Возвращение в Крушевац. Книга первая. Гл 1-4

 
 Глава 1. Первый опыт.

           Прозвенел подвесной колокольчик, а следом хлопнула входная дверь. Я перевел взгляд – к столу уверенно приближалось юное создание со свертком в руках.
         - Папенька просил починить до завтра! - выдало оно, бухнув сверток на стол, и тотчас удалилось в обратном направлении.   

          Бюро по ремонту всего, в котором я служил несколько дней, располагалось в самом конце Короткого переулка. Небольшая затемненная комната и длинный старый стол – это было все убранство, каким, видимо, располагал хозяин заведения.  Объявление о найме на работу висело в начале переулка и мне, пребывающему последние дни в затруднительном положении, ничего не оставалось как искать в конце ряда непримечательных строений небольшое деревянное здание без окон и единственной дверью, открывающейся внутрь. За столом, на стене, с трудом читалась престранная вывеска: «Садись и трудись! Деньги в ящике. Меня не жди!». Первые слова я принял как должное и несколько дней «трудился», просиживая в ожидании посетителей.  Денег тоже не было, а все ящики стола оказались пустыми.  В который уже раз, заслышав шум под дверью, настороженно вслушивался, ожидая визита своего первого клиента или управляющего. Все мои сбережения, накопленные на прежней службе, понемногу заканчивались. Через день станет нечем платить за ночлежку и кувшин молока с сыром.

       Сверток оказался небольшим, но неожиданно тяжелым, в плотной маслянистой бумаге и стянутый дратвенной нитью, знакомой мне по работе у сапожника. Такую не то, что разорвать, но и порезать трудно, да было бы чем! Узлы были туго затянуты и не поддавались, как ни тянул. Большой ящик стола был справа и внизу. Может быть отложить сверток в него, и выйти во двор поискать что - то режущее? Потянул за ручку ящика: на дне проявился небольшой кожаный футлярчик, как же я его раньше не приметил? Крышка легко поддалась, и внутри оказалась блестящая бритва, с резной ручкой из белой кости.

         Последние зимние дни, проведенные мною в угнетенном ожидании, настроили на безнадежность и никчемность своего выбора места для работы. Завтра, в субботу, собрался навсегда покинуть это сомнительное заведение, и продолжить свой путь в других краях. Посему первый заказ - сверток, да еще эта невесть откуда взявшаяся бритва, подействовали на меня как ушат ледяной воды в банный день.  Какое –то время сидел, выпучив на них глаза, не понимая, что делать дальше и стоит ли, ведь не был обучен подобному ремеслу. Кроме сапожных дел, да «подать – принести», за свой короткий срок в пятнадцать годков на этом свете меня так ничему и не научили.

         Бритва оказалась тяжелой и холодной. Повертел ее в руках, не осмеливаясь сделать надрез. Но при первом же прикосновении острым лезвием, тугая нить сразу распалась, и я без труда развернул бумагу по столу.  Внутри оказалась небольшая коробка из незнакомого материала, с двумя кнопками сверху и отверстием между ними. В отверстие можно было легко просунуть указательный палец, а кнопки только пощелкивали при прикосновении. «Папенька просил починить…» - вспомнилось мне услышанное часом ранее, сам бы и чинил, хоть бы знать – что это может быть?  Ничего примечательного, как ни старался, на коробке больше не обнаружил. Разве что несколько грубых царапин, да потертости по углам. Стучать по ней бритвой не осмелился, а так хотелось и постучать, и порезать.

         День подходил к концу и пора было возвращаться в ночлежку, но внезапно возникшая мысль провести ночь в углу у стола, а завтра с утра пораньше добрести к булочнику за порцией молока, ввела меня в замешательство – а что бы я делал с коробкой? Не тащить же ее с собою в темноте за три квартала?  И оставлять здесь одну не хотелось. Положив ее в ящик стола, вооружившись бритвой, выглянул наружу. Метрах в двадцати в окне догорала свеча, дальше вдоль по переулку была кромешная тьма, от которой жуткий холодок пробежал по лицу и начали подрагивать ноги.  Плотно прикрыв за собою дверь, наощупь вернулся за стол, стянул башмаки, сунул под голову и укрылся своей курткой.   

          Проснулся от странного шуршащего звука, как будто вблизи кто – то прохаживался. Пересилив страх, приоткрыл глаза. Снизу, из-под стола, струился светло – розовый свет и слышалось жужжание неведомого мне инструмента. Даже в этом полумраке трудно было не разглядеть ноги странного пришельца. Он стоял по ту сторону и пытался что - то делать, постукивая по столу невидимым молоточком. Не смея пошевелиться, я лежал, вслушиваясь в происходящие события, все больше внушая себе, что это только сон и ничего более. Сон, впрочем, вскоре напомнил о себе и я перестал ощущать окружающую действительность.

          Прозвенел подвесной колокольчик, а следом хлопнула входная дверь.
- Папенька прислал забрать! – знакомый детский голос попытался вернуть мое тело в привычное состояние и подняв голову над крышкой стола, с изумлением уставился на визитера.
- Но я не, не справился…, - промямлил ему в ответ.
Юное создание мило улыбнулось и бросив на стол горсть монет, поспешило обратно к выходу. Одна монетка подкатилась к самому краю стола, где все еще торчали мои глаза и сверкнула доселе невиданным серебром. Я непроизвольно подхватил ее и сунул в левый карман куртки. Не соображая, что делать дальше, дернул за верхнюю ручку ящика и смахнул в него оставшиеся монеты. «Деньги в ящике» - покосился на вывеску и с трудом приподнял свое тело от пола. В голове усиливался непонятно - пульсирующий шум от всего того, что случилось за последнее время: неудача с коробкой, серебряные монеты и еще этот ночной гость, от которого опять стало не по себе.

