первомайская школа в Точильном...

в деревню, в глушь, в Точильный…
В  Симу нам не глянулось: в магазинах пусто, своё жилье – квартира – в очень и очень отдалённом и туманном будущем.
Работа у меня была денежная, но с утра до вечера в две учительские смены. Нагрузка – 36 часов, это две тарифные ставки. Конспекты не писал, к урокам, имея хорошую институтскую подготовку, не готовился, да и некогда было. Домой приезжал поздно вечером. Почти не рисовал. Мало читал. Сам чувствовал – остановился: поел-поспал, работа и больше ничего.
Людмила сидела дома с Дашей.
Решили, ещё с осени, год проработаем-проживём, а потом будем искать место для жительства.
В Аше нет жилья, а по квартирам скитаться нет никакого желания, 
в деревне жильё есть.  Деревни мы не страшимся, вопрос только такой: какую выбрать? Усть-Курышка, Сухая Атя, Ерал, Биянка,Точильный…
Съездили мы в Усть-Курышку. Сам посёлок нам не «показался»: весь какой-то разбросанный. Лес рядом, а горы далеко, и  живописности никакой, окружающая местность восхищения не вызывает. Остальные посёлки – дальние. В город трудно будет выбираться. В Сухую-Атю собирались съездить, но среди недели к нам заглянул Александр Васильевич Дубовцев, директор Первомайской школы.  Меня дома не было.
Встретила его Людмила:
-Смотрю, ходит вокруг дома какой-то мужик и всё на окна поглядывает.
Стук в дверь. Открываю.
-Бондари здесь живут?
-Здесь.
-Зайти можно?
-Проходите…
Александр Васильевич представился: директор Первомайской школы посёлка Точильный, специально приехал в Сим, чтобы пригласить нас на работу в школу. В прошлом году в посёлок приехала семья учителей-языковедов из Кургана, захотелось им сельской жизни хлебнуть, год пожили и, вроде  как у них там в Кургане квартира наклёвывается, собрались уезжать.

Что для нас завлекательно?
Жилье будет, причём на выбор, большое, но зимой не натопишь, или маленькое, но тёплое. Дрова, в соответствии с площадью дома, бесплатно, электроэнергия, сколько-то там киловатт, бесплатно, молоко, сметана, масло, яйца у деревенских можно по сходной цене приобрести, город – рядом,
медпункт есть,  есть сельский дом культуры, почта, библиотека, два магазина – продуктовый и промышленных товаров. Магазины снабжаются через ОРС – отдел рабочего снабжения специально для лесных участков. Не всё в конторах растаскивают, что-то и рабочим перепадает. Есть сельсовет.
Школа, интернат для ребят с лесных участков. Отдельная мастерская для занятий по труду. Учеников около 80.
Посёлок большой. Население – 278 человек.
В ближайшее воскресенье мы с Людмилой решили съездить, посмотреть, что это за посёлок.
Середина мая. Тепло. Приехали на автобусе, вышли:
батюшки! как всё уютно и приглядно:
речка всю дорогу нас сопровождает и через посёлок течёт, кругом леса-горы, а прямо перед нами с восточной стороны склон – весь в ёлках, и ёлки так выстроились, словно в гору друг за дружкой идут.
Мы, как эти восходящие ели увидели, так сразу и решили: переезжаем.
Школа от остановки недалеко, дошли до школы. И школа нам понравилась, всё по-домашнему и уютному. К Александру Васильевичу зашли:
-Едем.

Александр Васильевич наше решение одобрил. Рассказал, какое у нас может быть жилье. Но осмотр нашего жилья мы отложили до следующего раза.
А переезжать решили окончательно. Договорились, когда и что.
Мы на остановку и этим же автобусом обратным рейсом в Ашу. На автобус и в Сим: мне – дорабатывать, вместе – собираться, готовиться к переезду.
Директор школы, в которой я работал, очень удивился, что мы собираемся уезжать в Точильный: а как же Сим, такая зарплата, такие перспективы!
Какие такие перспективы?!
Я ничего объяснять не стал, написал заявление.
С Симом не жаль было расставаться. Жаль было расставаться с хорошими людьми, соседями по дому. Они уже были в возрасте, старики, бабка и дед.
Очень сердечные, добрые, приветливые. Мы с ними ещё долго потом переписывались.

Поехали смотреть наше жилище.
Учительский дом в Точильном был на две половины. В одной половине проживали командировочные, а вторая – учительская.
Учительская половина – большая, две комнаты, хоть пляши,  и почти такая же прихожая, такая же большая кухня.
Александр Васильевич сразу предупредил, что дом – холодный. Две печки, а по-настоящему не натопишь. А тогда зимы – были зимы, а не какая-нибудь чепуховина. Морозы постоянно за двадцать, и никто это за мороз не считал, а вот если за тридцать и под сорок, тогда одеваться надо было теплее и топить пожарче.
Мы по дому походили. Заманчиво, что так просторно. Дочка – маленькая, начнёт ещё  болеть. Да и нам, барахла нету, – куда столько места.
Александр Васильевич нам предложил ещё в первый приезд и такой вариант:
медпункт переезжает в учительский дом, а мы в дом, где медпункт пребывал.
Пошли мы смотреть тёплое жилье. Дом на трёх хозяев. Крайняя квартира в два окошка на улицу и есть фельдшерский пункт, площадь метра три с половиной на четыре. Внутри перегородки и получается четыре комнаты: прихожка, кухня, «гостиная»,  спаленка. Всё такое махонькое, а нам как раз. Мы согласились.

Надо было белить. В очередное воскресенье собрались мы в Точильный.
То ли автобуса не было, то ли он опоздал. Подождали мы, сели на городской, доехали мы до химзавода, а дальше – пешком километров 15, кто их мерил.
Утро весеннее, прозрачное, небо голубое, промытое, солнце блещет, речка рядом с дорогой, вода чистейшая и настроение у нас – зашибись!
Идём и – радуемся, столько воздуха, простора, шагать – легко.
За восхищениями и незаметно до Точильного дотопали.
Зашли в школу. Александр Васильевич выделил нам ведро известки. Ещё подарил за счёт интерната стол, стулья. У мастерской были сложены кирпичи, надо было печку подправить, Дубовцев нам тоже разрешил несколько десятков кирпичей позаимствовать. Краски нам сам принёс кое-что покрасить. Когда белили, он несколько раз приходил, спрашивал, не нужно ли чего.
Внимательный человек Александр Васильевич.
Побелили, порадовались на творение рук своих да и обратно пешком в Ашу.
Легко дошагали.
Можно переезжать.

Александр Васильевич заказал для нас машину, грузовик бортовой. Везти нам из Сима особенно было нечего. Заехали домой на Толстого, забрал свои гуаши, солидную пачку из ватманских листов  и половину книг из домашней библиотеки – мама с нами поделилась, чему мы были несказанно рады.
Так  как медпункт только ещё собирался переезжать, что-то у них в сенках оставалось, ключ не могли найти, мы в дом попасть не можем.
Пришлось вещи оставить в «старом» учительском доме.
Имущество у нас – кот наплакал. И что привезли – никто не позарится. А вот за книги мы переживали. Ануза, завхоз посёлка, нас успокоила:
-Никому ваши книги не нужны. Вот если бутылка водки где есть, то могут позаимствовать.
Но всё равно, за книги было волнительно.
16 июня переехали мы в Точильный. Пасмурно и холодно, не заморозки, но близко. Люба Кошкина, санитарка из фельдшерского пункта, пришла нас проведать, наверное мы замерзаем:
- Вы дрова в дровнике берите, топите печку, а то холодина такая.
Мы и сами думали затопить, только наших дров пока ещё – ни полешка.
А просто взять – как возьмёшь?
Это же деревня, здесь все всё видят и всё по- своему перетолкуют.
Вот Люба помогла нам в первый день обустроиться.
Людмила в домике вещи разбирает, печку топит, а я с учительского дома вещи ношу.
Всё – близко, всё – рядом. Магазин – метров сто, медпункт – в метрах пятидесяти, а до школы – через полянку, густо заросшую мелкой травкой, метров тридцать.
Рухлядь и всякие манатки перетаскал я быстро.
А книги?  не думал, что с ними такая морока. Сначала книги клал в сумки и нёс – мало могу принести, а книг порядочно и уже начинает темнеть.
Можно дождаться завтрашнего утра, взять у Анузы лошадь и зараз перенести. Но – душа горит, а сердце плачет, чего я буду утра дожидаться?
Нет, я сейчас их перетаскаю. Взял мешок, в него книги положил, понёс. Тяжело и неудобно. Уже стемнело. На улице пусто. Взял санки вместительные, сложил книги, много убралось, повёз. Санки, хотя и тяжело гружёные, по траве идут-едут. Ещё захода три-четыре и книги все перевёз.
А уже и ночь. Намучился, зато книги – дома, и на душе спокойней.
Мама выписала машину на работе, привезли нам с Толстого шифоньер, ещё тот, миньярский, привезли диван, тоже миньярский. Папа поделился инструментом: топор, пила, ножовка, пара стамесок. Мама ещё одарила нас фуфайками рабочими, тоже миньярскими. Нам всё сгодится.
Были фуфайки порядком ношенные, но они нам ещё столько  послужили, около сорока лет. Несколько лет назад пришлось их сжечь ввиду окончательной ветхости.

Дома расставили нашу мебель, прибрали, начали жить в Точильном.
Курганские учителя нам продали огород: они его засадили, вот будущий урожай мы и купили на корню. Там было посажено картошки сотки четыре, морковь, свёкла, перец горький, чеснок. С луком они обманулись, или нас обманули: вырос лук-батун. Было его много, Людмила пекла пироги, а в зиму нам бабушка лук выделила.
Домик наш был под горой. Высокий. С высоким крыльцом, с сенями и кладовкой.
В прихожке поставили шифоньер, потом купили в магазине небольшой кухонный шкаф, который тоже в прихожке поставили, а больше места и не осталось.
В кухоньке убрался маленький столик. Людмила могла там помещаться, а больше никого.
В «гостиной» диван и меж окон полки с книгами. В спальне втиснули маленькую кровать, кроватку для Даши  и полки с книгами, и в прихожке у нас небольшая полка с книгами. Жили-были мы в тесноте, но без всяких обид, да ещё среди книжного царства.
Перед домом – полянка-лужайка, очень приятственная, с мягкой низкой травкой. В шагах сорока – оградка школы, за дверкой – доски-настил к крыльцу школы. Одноэтажное здание в виде буквы «г». Направо, чуть подальше и в сторону, длинное строение – интернат. За интернатом, в конце ограды – мастерская по трудам - добротный отдельный дом. Школа, интернат, мастерская и ограждение с восточной стороны образуют обрамление школьной площадки.
Меж школой и зданием интерната – место для торжественных построений возле бюста Владимира Ильича Ленина.
Около нашего домика – небольшой дворик с доброй травкой, мягкой и бархатистой.
Чуть в сторону – большой дровник с сушилами. Забор из штакетника, за забором – двор соседки – фельдшера Натальи Ивановны. А за забором Натальи Ивановны – ручей, мостик, кусты-заросли ольховника и гора с елями, совершающими восхождение на гору, которая сразу нам приглянулась.
Всего-то мы поработали в Точильном два года, но это была такая большая жизнь…

Ручей – это такой подарок нам, такое чудо. Вода чистейшая, даже в самую жару – ледяная. Мыть, чистить, полоскать – к ручью. А какой вкусный чай был из ручейковой воды!
Его течение, его шум – это такая мелодия, которая приводит всю раздёрганность чувств и мыслей к гармонии.
А шум елей! Вдруг ветер пронесётся по-над горой, закачаются вершины, застонут, нашлют тоски и угрюмости, и вдруг всё враз стихнет и опять – медленно-недвижно пошли ели  в гору…
Мы в первые дни и к реке сходили.  Она очень живописная. Местечко там себе нашли – ходить будем туда, рыбу будем ловить. Но как закружились в школьных делах, стало нам не до речки.
Ручья вполне хватало.

Мои родители были ни за ни против нашего переезда в  Точильный, а Людмилины пребывали некоторое время в оторопи и ужасе, им казалось, что мы заехали в такую глушь, из которой нам уже и не выбраться.
А мы были рады, что у нас есть свой уголок, пусть маленький. но свой, что вокруг нас такая живописность, а с людьми деревенскими, мы не сомневались, найдём общий язык.
Первое – здороваться надо со всеми.
И первое же, такое правило у нас по всей жизни, 
в объятья, даже если это на первый взгляд очень хорошие люди,
сразу не бросаться: у них тут свои взаимоотношения, связи, родство-братство, они друг другу цену знают. Кто есть кто, очень хорошо понимают, а к нам будут присматриваться. Ну а мы будем обживаться.
Отношения с деревенским людом нас вообще не напрягали: в школе мы работали не за страх а за совесть, а в остальном – не старались выгадать что-то за счёт других. Жили открыто.
Хотя я и говорю, что родители мои были ни за ни против, но если быть точным, им не очень нравилось,  что мы уехали в деревню.
Но переезд совершился. папа приехал к нам в гости.
Автобус приходил рано. Папа только зашёл, а мы в лес, по землянику.
Мы уже заранее договорились, что папа посидит с Дашей, а мы за ягодами сходим, места разведаем.

У меня отпуск до двенадцатого августа, а Людмила начала работать, готовить вместе с другими работниками школу к новому учебному году.
Под руководством Александра Васильевича готовила методические материалы, писала какие-то отчёты, а если была необходимость, вместе с техничками красила и белила. Быстро познакомилась, народ подобрался приветливый, работать было приятно.
Одна из наших будущих учениц, Марина Шумакова, приходила в школу помогать своей тётке, которая работала техничкой. Девочка общительная, сразу стала Людмиле рассказывать, какая у них замечательная школа, какой замечательный посёлок, какие живописные красоты.
Маринка рассказала, где можно землянику собирать.
Людмиле на работу к девяти. Вот мы и до работы решили места разведать.
Рано. Солнце только из-за горы поднимается, по долу туман.
Даша спит. Папу с Дашей оставили.
Сами налегке, но с ведёрками, за ягодами.
Через речку, через мост, по дороге на Михайловку вверх.
Сколько прошли, думаем, уже пора и по лугам пройтись. Как мы потом поняли, ещё надо было пройти и выйти на первый увал, а там земляники!  Мы немного не дошли,  по покосам прошлись, чего делать не следует – траву топтать. Старались с краюшка, земляники пятилитровое ведро набрали, могли бы и больше, да надо на работу, да и как там дома папа с Дашей.
Чуть ли не бегом назад.
Дома всё хорошо.  Даша во дворе из щепочек домик строит, папа чай приготовил,  нас дожидается.
Очень удивился, что мы так быстро земляники набрали. А аромат!
Поделились с папой , чай с земляникой пили.
Людмила на работу пошла, а я папу на автобус проводил.

А что же сам Точильный? Посёлок лесорубов, участок Ашинского леспромхоза. Мужики в лесу, а женщины дома по хозяйству. Посёлок многонациональный: русские, башкиры, татары, немцы, украинцы.
У большинства – своё хозяйство: коровы, свиньи, овцы, куры. Семьи многодетные: четверо и больше детей. Есть очень хозяйственные семьи, а есть и совсем никакие. Выпивка – это само собой разумеется. Запойное пьянство? И это есть.
Посёлок расположен в межгорье при впадении ручья Точильный в реку Ашинку.

Топонимика. Как объясняют словари, посёлок возник в конце 19 века. Назван по находившейся в нём мастерской, созданной на базе добываемого из Ериклинской пещеры кварцевого песка, используемого для заточки топоров.
Хвою в основном уже давно вырубили, осталась только там, где выбрать невозможно. А на месте вырубов выросли вяз, берёза, клён, ильм, есть чудом сохранившиеся дубы. И вокруг Точильного, и выше, в верховьях Ашинки, в окрестностях Аши, если по Мань-Елге пройтись, если пройтись по ашинским лесам, - он вроде бы, лес, и есть, если смотреть со стороны, а как вошёл – позарастало всякой ерундой, а настоящего леса нет. Есть, конечно, отдельные участки хвои – ель и пихта. Посадки сосен входят в полную силу, но опять приезжают люди с пилами и после себя оставляют лесное побоище и  грустное зрелище. Но даже в таком виде наши леса, изуродованные, искалеченные, чудо как хороши.

