Термос

Со всех сторон звучит - кризис! Всемирный экономический кризис! Что делать? Куда бежать? По-моему, сегодня модно говорить о кризисе. Если не о чем поговорить со старым знакомым или попутчиком, нужно говорить о кризисе. Даже если мы не понимаем - что к чему? Это тревожит, это волнует.

В России так не бывает - давно уже едем, а не потряхивает. Неужто дорогу сделали? Не может быть, чтобы гладко всё, - поедем хорошо, стабильно, с ускорением, как англичане, на рессорах! Не может быть… И правда, кризис - затрясло… кочки появились, привычная дорога пошла. И главное при этом - чувства. Как-то скучно, неинтересно, когда всё стабильно. Веселее, когда загадка какая-то есть. А вдруг за поворотом - переворот! Вдруг - яма, и от удара в ушах зазвенит! Вдруг на холм заедем, с которого всё видать… даже то, чего никогда видно не было. Всё в груди веселее от этого, хоть что-то, а предвкушается. Не хочется думать, что всё рассчитано, всё подведено, ничего не будет. Должно же в жизни что-то случаться, происходить, чтобы жизнь на жизнь была похожа, а не на скучную книгу с пожелтевшими страницами и запахом прелости.

Эти чувства и образы навеялись, в том числе, историей о термосе и людях, когда жизнь представляла собой один затянувшийся кризис.

Это был простой китайский термос, литровый, с потёртым от старости рисунком. Возраст термоса определить было невозможно. Происхождение же было таково. Мой дорогой дядя Хасан, будучи молодым перспективным художником, должен был, для расширения творческого кругозора, попутешествовать по дружественной нам загранице, как и все в те времена, прочно стоявшего соцлагеря. Откуда в родной город Владикавказ и попал наш термос, вместе с кучей значков, книг и прочих сувениров.

Термос стал другом семьи. Он выполнял какую-то важную функцию, что был просто незаменим. Дядя брал его на этюды во все места, где этюды писались, в основном в горы. И когда приходила усталость, рябило в глазах, или нужный цвет не ложился на холст, под рукой оказывался термос. А из термоса появлялся ещё паривший, горячий, бодрящий чай. Всегда кстати, всегда вовремя, - возвращавший вдохновение или убивавший его совсем. Твёрдо давая понять, что сегодня не пойдёт больше, не пропишется, надо сложить кисти. Может, место не то? Не то ущелье? Почему именно этот вид? Почему эти скалы? Мысли, мысли, мысли… Сомнения во всем: в тонах, красках, цветах. Запах масленых красок перемешивается с ароматом альпийских цветов. Горы, вздрогнув, далеко просыпаются песчинками камнепада. Хаос мыслей в голове, карусель, творческий коллапс. Чувство хочет найти выход наружу так, как оно преломляется в глазах, но руки не всегда послушный проводник. Руки заставляют ошибаться, переписывать, сомневаться… Хочется всё бросить, порвать. Эмоции, безысходность, торможение.

Потом опять возвращается чувство. А если вот так?! А так попробовать?! И снова вдохновение! Писать, писать, писать.
И только чай из термоса возвращает на землю. Допил чай, приятно выдохнул - ах! Встряхнул головой, пришло чувство времени - надо возвращаться домой. Горы из ярких, приветливых, становятся угрожающими. Остается собрать этюдник, не оставить следов пребывания, и главное - не забыть термос, не разбить его по дороге, потому что будет ещё завтра… А как без термоса? Без термоса никуда, без термоса ни гор, ни этюдов, ничего не будет.

Было у термоса ещё одно предназначение, функция та же, но предназначение было другое. И в свете этого второго предназначения и раскрывается смысл нашей истории.