           Одной монеты было достаточно. Через четверть часа на краю стола я выложил замысловатую фигуру из доселе не виданных кушаний, купленных в квартале от переулка у лавочника. Почти сутки не было во рту даже крошки хлеба, а тут столько всего. Лавочник с большой неохотой все это запихивал в мою потрепанную сумку, покусывая монету и проговаривая какие - то, только ему знакомые, ругательства.
Пробираясь обратно, озирался как маленький воришка, обходя редких прохожих и прижимая к груди драгоценную ношу. Мой разум отказывался верить в происходящее, и только насытив пустой желудок, не желая того, приступил к осмыслению картины последних странных и невероятных событий.
            
            Два ящика стола оказались пустыми, в других же, кроме пыли и мусора, также ничего не оказалось. Ни коробки, ни денег.  С опаской посмотрел на еду – а что если? Открыл верхний ящик и засунул в него полбатона хлеба. Открыл – пусто! Повторил несколько раз, но хлеб пропал бесследно, и, видимо, насовсем. Это невероятное открытие увлекло меня настолько, что, не жалея оставшихся кушаний, решился проверить все ящики. Они всё забирали и забирали, кроме одного, который я оставил открытым, так и не сумев вытащить его полностью.  Собрав остатки еды, сложил в этот ящик, не собираясь задвигать его обратно. Колдовство какое – то, подумалось мне, или я продолжаю спать? Подергал себя за уши, ущипнул за кончик нос – нет, кажется, что все происходит наяву, но верить или не верить мне в происходящее, я не знал.
            
             К вечеру решил было окончательно сюда больше не возвращаться, но и ночевать опять в ночлежке было выше моей воли. Все равно спать, как и раньше, достанется опять на полу у входа. Соорудив из ящиков стола подобие стенки, залез во внутрь, прижался к стене и попробовал вспомнить те редкие строчки из молитвы, что слышал в детстве от маменьки. За чтением молитвы незаметно уснул, но сон был недолгим – один из ящиков вдруг свалился вниз и через мгновение оказался в столе. Все то же повторилось и с другими ящиками. Только один, в котором хранилась еда, остался открытым и из него разливались лучики того самого розового света, что мне привиделся накануне. Как представлялось, в это самое время я пребывал в ясном здравии ума и уже не испытывал постигшего прошлой ночью того ужаса, даже иначе! – некое неведомое доселе чувство влекло меня заглянуть в глубину ящика, что бы убедиться в реальности увиденного мгновениями ранее.

           Чем ближе подползал к столу, тем ярче разносился свет. Он то усиливался, то пропадал вовсе.  Его пульсации сопровождались негромким жужжанием, слышимым мною накануне, а сам ящик подрагивал и поскрипывал, как будто некая неведомая сила пыталась сдвинуть его с места. Тело мое все еще противилось, но неутраченные зачатки детского любопытства влекли к столу. Увиденное за краем ящика вызвало и удивление, и восхищение – внутри происходил хоровод из множества крошечных ярко – розовых шариков! Они то собирались в клубочки, то рассыпались в разные стороны, как будто играли в догонялки. Внутренняя полость ящика была заполнена розовым сиянием, идущим от этих маленьких светлячков. Невероятным было то, что от моей еды, оставленной с вечера, не осталось и следа. Медленно опустил ладошку внутрь, чтобы удостовериться в увиденном, но произошло еще нечто более удивительное – часть светлячков, окружив руку, пыталась проникнуть через мою бледную кожу. С восхищением наблюдал за тем, как маленькие шарики кружатся внутри ладошки, приятное тепло от кончиков пальцев поднималось вверх по руке, а десятки крошечных иголочек пронизывали частички моей плоти. Осознание происходящего заставило попытаться отдернуть руку, и в тот же миг сияние внезапно исчезло, а нарастающий пульсирующий шум лишил меня ощущения реальности.


Глава 2. Путешествие.

            Проснулся, а вернее сказать – очнулся, уже далеко за полдень. Тело мое пребывало в том приятном и легком состоянии, которое помнилось из далекого детства, когда был таким маленьким. Маменька иногда поднимала меня с постели и за ручку вела к столу, наговаривая ласковые слова, что бы не противился с утра пораньше, вместе с сестрами, откушать киселя с мятными булочками. В те минуты, наверное, был самым счастливым созданием на свете.
Солнечные лучи, редкие в эти дни, сквозь щель над дверью освещали скудное убранство комнаты. И среди прочего, уже знакомого мне окружения, просматривалась на столе знакомая коробка, внезапно появившаяся, и также неожиданно пропавшая в глубине ящика.  Сбоку на ней кто – то неведомый прилепил обрывок от листа бумаги, на котором я с трудом разобрал начертанное: «Теперь ты сможешь…».

        - Смогу что? - подумалось мне, пережившему эти две загадочные ночи, - может быть, что – то сделать? Только бы немножко покушать.
    Все ящики стола были на своих местах, и в каждом было полно всякой всячины, от которой разбегались глаза, не видавшие ничего подобного в жизни. Вся, и даже больше, еда была на месте. Это был лучший день в моей жизни! Я чувствовал это как никогда ранее! Осознание того, что теперь что -  то смогу,   завладело моим рассудком и я, первым делом, приступил к трапезе.