Папа подсказал, как дом наш к зиме подготовить: проверить завалинки в подполе, подсыпать, утрамбовать, если надо, залезть на подловку, засыпать земли, особенно по углам.
Завалинки я в подполе проверил: сделано на совесть, в метр и больше толщиной, земли по первый венец засыпано.
А на подловке надо было углы насыпать. Натаскал я в вёдрах земли к дому.
На углу вскрыл подшивку, пробрался на чердак. Началась у нас работа.
Людмила внизу землю в ведра насыпает, я на верёвке поднимаю её на верх и по углам рассыпаю. Денёк погожий, с тихим ветерком и солнышком.
Так запомнилось: воодушевлённые, полные радости, энтузиазма у нас – хоть отбавляй. Мы по жизни всё делаем вместе, но большей частью ведь у каждого свой фронт работ. А здесь – вдвоём, рука об руку. Да ещё так крепко запомнилось потому, что всё же – земля, вёдра, насыпать, подцеплять – совсем не женская работа, но тут без помощника мне не обойтись.
Силы у нас немеряно, в глазах радость-мерцание, работа у нас ладится –
так хорошо, что лучше и не надо,  и такая в нас вера в завтрашний день…

Точильный нам очень нравится. Домик очень по сердцу. Дрова есть, припасы на зиму есть. В школе, мы уверены, всё у нас получится. Задумок у нас, как школьную жизнь сделать интересной для ребят,  – много, и вся жизнь, праведная, трудовая, творческая жизнь – идёт и ещё много и много её впереди…

Людмила на работе постепенно знакомится с жизнью посёлка, с людьми. Входим  понемногу в курс точильненской жизни.
Марина Шумакова, технички пригласили Людмилу за малиной поехать,
о чём, кстати, мы и мечтали.
Договорились с папой, чтобы он с Дашей посидел. Папа приехал вечером, а мы рано утром на остановку. Рядом с остановкой – леспромхозовская контора, там останавливается лесовоз, чтобы везти рабочих на делянку. Вместе с рабочими и мы поедем.
Мы, кто за малиной. поедем на выруба, то есть туда, где лес несколько лет назад свели, а теперь он густо зарос малинником. Пройдёт ещё несколько лет и место выруба, а это несколько гектаров, затянет берёзой, осинником, вязом. кленом, липой. Может быть где-нибудь прорастёт дуб.
А на новых вырубах – малинник, густой, сильный,  значит, и ягод много.
Ехать совсем недалеко, но дорога – лесная, здесь каждый километр за 10 и только «Урал» пройдёт.

Часов в шесть должны выезжать. Мы подошли к конторе пораньше, а народ уже толпится. И народу очень много. Само собой – лесорубы, но их-то как раз одна бригада, а поселковских женщин, кажется, все собрались.
День солнечный, ветерок хороший. «Урал» подошёл бортовой. В кузове –доски-скамейки. Залезли, кое-как расселись, тесно. А как обратно с вёдрами полными поедем? У всех вёдра, мешки, рюкзаки.
Куда поедем? Говорят: до моста, а там вверх по Жёлтому ручью до Моисеевского – на выруба, а лесорубов дальше повезут. У них делянка выше.
Поехали. Дорога гравийная, хорошая. Доехали до Жёлтого и по ручью вверх,  началась дорога лесная. Для лесовозов, которые хлысты метров по 10-12 вывозят пачками,  дорога  в самый раз. «Урал» - машина могучая, почти что и вездеход, прёт по дну ручья как танк, только с борта на борт переваливается, а заодно и мы, малинники-пассажиры. Ветви по мордасам хлещут, ухабы такие, что того и гляди из машины выскочишь, но друг за друга держимся, а «Урал» всё в гору ползёт, и чем дальше, тем дикости больше. Едем медленно, почти в пешеходный шаг, так ведь и не по дороге,
по ручью, а где колея, так по самые оси. Мотор ревёт, грязь из-под колёс, ветви вот-вот просвет закроют и, кажется, дороги ни назад ни вперёд нет.
Выехали наверх, на старые выруба, ещё немного и на месте будем.

Кругом дичь дичайшая: заросли ольхи, рябинника, болотинки, лужи по пояс, заросли осоки, кочки, малинник, каменные россыпи. кучи колод и хвороста – чёрт ногу сломит, и наверно всяких гадюк-змеев тут полно.
Народ бывалый, все в сапогах. И мы с Людмилой тоже народ бывалый, тоже в сапогах. Ступай куда хочешь, змеи не страшны.
Слезли, отдышались, кости поставили на место, в ручье воды хлебнули, оглянулись-огляделись: а малины-то сколько!
А Маринка нам говорит:
-Нет, это ещё не малина, малина дальше будет, пойдёмте!
Пойдёмте так пойдёмте, хотя нам кажется, что малины больше , чем здесь,
и быть не может.
Идём по какой-то вроде бы дороге-тропинке-колдобине дальше через всю эту дичь. Лужи или  вброд, или через кустарник обходим, а малины всё больше и больше, а малина всё крупнее и крупнее, а Маринка тянет нас всё дальше:
-Да бросьте вы её собирать, дальше настоящая малина будет.
-Нет, Марина, здесь будем собирать.
Правда, и Маринка ещё прошла сколько с женщинами. и тоже принялась за сбор ягод.

Сколько мы собирали ? Часа два, два с половиной. Набрали два ведра полнёхоньки, ещё немного её «поутаптывали», примяли, ещё пособирали – больше некуда и нечего в себе алчность поощрять.
Пообедали: хлеб, яички, лук, водицы вдосталь напились, тут и остальные малинники и малинницы подтянулись. Теперь надо ждать, когда лесорубов с делянки повезут, может быть, они над нами сжалятся, нас заберут. А куда им деваться? Ведь здесь их жены, родственники, дети.
Пока машины нет, пошёл я побродить по вырубам.
Оно, конечно, очень живописно, но какое варварство! Столько леса зря пропадает. Леспромхоз выхватит самое лучшее и дальше, оставляя после себя погром, разорение и лесную пустыню. Так это не по- человечески!
Правда, они оставляют и дубы, могучие, в два обхвата. Как мне объяснили, это – семенники. Жёлуди птицы будут растаскивать и убитую делянку  засевать. Может быть да, может быть нет. Дуб пока в силу войдёт, сколько на него всяких напастей.

Я лазал, пролезал под всяким завалами, очень мне хотелось всю эту гибнущую красоту - сучки, колоды, корни, выверты и узловатости - привезти домой, да что-нибудь из неё делать, хотя я ещё не очень понимал, как я могу всё это богатство использовать.
Светило над нами солнышко. День был лёгкий, хороший. Мы даже с Людмилой думали, может пешком пойти. Но решили, что будем с народом, а на себя внимание постараемся меньше обращать.
Пришёл «Урал», стали мы втискиваться в кузов. Мужики, пока женщины рассаживались, на борта сели. Двигались, уплотнялись, кое-как расселись. Одному мужику места совсем не хватило, на лесенке подвесной  так до конторы и доехал.

Началась обратная дорога. Опять нас мотало и кидало, и швыряло, а теперь ещё и с малиной. Ладно, Людмила плотно вёдра платками завязала.
И хоть нас бросает, кидает и мотает, но мы такие довольные – малины-то набрали,  варенье наварим, будет чем зиму встречать. После симской диеты, очень мы настроились больше её не соблюдать.
Приехали. Вечереет. Папа удивляется, что мы так много набрали.
С молоком свежую малину навернули, с папой малиной поделились, на следующий день Людмила малину варила и аромат был на весь двор и больше. Будет у нас зимой малиновая жизнь.
Мы ещё много раз в следующие года собирали малину, но такой богатой, крупной, рубиновой, чистой, больше нам собирать не довелось. Такой, что чуть тронешь куст, а она вся – отборная – в ведро так и сыплется.
Урожайный год был. Земляники набрали, так поели и с сахаром перетёрли. Малины набрали. Варенье Людмила наварила и насушили.
В начале августа черёмуха стала поспевать. На Школьной горе её видимо-невидимо. Пошли за черёмухой. Взяли ведро. Хотя бабушка мне и рассказывала, что в войну черёмуху мешками таскали, я думал, что в нынешнее время черёмухи столько ни в жисть не собрать.
На гору пролезли через всякие заросли. Черемушника – всё заполонил. А черёмухи и правда много. Стали мы собирать и не заметили, как ведро набрали. С горы спускаемся, а я уже внутренне радуюсь: пирогов с черёмухой от пуза поем. Это мои любимые пироги – пироги с черёмухой.
Дома перекрутили мы её с сахаром, Людмила по банкам разложила и в подпол.
И что же потом? Всё! С восьмидесятого года на черёмуху всякие напасти.
То цвет вымерзнет, то гусеницы нападут, то неизвестно отчего осыплется. Ох, не везёт! Вот только в последние два года можно было черёмуху собирать.
Но уж не по нашим годам теперь черёмуха.

Сначала мы  в магазине масло не покупали, а покупали деревенскую сметану. Договорились с одними стариками. А деревенская сметана, сепараторная, это городское масло, только гораздо вкуснее и полезнее.
Но что-то старики стали мудрить, раз за разом сметана становилась всё больше жидкой, и мы под благовидным предлогом от сметаны отказались.
А с другими договариваться не стали. Молоко покупали, только я не помню, у кого, какое.
В магазине, конечно, никакого изобилия не было. Хлеб всегда был, соль, спички, сахар, макароны, мука. Рыба? Не помню. Про мяса и речи не могло быть, но иногда завозили кур аргентинских или бразильских. Точно помню, что из Латинской Америки. Странные для нас были эти куриные окорочка. И аккуратно упакованные, и на вид хороши, и готовятся быстро, а вкус – трава травой. Мама высказывалась на их счёт более определённо: какая это курочка, мыло оно и есть мыло.

В отделе промышленных товаров мы купили холодильник. Да не повезло нам с ним. Двигатель через пару недель  приказал долго жить. Приехали мужики, двигатель поменяли, он заработал, но стучал, как бешеный. Я кое-что подправлял, он утихомиривался, а потом всё начиналось сначала. И всё же послужил он нам около двадцати лет. Купили мы там и стиральную машинку, которая нам тоже долго служила. Людмила покупала что-то из одежды. Но самая наша покупка была – финские женские сапожки. Это была для нас невероятная удача. Вообще сапоги шли по списку и только для жён лесорубов. Ануза купила сапоги себе в порядке очерёдности и строго по списку. Анузе сапоги не подошли. Не подошли ещё кому-то, и тогда Ануза их продала Людмиле. Как Людмила из берегла! Надевала только по самым выдающимся праздниками в честь какого-нибудь знаменательного события.
И так берегла, что они и сейчас, как новенькие.
Как-то к нам зашёл Александр Васильевич, спросил, как и что, может чем ещё помочь. Замерил нашу жилую площадь.
-Зачем?

Дрова вам бесплатно полагаются, согласно жилой площади.
На следующий день Николай, муж Любы Кошкиной стал возить нам дрова, что уже были напилены в чурбаки и сложены около школы.
Навозил много, по подсчётам Александра Васильевича, даже лишнего.
Значит, на следующий год, привезут поменьше. Я прикинул, если зима морозная, если даже топить печку два раза в день, то всё равно дров хватит и даже останется.
Чурбаки лежат. Надо колоть.
Колун мне папа подарил. Колун у меня очень по руке, очень ладный.
Дрова – клён. Колоть – только колун подставляй.
Да и такая работа мне очень нравится. Наколол, видно, что день не зря прошёл, что-то сделал.
С утра вышел. Солнышко греет, ветерок обдувает. Начал колоть. Чурбак на попа. На половинки. Половинки на четвертинки. Четвертинки на восьмушки.
Работа ходко идёт.
Мимо Люба Кошкина проходит, остановилась, смотрит, как я дрова колю:
-Как у тебя ловко получается!
- Стараюсь!
А мне смешно. А смешно потому, что колю я дрова, которые колоть не трудно, ничего и никакой тут ловкости не надо. Их любой может колоть.
Смешно мне потому, что пару дней назад я из магазина шёл, а Люба Кошкина около своего дома дрова колола. Муж на работе. Лето. Дел по горло. Когда он что успеет. Вот Люба, управившись со своими делами, взялась за сугубо мужскую работу. А колоть она взялась дрова берёзовые. А они такие, которые колются хорошо, а которые с сучками, а которые свилеватые, так с ними намучаешься. У Любы вполне серьёзный колун. Как взмахнёт, так полешки и разлетаются. Колет, иному мужику так не расколоть. Вот у неё на самом деле ловко получается, сноровисто, залюбоваться можно.
Быстро я чурбаки все перетюкал. Они сухие, но ещё подсушить надо. Сложил во дворе две большие поленицы. Сверху всяким хламом накрыл, чтобы дожди не мочили, пусть их ветерком обдувает.

В августе Александр Васильевич предложил хорошо подзаработать, надо было нижние венцы в интернате поменять. Работы недели на две. Соблазн велик. Дома посоветовались. Конечно, подзаработать надо, но я уже больше года не рисовал. Скоро школа. Я так на эти две недели рассчитывал, что хоть немного живописью займусь. В общем отказал я Александру Васильевичу,
попытался объяснить ему, что и как. Набрал он команду, ремонт они быстро сделали, но  он сожалел:
-Олег, мог ведь хорошо заработать.
Да мне и самому эту так называемую «упущенную выгоду» жалко было,
но уж совсем пропащие деньки были бы, если бы не взялся за кисти и краски.
От ремонта остались какие-то бруски, доски, лаги – немного.
Дубовцев мне предложил:
-Бери, хоть на дрова, или ещё на что.
О, как я обрадовался! Принялся таскать со школьного двора на наш. Быстро перетаскал. Во дворе кучу сложил и начал на неё внимательно глядеть: что из этого б/у  можно сотворить.
Рядом располагалась печка. Я её соорудил, чтобы Людмиле было сподручно варенье варить, кипятить бельё, воду греть. В жару, в такую сушь зачем в доме топить?
Поглядел на кучу и подумал, а может мне летнюю кухню с крышей сделать?
Разложил по траве доски, бруски, прикинул, что – хватит,  принялся за дело.
Вымерил, колышки поставил, выставил бруски по углам, скрепил досками,
крышу застелил. На крышу положил пару листов шифера. Боковинки зашил, дверку навесил.
Ох и ладная получилась кухня. На плиту мы ставили четырёхведерный бак с водой, топили печку. Вода грелась, нагревалась наша летняя кухня. Пока было тепло, Людмила там мыла Дашу, мы сами мылись вместо бани.
А мылись мы каждый день. Топили всяким хламом. Всегда там в меру горячая вода. Всегда помыться можно было.

В посёлке по советским меркам было всё, необходимое для жизни: магазины, медпункт, почта, сельский дом культуры, сельсовет.
И была библиотека. Хорошая. Я сразу туда записался. Ходил с удовольствием. Библиотекарем там работала Галина Будай, приветливая, мне разрешала рыться во всех фондах, чем я и пользовался. Нравилось мне рыться в книгах, ещё больше – читать. А читали мы с Людмилой много. И начитывали многое, что было необходимо для школы и много читали интересного – для себя. То, что в школьных планах было записано как самообразование.  Нам по душе заниматься самообразованием.

