Просвещенные скифы, эссе

КОЛЫМСКИЙ  ВОР  ВАРЛЕЙ 
северная новелла
В тот год геофизики Верхне-Индигирской экспедиции работали в Заполярье на речке Пантелеихе. Геофизический отряд  базой расположился на берегу протоки. За протокой, на острове, жил старик со старухой.  У меня  была карело-финская - рыжая лайка Бим, с бурыми подпалинами, ушки топориком короткие, хвост закручен в тугую баранку. А у этого старика, который жил от нашей геологической базы за протокой, были семь ездовых собак, размером с годовалых медвежат. Колымские ездовые лайки. Вокруг дома из черных бревен(построен из плавника), открытое пространство. Будки собак одна от другой на расстоянии, цепь собаки заканчивалась от ошейника кованым кольцом и одевалась кольцом на кол. Старик жил со старухой. Когда я приходил, собаки на цепи рвались расправиться с моей лайкой. Я сам  ковал в кузне из клапанов С-80 якутские ножи. Деду понравился мой нож, Просит: «Подари". Я принёс с собой  солдатскую алюминиевую фляжку водки, что для Черского, редкость.  Сухой закон в Заполярье во время навигации и спирт нигде не купить. Старик был вор в молодости. Много рассказывал, как вырезали "суки" лагеря с "ворами", и как воры резали в лагерях "сук". Я не помышлял о писательстве тогда, но тайны прошлого Северо-Востока завораживали. Вышел в печати роман Олега Куваева "Территория", и роман о тех местах, где мы работали на Чукотке, о Певеке, который казался рядом. Тогда никто еще из рядовых читателей севера не слышал о Варламе Шаламове, о его "Колымских рассказах". Не было слуху и о некоем Солженицине. Но был человек - реальный "вор в законе", который провел всю жизнь в лагерях. В 78 ему было 78 лет. Но сухой, крепкий, взгляд ножевого удара из глубоких узко поставленных глаз. Сидели  за столом у низкого окна,  холодная оленина,  в жестяном черном противне жареная рыба чир  на подсолнечном масле,  хлеб старуха  пекла в духовке,  печь в доме кирпичная, тепло в доме, мирно говорили о жизни, выпивали  и закусывали. Дед захмелел. Бим всегда лежал рядом, у моих ног в унтах. И дед начал меня проверять на гнилость. Бима пнул ногой. Пьяный стал, решил я и собрался уходить. Было мне двадцать пять лет, выпитые двести пятьдесят под соленого чира с вареной олениной только бодрили. Человек прочен до тех пор, пока прочен в самом себе без скидок и поблажек, без дрожи в коленках. Север учит человека последовательно и неумолимо. Слабому человеку места там нет. Ни в первый северный год, ни через двадцать лет прожитых там: Север – величина постоянная.  Да, мы были на тех тракторных санях и наше лицо обжигал морозный февральский ветер. Варлея  я понял и брякнул: хочешь проверить меня? Давай, я заведу твоих ездовых собак в избу. Он аж подпрыгнул: лагерная потеха ему в радость. На Колыме я с 1972 года, жил на Магадане в Хасыне, работал с зэками, охотился на медведей. "Заведи", - согласился он. Одно у меня условие: после этого собак ты не тронешь! Дед из воров согласился. Я взял за ошейник Бима, вывел его за дом и шепнул на ухо: «домой". Бим ушел через протоку на нашу геологическую базу. Я пошел к крайней огромной будке вожака ездовой упряжки. Огромный кобель, шерсть белая, скаталась, апрель пригревает. Скалит медвежью пасть, исходя от злобы слюной. Иду на кобеля, он пока я был недосягаем, пару раз рванулся с цепи на меня. Северные ездовые лайки умные. Для северных собак человек всегда "сильный вожак". Кобель залез в будку и прижался в угол. Я опустился на колено, заглянул в будку, увидел глаза собаки, они были осмысленными и даже не злыми, за цепь вытянул вожака ездовых собак, снял кольцо с кола, повел вожака к соседней будке. Все собаки покорно дали себя снять с цепных колов, и я повел эту ватагу из огромных семи собак в дом. Дед не выходил из дома, пока я был на улице. Дед просто не поверил, что такое может в жизни случится. Собаки легли виновато полукругом у его ног. Я сказал: "Завтра, трезвого, они меня разорвут в клочья, за свою покорность и унижение". Но они умные, как и их хозяин, сегодня собаки никого не тронут. Старый вор был очень умен, недаром половина северной стены дома занимала полка с книгами. Он дал слово, что собак прощает. Я вывел собак, старик вышел следом. В той же последовательности, как и снимал с колов цепные кольца, я развел ездовых собак по своим жилищам в будках. А история окончилась скверно. Ближе к маю, как-то выпивали с дедом - вором и он приревновал меня к своей старухе, кинулся на меня с ножем, который я ему подарил. Молодость моя,  в рабочей общаге геологов, справедливость моя частенько решалась мордобоем. Увернулся я и от ножа вора старого, вывернул нож, отобрал, на столе лежали ножны из камуса, сшитые моими руками. Забрал нож, а вору сказал в близкие глаза: больше - ворам не верю, и ножей не дарю. С того дня я ни разу больше не был в долгом колымском бараке на острове за протокой Пантелеихой, где жил старый колымский вор дед Варлей.
1 января 2022 г.
г. Канск