           Покончив с едой и смахнув  все крошки со стола, пододвинул к себе коробку, снял и поднес к глазам листок бумаги – он был оторван от той  маслянистой обертки, в которую завернули коробку, а сама бумага, свернутая вчетверо покоилась в одном из ящиков. Приоткрыл его - так и есть, и бережно положил сверху обрывок с надписью. Все ящики были наполнены, и ничего из них теперь не исчезало – я связал это с последним ночным происшествием, и вспомнил вдруг о своей правой руке. Рука как рука, но что – то странное чувствовалось в ней, но что?
Коробка после пропажи нисколько не изменилась, и все, что мог с ней сделать – это заглянуть в отверстие или что - то туда вставить. Внутри было темно, а всякие палочки и проволочки, обнаруженные в ящиках, не дали результата. «Теперь ты сможешь…» - вспомнилось начертанное, и я продолжил свое исследование, вспомнив как уже пытался вначале просунуть в отверстие указательный палец.

         Вторая попытка имела неожиданный результат. Палец легко проник в отверстие, и я вдруг ощутил в нем те же острые иголочки, ставшие причиной столь затянувшегося сна. Покалывания оказались теперь такими безболезненными, и даже приятными, они то усиливались, то пропадали вовсе, но внезапно исчезли, и неведомая сила заставила меня убрать руку от коробки. Из отверстия разливался пульсирующий розовый свет, сама коробка подрагивала и медленно перемещалась по столу. Я завороженно наблюдал за ее движением, не пытаясь вмешиваться в происходящее. У края стола она наконец остановилась и вовсе спросила человеческим голосом, видимо, у меня:
       - Вам куда?
   
       Разговаривать с коробкой мне еще не приходилось, а потому поспешил податься от греха подальше к выходу, но дверь почему – то не поддалась.
        - Вам куда? Вперед или обратно? – последовал второй вопрос.
        - Обратно, - выпалил я от двери.
        - Тогда нажмите маленькую кнопку!
Кнопки и впрямь были разные - одна больше, другая поменьше, и это я отметил для себя еще накануне. Ничего не оставалось, как вернуться обратно и нажать на маленькую кнопку – разнесся все тот же слабый щелчок и таинственный голос из коробки вернулся:
        - Уточните желаемое место!
        - Домой, к маменьке, - произнес в ответ, и это была сущая правда, в данный миг хотелось пребывать только там, где не был уже более пяти лет, после того, как меня определили в чужой и далекий город на услужение в сапожную мастерскую.

          Разлился розовый свет и коробка пришла в движение. Неведомая сила притянула меня к столу и заставила обхватить обеими руками коробку и прижать к груди. Маленькие розовые светлячки, у самых глаз, один за другим вылетали из отверстия, заполняя и подсвечивая комнату. И затем, образовав хоровод, начали кружить вокруг, понемногу ускоряясь и излучая все больше и больше света. От столь сильного свечения я прикрыл глаза и вдруг ощутил, что ноги теряют опору, а тело, сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее стало перемещаться куда-то вверх в розовом потоке из крошечных созданий. Сколько времени длился мой полет - отмерить было невозможно.  Комната на глазах меняла свои очертания, превращаясь в гигантский розовый столб, устремленный в небо. Я отчетливо ощущал свое тело, ставшее вдруг таким невесомым, и уже не представлял – в какой стороне может быть твердая земля.

          Хоровод еще продолжал свое вращение, в отличие от меня, вдруг вновь ощутившего под собою твердую опору. Как будто кто неведомый насильно усадил в качалку и подталкивал то вверх, то вниз. Розовое сияние постепенно рассеивалось, движение затихало, а перед затуманенным взором все отчетливее проступал образ любимой маменьки. Она стояла внутри нашей старой хижины и молча смотрела перед собою, как будто старалась разглядеть что-то за окном. Откуда-то сбоку к ней подбежали две уже взрослые девочки и тоже смотрели в мою сторону. Если маменька была все такая же, то сестры подросли и похорошели, они, наверное, теперь и не узнают меня – это была первая мысль, пришедшая в голову после приземления. Я приподнялся и медленно направился к окну, одной рукою удерживая коробку, а другой помахивая перед собою. Они тоже направились в мою сторону и через несколько мгновений мы стояли по разные стороны окна и всматривались в родные, но почти забытые лица.

          Не понимал – почему они не выбежали мне навстречу, и почему сам не могу переступить порог и открыть дверь? Мы в оцепенении стояли и смотрели – они на меня, я на них. Маменька грустно улыбалась, а сестры ладошками хлопали по стеклу и манили к себе. Не в силах сделать и шага, подсознательно чувствуя, что это последние мгновения нашей таинственной встречи, я с трудом дотянулся до кармана куртки, где покоилось вчерашнее серебро, собрал в ладошку и протянул к окну. И в тот же миг, когда последняя монетка соскользнула вниз, неведомая сила повлекла меня обратно, на несколько мгновений в сознании промелькнул маменькин образ, а затем все исчезло и я погрузился в темноту.