В Точильном я открыл для себя В. Иванова  и его роман «Русь изначальная»,
много мы читали и фольклорных изданий, и перечитывали классику. А вот по искусству книг было мало, а альбомов, тех, что я листал в институтской читалке, и вообще не было. Это было жаль.
Зимний день. Темнеет рано, да ещё вьюжит. Все дорожки занесло и пробираюсь я по сугробам. Больше плыву, чем иду. Прогребаю себе дорогу к знаниям, иду в библиотеку, иду с предвкушением: радость мне сулит встреча с книгами. Наберу самых разных книг для себя и Людмиле что-нибудь интересное подберу. Пороюсь в книжных полках.
В библиотеке тепло. Свет от настольной лампы, а от печи – ласковая уютность. Галина отчёт какой-то пишет. Я раздеваюсь и иду  в книжный рай в надежде отыскать что-то вообще не читанное и очень занимательное. Долго перебираю книги. Выбрал стопу. Галина заполняет формуляр, складываю книги в сумку. Сумку застёгиваю, чтобы снега не надуло.
-До свидания!
-До свидания!
На улице темень. Мимо сельсовета пробрался сквозь снег и ветер, а вот уже и родной огонёк виднеется. Людмила печку истопила. Пельменей с капустой настряпала, сейчас приду, варить будет, а сейчас пока Дашуньке сказку зимнюю читает. Я приду, будем все вместе книги листать, потом ужинать, чай пить и читать всласть.
На память о библиотеке у нас три тома точильненских: двухтомник «Братья Карамазовы»  и книга Ю. Дмитриева «Большая книга леса» - самоценнейшие книги нашей библиотеки. Это Галина, библиотекарь, нам подарила, как самым активным читателям. Дорогой и памятный подарок. Книги я сам выбирал. Галина предложила книги какие хочешь, выбирай на подарок. Я выбрал «Братьев Карамазовых», а «Большую книгу леса», нажимая на добрые чувства Галины и свою фанатичную преданность читательскому делу, выпросил…

Так что же такое Точильный?
Деревенский люд, такой, своеобразный. Речка, ручьи. Гора. Ели и пихты, идущие в гору. Леса-горы вокруг. Голубое небо с белыми облаками, солнышко. Улицы и улочки. Избы. Бани на берегу Ашинки.
Родники. Земляника, малина, черёмуха.
Наш домик, уютный и удобный. Дворик. Ручей под горой. Школа.
Алкаши-выпивохи? Мат-перемат? Ссоры, драки, война за покосы, семейные разборки? Праздники, больше похожие на поголовное питие? По сути брошенные дети, в домах раздрай и разруха? Вымирающий посёлок? Да, и это всё было. Но мы работали в школе, с взрослым населением общались только по школьным делам и дружбу ни с кем не заводили. Кто кого избил, кто с кем в кустах шалил, кто напился, кто на работу не вышел и т.д. – нас это не касалось. Мы общались с ребятами, а ребята были – самые лучшие. Не по способностям, не по успеваемости и тем более не по любви к учёбе. Это были ребята – деревенские, с хорошими трудовыми навыками, уважительные к учителям, независимо от учительского прилежания и призвания. Самое главное, в них была природная доброта и природная наблюдательность, и такая хорошая деревенская хватка. Все были такие? Нет, но большинство.
Разные у них сложились пути-дорожки…

И потому – хороший посёлок, посёлок Точильный. Хорошие там жили и живут люди. Живописно и всё к сердцу. Вот только собраться бы миром да прибрать в доме, во дворе и вокруг, и беречь речку, родники, лес, человеческой речью изъясняться, а не  матом, выпивать по праздникам, а не пить всегда и повсеместно, в меру употреблять, но кто ж в России меру определит, здесь всё – без меры…
себя прибрать  – себя беречь…

Август месяц. Людмила с Александром Васильевичем всё какие-то бумаги пишет, отчёты составляет, планы на учебный год расписывает.
Писанины – море.
Директор сокрушается:
Столько писать приходится, а ведь  в основном составляем липовые бумажки. Вот гороно требует отчёт по «Голубому патрулю».
Что такое «Голубой патруль»? Это работы в течение года по охране водных источников и уход за ними. Надо составить план, надо создать этот самый «Голубой патруль». Надо отчитаться за каждое мероприятие. Слов нет, дело хорошее. Но у нас в школе 68 учеников вместе с ребятами из интерната.
А кроме «Голубого патруля», ученики каждую весну и осень ездят по линии лесничества на лесопосадки: саженцы сажать, за молодыми посадками ухаживать. Ещё должна быть в школе пожарная команда, ещё должно быть…много чего должно быть, а ещё у нас пионерская организация, комсомольская…Везде планы и отчёты.
У нас даже не из кого «Голубой патруль» набрать, все ученики и так по двум, трём направлениям-кружкам раписаны.
Это нам Александр Васильевич доверительно «пожалился».

Мы к друг другу присматривались. Учителя городских школ нас предупреждали: Дубовцев такой зануда, любит, чтобы во всём был идеальный порядок, учителей гоняет, только держись. Формировали нам мнение о директоре. Мы всё на веру не принимали и думали, даже если это всё так: бумажки мы и так писать умеем, работать будем стараться, а что не получается, тому научимся.
Но представление о том, что вот директор Первомайской школы такой чинуша и людей не видит, быстро рассеялось. Такой нормальный мужик и руководитель настоящий. Нам помог обосноваться, на работе сверх ничего не требовал.

Дома заняты домашними делами. За окном шум да такой, словно вал ветряной надвигается. В окно смотрим – никого. Во двор вышел – солнышко светит, ветра нет, а шум, вроде даже как и приближается, нарастает. Кто-то огромный дышит во всю силу и через мгновение весь посёлок сметёт.
Что за чертовщина. Я за палисадник вышел:
вот это да! бараны в плотную кучу сбились, морды в траву уткнули и такой плотной стеной движутся к забору, головы не поднимают, одна слитая масса, и дышат в одно дыхание. Вот так бараны! Сильно удивили.

Я на работу вышел 11 августа. И до этого уже помогал школу оформлять, а теперь весь рабочий день писал, рисовал всякие плакаты. посвящённые работе пионерской дружины, комсомольской организации.
Самый наш задор был – оформить кабинет русского языка и литературы, наш кабинет. Картон был, краски были, ватман был, - Александр Васильевич постарался всё необходимое добыть. Стали мы оформлять кабинет.
Изготовлять наглядные пособия по русскому языку в десяток ватманских листов, большой стенд, посвящённый В. И Далю и его Словарю. Ещё и фольклорный стенд оформили.
Побелено, покрашено,  кабинет стал как игрушка  и вся школа такая же.
В один из рабочих дней Александр Васильевич приехал уже к обеду, нас позвал и сообщил нам не очень приятное  известие: его переводят директором ашинской третьей школы, а вместо него в Первомайской школе он предложил меня.
-Соглашайся. Я тебе помогу, гороно поможет.
Я сразу и насовсем отказался. С Лидией Константиновной, завгороно, мы уже познакомились ещё в прошлом году достаточно близко. Что это за руководитель, у нас представление было.
Александр Васильевич и сам был не рад своему перемещению. До этого он работал директором в одной из симских школ, показал себя с хорошей стороны, но у него вышла там какая-то неурядица. Завгороно перевела его в Первомайскую школу директором с условием, что через год-два переведёт в директором в ашинскую школу. Вот перевод состоялся. А  Александр Васильевич как-то здесь уже приноровился, привык, была у него уже задумка
пчеловодством заняться. Он и мне говорил:
-Олег, на следующий год пчёлами займёмся.
А что он не болтун, мы уже убедились. Да, жалко, что от нас Дубовцев уходит. Всего-то два месяца, а привыкли друг к другу.
А у нас кто будет? Людмиле предложили,  дочка маленькая на руках.
Учителей не хватает, а директорствовать всегда найдётся кому.
Нашла Лидия Константиновна директора.
Директором у нас будет Нина Васильевна Дубова, учитель истории из Сухой-Ати.

Школа школой, но надо и огород убирать. То, что росло, - выросло. Красного жгучего перца было столько, что нам его хватило на несколько лет. Вырос чеснок, репа, свёклы немного. А лук весь – батун. Бабушка  нам порадела, луком одарила. Запасы у нас были. Главное – картошка.
Ботва уже стала подсыхать. В сентябре нам копать будет некогда, хотя народ в сентябре копает, а в Точильном ещё и в начале октября копали. А нам надо копать раньше.
Последние дни августа – погожие, солнечные. Утром что-то вроде заморозков, а днём – жара. Людмила с Дашей уехали в Ашу в детскую поликлинику, а я –лопату в руки и на огород картошку копать.
Картошка хорошая уродилась, мелкой почти нет, накопал вёдер шестьдесят, собрал, перетаскал в мешках домой и ссыпал в подпол. Закончил работу под вечер. Помылся. На крылечке сижу, Людмилу с Дашей поджидаю и думаю: а чего я такой уставший. Подумаешь, картошку накопал, всего-то двенадцать мешков. Думал я думал, на вечернее солнышко любовался, наконец, осознал:
я же эту картошку на себе таскал с огорода домой, а это расстояние  примерно с шагов семьдесят-восемьдесят, да ещё в подпол ссыпал. А это не так просто. Мешок в подпол, а потом дальше его волочь надо в угол, где отгорожено место под картошку. Вот и устал.

А теперь? А теперь, когда вдвоём, когда один, накопаем вёдер двадцать и с воодушевлением говорим:
-Какое большое дело сделали!
Да и картошку не в подпол ссыпаем, а в предбанник, и в мешки, да таких и мешков сейчас нет, не по пять вёдер ссыпаем, а по три ведра. Как это ни грустно, но наблюдается постепенное утрачивание молодых сил или просто лень обуяла и стимулирует поиск всяких отговорок…

Конец августа. В гороно создаётся комиссия по приёмке школ к новому учебному году. В неё входят завгороно, председатель профсоюза, методист из Дома пионеров, ещё какие-то назначенцы.
Приехали. прошлись, какие-то мелкие замечания сделали. Удивились, как мы кабинет русского языка и литературы обновили, а Лидия Константиновна нам прочитала целую лекцию минут на десять о стакане. Дело в том, что кто-то из комиссии захотел попить, отстал, так сказать, от коллектива, попросил воды. Людмила принесла. Проверяющая воды отхлебнула, Людмила поставила стакан на парту и про него забыла. Мы волновались, это на нашем педагогическом поприще была первая приёмка школы.
Лидия Константиновна заглянула в наш кабинет после всех, случайно, и увидела в первую очередь стакан.

Что тут было! Громы и молнии, светопреставление и катастрофа:
ученик (что-то небесное и ангельское) войдёт в класс, войдёт с желанием учиться, в праздничном настроении, вдруг увидит стакан. Что здесь было? Значит, его здесь никто не ждёт. Как можно так халатно относиться к своим обязанностям?! Как так можно не уважать ученика?! Через неделю первое сентября. а у вас стакан на парте?! Как можно, да вы что? да у меня! да учителя! да мы все награждённые и заслужённые, да я, да мы… и далее в таком же роде – очень полезная была лекция, запомнилась почти дословно.
Глубокопочитаемую комиссию пригласили в учительскую, подписывать какие-то бумаги. Учителей, естественно, выпроводили на свежий воздух и отправили по домам.

Приближалось первое сентября. Распределили учебную нагрузку. При ставке в 18 учебных часов в неделю, у нас было часов по 26. Можно было взять и больше, но мы и от этих хотели отказаться:
-надо не деньги зарабатывать, а педагогического опыта набираться,
да и дочка у нас маленькая.
Домик наш в тридцати шагах от школы. Дубова обещала так составить расписание, чтобы у нас с Людмилой уроки не совпадали:
пока один в школе, другой дома, чтобы Дашуньку одну не оставлять.
Обещание своё она постаралась выполнить, но на некоторых занятиях мы оба были в школе;

Школа маленькая, учеников немного, в каждой параллели по одному классу.
В седьмом и восьмом классах по 11-12 учеников, в остальных – меньше, в начальной школе в первом классе – один ученик.
Учитель начальной школы – Халида Каримовна. Она вела уроки сразу в первом, втором и третьем классе в одном кабинете. На первом ряду – ученик первого класса, на втором – ученики второго, на третьем – третьего.
Для малокомплектной начальной сельской школы была разработана своя методика: учитель начальной школы в одном кабинете занимается с тремя классами. Халида Каримовна была, как и мы, молодой специалист, только уже проработала два года, учить ребятишек «три в одном» у неё получалось.
Мы в её методику особенно не вникали, своих учебных забот было по горло,
но кабинеты наши были рядом. и слышно было, как ведёт уроки Халида Каримовна. Это тоже для нас был своего рода мастер-класс.

Ещё о нагрузке. Итак, тарифная ставка 18 часов в неделю, то есть по три урока в день. Казалось бы, чем не работа. Три часа отвёл и – свободен, как птица. Как бы не так.
Во-первых всякие совещания. Каждый понедельник, совещание при директоре. Профсоюз проводит какое-то собрание. Что-нибудь о правилах безопасности, планах культурно-массовой работе и т. д. Комсомольская организация тоже обязана о чём-то совещаться и составить план работы.
Педсоветы, родительские собрания, классные часы, внеклассные мероприятия, внеурочная работа, кружки – обязательно какой-нибудь надо было вести.
Получалось так, что уроки проведёшь, ещё на пару часов уже вместе, и Даша с нами. что-то в школе делаешь. Пора идти домой. А чувство такое, что домой уходить неудобно, а надо ещё работать, работать, работать.
А оплата шла только за часы. За классное руководство платили мизер.
Любой учитель сам бы платил за классное руководство любому, только бы от этого классного руководства освободиться. В первую очередь – из-за писанины.
В принципе можно было вообще классную работу не вести, или делать вид, что её ведёшь, но – самое важное, самое правильное – вовремя и правильно заполнять всяческие бумажки.
Ох уж это классное руководство-писанина!
За работу в сельской местности нам, если не ошибаюсь, доплачивали где-то 15%.

В оставшиеся до первого сентября дни, а можно было и после, но куда тянуть, надо было составить кучу планов.
Планирование по учебным предметам на весь год:
тематическое планирование (темы, количество часов, практические и контрольные);
поурочное планирование на каждый урок (план-конспект:
цель, задачи – три: знать, уметь, воспитательная задача), шаги урока, методический приём к каждому шагу, домашнее задание, итог.
Планирование воспитательной работы.
Каких разделов только там не было! Общую тетрадь тратили на такой план.
Там было планирование работы с пионерским отрядом, патриотическое воспитание, атеистическое воспитание, трудовое воспитание, эстетическое воспитание и всякие другие воспитания.
Мне было интересно планировать работу по атеистическому воспитанию:
Библия, Ветхий и Новый завет, круг Двунадесятых праздников, жития святых, выдающиеся люди – атеисты, есть ли бессмертие, как зародилась жизнь, что такое вселенная. Собственно этот раздел я составлял для себя, чтобы пополнить свой багаж знаний. Был ли я в то время атеистом?
Не знаю. Никак я для себя этот вопрос не решал. Но больше склонялся к атеизму. А гуаши писал на мифологические темы. Язычество меня сильно манило. Мир – Тайна. Да и у меня перед глазами – картины Рериха, Чюрлёниса, Врубеля, картины сюрреалистов, живопись и графика Юрия Матвеевича, леса-горы, всяческая деревенская жизнь…
А сейчас? А сейчас я – агностик…

По трудовому воспитанию я сильно озадачился: что значит трудовое воспитание?
Метлу в руки, топор, молоток, колун и – за работу. А как иначе?
А нужно было иначе.
Нужно было проводить беседы о пользе и красоте труда, классные часы на тему «Трудом велик и славен человек».
И я писал темы бесед, классных часов, чтение и обсуждение произведений, посвящённых славным советским труженикам.
Тематика классных часов. Цель и задачи.
Нужно было ещё составить план самообразования. Этот план я писал с большим воодушевлением. Конечно, запланировал прочитать несколько методичек по русскому языку и литературе, законспектировать монографии по творчеству Пушкина и Лермонтова, прочитать с составлением плана-конспекта две-три книги по истории русского искусства 19 века, изучить методику преподавания  ИЗО в школе.
И везде надо было указывать цели и задачи. Это была умопомрачительная писанина.

Педагогический коллектив школы. Нина Васильевна, историк;
Василий Фёдорович, трудовик и физрук, Светлана Ивановна, математик, Людмила Хикматовна, математик, Халида Каримовна, учитель начальных классов, и мы с Людмилой, филологи, молодые специалисты, только начинающие свою педагогическую биографию.
Предметов больше, чем учителей. Сельский учитель – мастер на все руки.
Людмила вела, естественно, уроки русского и литературы, и ещё впридачу  анатомию и физиологию человека, географию в седьмом классе, а я вёл русский и литературу в восьмом, анатомию и физиологию, географию, историю, ИЗО в других классах. Классное руководство у меня было в восьмом классе. Класс был выпускной. У Людмилы классное руководство в шестом классе.