Этюды были не всегда, и термос брался на сад-огород. Сад-огород находился на окраине города, в нескольких километрах от дома. Представлял он собой соток шесть земли в общем ряду таких же садов, отгороженных заборчиками с малиной по хозяевам. Участок был засажен яблонями – несколько деревьев разных сортов, грушей, чёрной сливой, черешней, было даже персиковое деревце. Это, собственно, та часть, которая называлась садом, остальная земля использовалась как огород. Между плодовыми деревьями сажалась картошка, кукуруза, свекла, тыква, цветы… Рос крыжовник, пара кустов. Было много чёрной смородины, поменьше - белой и красной. За сараем рос грецкий орех, плодами пока не баловал, но надежды подавал большие. Из деликатесов была малина и небольшая грядка клубники. Короче говоря, было всё, что бывает на шести сотках сада-огорода, что можно посадить, максимально используя землю, поливая и удобряя с любовью.       

На краю участка находился сарай с двухскатной жестяной крышей, побуревшей под натиском ржавчины. Сарай был сколочен из темных пересохших досок, с большими щелями и огромными паутинами. В нём держали хозяйственный инвентарь: лопаты, тяпки, грабли, вилы, пилы, ножи, корзины и тому подобное. Под потолком висела коса. В отдельном месте - старый дедовский кинжал (наличие кинжала придавала сараю особую таинственность). Так же сарай мог спасать от дождя - какая никакая, а крыша над головой.

Вообще, не было в этом саде-огороде чего-то особенного или выдающегося - отдушина для людей, живущих в городе. Возможность покопаться в земле, что-то посадить, что-то вырастить своими руками.

Таким любителем земли была моя бабушка. Она очень любила сад-огород, скучала без него. Эта любовь обычно не понимается детьми, точнее сказать, внуками. Зачем каждый день, если нет дождя и погода хоть немного позволяет, ехать на сад-огород? Подгадать сборы под автобус, который редко ходит в сторону садов и обратно. Причём график, по которому автобус должен ходить, и реальное время посадки не совпадали. И надо было обладать хорошей интуицией и иметь удачу именно в этот день, чтобы попасть на автобус и доехать прямо до сада-огорода. В противном случае предстояла дорога через кладбище и всё под горку, что по большей части и получалось.

Но бабушку эти неудобства не смущали. Любовь к земле пересиливала, и надо было ехать.

Перед этим бабушка собирала провизию, которой можно подкрепиться во время передышки между огородным творчеством. И главной составляющей этого собирания на сад-огород была заправка и упаковка термоса. Термос ставился в сумку с причитаниями бабули.

- Лишь бы термос не разбить. Хасан будет ругаться.    

Почему-то эти причитания по поводу термоса были постоянными. Бабушка требовала бережного отношения и максимального внимания в обращении с термосом и, причитая, давала установку не столько внукам, сколько себе самой.

По дороге сумку или сетку, она везла сама, во всяком случае, расставалась с ней и передавала мне (её второму внуку) только по причине усталости. Я был рад помочь бабушке и откликался на просьбу Машо (бабушку звали Мария, а уменьшительно-ласкательно, с должным почтением – Машо) и активно перехватывал из её рук эту ношу. На что бабушка Машо сразу реагировала.

- Осторожно, термос не разбей.

Давая понять, что доверила мне нести сумку лишь по крайней необходимости.   

Короче говоря, мы добирались до сада-огорода и приступали к общению с землёй и наслаждению природой. Моей первоначальной задачей было собирать колорадских жуков с кустов картошки в бутылку из-под шампанского, которая хранилась в сарае или за сараем. Я находил бутылку, смотрел, как в ней шевелятся жуки. Когда же она наполнится?! - думал я. Подходил к бабушке и спрашивал.
 
- Бабушка, а когда бутылка наполнится, что мы будем делать?
- Ничего, выбросим, – отвечала Машо, не отвлекаясь от работы. – Найдём новую бутылку, – добавляла мне в след.

И я шёл собирать жуков. Ох… как мне это не нравилось. Жуков было много, личинок ещё больше, их трогать противнее, чем самих жуков, руки от них неприятно пахнут, фу!.. Поэтому заранее расстраивался, когда мы сажали картошку, понимая - опять жуков собирать.