           Звон колокольчика ощутил одновременно с пробуждением своего сознания, приоткрыл глаза – надо мной склонилось юное личико и мило улыбалось:
         - Как Вам?
         - Не знаю, - был мой ответ.
         - А папенька попросил принести коробку!
Коробка покоилась на груди, я глазами дал понять, что ее можно забрать.
         - Спасибо, папеньке что передать? -  не унималось создание.
         - Скажи, что мне не хочется с ней расставаться, - сознался я в ответ, вспомнив недавнее путешествие и встречу с маменькой и сестрами.
Юное создание в ответ рассмеялось, подхватило свою коробку и направилось к двери, но у самого выхода повернулось и махнуло мне на прощание своей крошечной ручкой.


Глава 3. Таинственные посетители.

        Остатки дня я провел у стола, доставал содержимое из ящиков и вновь укладывал обратно. Кто так все разложил? – в одном ящике были и разноцветные пуговки и стеклянные колбочки с разноцветными жидкостями, маленькие молоточки и большие куски неведомых мне камней, и многое что другое, неподдающееся описанию. Еды было вдоволь, и я с опаской закрывал этот ящик стола, оставляя небольшую щелку и частенько туда заглядывал. В один ящик сложил то, что покрупнее и уже знакомое, в следующий – подручные и необходимые штучки – пилочки, ножички, иголочки, всякие инструменты. Так делал в мастерской у сапожника, пока он не помер и меня не выставили на улицу. Все остальное раскладывал уже интуитивно, то меряя на вес, то рассматривая на свет, а некоторые даже пробовал лизнуть или даже надкусить. К вечеру все восемь ящиков были собраны, одни оказались полными, а некоторые только на четверть.

         Довольный, что наконец – то провел день в работе, я вспомнил о ночлеге. Спать на полу было не привыкать, но если и собираюсь еще задержаться, то как бы смастерить себе постель, и из чего? В одном из ящиков были огниво и свечи. Выбрал ту, что покрупнее, зажег огонь и приступил к обследованию заведения. До сих пор только входные двери, стол, да пол у ближней стены служили моим пристанищем и занятием каким – никаким делом. О вчерашнем полете старался даже не вспоминать. Ах, если бы это юное создание вернулось, я бы просил его папеньку одолжить мне коробку хоть на часок!

        Стен в заведении было ровно пять, не так как в доме. Две дальние образовывали уходящий вглубь угол, остальные примыкали к двери и просматривались в лучах света, падающего из щели над дверью. Я впервые оказался в этом углу и огонь от свечи высветил престранную картину – повсюду на полу были раскиданы куски материи, на крючках висели мотки гнилых ниток, а окончание угла было и вовсе завалено ворохом старых и ненужных вещей. Протянул руку, пытаясь разгрести мусор, но некая невидимая преграда не позволила мне это сделать. Попытался еще раз, но безрезультатно. Это была еще одна загадка, вторая после стола, с которым, как мне думалось, уже разобрался. Собрав все, что валялось на полу и висело на стене, соорудил себе небольшую мягкую постель, поставил недалеко огонь, улегся на приятную и мягкую кучу, и как ранее у сапожника в ночные минуты, предался своим любимым мечтам.

          Утро выдалось солнечным и прохладным. Уже скоро наступит весна. В заведении же было тепло, хотя это было и непонятно – печи нет, а мне не холодно. Еще ночуя на полу, ощущал некое тепло, идущее от него. Вот и сегодня, лежа на своей скудной постели, ловил теплые потоки, разливающиеся из странного угла, в котором обосновался этой ночью. Наскоро перекусив, взгромоздился на единственный стул, сложил крестиком на столе руки и уставился на дверь, в ожидании посетителей. И дверь не заставила себя ждать.

          Прозвенел колокольчик, первой возникла маленькая рыжая собачонка, а за ней, в такой же рыжей накидке - мадам неопределенного возраста и сословия.
        - Извольте полюбопытствовать – а где хозяин? - услышал я первые слова, не соображая, как на них отвечать:
         - А?  А что хотите?
         - Молодой человек, я бы желала переговорить с хозяином!
         - Но его нет, - нашелся что сказать я.
   Возникла пауза, видимо мадам размышляла, но вскоре я услышал:
         - Тогда извольте откланяться, а впрочем, передайте ему вот эту сумочку!
   И опустив на край стола такую же рыжую и маленькую сумочку, подхватив собачонку, подалась к двери.

           С трудом дотянулся до края стола, поднес к себе сумочку и первым делом обнюхал – не воняет ли она псиной. Терпеть не мог разных собачонок – они много раз покусывали меня, когда стоял у сапожной мастерской и завлекал криками прохожих. Какие - то запахи исходили от нее, на ощупь была приятно мягкой, а сверху красовалась защелка из зеленого металла в виде двух ящерок. Такую штучку не доводилось не то, чтобы трогать, но и наблюдать. Что с ней делать наперво – я уже смутно догадывался. Засуну ее в один из ящиков и посмотрю - что с ней будет. Так и сделал. Закрыл поплотнее и стал прислушиваться, а вдруг раздастся знакомое жужжание? Но ничего не раздавалось, и я решил, что нужно немного подождать. Положив голову на стол и прикрыв глаза, вспомнил маменьку и сестер – неужели они все еще проживают в старой хижине? Как бы хотелось им помочь, вот заработаю немного денег и отправлюсь к ним по летнему теплу.