Уроки у нас затруднений не вызывали. С ребятами нашли общий язык.
Но мне было сложнее. У Людмилы общение с учениками лучше получалось.
А в целом ребята приветливые и уважительные, но – брошенные. В том смысле, что никто к ним по- дружески не обращался. В школе, в организации всего учебно-воспитательного процесса было много формально-назидательного. Мы запанибратских отношений не допускали, но и небожителей из себя не строили.
Что мне удавалось менее на протяжении всей педагогической деятельности, чем Людмиле, так это установить контакт, доброжелательные отношения с подростками, с теми, у кого переходный возраст. Мне с ними как-то и менее интересно было. А вот малыши и чуть постарше – они такие открытые, восторженные, выдумщики, фантазёры. С ними мне было легко и просто.
Восьмой класс, мой класс. За год притерлись, проблески взаимопонимания
возникли. Но особо дружественных чувств не было. А вот на следующий год мне достался четвёртый класс, тут друг от друга мы были  в восторге, но во внеурочное время, а на уроках надо учиться. А кто любит учиться?
Но и на уроках у нас царила дружественная атмосфера.

Русский язык. Картина ужасающая. Безграмотность полнейшая. Как они у меня экзамен сдавать будут? Есть у меня в классе «выдающаяся» ученица –
Гуля. Она в каждом слове минимум делает две ошибки. Все про Гулю знают, какова её грамотность знают.  Другие чуть получше.
Что делать? Хоть минимум одолеть.
Начинаем повторять с азов.

Планы-конспекты уроков. Без плана-конспекта урока администрация школы вправе была не допустить до уроков. Писать к каждому уроку план-конспект:
тема, цель, задачи (знать, уметь, воспитательная задача), шаги (этапы) урока,
на каждый шаг свой методический приём, домашнее задание (задача, разбор, алгоритм выполнения)? Где же столько времени на писанину выкроить, да и зачем? У нас уже была неплохая методическая библиотечка. Я кое-что выбрал, скомпоновал и недели две по ночам и в выходные писал конспекты к урокам по русскому и литературе на весь учебный год. Даты не ставил. А их ставить нужно было. Вечером я вынимал из папки очередной конспект для урока по русскому языку или литературе и клал в портфель на завтрашний учебный день. На уроке мне конспект не нужен был. Каждое занятие я продумывал, иногда для себя набрасывал небольшой план, подбирал материал, делал выписки, а план-конспект нужен был исключительно для администрации. Если вдруг на урок заявится, то у меня всё есть.
Конспекты для уроков по истории, географии, анатомии, ИЗО я не писал: предметы эти мне «втюхали» и нечего меня тут контролировать. Не нравится – забирайте часы. Но я знал, что часы не заберут и конспекты для этих уроков вряд ли потребуют. Людмила тоже исходила из таких соображений и поступала так же. Но план-конспекты к урокам по русскому и литературе писала настоящие, «действующие». А я как написал на целый год, так к ним и не обращался, только перекладывал из папки в папку.

Проверка тетрадей. Это для меня было даже хуже копки картошки. Очень не любил. Очень на меня проверка тетрадей наводила скуку и даже тоску.
Всего-то тетрадей – 10 или пять-шесть. Надо проверять. Вот он лежат на столике с правой стороны. Проверил в одной классную работу и домашнее задание. Пересчитал, сколько ещё осталось. Поглядел в окно. Ещё проверил тетрадь. Пошёл на кухню, налил чаю. Проверяю следующую тетрадь, когда же они кончатся, пью чай. Опять пересчитал тетради. Наконец, надоело мне волынку тянуть и вату катать, собрался со всеми силами и проверил оставшиеся тетради.
Людмила к проверке тетради относилась более положительно и её эта проверка так не напрягала. Я видел: Людмила будет хорошим учителем, есть в ней основательность, настойчивость, с ребятами хорошо ладит.
А у меня? Да по-всякому. Всё же мои восьмиклассники  относились ко мне больше уважительно-снисходительно. Авторитет надо было ещё надо было приобретать.

Кроме Гули, уникума по орфографической и пунктуационной грамотности,
были ещё несколько спецов в избранной сфере деятельности.
У Мансура, например, была очень сильная аллергия на школу. Долго он в ней находиться не мог, или сбегал с последних уроков, или вообще не приходил. Выпустить надо всех, это я понимал. Гуля что-то напишет на экзамене по русскому  - будет основа для оценки. А если Мансур в школу ходит изредка и ему даже оценку не за что поставить, как быть?
Надо приложить все силы, чтобы Мансур в школу ходил.
Да, я очень понимал, что уровень знаний не соответствует оценке этих знаний, что успеваемость наших учеников наполовину – липа.
Но я принимал во внимание и другую сторону: ребята получат свидетельство об окончании, кто-то пойдёт дальше учиться, кто-то  по дому помогать. А потом парни – в армию, а после армии или в лесорубы, или будут свою дорогу искать. Девчонки замуж выйдут. Им школа постольку-поскольку.
Работать они умеют, если в бутылку не будут заглядывать, то жизнь нормально сложится. А если оставить на второй год? что очень фантастично,
никакое гороно и облоно это не разрешит. С двоешниками мы ещё в 60-ые годы покончили. Но если всё-таки оставить? Зачем? Есть в этом смысл? Пойдут они опять в восьмой класс? Да не пойдут и никакие родители их не заставят.

Проблема, неразрешимая проблема и по сей день висит в воздухе: кого и на сколько надо учить? В нынешнее время большинство молодёжи рвануло в институты, уровень  образованности повысился, а уровень культуры весьма понизился. Массовая, кичевая культура правит бал. Так кому и для чего учиться? Практически этот вопрос решается. А в школе? И по сей день очень много липы? Снизить требования к уровню знаний? Они и так снижены, куда уж дальше. Объективно оценивать? Куда второгодников девать?
В образовании, как и в любой другой сфере столько проблем, которые не решаются десятилетиями. Больше какие-то псевдореформы, облицовка фасада. Да, как-то перемогаемся, куда-то идем, но это так затратно, с таким скрипом. Самое главное, не очень понимаем и вообще не понимаем, зачем всё это, что вокруг, и зачем мы сами…

Как же быть с Мансуром?
В плане воспитательной работы записано:
знакомство с условиями  жизни ученика в семье, с домашней обстановкой,
наличие уголка ученика для выполнения домашних заданий и т. д.
«Ветераны»-учителя школы домашние условия своих учеников знают досконально, потому что сами местных кровей, а нам с Людмилой надо знакомиться. У Людмилы  с этим было попроще, у неё ученики недалеко от школы, в самом Точильном. А у меня – в радиусе трёх километров.
Дело в том, что сам посёлок состоит в свою очередь из нескольких малых поселений: Точильный, Заречье, Боданово, Замочка, посёлок Первомайский.
Заречье – за рекой Ашинкой под Школьной горой, улица Боданова протянулась вдоль Ашинки от моста до брода на Замочки километра на два,  через речку от улицы Боданово начинается Замочка. Здесь когда-то мочало замачивали. Замочка протянулась метров на двести вдоль реки.
С левого берега на правый – длинный пешеходный мосток. За мостком пройти немного  к горе – Первомайский посёлок, все его называют «Майский». Вот здесь когда-то и была школа, которую потом перевезли в Точильный. Мои ученики живут и под самой Школьной горой, и по улице Боданова , и в посёлке Первомайский.

Тогда уже, в восьмидесятые годы было понятно, что перспектив у посёлка никаких. Власти не озадачивались, как сохранить и привлечь людей в посёлок. Чем власти были озабочены? Лес, деловой, почти весь уже кончали. Что дальше?
Дорога Аша –Точильный и до Решетова поддерживалась в неплохом состоянии. А в самом посёлке где как.
Автобус ходил три раза в обычные дни и четыре раза в  субботу и в воскресенье. Билет из города до Точильного – двадцать пять копеек, это примерно стоимость буханки хлеба.
Часто срывались рейсы. Учителя ездили в школу из города. Автобуса нет, учителей нет. Мы с Людмилой вдвоём на все классы, в коридоре стоим, задания по классам раздали. Людмила идёт в учительскую, звонит в горком партии: автобуса нет, учителей нет, школьники по классам сидят, ждут.
-Сейчас выясним, автобус будет.

Я по молодости и романтического задора любил ходить из Аши в Точильный пешком. Да и многие жители не чурались из Точильного в Ашу пешком пройтись, если автобуса долго нет. Была надежда, что кто-нибудь подберёт, а если такого не случалось, то и пешком – в удовольствие.
Один раз по осени я даже «марафон» пробежал из Точильного в Ашу до
самого дома. Это километров двадцать, если верить ашинской энциклопедии.
Но как же быть с Мансуром?

В сентябрьские дни пошёл по городам и весям. Оделся соответственно и обул резиновые литые сапоги. У кого был, мало что меня порадовало, или вообще ничего не порадовало. В домах и во дворе – беспорядок, а правильнее сказать – бардак. Кучи всякого хлама, утвари, махров, обуви.
А мой лучший ученик Мансур жил на Майском, туда я добрался уже после обеда. Посёлок в одну улицу. Улица широкая, и по всей ширине колеи и болото. Я в литых сапогах по колено еле-еле по улице прошёл и несколько раз так сильно увязал, что сапоги чуть не оставил. Да, надо быть по крайней мере Ломоносовым, чтобы каждый день, преодолевая болото, идти в школу.
Осень и весна – грязь по шею, а зимой снега выше крыши и мороз колюче-жгучий.
Дома Мансура я не нашел. Дом на замке, покрутился я вокруг да и побрёл обратно. Но, видимо, кто-то ему передал, что я приходил, Мансур в школу явился. Провёл я с ним воспитательную беседу. Старался достучаться, убедить, что без свидетельства об окончании восьмилетней школы ему в жизни мало что светит.
Мансур периодически в школе появлялся, а потом опять исчезал, опять я с ним беседу проводил, пытался вовлечь в школьные дела. Мансур оставался в стороне, в стороне он был и от остальных ребят. Они его вообще мало замечали: пришёл-ушёл.
Как бы то ни было, но Мансур школу закончил, свидетельство получил.

Поиски бани. В летней кухне мыться было удобно, скоро и хорошо. Подтапливали мы её каждый день. Но надо и по-настоящему мыться, попариться, понежиться. Пару раз мы мылись у нашей соседки по дому.
Рядом с нами поселилась медичка, а за ней – бабка-пенсинерка. Бабка не очень приветливая, но уговорилась на то, что мы у неё баню будем топить.
Мылись мы аккуратно, воды не лили, после помывки Людмила полы насухо протирала. Но мы как-то бабке пришлись не по душе.
Прямо нам и заявила:
-Вы мне баню сгноите, кто мне новую поставит. Я пенсионерка, ждать помощи неоткуда.
Мы не горевали, потому что варианты уже подыскивали, нам бабка тоже «не показалась».
Родительница ученицы Любы,  Надя Попова, предложила нам мыться у её стариков. Баня напротив школы. Ходить недалеко. Хорошая была баня.

Но самая лучшая баня была у Нади Поповой. Я не очень хорошо помню, но так получилось, что Надя с мужем разошлась, имущество они разделили, а баня оказалась неподелённой. Пока суд да дело, баня была в нашем полном распоряжении. Это была чудо-баня. Большая, три на три с половиной метра, хоть пляши в ней. Почти такой же по размерам предбанник. Внутренность бани обычного устроения: налево, во всю длину бани  лавка-полка, в середине окошко, направо – печка-каменка, в которую вделан чан для горячей воды ведер на пять-шесть. За каменкой – лавка и полок для паренья. Баня срублена из липы.
Важное значение, наверное, имело и соотношение объёма бани, каменки, уровня полка: баня была лёгкая, натапливалась быстро, а жар держался долго. В ней не было угару, и даже самый умопомрачительный жар переносился легко. Я парился на полоке, а Людмила внизу мыла дочку и  никто от жара не страдал и не мучился. Мы даже дочку немного парили.
У нас хорошие баньки, и париться можно, и мыться. Пожарче – пожалуйста, полегче – пожалуйста. Но в такой лёгкой бане, в которой мы мылись в то время, больше нам мыться не привелось. Удивительно, мы же там прогревались до самой последней косточки, а жар нисколько нас не томил. А выйдешь после бани – легче воздуха.
Настоящая банька, она из липы и, конечно, по-чёрному.
Наши баньки нынешние жаркие, удобные, но всё же нет в них той лёгкости. которая была. Или просто мы постарели да одряхлели.
Одно было неудобство: к речке не побежишь, до неё ещё пару улиц пересечь надо.
Я выходил в предбанник, обливался холодной водой, и возвращался париться. Зимой было проще: в снег окунулся, временное помутнение рассудка получил и опять париться.
Из бани идём, ног под собой не чуем, над землёй плывем.

Домой возвращаемся. Смеркается. Тропинка узкая, того и гляди в снег по пояс ухнешь, потому идём медленно, вдыхая свежий холодный воздух. Людмила тазы несёт со всякой банной утварью, а я несу Дашу, укутанную со всех сторон. Домой принесём,  а в домике уже заранее натопили, тепло и даже очень. Людмила Дашуньку разденет и  в кроватку, она ручки раскинет и так сладко спит, даже нам завидно. А нам хоть и завидно насчёт поспать. но мы сначала чаи гоняем с вареньем, да вспоминаем, как  ягоды земляники-малины собирали.

Осенний бал в школе. Надо было выпустить газету на осеннюю  тему. Вот когда пригодились уроки Игоря Николаевича Табашникова. Нашли мы какой-то материал, подобрали стихи, кто-то из ребят написал пару заметок.
А уж над внешним видом газеты трудились все. По краям прикрепили веточки рябины с ягодами, что-то у нас написано было на берёсте, а основное поле заклеили кленовыми листьями. Газета получилась исключительно осенняя и необычная.
Людмила со своими  учениками тоже работали в этом направлении.
Получалось так, что мы работали вместе в двух классах. Конкуренции никакой и соперничества не было. Две газеты рядышком – на уровне! вот как надо!

Ещё один конкурс на лучший осенний букет.
Здесь мы тоже обновили-оживили формат. От букетов в их обычном виде полностью отказались. Лиля Гильмиханова, Света Матюто принесли большие подносы. Саша Тяжельников и иже с ним набрали в лесу ягоды калины, рябины, набрали немного черёмухи. Девочки принесли цветы. Стали мы создавать осенние букеты. Разложили листья, калину, рябину, черёмуху рассыпали так, чтобы получился кленовый лист. Астры в центре.
Черёмуха была в последней степени спелости, сладкая- пресладкая. Пока мы букет создавали, ребята и так уже к ней приценивались, а как выставили на всеобщее обозрение через малый промежуток времени смотрим, от нашего кленового листа уже мало что осталось – черёмуху почти всю ребята съели.
В классе Людмилы букет получился ещё интересней. У них и цветов было больше,  и больше выдумки они проявили.

Ещё надо было выступить с художественным номером. Тут у меня был полный провал. С пацанов какой спрос? С них только тяжёлая и грубая работа. Но и девчонки мои наотрез отказались выступать, прочитать осеннее стихотворение. Никак я не мог их убедить. Но зато в конкурсах и розыгрышах принимали активное участие.
Ребята наши оживились, месяц занятий не прошёл даром. Осенний праздник тоже их воодушевил. На внеурочные дела ребята были отзывчивы, но только не на учёбу.
Разные они – мои ученики. На третьей парте в третьем ряду сидела на уроках вместе во Светой Матюто Лиля Гильмиханова. Ох, и занозистая девчонка.
И всё ей не так, и справедливости нигде нет. И оценку ей не такую поставили, и не то задание задавали, и не так спрашивают. Что делать?
Я был убеждён: надо разговаривать, спокойно, доброжелательно, постоянно.
Когда учеников немного, соблюдать дифференцированный и индивидуальный подход в обучении и воспитании не так уж и трудно, но когда учеников под сорок… С трудом, но с Лилей мы находили общий язык.
Такой же привереда был её брат – Марат, который учился в пятом классе.
У него была страсть задавать огромное количество вопросов.
Урок ИЗО, рисуем осенний пейзаж. Марат в своём амплуа:
-А зачем рисовать пейзаж,  если я хочу рисовать машину? А если у меня нет карандашей? А если у нас нет денег на карандаши? Зачем учить наизусть.?
А почему вы Паше пятёрку поставили, ведь он ошибся?...
Удивительное заключается в том, что через много лет, через двадцать лет Марат меня разыскал. Он стал заниматься живописью и поиском смысла жизни. Сначала много говорил о том, как многому я его научил, потом о собственных изысканиях. Увлёкся Рерихом и мне сделал очень дорогой подарок – подарил альбом-книгу «Держава Рериха». Живописью начал заниматься серьёзно. А потом… А потом его куда-то потянуло в сторону –
уехал в Сибирь строить Город Солнца.
Ко мне в художку приходил, весь на взводе, восторженный донельзя. А как же! Новый Христос в мир пришёл!
Сложная передо мной была дилемма. Остановить, охладить пыл. Всё же основа нашей жизни – материальная. Надо зарабатывать на свой кусок хлеба, тогда и будет мало-мальская независимость, тогда и поисками духовного можно заниматься. А чтобы это было серьёзно, надо со многими людьми общаться, а не бросаться в объятия к первому попавшему жулику. Надо много читать. К природе, наблюдать её, обратиться, стать там своим, слушать её, она - мудрость. Мог я ему об этом сказать? Что я мог ему сказать?
Я видел, что всё бесполезно. Попробовал достучаться – бесполезно. Есть нюанс. На каком основании я могу ему что-то посоветовать? Разве я знаю, в чём истина? Разве я знаю, как надо жить? Я для себя эти вопросы не решил, как я могу что-то советовать другому.