Почему мы не обрабатывали химикатами, не знаю. Тогда я не понимал, что без химикатов экологически чистая получалась картошка, вкусная. Жуки это тоже любили,
и сколько их не собирай, меньше их не становилось.

И вот однажды бутылка почти наполнилась. Я, довольный, подбежал к бабушке.
- Бабушка Машо, бутылка полная! Вот, сколько жуков набралось! – показал ей бутылку. - Что с ними делать?

- Положи бутылку в костёр, – ответила Машо, не разделяя моей радости.

Для неё в этом не было ничего удивительного.

Я подбежал к костру, побегал вокруг огня, подыскивая место – куда бы положить бутылку. Подсунул её под какую-то дровину и начал смотреть - что же будет? Долго ждать терпения не хватило, я достал бутылку из огня. Она дымилась и была покрыта пеплом.

Каково же было моё удивление, когда я рассмотрел бутылку и понял, что жуки как копошились в своей гуще, так и копошатся дальше. Огонь их не берёт! Да! - я побежал к бабушке.

- Машо, Машо!
- Что?
- С жуками ничего не стало! – объявил я удивительный результат. – Огонь их не берёт!
- Возьми лопату и закопай бутылку в землю, – посоветовала Машо.

После долгих размышлений, что ещё можно придумать с этими жуками, я поступил, как сказала бабушка.

И понял из этого одно: на бутылку, полную колорадских жуков - бабушка смотрела как на бутылку, а я как на жуков. Бабушке было важно сделать полезную роботу, без всяких отвлечений и сожалений. Просто вырастить хороший урожай картошки. Меня же, как ребёнка, как юного натуралиста, интересовали колорадские жуки. Почему они такие живучие? Такие интересные! Такие противные! Живут в закупоренной бутылке больше месяца и не дохнут! В костре не дохнут! Очень живучие, и много вреда от них картошке.

Но это не одни вредители в саду-огороде, были ещё хомяки. Хотя хомяки совсем другое дело. Хомяки - это то, из-за чего было интересно идти на сад-огород. А так этот огород полная скука, надоел он так, что я видеть его не мог. И только желание поймать хомяка стимулировало меня в походе на сад-огород. Просыпался инстинкт охотника, доходивший до азарта. Надо ловушки и капканы проверить, не попался ли хомяк?

Правда, меня терзало противоречивое чувство. С одной стороны, хочется увидеть хомяка, интересно же - попался или нет? С другой, если попался, хомяка надо убить, ведь для этой цели капкан и ставится. А убивать жалко. Не мог я убивать хомяков, ни топить, ни палкой. Посмотреть, поиграть любопытно, очень любопытно, а убивать жалко.

Помню, пришли мы утром с бабушкой в сад-огород, а в одном капкане хомяк сидит, попался за заднюю лапку. Бабушка даёт мне большую палку и, показывая, как надо бить, говорит:

- Убей хомяка.

Сказала и пошла в земле капаться.

Я побил хомяка несильно. Хомяк крупный, сидит на задних лапах и ругается - кряхтит или рычит, не пойму, дрожит, трясётся весь. Не смог я больше бить его.

Пришла бабушка, забрала палку.

- Ну… мужчина называется, не может хомяка убить. Что, мне, старой, всё самой надо делать?
- Он не умирает… жалко мне его, – отвечаю я.
- А морковку, редиску, свеклу тебе не жалко? Всё хомяк погрыз. Не даст подняться, повредит всему, – объяснила она. – Если их много разведётся, можно ничего не сажать. Всё пропадёт, понимаешь?

Но я не понимал. Не понимал – зачем свекла, морковь, редиска? Зачем этот сад-огород нужен, с луком, чесноком, тыквой, со всем, что на нём есть?
А хомяка жалко, хоть он и вредит. Он же живой, он же красивый. Он тебе в глаза смотрит, и как бы просит: «Отпусти, оставь меня в покое. Отпусти, у меня хомячата в норе, они маму ждут». А ты его за морковь, за редис, за свеклу!..
Не понимал я тогда этого выбора, что жизнь такая… Солнце светит, яркий день, зелень вокруг, благодать! А тут либо ты, либо хомяк, и никак иначе.               