       - Юный джентльмен, уделите мне свое драгоценное время, - послышалось откуда - то сверху и я, вмиг распрямившись, уставился на великана, стоявшего у стола и непонятно откуда появившегося. В сером сюртуке и большой шляпе, с черной бородой и в ярких красных перчатках. Таких я видел только на больших улицах, куда изредка доводилось относить заказы у сапожника.
      - Возможно, что Вы меня не слышите, но хоть видите, черт побери! – послышалось мне от великана.
      - Я слышу, - был мой ответ, а следом и испуганная гримаса.
      - Ну коли так, то вот это прошу передать Вашему хозяину, и учти, что с тебя три шкуры спущу, если все не будет сделано в срок, - вдруг гость перешел на ты и выложил на стол длинный и черный футляр неизвестно с чем.
      Пока я с удивлением рассматривал это чудо, великан также неожиданно растворился, как и проявился.

           В футляре оказалась длинная белая трость, с ручкой в виде головы неведомого мне зверя. Примерил ее к себе – почти до подбородка! Вот это великан! И что с нею делать? – ни в один ящик не засунуть, разве что задвинуть под стол. Но вспомнив про ее хозяина, отказался от такой затеи. Закрыв футляр, оставил его пока на столе. Может быть скоро придет управляющий заведения и все проясниться – подумалось мне в который раз и, вздохнув, полез в ящик за сумочкой. Сумочки не было. Так, вот и случилось, значит некто неведомый забрал себе и наверняка знает, что с нею делать! Подожду до ночи и понаблюдаю за ящиками – подумал вдруг, и открыл все до одного, даже свой с кушаньями.

           До вечера в заведении больше никто не появился, я разжег на столе огонь, а другую небольшую свечу поставил в своем углу. Сюда же доставил и футляр, прислонив его к стене, недалеко от всякого тряпья. Принес в угол и кушанья, разложил на бумаге и за неторопливой трапезой приступил к созерцанию причудливых картинок на стенах, пляшущих вместе с огнями от свечей. Из угла разливалось тепло, и я, конечно, был счастлив в эти минуты – меня никто за эти дни не обидел, разве что великан накричал, повидался с маменькой, было помещения для жилья и службы, и я был сыт. Даже не хотелось думать о том, что все это враз закончится и снова придется бродить по закоулкам в поисках пропитания.


Глава 3. Бегство.

           Ночью, как не вслушивался в различные звуки, ничего не случилось. Большая свеча на столе еще догорала, а в моем углу, в полумраке, разносился еле уловимый запах гари от маленькой свечки. Я не спал, впервые за много дней, пытаясь строить планы на приходящий день. Нужно сходить в лавку и купить писчей бумаги, да перо с чернилами – сделать опись содержимого ящиков. Меня к этому приучила душечка из сапожной мастерской, там же приловчился и немного читать. Если бы еще поскрести покрытие стола, а то уж сильно оно несвежее, да подмести пол и вынести накопившийся старый хлам. Денег должно хватить на все, ведь оставлял в верхнем ящике еще две серебряных монеты, одну ранее потратил на кушанья, а пять оставил маменьке. Вот кто бы еще преподнес хоть монетку! – подкупить бочонок для воды, и не бегать с кружкой до ручья по три раза на дню.

        Но планам на сегодня сбыться не было возможности - в дверь постучали, но никто не вошел. Я не спешил выглядывать наружу, ждал, что будет дальше. В дверь вновь постучали, но более настойчиво, и как потом сожалел, что в двери не было окошечка или хотя бы маленькой дырочки. Как только выглянул наружу, меня подхватили под руки два жандарма и потащили в начало переулка, где дожидалась пролетка, запряженная лошадью. Упираться было не по силам, да и по опыту знал, что не поможет – не раз уже на улице хватали жандармы и устраивали разбирательства. Так и подумалось – разберутся и к обеду отпустят. Спустя полчаса я оказался в холодной, где копошилась людская масса побольше, чем в ночлежке. Никому до меня не было дела, и я забился в ближайший от двери угол.

      День прошел в ожидании, что скоро выпустят, но наступил вечер, а жандарм только принес фонарь и повесил у входа, не сказав ни слова. Скрипнул засов, следом ключ в замке, и мне припомнилось, что так холодную запирали до самого утра. Эту ночь придется провести в привычной для меня людской кампании, так было последние много дней, пока не забрел в заведение. А может жандармам на меня донес великан или рыжая дамочка? – размышлял я, с тоской вспоминая теплый угол и ящик с кушаньями. Понемногу стали подмерзать ноги, подтянул их под себя, а руки просунул в длинный правый карман. По соседству кто – то негромко постанывал и посапывал, а мне опять вспомнилась моя маменька, как бы хотелось улететь к ней сейчас.

      Ближе к полуночи, когда фонарь должен был скоро погаснуть, я вдруг осознал, что замерзаю окончательно. Пол и стена казались ледяными, а из-под двери к ногам просачивалась еще и уличная стужа. Ползти в людскую гущу не было возможности, да и боялся – могут поколотить. Сжался в комочек и своим дыханием пытался хоть немного отогреть коченеющие ладошки и пальцы. Фонарь погас окончательно, а до утра еще столько ждать, и терпеть невыносимый холод. Сложил ладошки на груди, прикрыл глаза и еле слышно всхлипывая, собрался принять случившуюся со мной печальную долю. Сознание рисовало приятные минуты, проведенные в теплом углу заведения, всяческие кушанья и грустный образ юного создания, посетившего меня в тот первый памятный день.