И всё же я Марату пробовал сказать, что торопиться – не надо, что здесь, в Аше, в Точильном можно найти, чем заняться…
Рядом с Лилей, которая всегда готова к спору, к выяснению отношений, к поиска справедливости, сидела Света, девочка спокойная, тихая.
У Матюто,  Раи и Василия Андреевича, – тринадцать детей. Все вышли в люди.
Сергей одно время сильно пил, но одумался, лечился, и вот уже сколько лет ведёт трезвый образ жизни, в рот – ни капли. У нас учились Света и Паша.
У них матушка – очень спокойная, выдержанная, а отец – весь в движении, ни минуты спокойной. весь в делах.
Дети характером пошли в мать. Очень воспитанные. Эта воспитанность у них
внутренняя, природная, не внешний покров.
Прошло много лет. В наш сад в Точильном то Паша зайдёт с женой, то его братья. А все до того похожие, что и их путаю. Братовья работают на севере, а свою малую родину не забывают, отдыхают на югах, а на родину обязательно заезжают. Такие ребята и девчата, мужчины и женщины, опора российской жизни…

Василия Андреевича уже нет.
А какая у него биография! Подростком был в партизанском отряде, попал в плен, в концентрационный лагерь. В лагере выжил только потому, что – маленький , еды меньше надо было. Как  он сам рассказывал:
- Я с молдаванами в лагере пребывал. Мужики все здоровые. А через месяц-два, от них только одни скелеты остаются. А я подросток, чуть что поем и вроде живой.
Да, уж Василий Андреевич живой. Если разговор, то весь на шарнирах, руками размахивает, ногами топочет и речь – сколько чувства, сколько страсти! Во всём. В каждой мелочи: воды в реке убыло, заморозки пали, дорогу не засыпают, хлеб опять подорожал, картошку копали, что за картошка, Серёжке говорю…
А мать жива, кто-то из детей с ней живёт.
Мне особенно Паша нравился. Учился он очень неплохо, такой вдумчивый парень. Если в голову что западёт, мысль какая осенит, он её думает.
А Света? Как у неё жизнь сложилась? Спокойствие, неторопливость, сдержанность, размеренность – такие ценные и такие редкие человеческие качества сегодня.

Уроки ИЗО были для меня самыми любимыми.
Общение с Юрием Матвеевичем не прошло даром. Что могут дети, я знал.
Не знал, как практически к этому подступиться.  Не мог решиться от программы по ИЗО совсем отказаться,  работать по своему плану.
Возможности школьные были минимальные.
У ребят – карандаши цветные и альбомы, о красках и речи не могло идти.
Покупали, что подешевле.
К ИЗО, как уроку  мало или совсем несерьёзному, было и соответствующее отношение.
Да ещё программа дубовая, сильно дубовая программа, исключительно дубовая программа. До Неменского методисты по ИЗО ещё не дошли, или он до них не дошёл.
А смысл уроков ИЗО прост: надо дать возможность ученику ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС выразить своё отношение к миру, своё впечатление, а для этого показать, помочь «приобрести» необходимые приёмы и средства.
Ведь на художника в школе не выучишься, да и не надо этого, а вот научить «говорить» своим изобразительным языком в соответствии со своими возможностями и потребностью – можно и нужно.
ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС. Жаль, что далеко не все это понимают.
А если не здесь и не сейчас, то потом будет уже поздно…

Новый год приближается. Ребят спрашиваем, как у вас Новый год проходит?
Лица у ребят скучные:
-Да как-то так. Пришли, стихи прочитали, подарки раздали,  вот и всё.
Надо Новый год встретить по-настоящему. Идей в наших головах было не меряно. Решили мы с Людмилой целое новогоднее действо сочинить, своего рода театральный спектакль. Ребят на это дело подвигли, они сразу с воодушевлением откликнулись, стали дома подбирать себе соответствующие
костюмы, шить, кроить, компоновать. Написали сценарий, распределили роли. Учителя нас поддержали, в своих классах тоже соответствующую работу провели. Школа очень даже оживилась.
Суть нашего представления была вот в чём: борьба добрых лесных сил со злодеями болотными. Добрые, естественно, побеждали. а злодеи преображались. Они вообще-то и не злодеи были, просто так у них снежная жизнь сложилась, а вот Дедушка Мороз пришёл со своими зверушками, зайчиками-побегайчиками, снеговухами и снеговушками и стал ледяный застывшый лес расколдовывать, хороводы водить, в игры весёлые со всеми играть, загадки загадывать, сказки показывать, - и ледяное царство, застывшее, спящее – преобразилось. Всё такое же, но – живое.
Кто там был, кроме названных? Пень лесной, Лихо Одноглазое, Богатыри, прибывший с Северной Америки индеец из племени апачей, снежинки, снеговики, Баба-яга, Не знаю что, Коробейник…

Как нам в этом отношении помогли и лекции Александра Ивановича Лазарева, и книги, которые мы с неимоверными трудами добыли. Книги по фольклору и народной культуре. Особенно помогли две книги о старинных народных играх «Вспомним старинные игры», «Детский фольклор», книга по фольклорному празднику «От зимы до осени», а самая наша настольная книга «Живая вода» - сборник русских народных песен, сказок, пословиц, поговорок. В школьной библиотеке раскопали уникальное для нас издание «На Буяне, славном острове», сборник русского фольклора.
Это то, что надо было нашим ребятам и девчатам. Там было много всяких шуток-прибауток, как раз для нашего праздника:
«Из-за леса, из-за гор выезжал дядя Егор,
Он на сивой на телеге, на скрипучей лошади…»
Краски были, и было много картона. Долго пришлось провозиться с костюмом Пенька лесного, опасались, что он во время праздника развалится.
Всячески старались его укрепить. Для Богатрыей рисовали щиты,  делали
из картона мечи, выкраивали кольчуги и рисовали колечки, а ещё надо было шлемы сделать. Тоже мороки много. В предновогодние недели белого света мы не видели, и в школе и дома только и занимались подготовкой к  Новому году. Ребята помогали. Мы кроили картон, клеили и расписывали.
Костюмы изготовили. Ещё надо было кабинет новогодний в соответствующий вид привести.

Рисовали лесных жителей, елки, дубы, рисовали всякие мордашки и придумывали и изготовляли украшения. Материал самый простой: картон, вата, краски, кисти, клей, немного цветной бумаги и немного ёлочных игрушек,  а получалось празднично.
Вместе с Людмилиным классом выпустили новогоднюю газету на четыре листа ватмана. На основу накидали и приклеили всяких снежинок, а по краям газеты пустили веточки ели и на них положили «снег» - вату. А содержание?
Поздравление, стихи.  Самое интересное – материал о самом празднике. У нас был прекрасно оформленный набор открыток «Как люди мира встречают Новый  год». Материал познавательный и очень интересный. Открытки лицевой стороной вставили в расписные окошечки, а текст пришлось девчонкам писать от руки. Писанины было тоже много. Зато газета, которую весьма трудно было назвать газетой, а более подходит определение – инсталляция, ну тогда про такое мы очень приблизительно что-то слышали, так что газета получилась сильно новогодняя. Мы сами с Людмилой удивлялись, до чего новогодняя газета сильно новогодняя.
Сценарий есть, роли расписаны, костюмы в процессе создания, а где Дед Мороз и Снегурочка? Дедом Морозом никто не хотел быть, Снегурочкой тоже. Наша великолепная идея засыхала на корню. В таких случаях в силу вступает правило: учитель может всё, а если и не всё, то по крайней мере должен попробовать, чтобы не было сожаления о бесцельно прожитых годах.
Получится – не получится. Надо пробовать.
С великими сомнениями согласился я на роль Деда Мороза. А Снегурочка?
А Снегурочка нашлась быстро. Это была ученица седьмого класса Лена Буд-Гусаим. Она проживала в интернате, родители её жили в Решетово. Это ещё двадцать километров от Точильного в лес. Прирождённая артистка.
Костюм Деда Мороза  был вполне сказочный, с нами поделился сельский дом культуры.

Но был он мне вельми велик. Раз Дед Мороз, значит в валенках должен быть.
Валенки, большущие, у меня были. А как скрыть свою тонкость и прозрачность? Пришлось поддевать пальто. Наверх – одеяние деда Мороза.
Вид у меня очень даже новогодний, праздничный. Главное, праздник провести и от жары в обморок не упасть.
Коллектив учителей тоже очень оживился и приободрился. Василий Фёдорович, трудовик, сходил с ребятами за ёлкой. Ёлку нашли – красавицу.
Установили в зале (рекреация, фойе, коридор).
Приготовление к празднику и есть почти праздник – ёлку наряжать.
Мы не высыпались, домашние дела почти забросили, но как нам была по сердцу эта предпраздничная новогодняя суматоха. Вся школа принимала участие в украшении ёлки. Мы были все вместе, и в нас было столько радости.

Праздник состоялся в последних числах декабря. Праздник выдался на славу, хотя и не всё удалось из задуманного. Сами ребята и учителя говорили, что у них такого никогда не было. Все получили не только подарки, но и получили награды за лучший костюм, за выразительное чтение, за лучшее исполнение роли, за активное участие…Учителя удивлялись, что ребята с таким энтузиазмом готовились к Новому году. Небывалый случай в истории Первомайской школы: абсолютное большинство ребят пришли в новогодних костюмах. Сами шили, мамы  помогали.
- Что с ними случилось, ведь в прошлые года только за подарками и приходили, а в этом году такие костюмы пошили, да так помогали, просить никого не надо было...
Перед Новым годом я ребятам ещё одну идею подкинул: построить около школы горку и снежный городок. Я и сам намеревался принять в строительстве самое активное участие, очень мне хотелось со снегом повозиться, но времени не было ни минуточки.
На призыв откликнулся только Лёша Устюгов. Напротив школьной площадки, около медпунка Лёша воздвиг горку и лабиринт, в горке выкопал ходы. Славно потрудился и здорово получилось. Н а совести лежит: я как-то Лёшину работу по-настоящему не отметил, похвалил да и всё. А Лёша столько потрудился. Была и есть в нём такая творческая жилка.

Перед самым Новым годом заведующая  попросила расписать окна в магазине. Дело это для меня было новое. Но взялся из чисто художественного и материального интереса. Расписал: Дед Мороз, Снегурочка, зайцы, лисицы, ежи, белочки, елка, разноцветные шары. Материальный интерес: продала нам завмаг хороший кусок говядины – мякоть. А мой товарищ детства в это же время примерно так же оформлял в Миньяре магазины и получал не только продукты на выбор, но и неплохие деньги. Нас же с Людмилой деньги не очень привечали, или мы боялись попасть под их власть. Мы были рады, что у нас есть чем встретить Новый год. Пропустим через мясорубку да пельменей настряпаем.

Домой я пришёл после новогоднего праздника мокрый до ниточки. У меня даже пальто промокло, поверх которого был надет костюм Деда Мороза.
В школе народу много, места мало, душно, а на мне валенки, пальто, да ещё на месте не постоишь, надо хороводы водить, игры организовывать, со злодеями биться и прводить их в нормальное доброе волшебное состояние. Устал сильно. С Людмилой чай попили и завалился я спать.
Спали до полудня.
На следующий день зашла к нам завклубом:
-Какой у вас праздник, какой у Вас дед Мороз! Есть предложение в клубе для взрослых провести новогодний вечер и выступить в роли Деда Мороза.
Предложение было заманчивое, но я до того устал, мечта была – отлежаться.
И до сих пор я не то, что сожалею, но думаю: вот если бы согласился, провёл праздник. А там глядишь и перебрался в культуру, может быть, это моё? праздники людям устраивать? Но это я только обдумывал, а жизнь шла своим чередом.

Праздники прошли. Надо было это всё убирать и положить на сохранение. А хранить, как оказалось негде. В школе места нет, в интернате тоже, в мастерской всё занято заготовками. Место нашлось только в дровнике, сложили мы с Людмилой и ребятами кучу картона, сверху кое-чем прикрыли, но надежды, что это сохранится до следующего Нового года не было. Жаль нам было своих трудов…
А дома мы ёлку не поставили. Я принёс несколько веточек. Нарядили, ватой и снежинками посыпали.
На Новый год отсыпались всласть. Радио у нас не было и телевизора не было. Радио и не помешало бы. А вот телевизор, особенно первый год, нам смотреть было некогда да и желания не было. Мы смотрели диафильмы.
В школе была «диафильмотека», фильмоскопов в школе было несколько, мы один с разрешения директора взяли на время домой. Набрали диафильмов со сказками. Взяли в школе экран и долгими поздними  зимними субботними
и воскресными вечерами смотрели «кино». На стену печки в комнате вешали экран, заправляли фильмоскоп и – поехали!
Смотрели сказки.

Рисовали сказки великолепные художники и каждый в своей манере. У каждого художника своя сказка и своя сказочная страна. Сколько талантов!
Фильмоскоп включен, на экране кадр из диафильма, цветной выразительный рисунок, а под ним – текст. Читаем поочерёдно. Даше объясняем-растолковываем, что и как. Следующий кадр…За окном вьюжит, на окнах – ледяные узоры, от печки –тепло ласковое, томлёное. На кухоньку зайдёшь чаю налить, если свет не включать, от плиты – малиновый жар.
Смотрим диафильм, живём в сказке…
Как легко переключиться, «выпасть» из обыденности в сказку…
Диафильмы а Точильном – лучшее кино нашей жизни.

А снег всё прибывал. Я ещё с Миньяра привык снег во дворе чистить и на улицу дорожку прокладывать. Так же и в Точильном. Точильненские жители к снегу относились так: кто насыпал, тот и уберёт.
А мне нравилось расчищать двор, дорожку ладить к ручью и к школе.
Снегопады обильные, и мои дорожки постепенно превращались в траншеи.
Знакомые шутили:
-Олег, воевать собираешься, траншеи копаешь?
-Копаю!
Завалинки в нашем домике мощные. На чердаке ещё подсыпали земли по углам. Топили в сильные морозы два раза. В обычный день, когда мороз градусов под двадцать, топили утром немного и хорошо натапливали вечером. В домике было тепло, но быстро выстывало, если дул северный ветер, а наша сторона и была как раз северной, и углы в сильные морозы промерзали, оттаивали,  на них появлялась плесень. Моя бабушка в этом отношении у себя дома на Дубовой горке хорошо приспособилась: топила подтопок, сгребала в чугуны угли и ставила чугуны по углам избы. Углы были сухими. Прожила моя бабка без деда двадцать лет и дом содержала в порядке. 
Что мы сделали? Я из углов убрал полки с книгами и топить стали побольше. А во в дворе с северной стороны накидал ещё снега по самое окно. Выдувать стало меньше, и углы стали меньше мокнуть. Ещё осенью проконопатил пазы, подбил паклей. А брёвнышки тонковатые и печка мала для нашей маленькой избушки. Тепла до углов не достаёт. Но – приспособились. Углы просушили.

