до такой степени разложился, что уже невозможно было определить, отчего наступила смерть.
Спортивная сумка с телом стояла в ванне, однако ни на бортике ванны, ни на сумке не нашли отпечатков пальцев или следов ДНК. Ключ лежал в сумке под разлагающимися останками. Некто стёр отпечатки пальцев и следы ДНК, и оставил подложные доказательства? Но подложные доказательства есть, а вот следов нету…

А Панчер? Это был эксперт по радиации, делавший заключение по отравлению Литвиненко в Лондоне. Был найден мёртвым. Следствие пришло к выводу, что он сам себе нанёс колотые и резаные ранения двумя разными ножами, и это стало причиной смерти.

За два дня до отравления Литвиненко при странных обстоятельствах в Лондоне скончался российский дипломат Пономарев. Он расследовал коррупционную деятельность российских спецслужб. Криминала в обстоятельствах смерти не обнаружили.

Бадри Патаркацишвили, партнёр БАБа****** скоропостижно умер от сердечного приступа в 2008 году, а годом раньше умер от сердечного приступа их общий знакомый из ЮКОСа Голубев. От внезапного сердечного приступа и тоже в цветущем возрасте 46 лет скончался Стивен Мосс, помогавший российским олигархам переводить деньги в Великобританию. В этой сфере кто много знает, тот не состарится. Благодаря знающим в другой сфере…

Но и слишком многое знающие в другой сфере – не помеха для справедливого возмездия! Начальствующий СВРовец Третьяков, сдавший в 2000 году чуть ли не всех работавших в США разведчиков, скончался в 2010 году в своём дома во Флориде в возрасте 53 лет, по официальной версии – подавился мясом во время еды.

Уже упомянутый Потеев, подхвативший палочку предательской эстафеты, смылся в США и сдал десятку нелегалов, за что ему заочно прописали 25 годков строгого режима и лишили всего. Летом 2016 года, будучи вполне здоров в свои 64 года, он скончался при неясных обстоятельствах.

Последовала пауза. Потом все поняли, что Кондратий закончил. И одобрительно зазвякали стопочки, и бравурно возвысились несколько голосов. У Петрова из руки выпал бутерброд и упал на пол. Тараканов опустил глаза: на полу не было тараканов.
Их и не должно быть на этом полу – это он уже понял, но ещё не уяснил. Ещё он понял, что образ может быть велик или смешон в своей образности…
Но зачем, для кого Кондратий это повествовал? Выходит, что только для меня! Тогда Тараканов встал и, склонив голову в знаке признательности, захлопал. Он подумал, что Кондратий снимет кепку, но так он подумал зря.

– Вы тут прекратите эти белогвардейские офицерские штучки! – загремел его голос.

Тараканов ринулся в сторону кепки с намерением её снять, но рухнул на пол. Он даже не заметил мастерской подсечки и решил, что сам за что-то зацепился. 

– Наш гость в ударе и перипетиях перепития… – услышал он голос Боширова.
– Он – наш по духу, не суди его строго, брат Кондрат! – вступился за него и Петров.

Кондрат встал и объявил: – У меня срочные дела, господа-товарищи!
И стал покидать заведение не через дверь, а лавируя между столиками и постепенно растворяясь. Вот это образ!

– Брат Кондрат, приходи ещё! – послышались отдельные голоса.
Боширов буркнул вниз – в сторону:
– Упаси нас от него… Господь… Буди милостив к нам грешным…

Поднимаясь, Тараканов увидел на стене ещё одну надпись. Надпись была чуть выше плинтуса. Сделать её можно было только лёжа. Было нацарапано: «Русский стандарт развивает нестандартное мышление».

Он вспомнил, как наяву, вывеску с места первой потравки тараканов: «Ресторан Гриль-Бар Русская перспектива». Может она воспрянет через русский стандарт, который разовьёт нестандартное мышление?
Всё происходящее, все эти надписи связывалось в образы, и становились прямо сакральными. Надо бы раскрыть их смысл… А зачем? Чтобы, раскрыв один смысл одного образа тут же увидеть, как он входит в другой образ с другим смыслом?
Чтобы убедиться, что там, дальше всех этих перипетий с завалами – пустота? И потом надеяться только на то, что в этой борьбе с единством противоположностей поманит тебя местечко, где есть полнота?
Всё, что ты есть – это всё, что тебе нужно. Не более того! Потеря сознания – высшая реальность. Лучшее из всего, что ты можешь сделать для своей жизни, – это иметь про запас собственный глоток смеха.

Думая, что он смеётся, Тараканов стал ощущать, что уходит в какую-то пустоту, но эта пустота – совсем не пустота, он в ней не растворяется, в ней что-то содержится… Это содержимое тоже какое-то пустое, но из пустоты что-то такое исходит, что очень даже всем таким неопределённым, и величавым таким наполненное… И каким-то смыслом, и радостью, и каким-то счастьем… Так что же это?

Догадка почему-то ошарашила, хотя была очевидна: это содержимое пустоты и есть жизнь!
Но тогда… Тогда самая важная часть нашей жизни не наша. А наша часть – не самая сложная, вот только самая вредная: это область, где искажаются пространство и присутствует время. А времени нет, есть только образ времени, который мерцает всякими причинно-следственными связями, а восприятие не догоняет и воспроизводит глюки, миражи, фобии. И всё искажается, всё – ложь. А правда где-то там, где видится пустота…

Что это? Момент истины? Тараканов не знал. Но услышал:
– Нет истины на этой земле. Есть переход. Каждый момент – это момент или исхода, или входа, в целом и общем – перехода. Или конца. Но конец потому и конец, что он без перехода.

Что, я прохожу портал? Я этого удостоился или… или меня сливают? Где теперь я окажусь? Да хоть где, лишь бы выйти из обители абсурда…

Господа и товарищи редкие читатели! Редкие, потому что действительно – редкие, а не только потому, что немногочисленные. Обращаю внимание: все – ОБРАЗЫ, и образы – ВЫМЫШЛЕННЫЕ!

*          календарная выслуга лет у военнослужащих
**        ГНЦ ВБ «Вектор») – крупнейший в РФ научный вирусологический и биотехнологический центр
***      понятно?
****    этого руководителя ещё прозвали ЕБН
*****  понятно?
******Березовский Б.А.