       Когда это случилось, мне представилось, что я уже на небесах. Приятное тепло от головы до кончиков ног заполняло пространство под курткой, как пуховое одеяло у маменьки. Я пытался ее разглядеть в сияющем потоке нарастающего света, но разве она тоже на небесах?  Нежные и легкие покалывания от десятков иголочек разнеслись по напряженному от холода телу, и вдруг послышалось, а может почудилось, приятное жужжание, и сквозь смерзшиеся ресницы я ощутил знакомое свечение. Открыл глаза – десятки розовых светлячков кружили вокруг, согревая своим теплом и проникая вглубь моего тела. Они меня нашли, мои маленькие друзья, я живой еще! -  готов был закричать, но язык все еще не слушался. Укрылся с головой своей курткой, что бы вдруг кто не разглядел свет, и принялся кончиками пальцев играть со своими нежданными спасителями.

          Очнулся от легкого потряхивания, приоткрыл глаза – дряхлая телега, запряженная двумя клячами, медленно тащилась по темной и ветреной улице. Наверное, пока спал, меня усадили в эту телегу, но зачем? Рядом были еще люди, в каких – то странных позах, как будто застывшие или тоже, как и я, замерзшие в холодной. Притронулся к ближайшему – как будто окоченел и даже не повернулся, тряхнуло телегу, и он свалился на меня, придавив своим бездыханным телом. Так это все мертвяки! – пронзило мое сознание и перевалившись через край телеги, бросился бежать без оглядки в обратную сторону. Через несколько метров повстречалась вторая такая же телега с бредущими за ней следом людьми в черных одеяниях, один из которых схватил меня за шиворот и бросил в самую гущу толпы.  Ничего не оставалось, как тащиться вперед вместе со всеми, пока процессия не добралась до опушки леса, где в яме полыхал большой костер.

          Решился было пробраться поближе к огню , что бы хоть немного согреться, но увиденное ввело меня в ступор – люди в черном снимали с телег по одному мертвяков и бросали в огонь, а из толпы отчетливо доносились возгласы – чума – чума – чума. Где - то уже слышал это слово, да и увиденного было предостаточно. Собрав силы, выбрался наружу из толпы и бросился бежать в город, благо никто теперь не удерживал. Ближе к вечеру оказался в своем переулке, но двери в заведение оказались заколоченными и окрашенными белой известью. Попробовал потянуть за нижнюю доску – она подалась, благо дверь была старой и открывалась, к моему счастью, во внутрь. Протиснулся в заведение и обнаружил в нем полный погром – стол оказался не на месте, все ящики были пусты, а некоторые раскиданы по комнате. От тряпья в углу не осталось и следа, только несколько гнилых мотков, да старый дырявый мешок. Футляр с тростью тоже пропали, а из угла несло сквозняком. Там, где раньше была таинственная преграда, теперь зияла дыра в половину моего роста. Я не собирался в ночь искушать судьбу, сложил, как в первый день из ящиков в углу стену, сдвинул и загородил столом угол. Сегодня переночую еще здесь, а завтра придется возвращаться в ночлежку.

      Рано утром обшарил еще раз заведение. Ни каких следов моего прежнего здесь пребывания! Даже пыль, которую убирал со стола и в ящиках, теперь была повсюду. Пол казался холодным, дверной колокольчик пропал, да и дверь была не такой как прежде, казалось - тронь ее и она свалится на пол. Из дыры в углу несло холодом и сыростью. Если за дверью уже пробивался рассвет, то в углу было непривычно темно, и я не решался даже заглянуть внутрь. Внезапно с улицы разнеслись громкие возгласы и кто – то уже стал пробовать проникнуть в заведение. Неужели снова жандармы? – испугался я и бросился в угол. Дверь заскрипела и с грохотом упала на пол, а в проеме показались люди в черных одеяниях, таких, что видел вчера за городом. Я повернулся к дыре и сделал шаг в темноту.

       Преодолев всего несколько метров, я уперся руками в невидимую преграду из камней. Как будто кто выложил неровную стену! Вытащить из неё небольшой булыжник оказалось вовсе не трудно. Подняв его над головой, с ужасом повернулся к своим преследователям. Некоторые уже проникли в заведение, но вели себя странно, как будто им было вовсе не до меня. Они заносили и складывали в центре комнаты небольшие мешки и свертки. Уже скоро образовалась бесформенная гора, закрывающая вход в угол и не было возможности наблюдать за происходящим в заведении. Свет от двери перестал проникать, я было собрался выглянуть наружу, но внезапная яркая вспышка осветила комнату и в образовавшуюся кучу полетели горящие факелы. Столько света и огня не виделось мне раньше и, завороженно наблюдая из своего угла за разгорающимся костром, вспомнил недавние события за городом и свое бегство обратно в заведение. Огонь приближался, что предпринять - бороться с каменной стеной или броситься через дверь в переулок?   Рядом с углом   огонь охватил туго набитый мешок и удивительно знакомый сверток, бумага на котором от температуры начала распадаться, а внутри виделась такая родная и дорогая мне коробка. В несколько движений схватил ее и вернулся опять к каменной стене. От растущего костра угол начало затягивать дымом и дышать становилось все труднее. Теперь я знал, что делать - поставил у ног коробку, опустил в отверстие палец и нажал на маленькую кнопку.

       - Папенька просил передать, что весьма благодарен Вам за работу, - возник в моей голове голос юного создания, а тело в своих ощущениях уже рисовало картину такого родного и знакомого мне заведения. Я сидел за старым столом, скрестив руки, а моему взору открывалось милое личико, продолжавшее наговаривать. Но нарастающий шум в ушах не позволял что-либо слышать, я только с удивлением смотрел вокруг: дверь и колокольчик на месте, где люди в черном? Куда подевался огонь?
     - А, где коробка? – спросил, рассмешив юное создание.
     - Уже дома, я унесла и вернулась с поручением от папеньки.
     - С поручением для меня?
     - Он передал, что завтра за Вами придут жандармы, а в городе чума.
Опять за мной придут жандармы? И про чуму я знаю. Но кто убрался в заведении?
     - А вот поручение, - юное создание бережно положило на стол толстую тетрадь, улыбнулось мне на прощание и поспешило обратно.