И вот однажды, в один солнечный день, когда погода располагает жить и радоваться жизни, произошёл неприятный случай, которого так боялась бабушка и не хотел дядя Хасан. Случай, который максимально отдаляли и откладывали, не хотели думать об этом. Всё-таки случился, всё-таки произошел. Термос разбился… да, разбился! Упал с невысокой скамейки и разбился. Упал не на асфальт, не на бетон… упал на траву, и разбился. А получилось это так.

В обеденное время бабушка Машо разложила на скамейке возле сарая скатёрку с обе-дом: пироги, бутерброды, сыр, зелень. И тут же явился и термос, готовый угостить тружеников земли горячим чаем.

Бабушка позвала меня и дядю Хасана к столу. Я подошёл первым, потому что тут же, возле бабушки, и крутился. Дядя усердно трудился на краю сада и не шёл.
Я присел на скамейку напротив бабули. Она попросила меня что-то подать, и неловким движением, передвигая предметы на обеденном столе, то есть на скамье, я смахнул термос. Он упал плашмя, боком на землю. Ужас!..

Бабушка посмотрела на термос, потом на меня, потом снова на термос и в сторону, где находился дядя Хасан. Я сидел молча с чувством обиды и сожаления. Бабушка Машо протянула руки, чтобы поднять термос. В её взгляде была надежда: «Вдруг не разбился?»

Может быть, не разбился? - промелькнуло в моей голове. - Не высоко же, на землю же, на траву упал. Но когда бабушка подняла термос, это сопроводилось звуком битого стекла. Она потрясла его для уверенности, и звук подтвердился. - Да, разбился. Вот дела… разбился. Бабушка Машо застыла с пострадавшим термосом в руках.

Я не знал, что делать, что сказать. Чувство какой-то неловкости испытал я в эти минуты. Почему именно я? Почему я разбил этот термос?

В этот момент подошёл дядя Хасан. По немой сцене он сразу понял - что-то не то, что-то произошло… Неужто термос? - посмотрел он на бабушку.

- Что случилось? – взял он из рук онемевшей бабушки термос, потряс его и посмотрел на меня.
- Дядя Хасан, я разбил термос… - сказал я и встал со скамьи. – Я хотел подать… 

Вдруг дядя отвесил мне пощёчину, прервав моё объяснение. Звон в голове, мысли встряхнулись… Я потер раскрасневшуюся щеку. Когда начало проходить первое впечатление от произошедшего, в голову полезли обидные вопросы.

Начал я припоминать и не мог припомнить случая, чтобы дядя Хасан поднимал на меня руку. Не было такого, хотя были поводы и посерьёзней, - во всяком случае, я так подумал.

Были моменты, когда думаешь, точно влетит за это, но всё ограничивалось устным внушением, сарказмом, в крайнем случае. Рукоприкладство не допускалось, никаких пощёчин не было. Почему за термос?.. И выглядело так, как будто решение принято давно. Или это спонтанно - реакция на ситуацию? Неожиданно…

И бабушка не попыталась за меня заступиться, как это обычно бывало. Была как в оцепенении, как будто произошедшее привело её в шок. Как будто произошло что-то ужасное, к чему не хочешь быть причастным, чего сам не приемлешь.

Почему так? – думал я. – Почему повезло мне? Что представлял собой простой литровый китайский термос? Что?

А представлял он многое, многое символизировал и многое в себе заключал. Заключал в себе термос все комплексы и страхи этих людей в то время. Так много от него практической пользы, и так трудно было его достать в нашей стране. Где его возьмёшь, где достанешь? А он так нужен, так незаменим. Доставшийся по случаю, во многих случаях выручавший.

И получается так, что кризис в нашей стране не проходил, он был всё время. Термос – материальный объект, вещь, ценилась выше, чем психика ребёнка. Чего и сейчас предостаточно, что и сейчас повсюду. И пока мышление и поступки людей не изменятся, кризис не отступит, кризис будет сидеть в нас.