Ёлки поднимаются в гору. Мы не просто привыкли к их шуму, мы ими заслушивались. Редкий день и ночь когда не дует ветер, сильный или слабый.
Шумят, качая вершинами, ели, то угрюмо, то тихо, баюкая. А к ручью подойдёшь, ещё в шум лесной горы вливается шум ручья. Если глаза прикрыть, то ты где-то далеко-далеко…
На каникулах в один из дней собрались мы на гору. Дашуньку на санки, сами пешком. Снежно, я дорогу торил, санки тащил, а Людмила сзади помогала.
Торили по пояс в снегу. Тяжело, но с удовольствием. День в меру морозный, солнечный, белейший снег и белая тихость.
На гору вылезли – белый мир кругом. Костёр не стали разводить, по горе ходили.

На лыжах вокруг школы катались, но редко. И в школе и дома работы было много. К урокам готовились ответственно – надо было практический опыт нарабатывать. Конспекты для администрации, а для себя небольшой план и подбор наглядного материала, литературы, раздумывание, как объяснить новый материал, в какой форме подать, как закрепить, как проверить. Одни и те же приёмы надоедали нам, надоедали ученикам, надо было всё время искать что-то нестандартное. Часто получалось и так, что вроде к уроку подготовился на все сто, а он развалился. А бывало и так, в голове продумал, не успел до конца всё приготовить, а урок получился.
Такой закон, если очень и тщательно готовиться, то урок может получиться «сухим», то есть пока готовился – перегорел. Всегда надо иметь запасной материал и оставлять место для импровизации, в голове несколько вариантов урока держать.

По ИЗО удручала программа. Например, тема: изображение глобуса.
Да, есть цель, есть задачи, но всё же: зачем глобус, почему глобус, отчего глобус? Программа закон, надо выполнять. Минут десять рисуем глобус. А потом начинается настоящий урок.
Пятиклашки – открытые, доверчивые, восторженные. Смотрим в окно, а там берёзы в осеннем наряде, ветер пройдётся, листья в окно бросает. За золотой берёзой склон горы виднеется. Ели тёмные, верхушки-пики устремили в небо, - войско в поход собирается. Белые облака, голубые просветы.
Интересно нам это осеннее чудо? Очень интересно. Нарисовать хочется? Конечно! А как нарисовать? Не получится!
Получится!!!
Давайте маленькие шаги будем делать, идти медленно и любоваться:
кто берёзовым листочком на фоне голубого неба, кто целой веточкой,
можно и всю берёзку нарисовать, палисадник школьный, лужайку,
домики и гору.
Про глобус забыли, начали осеннее настроение-любование рисовать.

Специфика преподавания ИЗО в общеобразовательной школе в том, что здесь надо сразу и учить и давать возможность ученику сказать своё, выразить отношение к самоцветному миру. Ребёнок не живёт в завтра, он живёт здесь и сейчас. Запечатлеть, «овешествить» своё чувство, переживание, которое вот он сейчас испытывает, - вот движущая сила его тяги к изобразительной деятельности. Программа В.С. Кузина вроде бы это и учитывала, но практически в корне была противоположна устремлениям ученика.
Уроки ИЗО это не русский язык, не математика, здесь цели, задачи, методика совершенно другие. Я ребятам говорил на уроках и в Первомайской школе, и когда работал в четвёртой ашинской школе:
-На уроках математики, русского языка, литературы и других уроках вы учились, а сейчас мы будем отдыхать.
Конечно, на уроках мы трудились, учились рисовать, но проходила это обучение в интересной для ребят форме. Рисовали с увлечением. После нескольких занятий стали выявляться таланты. Особые успехи в этом отношении проявились у Лены Кошкиной. Мама у неё работала санитаркой в медпункте. Любила на всё про всё поворчать, а Лена девочка очень молчаливая и задумчивая. Возьмётся за рисунок и головы до самого звонка не подымет.

Интересно движение жизни! Прошло более двадцати лет, в точильненском автобусе видим Лену. Она уже давно замужем, дочка растёт.
Дочка пришла ко мне в художку в мой класс учиться. Очень способная и самостоятельная. После девятого класса решила поступать в колледж художественного направления. Сколько я её ни уговаривал художку закончить, закончить одиннадцать классов, а потом поступать в более солидное учреждение, никак не согласилась. Поступила в колледж художественный. Дальше не знаю как, но учиться ей в колледже нравилось.

Первая наша весна в Точильном. Долгожданная. Дочка подросла. Стало нам немного попроще. Осень и зиму мы бегали домой после уроков на «пересменку»: один в школу, другой с Дашенькой сидеть. А когда уроки совпадают, что делать?
Людмила брала Дашу к себе на урок.
Посадит её на последнюю парту, даст бумагу и карандашики, Даша или что-то рисует, или просто сидит – тихо-тихо, маму не зовёт, не шумит, никуда не просится. А на переменке девочки из Людмилиного класса с Дашей возятся. играют.
Да, какие у нас ученики были в Первомайской школе!
Все с пониманием относились к тому, что иногда Даша на уроке сидит в классе. Одна только Светлана Ивановна, учитель математики, выступила:
-Как так, ребёнок на уроке, детям мешает!
Откуда она это взяла, уроки наши её вообще не касались. По успеваемости Людмилин класс был лучший в школе, подобрались там ребята старательные, умненькие. Чего ей надо было, чего взъелась?
Тем более директор школы даже сама говорила, когда приходилось расписание менять:
-Вы уж там Дашу возьмите на урок, а то у вас одновременно занятия получаются.
Коллектив учительский был вполне работоспособный и атмосфера в коллективе была нормальной.
Василий Фёдорович любил рассказывать разные истории из точильненской жизни и вообще о жизни рассуждать,  со мною делился немного пиломатериалом для поделок и разрешал в мастерской иногда на токарном станке работать. Людмила Хикматовна все наши начинания поддерживала.
Халида Каримовна вся была в начальной школе, а поговорить за учительсктй труд, за учеников – пожалуйста.

Нина Васильевна под наши идеи маленькую, исходя из возможностей, материальную базу подводила, поддерживала и не препятствовала.
А чем Светлане Ивановне наша Даша помешала до сих пор непонятно.
Да нет, понятно. Мы были молодые, задорные, работа нам наша нравилась. Школу мы разбудили, в школе стало интересно. Да, мы такие. К ветеранам относились с большим уважением, но мы и сами с усами.
В первый же год мы по обязанности и велению души стали вести кружки.
Мы с ребятами занимались освоением резьбы по дереву. Ребята учились,  я  учился. Дело это для меня было новое. Литературы никакой, только пара альбомов по народной резьбе. Инструменты – пара стамесок, пара ножей, долото, топор, ножовка. Места не было. Иногда занимались в мастерской у Василия Фёдоровича, когда там не было уроков, а больше – в кабинете после уроков. В кабинете занимались тем, что рисовали, делали наброски для резьбы. За год мы немного успели. Кружок – один час в неделю, что, конечно, было мало.
Весной моих восьмиклассников приняли в комсомол. Готовились к экзаменам. Мансур периодически и время от времени в школе появлялся, была надежда, что и на экзамены придёт. Гуля по-прежнему ошибалась в каждом слове и надежда, что она сдаст экзамен была только одна – авось.
Авось как-нибудь пронесёт.

О пользе пития. Василий Фёдорович среди множества всяких историй рассказал одну, которая мне очень запомнилась. Что это? Притча, анекдот,
или российское житие?
Тридцатые годы. В соседнем районе два колхоза. Оба не выполняют план.
Вызывают председателей на бюро горкома партии.
Первый вышел на лобное место и начал оправдываться: того нет, сего нет, погода не дала, нет средств…
Партии понятно – вредительство, председателя под белы руки и сгинул бесследно.
Второго пригласили:
-Виноват, у свояка сын родился, отметили, неделю не мог остановиться.
-То есть пил?
-Виноват, пил, у свояка сын родился.
Секретарь горкома:
-Что будем делать?
-Объявить строгий выговор и дело с концом.

Конец апреля. Собрался я за берёзовым соком. Подправил велосипед.
Дорога протаяла. С южной стороны с гор снег сошёл, а на северных
склонах ещё держался. Взял я две трёхлитровые банки и поехал по решетовской дороге. Облюбовал местечко, велосипед на гору затащил, берёзы подходящие нашёл, просверлил чуть отверстия у корней и банки поставил. Хотел, пока сок набирается, до моста доехать. А сок не капает, а ручейком течёт. В самую пору сокодвижения попал. Немного и времени прошло, а у меня и банки полные. Но когда сока много идёт, он не такой сладкий. Зато его много. А  сладкий еле капает, а не течёт. Такая вот справедливость бытия.

Жизнь в Точильном у нас во многом была натуральная. Иногда мы покупали деревенскую сметану, а у нас она шла как сливочное масло. Однажды мы купили масло деревенское, но это уже было чересчур жирно. Покупали деревенское молоко. Но не часто. Папа снабжал нас время от времени кролятиной. Хлеб покупали. На зиму купили мешок муки. Людмила много пирогов пекла. Питались мы скромно, но сытно. Много у нас уходило картошки и капусты. Конфеты почти не покупали  и тем более печенье и торты. Всё сладкое пекла Людмила.
Очень часто Людмила стряпала пельмени: с картошкой, с капустой, по особо великим дням – с мясом.
Народ точильненский нам говорил:
-Заводите собственное хозяйство.
Это был правильный и хороший совет. Но мы работали в школе и работали не покладая рук, а кроме этого надо было самообразовываться, постоянно читать, чтобы незаметно для себя не погрузиться в рутину обыденности.
Что это только на бумаге – три-четыре часа в день в школе, а наяву получается, что всё время в школе. Ночью проснёшься, и осеняет мысль, как урок провести, как классный необычно провести, с какой стороны к Мансуру подойти, чтобы он в школу пришёл…
Людмила тоже вся в школьных делах и домашних очень даже хватает.
А у меня ещё и жажда писать.
Никому же не объяснишь, что я без кисточки, красок и бумаги жизни себе не представляю, что я часто брожу по лесу ни за чем и никуда: не собирать грибы,  не собирать ягоды, не охотиться. Я хожу по лесу, я его – слушаю.
И когда мы вместе идём с лес, то нам – хорошо в нашем маленьком тесном кругу. И нам не надо ни шумных кампаний, ни выпивки. Мы – в лес идём.

По вечерам в школе проходили занятия в вечерней школе. Собрали всех молодых и не очень жителей посёлка, у которых не было аттестата о среднем образовании и добровольно-принудительно пригласили закончить десятый класс и получить аттестат о среднем образовании.
Зачем им нужно было это образование? Мужики работали в лесу, кто вальщиком, кто сучкорубом, кто работал на тракторе. Девушки, женщины уже повыходили замуж и у них дома было работы сверх головы. Как бы то ни было, но ходили они на занятия добросовестно, сидели тихо, аккуратно записывали всё, что надо было записать. Естественно, о домашних заданиях вопрос не стоял. Я у вечерников вёл уроки истории и литературы. Уроки литературы проходили оживлённо: кто-то что-то читал, кто-то что-то смотрел. Особенно близкой была литература писателей деревенщиков: Абрамова, Белова, Распутина.

Валентина Чиркова особенно любила задавать вопросы, высказывать свои соображения. Хорошо, думал я, что вопросы задают. Вопрос задать, тоже думать надо. Может не совеем бесполезными были эти занятия.
Удивительно, что экзамены вечерники все сдали. Не было таких, которые вообще ничего не могли сказать. Конечно, комиссия всячески помогала великовозрастным ученикам, но они и сами старались. Шпаргалок не было, потому что писать их было нашим ученикам лень, а поговорить за жизнь они были горазды.

Сочинение – написали. Не помню, какие были темы, но я им почти продиктовал основные положение, они кое-что добавили и за сочинение можно было троечку поставить.
Самое знаменательное – выпускной вечер у выпускников. Люди они взрослые, с хорошим деревенским тактом. Вина взяли столько, чтобы никто не перепил. У всех своё хозяйство, принесли у кого что было. Выпивки достаточно и закуски сколько хочешь. На вручение аттестата прислали методиста из гороно. Женщина молодая и свободная. Аттестаты вручили, расселись за столы. Выпили по маленькой. Все сначала держали себя скованно, стеснялись начальства. Но начальство, методист из гороно, оказалась женщиной адекватной, легко замахнула рюмочку вина и всем сразу стало свободнее. Она уже собралась уезжать, но между первой и второй перерывчик небольшой. Ещё по одной налили, выпили. Стало ещё дружественней и теплее. Никто никуда не хочет ехать и уходить.
Валентина,как на духу, мне признаётся:
-Я Вам вопросы задавала потому, что как вопрос задам, так Вы начинаете долго объяснять, что и как, я на часы гляжу, время идёт, значит Вы нас меньше спрашивать будете. Мы с Галей Ветлугиной даже распределяли, кто какой вопрос будет задавать.
Дальше обстановка ещё больше раскрепощается. Кто в лес, кто по дрова.
Наша методист из гороно только и восклицает:
-Ах, как у вас тут хорошо! какие милые люди!
Танцы. Все друг другу говорят хорошие слова. И нам с Людмилой приятно слышать, что Бондари –люди свои, точильненские.
Расходимся за полночь, но не все. Мы с Чирковыми пошли к нам. Валера всё подшучивал над Валентиной:
-Ну ты теперь такая образованная.

Сидели, разговаривали, обещались дружить домами, пили чай.
На следующее утро я был сильно не в надлежащем состоянии. На вечере я и выпил немного, но это была «бормотуха» - «Осенний сад». А какой это «Осенний сад», когда все листочки облетели и головушки поникли. А мутит как! Пришли Чирковы, тоже страдают. Мы с Валерой чаем отпаиваемся, а Валентина водкой. Людмила над нами насмешки строит: сытый голодного не разумеет. Я вообще за трезвый образ жизни, но иногда приходится употреблять, а уж такая натура, что если люди хорошие, то уже краёв не чуешь и может сильно занести, а на следующее утро клясть во всю силу эту беспробудную пьянку. А по жизни было ещё пару раз, когда от переизбытка хороших чувств меня заносило как с этим, будь он неладен, «Листопадом».
Еле-еле пришли в себя.

Но всё же больше запомнился сам вечер. Такая добрая деревенская простая атмосфера. Очень даже дружелюбная. А в деревне далеко не всегда так.
Жителей немного, все на виду, и постоянно какие-то разборки, дрязги. ссоры,
сплетни. А на выпускном ничего такого не было, веселились от души, никто не перепил, отношения не выясняли, крепили дружбу.

В мае месяце пару раз выезжали на лесопосадки.
Сажали елки. Завезут в глушь и дичь, в руки пучок ёлок и меч, инструмент в виде мечевидной стальной лопаты для посадки саженцев.  И через полтора метра меч в землю, саженец в ямку и дальше, и так целый день. Делянку под посадку готовит бульдозер. Что из себя представляет такая делянка?
Гряды-гривы по полтора метра шириной, каменья, сучья, полусгнившие коряги, вывороченные с корнем пни, трава уже чуть ни в рост человека.
Деревенские ребята и девчата – работящие, но и им такая работа быстро надоедает, норовят куда-нибудь в сторону улизнуть, в кустах отсидеться. Что учителю делать? Ходить по огромному дикому лугу да следить, чтобы никто не отставал, чтобы ёлочки точно-примерно через полтора метра.

А лесовод, постоянный и бессменный у нас, энтузиаст, великий любитель леса, Фионин Александр Матвеевич, главный лесничий Ашинского лесхоза.
Очень дотошный дядька, носится по делянке как савраска, ничего не упустит, за каждый саженец переживает. При посадке очень важно, чтобы кончик ёлки при опускании в ямку не загибался в обратную сторону. Если загнётся, то саженец через несколько лет погибнет. Вот Александр Матвеевич и следит за тем, как ученики ёлки сажают. Он с одного края поля идёт, с другого. Свести лес легко, а вырастить – ой, как трудно.
Для Александра Матвеевича лес был родным. Из тех посадок лес вырос настоящий. Если люди будут беречь, снова у нас зашумят, заиграют настоящие леса.
Гораздо труднее, чем ель, вырастить дуб. Жёлуди надо осенью посеять. К весне они высохнут и не дадут росток. Дубок поднялся – слабенький, его травы глушат. Он любит, как говорят, расти среди густой травы, но с открытой головой. Поэтому, взошёл дубок, года три-четыре. – надо вокруг него траву обкашивать. Кто будет обкашивать? Опять ученики Первомайской школы. Опять по гривам-грядам через бурелом лезть да ещё косой махать, траву вкруг дубков обкашивать, а дубок и не очень заметен. Взмахнул косой – и нет дубка.
Запомнилась картина.
Девчонка, восьмиклассница, маленькая, худенькая, идёт она к своему рядку, её чуть из травы видно, а коса  как раз в её рост. А ведь идёт, косит, да старается правильно всё делать.
Но всё-таки такая морока с ребятами на лесопосадках пребывать: в целом и в частности нет у них желания лес возрождать.
Я ребятам помогал, кто начинал сильно отставать, но Александр Матвеевич был этим недоволен:
-Надо за ребятами постоянно присматривать, а то они все дубки покосят.
Вот идём каждый по своему ряду, косим траву, стараемся, чтобы дубки не смахнуть, а ряду – конца-края не видно.
Легко лес свести, во сто крат труднее вырастить.