        Чем дальше я листал тетрадь, тем учащённей билось мое сердечко, а в груди перехватывало вдыхаемый воздух. С первой читаемой страницы проступали живые картины моего пребывания в заведении. Я увидел, как впервые переступил порог, как ночевал у стены и разбирал ящики, как встречал посетителей и обследовал заведение, но тетрадь внезапно обрывалась, когда меня схватили жандармы. И на последней странице знакомым почерком было начертано: «Ты вернулся обратно, не делай других ошибок, беги из города и сохрани принесенные вещи». Тотчас, как прочел последние буквы, тетрадь на моих глазах почернела и превратилась в горсть невесомого пепла. Значит все то, что со мной случилось в последние дни – это правда! И мне нужно поскорее убираться, пока не явились жандармы!

     Из всех ящиков, что накануне заполнил всякими штучками, только два хранили еще остатки моих кушаний и маленькую рыжую сумочку. Футляр с тростью стоял в дальнем углу, и оставшееся до вечера время я потратил на изготовление для него длинного заплечного мешка и того немногого, что собирался взять с собой в дорогу. Как жаль было расставаться с заведением! Чувствовал, что покидаю его навсегда, будущее представлялось пугающим и таинственным, а куда направиться даже не представлял. С первыми же звездами на ночном небе я осторожно выбрался из переулка и легкой трусцой поспешил на восток – там всегда восходило Солнце, в той стороне, как мне представлялось, жила маменька и начинался новый день. Свой первый день в пути собирался встретить за городом, вдали от все еще подстерегающих меня опасностей.


Глава 4. В пути.

         Город оказался темным и мрачным. Раньше не случалось так далеко передвигаться по нему ночью, но чувство страха неудержимо несло мое юное тело подальше от центра к окраине, где уж наверняка будет безопасней. Редких прохожих пропускал, затаившись в подворотне.  Заслышав стук повозки, падал в грязную канаву у обочины, и лежал в ожидании. Чем ближе я подбирался к городской черте, тем реже попадались дома с огнями. Двигаясь почти в кромешной темноте, еле различал очертания улиц и грязной разбитой мостовой, ведущей из города. Поэтому не ощутил вовсе, как городская улочка сменилась на не менее мрачный весенний лес и, потеряв под ногами ощущение какой-либо дороги, свернул в близлежащую чащу и затаился в неожиданно просохшей и мягкой ложбине.

         О сне даже не помышлял, а предался сомнениям – почему мне нужно скрываться и бежать из города? Почему люди в черном завтра разгромят и сожгут заведение? Может быть из – за коробки? А если хозяин заведения и впрямь колдун? В городе всегда опасались всяких магов и чародеев, обвиняя их в людских бедах, а тут еще чума. Наверное, моего хозяина и его посетителей тоже причислили к виновным, их схватили, а волшебная коробка сгорит вместе с заведением. А что же будет с юным созданием? Как мне было жаль его. Может быть тоже вынуждено бежать из города, как и я! Вот бы помочь ему! А футляр и сумочка? Неужели они тоже имеют какую - то силу? Вот бы знать! Потрогал – все оказалось на месте, еду же решил пока не трогать, да и голода не было, только хотелось пить. Как же я раньше не подумал о воде, теперь только с рассветом можно будет найти источник.

         Как только забрезжил рассвет, я продолжил свой путь. Накатанная дорога уходила вглубь леса, а редкие тропы по бокам казались мне не такими уж безопасными, чтобы по ним двигаться. Дорога была пустынной в столь ранний час, но в отдалении слышался звон приближающихся бубенцов, кто - то двигался в город. Я уже шел вперед, в надежде затаиться у дерева при возможной встрече, но опасения оказались напрасными – спустя несколько сот шагов повстречалась крестьянская повозка с бочками и извозчик даже не посмотрел в мою сторону. Чем дальше я удалялся от города, тем больше во мне росло убеждение, что все опасности остались позади, а там, за лесом откроется мирное и счастливое пребывание. Я найду себе новое жилье и занятие! А затем когда-нибудь продолжу путь на восток, в тот край, где проживают маменька и сестры.

       Чем дальше я удалялся от города, тем реже встречались жилые постройки. Лес, окружавший дорогу, вскоре закончился. Местность казалась серой и безжизненной. Весна не спешила в эти края, старая сухая трава вдоль дороги, да редкие кривые деревца – это было то немногое, что открывалось моему взору с одного из холмов, ставших естественной преградой на пути. Двигаться по дороге я не решился, а пошел полем, в направлении возвышенности, с которой можно было и оглядеть окрестности, и наметить движение.

         На вершине холма недавно согревались у костра, угли еще дымились, а в стороне были разбросаны остатки непритязательной пищи. Я давно уже был голоден, но по привычке не придавал этому значения, стараясь тратить силы и время только на ходьбу. Теперь же можно было сделать привал и отобедать, благо пищи с собой было на несколько дней пути. Внизу у холма просматривался ручей и небольшой через него переход, за которым начиналась извилистая тропка, уходящая за горизонт. Спустившись вниз, утолил жажду и приступил к трапезе. В воде плескались маленькие зеленые рыбки, которых я не видел с самого детства. Поиграв с ними и бросив в ручей немного сырных крошек, мысленно попрощался с таким райским местечком. Вот бы пожить здесь! За переходом тропка снова поднималась в гору. Я поднял у ручья кем-то брошенный деревянный посох и, взглянув на свое отражение в воде, уверенно направился вверх по склону.   