Ещё в начале мая занялись мы с Людмилой огородом. Нам неудобно было бегать в огород, который нам остался, так сказать, по наследству. В доме там располагался медпункт, а огород вроде как остался учительским.
А двор в нашего дома был большой. Решили грядки со всякой мелочью во дворе сделать. Я копнул землю – один гравий. Надо хорошей земли навозить. Ещё с осени приметил, в сарае, что располагался на учительском участке, полно перегноя. Я спрашивал, чей? Никому не нужен. Пошёл к Анузе. завхозу посёлка, попросил лошадку с телегой. Лошадку Ануза предоставила, а я в одну из суббот навозил во двор перегноя. Разровнял, вскопал, Людмила посадила три грядки лука, а на четвёртой – всякую мелочёвку.
На старом, «учительском» огороде надо было посадить картошку. Сначала у меня был задор участок вскопать, но точильненские мужики меня отговорили:
-Чего ты с лопатой будешь возиться! Возьми у Шумаковых лошадь, плуг у них есть. Вот и вспашешь, или деда попроси. Договорился с дедом. Приехал он пахать. Был он уже старенький, сделал несколько борозд, да и говорит:
-Что-то мне не можется, давай сам.
Я делаю вид, что мне такая работа очень даже известна. Продолжил пахотное дело – получилось. Лошадка смирная и умная, плуг хорошо настроен. Вспахал я огород и был очень доволен: так мои предки пахали, и я немного к такому благородному труду прикоснулся. Но под морковь и свёклу грядки пришлось копать. Ещё и чеснок посадили с полгрядки. Тогда ещё о посадке чеснока осенью мы  и слыхом не слыхивали.
Погода была самая-самая хорошая. В малое время лук поднялся, на загляденье взошёл.
А 16 мая выпал снег. Мы утром встали, глянули в окно – зима началась: белым-бело. Думаем,  ну всё, пропали наши труды, пропал бабушкин лук.
По делам поехали в Ашу. Зашли к маме с папой, рассказали о наших печалостях. А мама и говорит:
-Лишь бы не заморозки, а снег, это даже очень хорошо. У вас такой лук будет, куда девать, думать замучаетесь. Мама как в воду глядела, лук уродился на славу. И в целом год очень урожайный был.
Особенно на огурцы.
Огурцы мы тоже решили выращивать во дворе. Сколотил я из бросовых досок ящик без дна с метр высотой, в ширину метр и в длину метра два. Набросал туда всякого дровяного хлама. Вместо навоза привёз со старого сарая перегной, засыпал сверху. Накрыли стёклами без рам, на бруски положили. Какие были погоды! Людмила посеяла огурцы, и они уже на четвёртый день взошли дружно. Парник наш был можно сказать из ничего собран, а огурцов  сколько: вёдрами собирали. Весь август огуречные салаты делали, да и так засолили.

Восьмиклассники мои все экзамены сдали. И Мансур сдал, и Гуля. Людмила мне помогала, а администрация в лице директора очень даже понимала, что к чему. Как  в былые и настоящие времена, надо правильно отчитаться.
В моём классе народ был простой, то есть далеко не заглядывал и чтобы выйти за пределы деревенской жизни не задумывался. Исходя из этого, образование было достаточным, если бы ещё и за время обучения немного со своей жизнью будущей определиться. А получается, как вступили в колею наезженную, так из неё и выбраться не хотят и не могут.
Временами трудно мне было с ними, но дотерпели мы друг друга до конца учебного года и расстались. Плакать не плакали, но вполне по-дружески.
В чём-то они не по годам были уже взрослые. Деревенская жизнь, со всеми её прелестями, главной из которых была труд и выпивка, вся у них перед глазами. Беседы о том, что есть и другая жизнь, что надо учиться дальше, и вообще посмотреть мир, мало кого увлекали. Зато на следующий год у меня были четвероклашки. Они ещё в мае подходили ко мне и уточняли, буду ли я у них классным руководителем. Глазёшки у них горели и меж нами уже возникла взаимная симпатия. Тем более, что в течение года
они нам с Людмилой во всех творческих делах  помогали.

С середины июня наступил долгожданный отпуск. Съездили мы в Уфу, купили что-то из одежды, книги по искусству и стали жить поживать в Точильном. Никуда не тянуло, за год умотались, хотелось спокойной размеренной жизни, которую мы и организовали.
Я приобрёл себе новый велосипед. Ездил в Ашу, изучал окружающий мир.
Папа на Дубовой горке держал кроликов. Надо было много травы. Я когда ехал в Ашу, сначала заезжал на Дубовую и разгружал тюк травы – из Точильного вёз отборную. Конечно, можно было и поближе  траву найти, но это опять по лугам и опушкам разъезжать, останавливаться не один раз. А так мне было удобно: загрузился и тихонько покатил. Машин было немного, пыли такой как сейчас, они не поднимали, дорога в сухую погоду вполне подходящая, так что ехай и ехай. Лесовозы, конечно, производили впечатление. Как заслышу, «Урал» шумит, так на обочину и подальше от дороги. Жду, когда пройдёт. А идёт – во всю дорогу пыль столбом и мало-мало концами хлыстов не сшибёт. Еду на велосипеде, речка рядом со мной, склон горы, небо надо мной голубое с белыми облаками. Еду вольно, просторно, широко. Такая жизнь!

Возил на велосипеде маме с папой разные травы на чай и для бани. Особенно много душицы, зверобоя, крапивы. Мама папе заваривала, говорила, что папе такая травяная вода помогает. Мама много заваривала крапивы. У неё было что-то вроде аллергии, крапива помогала. Ездил я и по Пятой ветке, и к Жёлтому ручью, и по увалам. Живописные, чудные места!
Ходил по горам-лесам. Однажды забрался на нашу гору и нашёл поваленный вяз, а корневище такое интересное, словно там, в переплетениях кто-то выглядывает. Очень интересное! Как быть? С горы тащить – далековато. Но если что в голову вошло, то колом оттуда не выбьешь. Перерубил я вяз и поволок вниз. А лес дикий, захламленный, где на себе, где перекатом, но до  дома я это чудо дотащил. На следующий день стамеской глаза чуть колупнул и улыбоньку ему сообразил. Поставили на крыльцо. Очень он, пенёк-леший в наше немудрёный быт вписался. Так с нами и по сю пору живёт. Сначала был в Точильном, потом переехал на Толстого, потом немного в подвале поскучал, а потом перебрался опять в Точильный в наш сад. Дверку откроешь, а он нас встречает – хороший, добрый, начальный. Собственно с него у меня и началась моя эпопея с деревянным сказочным городком в Точильном, то есть задумка появилась. С горы тянул я лесное сокровище, обозревал посёлок и думал, а хорошо бы тут что-то такое сделать. А что, пока не очень ясно себе представлял.
Земляничные места мы уже освоили. За земляникой ходили. И с родителями поделились и на зиму запас сделали.

Крепла наша дружба с Чирковыми. Ездили за малиной по Пятой ветке на Баскак. Там уже молодая поросль стала малинник глушить и такой малины, как в прошлом году на вырубах по Жёлтому ручью, не было. Но два ведра обязательных мы набрали, правда я в осятник наступил и осы мне показали, что значит тронуть мирное сообщество  существ природы, которые живут сами по себе и никого не трогают, кроме пчёл и ещё кого-нибудь вприкуску. Накусали шею и руки. Первые укусы болезненные, а потом как-то привыкаешь. Была ещё у нас с Чирковыми вылазка за малиной, тоже успешная, так что малиной мы запаслись хорошо.
Дрова у нас остались. Нам ещё с куба четыре подвезли метровками. Надо пилить, надо колоть. Козлы сколотил, пилу двуручную наточил и начал пилить понемногу. Заходит выпускник вечерней школы – Сашок, а фамилии я его сейчас и не вспомню:
-Ты чего дурью маешься, кто сейчас вручную пилит! Сейчас пилу возьму, десять минут и все твои дрова распилю.
Я не очень в это уверовал, но свою распиловку остановил. Сашка уже идёт с бензопилой. С полчаса и дрова распилил.
-Саш, сколько должны?
-Да нисколь.
-Ну хоть на бутылку возьми.
-Нет, ничего не надо, денег не возьму и выпивать нет настроения. А ты, если что, обращайся.
В Точильном всё у нас было под рукой и само собой получалось, что всякую работу мы делали вместе. Даже если были заняты разными делами, но – рядышком.
Я дрова колю, Людмила в дровник их носит и Дашунька помогает, собирает щепочки.
Огуречные салаты вместе делаем. Набрали в огороде всё, что надо, Людмила в ручье огородную овощность вымыла, на крылечке режет в таз. Я печку в летней кухне готовлю. Потом Людмила по банкам салат раскладывает, чуть масла наливает, уксусу капнет.  Я банки в бак, первая партия, стерилизовать.
Печка топится, вода бурлит, банки наши стерилизуются. Потом вытаскиваем, закатываем. Заворачиваем в фуфайки, чтобы дошли.
Самое приятное – в подпол ставить. Людмила составит, а потом мы вместе любуемся на наши запасы.
Компоты из ягод делали: малина, земляника, вишня, яблоки.

Людмила полоскала бельё в ручье, а половики и большие махры носили на речку. Заодно и рыбу банками половим и накупаемся, наплещемся. А дочка камешков необычных горсточку наберёт. На реке у нас было тоже своё местечко. Выходили  огородами на отмель – мелкая галька и песок, чисто промытый. Перекат, заводь, а на той стороне – скальный выступ, небольшой, в два, два с половиной роста, а сверху на него и над водой свисают ветви рябины. Тихая заводь, мирное житьё. Буколики. На берегу сидим, да такое очарование впитываем. Солнышко не палит, а греет. Ветерок над рекой. В реке вода играет, переливается. У скального выступа заводь – гладь, как стекло. Звуки только природные и деревенские. То петух ни с того ни с сего вдруг закукарекает, то теленок замычит. Ветер зашумит в кронах деревьев. Птицы переговариваются. Вода в речке чистейшая. Хрусталь. Берёшь в руки горсть воды, а она рассыпается льдинками-блёстками.
Ученики много нам рассказывали о Ерикле, Ериклинском ключе, как там здорово и какая там необыкновенная вкусная вода. Нашёл я Ериклинский ручей. До самого ключа, правда, не дошёл, но зато нашёл уютную полянку: придём сюда втроём на весь день.
Людмила всё мечтала, где-нибудь на лесной полянке выспаться в полную силу и удовольствие.
Везу с Ериклинского ручья воду. Захожу домой:
-Людмила, нашёл классное местечко!
В один из дней, погожих, как и всё лето, собрались мы на Ериклу.
Дожди были, но они быстро проходили. Дни солнечные и, что удивительно, в меру жаркие, без палящего, обжигающего зноя.
Взяли с собой курочку, чтобы испечь в фольге, картошку, лук, чеснок, сала немного, котелок для чая, по такому случаю прикупили конфет.
Вышли пораньше, идти километра два. Идём по дороге на Решетово, машин нет, дорога в густой прохладной тени. Дорога грунтовая, мягко пружинит.
Идти легко. У меня и Людмилы – рюкзаки, а Дашунька сама по себе,
где сама идёт, где я её на руках несу.
Пришли на замечательное место. Сейчас там всё заросло и без косы и топора не пролезешь, а давным-давно, когда мы были молодыми, и это местечко было юным.

Открытый косогор небольшой, покатый к ручью. Русло ручья в мелкой гальке, присыпанной песком. По бережкам ручья небольшие камни, известняк, над которым изрядно потрудилась вода. Некоторые камни  плотно заросли мхом. По правую сторону ручья – скалистые обнажения. Меж ними – берёзы,  липы, ели, где просвет – рябина. С левой стороны, выше по склону – несколько дубов.
Дальше вверх по ручью начинаются густые заросли пикана, крапивы, таволги.
Народ мой выбор одобрил. Занялись каждый своим делом. Людмила раскинула плащ-палатку, начала выкладывать все наши припасы, я занялся костром, дочка в ручье мостик строит.  Костёр разожгли, первым делом чай вскипятили. Чай Людмила заварила лесными травами и земляникой. Земляничник по склону густо расползся и ягоды краснеют.

Чаю напились, начали обед готовить. Курочку запекать, печь картошку.
Стол у нас богатый: сало, лук, чеснок, огурцы малосольные и свежие, помидоры, картошка с пылу с жару, в углях курочка в фольге млеет. От костра дымок. От ручья – прохлада. С неба – доброе ласковое солнышко. Поели-попили, я пошёл окрестности изучать, а Людмила с дочкой, как и мечталось, на лесной полянке под шум ручья уснули. Сладко спалось. Удивительно! никакая мухота не одолевала и даже близко не было. А я по скалам лазал. Как всё здесь было выразительно, мощно и в тоже время какое-то родное. Такой вот лирический романтизм. . Корни елей обнимают камни, выкарабкиваются из-под них. Берёзы из всех сил тянутся вверх. Земли нет. Только мох. Вступаешь, словно по подушке идёшь.
Выспались мои девчонки и принялись землянику собирать, чтобы так поесть и чай попить. Снова костёр развели, снова чаепитие богатое устроили.
По склону ползали, искали всякие интересности.

Пора и домой возвращаться. Уже и вечер близко.
Ериклинский ручей сейчас густо зарос, но вода в нём всё та же: прозрачнейшая и вкуснейшая, и по-прежнему есть там ощущение первозданности. А на нашей полянке густо таволга разрослась и ольховник пустил многочисленные побеги…

Связь с городом. Автобусное сообщение Точильный –Аша. Автобус «Паз».. Народу всегда было много. В праздничные дни еле в автобус вталкивались. Народ ехал из Точильного в Ашу по магазинам пройтись и по бытовым мастерским, а в деревню ехали из города родственники деревенских, чтоб вывезти из Точильного молоко, творог, сметану, яйца, мясо(зимой). Но не только домашним угоститься, но и помочь во всяких деревенских делах.
Летом основная забота была – покос. Покосы у многих рядом, как говорили,
«на усадьбе». Косили и в дальних лугах и заброшенных выселках: в Ивановке, на Бакланово, на Покосном, в Минях. Косили в лугах за Первомайским посёлком. Косили вручную и вручную убирали.

В Точильном было не так, как у нас в Миньяре. Всё как-то на бегу, без всякой поэзии и вдохновения. Больше – стремление закончить с покосом как можно скорее и выпить по-настоящему. Но было и чувство большого дела, которым жил посёлок в покосные недели. Везут кому-то сено, люди оценивают, спрашивают, какая по счёту тележка, много ли накосил, много ли ещё убирать.. По улице то и дело снуют жители с косами, вилами, граблями. По дороге – труха и клочья сена.
И во всём посёлке аромат, пряный, горьковатый аромат хорошо просушенных луговых трав, пыльный пряный аромат.
А кто-то начинал косить, да так ряды и оставались брошенными. В некоторых семьях пили все, от мало до велика. Пили страшно, дико.
Но, повторюсь ещё раз, мы от этого были далеки. В школе ученики, родители учеников в абсолютном большинстве, были вполне себе людьми.

В августе месяце к нам приехали Севостьяновы: Юрий Матвеевич, Татьяна, Данилка с Димой. Это было небывалое и исключительное событие, чтобы Юрий Матвеевич к кому-нибудь приехал в гости. Мы были несказанно рады.
Людмила с Татьяной каждый день пекли пироги. Мы все вместе ходили по лесам по горам. Юрию Матвеевичу Точильный пришёлся очень по душе.
Он обратил внимание на живописность бань по-чёрному, разбросанных по правому берегу Ашинки. Очень его занимало, что они лубом крыты. Баньки доживали свой век, а для меня слова Юрия Матвеевича послужили «омыванием глаз», я впервые осознанно увидел насколько старое, отживающее – выразительно, насколько оно художественно, поэтично, и какая в нём, казалось бы, навсегда уходящем, мудрость и философская глубина.