         Солнце слегка пробивалось сквозь плотные серые облака. Вдали над холмами начиналась гроза, и я больше всего   опасался проливного дождя. Моя одежда была такой старой и изношенной, что не могла защитить от влаги и ночной прохлады. Даже не представлял, где можно было бы укрыться в непогоду или заночевать. Холмистая местность сменилась редким пролеском и убранными полями, а вдали можно было разглядеть отдельные домики с соломенными крышами. Однажды, близко от меня, показались несколько всадников в крестьянских одеяниях, один указал в мою сторону, но так и не решился приблизится. Вскоре они скрылись за холмами, а я легкой трусцой поспешил подальше в ближний овраг, где к своему удивлению обнаружил быстротекущий ручей с небольшой мельницей и пристройкой над ней. Вокруг было множество разных следов, а внутри кучей лежали мешки. Значит сегодня здесь уже работали и до вечера еще появятся люди.  На крышу вела длинная лестница. Попробовал подняться наверх, и вовремя – к мельнице возвращались все те же всадники. Под крышей было полно прошлогодней соломы, и я зарылся с головой подальше от лаза.

            Пошел ожидаемый дождь, всадники пробрались внутрь и громко что - то обсуждали. Я с трудом мог различить отдельные фразы, но вскоре дождь немного стих и голоса послышались более отчетливо. Они вспоминали то ли гостя, то ли хозяина, даже звали по имени, и как мне показалось – дожидались его на мельнице, но встречаться большого желания не имели. Вскоре подъехала повозка, а с ней двое в добротных одеждах. Гости указали всадникам на мешки, а сами приступили к трапезе. Приятно запахло вяленым мясом и хлебом, у них даже было пиво. Все это я наблюдал сквозь дыру в крыше, не смея пошевелиться. Когда повозку погрузили, гости позволили всадникам заняться остатками съестного, а сами двинулись в обратную сторону. Спустя немногое время всадники также поспешили в неизвестном мне направлении. Наконец то один! До темноты еще было далеко. Осторожно спустился вниз. Помещение казалось обжитым, в углу были две лежанки, а на стене висели несколько потертых курток. Как бы одна мне пригодилась, но я никогда не брал чужого, да и опасался, что будут преследовать. А догонят – будет беда. Взяв несколько чистых льняных мешков, вернулся на крышу и поднял к себе лестницу. Другого места для ночлега не сыскать теперь! Соорудил себе постель, почти как в заведении, разложил все свое добро рядом и собрался отужинать перед долгожданным сном.

          Но сон не спешил, а мне отчетливо представилась первая встреча с людьми за городом. А если устроят допрос? Что смогу ответить? Ведь даже не уверен в том, какое у меня имя. Маменька, помнится, называла Миляном, а у сапожника по-разному - то Миркой, а чаще Мирей. Я должен придумать себе имя, а когда встречусь с маменькой – она меня сама назовет, правильно. Вспомнилось имя Марко, так звали соседского сынишку, который умел играть на скрипке, и я ему так завидовал. При первой же встрече назову себя Марко, если будут спрашивать, а фамилию оставлю Радич – как была у сапожника, других я и не представлял даже. Были бы еще бумага и перо - написал бы кто я, и откуда родом. Но названия городка, где проживал последнее время, решил все же никому не называть и забыть насовсем. Вот бы знать, в каком месте проживает маменька! Это было какое – то местечко, помнилось, что улочки были узкие и грязные, не такие как в городе.

         Весь следующий день провел в пути. Мельницу покинул еще на рассвете. От греха подальше не стал дожидаться посетителей, захватил с собой только мешки, да немного зерна из короба, и как только показалось Солнце, двинулся ему навстречу. Что бы не останавливаться в пути, набивал полный рот пшеницей, с удовольствием разжевывая и сглатывая сладковатую кашицу, и, уже не пугаясь встречных, уверенно двигался навстречу своей судьбе. Ближе к вечеру дорога уперлась в крутой подъем, а на вершине, чуть в стороне от дороги, просматривались очертания старой и неухоженной церквушки. Небольшой поток крестьян, не обращая на меня внимания, брел к вершине, видимо на вечернюю молитву. Проживая у сапожника, я никогда не ходил в церковь, если и молился, то дома перед образами, на моления в церкви не было денег.

        Обходить стороной гору не решился. С неуверенностью присоединился к небольшой группе крестьян, видимо из одной семьи, и так вместе с ними добрел до самого входа в заведение. Внутри было жарко и душно, откуда-то спереди разносилось громкое чтение, а люди по обе стороны молились и старались повторять за служителем. Попытался молиться вместе со всеми, но голос казался неуверенным, я не слышал и не понимал, что нужно проговаривать. Внезапно возникшая жажда и слабость во всем теле лишили ощущения действительности, ноги перестав слушаться, согнулись в коленях, и я медленно опустился на пол среди массы молившихся. Попробовал подняться, или хотя бы присесть, но внезапный нарастающий шум в голове, как раньше, лишил меня последних сил, и я упал вниз лицом на пол.