Перед въездом в Точильный – большая поляна, открытая, весёлая, обрамлённая с правой стороны дорогой на Решетово, а с левой – дорогой в Точильный. На поляне свалены в кучу липовые колоды. Поглядываю я на эти колоды и думаю, что с ними можно сотворить. По лесу брожу  - думаю. Осенило: это же Лес, живой, на полянку пришёл! Такое вот лесное царство можно воссоздать.
Пошёл к Анузе, спросил, куда липовые коды и чурбаки собирается девать.
Она говорит:
-Да забирай, на дрова они негодные, никому не нужны.
Взял лошадку с телегой, стал возить во двор заготовки,  очень себе невнятно представляя, что можно из них сделать и каким образом. Но если загорелось, так загорелось.
Всё, что хотели за год сделать, сделали,  надо дальше продвигаться. Надо деревянное дело осваивать.
С домашними делами управились.
Урожай собрали. Заготовки на зиму припасли. Картошку вдвоём копали и Дашунька свои лапочки приложила.
Лук вырос у нас во дворе богатейший. Правильно мама говорила, что выпавший снег в мае только на пользу.

В школе начало занятий. С восьмиклассниками я распрощался. Со своими новыми подопечными мы готовы были горы свернуть. А горы надо было покорять новые. Кое-какой опыт у меня по ведению кружка ИЗО и резьбы по дереву уже был. Теперь, внутренне сильно сомневаясь ( кто с материалом поможет, где его добыть), я объявил ребятам, что будем строить деревянный сказочный городок. А как я это только сказал, то понял, что вот костьми теперь ложись, а к весне городок должен быть. И работая в обычном ритме, выполняя все обычные обязательные дела: проверка тетрадей, конспекты и подготовка к урокам, родительские собрания( больше похожие на беседы с отдельными родителями), тематические классные часы, вечера, праздник осени, Новый год, стенгазеты и т. д., ещё  надо будет выкраивать время на городок.

Из липовых колод я  стал вырезать Пеньки Лесные. Они несколько угрюмые получились, но ведь пеньки - Лесные, что с них возьмёшь. А с ребятами мы начали готовить резные доски для входа в сказочный городок. Резчикам моим, мастерам резьбы по дереву, было по десять лет. И я, и они только-только осваивали приёмы резьбы, потому и работа продвигалась в кружке очень медленно, а большую часть резьбы мне приходилось выполнять самому. Но всё равно, хорошая у нас была атмосфера в кружке, руки наши были заняты работой, а в головах наших были мечтания: вот весна придёт такой мы городок на поляне поставим, все только ахнут. Пыл творческий в нас был большой и не угасал. Из других классов тоже ребята к нам подтягивались. А Людмилин класс стал в школе как бы аристократией. Ученики самолюбивые, с норовом, особенно парни. Так что их наш задор не трогал. Они на это смотрели свысока.
Самые энтузиасты и мои главные помощники:
Юра Миниханов, Толик Тяжельников, Сергей Абрамов, Алёша Устюгов, Игорь Колпащиков.
С Юрой Минихановым мы потом частенько виделись в Аше. После службы в армии он перебрался в Подмосковье. Выучился. Несколько лет назад вновь мы увиделись в Точильном. Матушку приезжал проведать. Семья их многодетная. Есть с кем повидаться, да и на родину тянет. Он занимал хорошую должность в автомастерской. Дела его шли в гору.
Толик Тяжельников живёт в Аше, работает на метзаводе. У него всё сложилось удачно.
Однажды стоим на остановке, подкатывает авто. Я в автомобилях не разбираюсь, но понимаю, что «тачка» очень дорогая.
Машина остановилась:
-Садитесь пожалуйста!
-За сколько? За спасибо
-За спасибо!
Едем с величайшим комфортом, на нашей точильненской дороге, а как по автостраде. Вообще, удивительно, что предложили подвезти.
После девяностых, народ эту глупую привычку, - чужих подвозить, бросил.
Удивительно. Поговорили о разном. Довезли нас до самого дома. От денег категорически отказались. Когда мы с Людмилой вышли, Людмила мне и говорит:
-Слушай, это же Толик был Тяжельников! Вот ведь и не признался, заскромничал.
А я его и не узнал, так изменился, да и времени прошло почти сорок лет!
А с Серёгой Абрамовым мы часто видимся.
Он держит огород в Точильном, от родителей остался дом. Вот он весь весеннее-летне-осенний сезон там. Не проживает, потому что ещё работает, но в огороде всё для дома вместе с женой Татьяной выращивают. За домом следит.
-Серёга, ездить не надоело? может бросишь эту огородную лямку?
-Да ни за что! В магазин только за  хлебом ну и здоровье поправить.
В огороде всё выращиваем. Я – основное, а Танюха больше цветами занимается. Каких только не насажает. Красиво!
А мясо? Мясо в лесу ходит…

Серёжка, когда трезвый, в автобусе сидит очень серьёзный и немного грустный, а когда чуть выпьет по какому-нибудь сельскохозяйственному случаю: огород вспахал, картошку посадили, помидоры собрали и т. д., то становится очень разговорчивым и более всего вспоминает, как мы над городком трудились:
-Олег Иванович, Вы же меня всему научили. А как мы городок строили! Сколько пилили, строгали, тесали, а какие у нас новогодние праздники были!
А в футбол как носились! Вот времечко было!
Может и лишнего меня Серёга хвалит, но что скрывать, приятно.
Как-никак сорок лет прошло с тех пор, а хорошее – помнят.
Мы не только занимались «деревянными делами», но ещё и играли.
Мне запомнилось, как я с учениками мяч гонял перед школьной лужайкой. Ребята выйдут на полянку. Я выйду. Ещё ребята подтянутся, разделимся на две команды, режемся в футбол с азартом.
Серёжка ещё в одном эпизоде ярко запечатлелся.
Уже поздняя осень. Морозец лёгкий. В лужах лёд. И ручей, где заводь тоже покрыта льдом. Если ступать осторожно, чуть трещит, но  не ломается.
У дома Абрамовых ручей широко разливается и там довольно-таки для ручья глубоко. К ручью сделаны очень аккуратно и прочно мостки. Падает снежная крупа. И вот я наблюдаю такую картину.
Из бани выскакивает Серёга, распаренный, красный, босиком бегом к ручью, пробежал сколько по льду и бултых в воду. Поплавал немного, вылез и опят в баню. Серёге тогда было лет 10-11.
В нынешнее время спрашиваю:
-Серёж, в ручье купаешься?
-А как же, обязательно. А когда снег выпадет, в снегу. А без этого и баня не баня. Зимой-то ещё лучше, особенно в мороз.
-Баня по-чёрному?
-А как же, я другие не признаю. Там аромат какой, с дымком. Да и париться по-настоящему только там и можно.

А Лёха Устюгов теперь мой сосед и друг по Точильному.
Работал на метзаводе. На остановке стоит, аккуратный. Брюки, рубашка выглажены, причёска только что из парикмахерской. Потом что-то ему на заводе разонравилось, уволился, стал работать в лесу.
-Лёх, ты чего работу на метзаводе бросил?
-Да шумно там, грохот, не по мне.
Была ещё причина. Сам Лёха и рассказывал:
-Работал в железнодорожном цеху. Конец смены. Мужики в кучу собрались:
ну что? надо конец смены отметить. Не пора ль послать гонца? А гонец кто?
А гонец – самый молодой и быстрый. Лёха полетел через железнодорожные пути в магазин. Купил. Принёс.
Разлили.
-Лёха, давай!
-Да что-то и не тянет, мне ещё на автобус.
-Лёха, коллектив надо уважать, мы же тебя не спаиваем, так, чуть-чуть.
Так вот Лёху начали спаивать.
Сколько мы уже с Лёхой в соседях? наверно, лет пятнадцать.
Лёха – надёжный, ответственный, добросовестный.
Лёха – душа добрая, и что совсем сейчас редко,
душа нестяжательская. В быту по минимуму обходится, помочь всегда готов.
И одно у него, как у многих российских настоящих мужиков, не то:
как за «песярики» возьмётся, так и без остановки всё «лечится».
Говорить, увещевать многие пробовали – бесполезно.
Лёха, когда мы в Аше, за садом присматривает. По собственной инициативе зимой, когда я долго в Точильный не наведываюсь, снег с крыш сбрасывал.
Много помогал и помогает мне Лёха. Дрова ольху мы с ним заготавливали сколько раз. За грибами ходили. Помогал крышу крыть. Срезки, что не под силу топору, перепиливал. Делился с нами и салом домашним, и яйцами куриными домашними – он помогает зятю домашнюю живность содержать.
За труды никогда лишнего не возьмёт.
-Лёх, вот тебе тысяча.
-Нет, это лишнего. Пятьсот возьму, а больше не надо.
У Лёхи насчёт всего очень скромно и ни капли в нём крохоборства и жадности. Мы ему чего-нибудь привезём, Людмила пирогов напечёт, а Лёха уже яички в корзинке тащит.
-Лёх, поди себе ничего не оставил?
-Нет, мне хватит!
И денег за яички никогда не берёт, и яички норовит принести втихаря, пока мы где-нибудь в глубине сада.
Я только скажу:
-Лёх, зайдёшь как-нибудь время выберешь, пару дубовин распилить.
Глядь, а Лёха уже идёт с бензопилой:
Кого-чего тут пилить? Сейчас враз и в момент.
Лёха иногда виду не показывает, но, наверное, на нас обижается, потому что мы ему за труды и просто ввиду хорошего отношения угощаем пирогами,
сдобой, пряниками, шоколадом, чтобы чай пить, а Лёхе в это время ох как «песярик» хочется. Но виду Лёха не подаёт. Вообще он человек очень воспитанный и культурный. С ним о разных житейских делах очень даже можно поговорить.
Крайне редко, но иногда Лёха приходит занимать на этот самый проклятый «песярик». Я смотрю, Лёха дошёл до точки, и хотя это поперёк горла мне, даю сотни три:
-Лёх, подлечивайся и завязывай ты с этими «песяриками».
А Лёха через день или два уже несёт деньги обратно. Случая не было, чтобы он задолжал надолго. Всё помнит.
Лёха по всему посёлку безотказный работник.
-Лёх, ты чего за работу бутылками берёшь. Бери деньгами.
-Так ведь наливают.
Конечно, наливают. Выгодно. Или Лёха бы за работу деньги взял, уж по крайней мере не меньше пятисот за какую-нибудь мелочёвку, а так налили палёной водки, которую купили рублей за двести, и хорошо.
Лёха в технике разбирается, всё починить может, а уж по бензопилам он спец.
Лёха – душа добрая, нестяжательская.
-Лёха, возьмись за свой собственный ум, завязывай с «песяриками»!

Классные у Лехи сени, с окном на огород и лес. В сенках диван и стол.
Летом приду Лёху под вечер проведать, сидим мы с ним на диване и разговор вроде бы ни о чём, а такой задушевный…

Итак, учебный год начался. Я обратился к Директору школы, рассказал о своей задумке. Мы с ребятами будем его делать – сказочный деревянный городок. Надо материал,  хотя бы кубов с пятнадцать брёвен. Нина Васильевна обещала помочь. Попробовали договорится с мастером лесного участка. Он вначале согласился. Пришёл я утром на разнарядку. А там одни разборки: чокеров нет, трелёвочник заглох, что-то та у него накрылось. Вижу, что тут не до меня и не до моих брёвен. Пошёл я домой несолоно хлебавши.

Валера Чирков работал в то время электриком. Я к Валере обратился.
Валера договорился с трактористом. Взяли трелёвочник и покатили по Пятой ветке. Напилили осины. Собрали. Поехали обратно. Километров пять не доехали до посёлка, что-то в передатке ухнуло, щёлкнуло, загрохотало и наш трактор встал намертво.
Бросили мы трактор на дороге, а сами пошли пешком в посёлок. Поломка оказалась серьёзная. Хлысты так и оставили на полдороге, а трактор  привезли ремонтировать.
Так что и эта затея не удалась.
Тогда  Валера договорился со Славкой Ветлугиным. Один из трелёвочников в Точильном был. Вот Славка его завёл, заехали мы в ближайший осинник. Валера за раз-два напилил осинника. Славик его сгрёб и приволок к дому. Часа за три управились. Основной вопрос созидания сказочного городка – обеспечение лесом – был решён. Конечно, это было совсем не то, что мне хотелось. Но я не выступал, а горячо благодарил всех, кто пошёл мне навстречу.
Со Славкой расплатиться было проще простого.
-Слав, сколь должен?
-Да ставь бутылку вина.
Дома у нас распили быстро. Я ещё предлагал посидеть и сбегать за бутылкой, но Славка отказался, отговорился домашними делами, а я пошёл любоваться на заготовочки. Душа моя радовалась, хотелось прямо сейчас взять топор в руки и приниматься за дело. По-моему, это уже была середина января и надо было спешить. Теперь почти всё свободное время я посвящал рубке сказочного городка. Стал рубить избушки для лесных жителей. Думал, надо сделать так, чтобы по ним можно было лазать, причём безопасно. Стал думать, как крышу сделать попроще и малозатратную, так как понимал, что пиломатериал мне никто не предоставит. Догадался, хотя раньше нигде не видел и не знал, рубить «в реж», то есть такой тип сруба, когда брёвна уложены не плотно, а на расстоянии одно от другого и только связаны между собой в углах. Так же и крышу срубил. И продувать будет, и лазать по такой избушке вполне свободно можно.

Мне всего хочется много. А здесь вообще азарт. Лес есть, руби да руби.
Три сруба заготовил: для Бабы-яги, для Лешего, для Лиха Одноглазого.
Ещё надо было вырезать лесных жителей, богатырей -охранников. А дни летели как птицы.

В магазин завезли вино «Изабелла» по рубль десять копеек. Мужикам это вино как чай, только деньги переводить. Оно у них сильно не в почёте. Людмила купила на пробу одну бутылку. Вечером уселись за столом пробовать. Попробовали. О, это совсем не та «Изабелла» что сегодня! Та была,  как и вся деревенская жизнь, натуральная, с непритворным земляничным привкусом. Мы этой «Изабеллой» увлеклись. Ну как увлеклись. Сделали запас. Людмила подкупала пару бутылочек и иногда, раза два в месяц, садились мы вечерком да наслаждались ароматным, замечательным обыкновенным столовым вином. Нам нравилось.
Прошли годы, смотрим, в магазинах опять «Изабелла». Купили, попробовали, вылили…
Где ты, точильненская «Изабелла»? вспоминаем мы тебя!

В школе всё шло своим чередом, и стало не то, что скучно, но хотелось шагать дальше. То, что сделали, просто повторять было неинтересно.

Надо было давать открытый урок. То есть придут на урок уважаемые люди, ветераны педагогического труда, награждённые и заслужённые, методист из гороно и будут оценивать профессиональные качества учителя: цели, задачи, воспитательная задача отдельно, методика, приёмы и способы подачи  нового материала, индивидуальный и дифференцированный подход к ученику, фронтальный опрос и т. д. и т. п. Тогда на слуху был эвристический подход к подаче нового материала и фронтальный опрос, как форма закрепления и контроля усвоения нового материала. Много чего было в истории советской и российской педагогики и много чего будет.
Надо давать открытый урок. Надо так надо, хотя определённая дрожь в коленках была.

Решили, что Людмила будет давать открытый урок, потому что её класс – ребята в учёбе толковые, думающие, самолюбивые. Какой урок давать?
Мы сделали то, что потом обосновали и назвали, уроком интегрированным:
урок на два часа, русский и литература, с привлечением материала по ИЗО, музыке, народному искусству (фольклор, декоративно-прикладное искусство), деревенскому современному быту и, конечно, основа урока – непосредственные детские впечатления-переживания, знания.
Урок назывался «Рябинка». Я не помню, какое правило по русскому языку нужно было знать, усвоить, закрепить, но помню, что мы хотели этот урок для ребят провести необычно. Организовать, создать то, что наш замечательный преподаватель по методике литературы Рид Фёдорович Брандесов  обозначал как эмоциональный резонанс.
Людмила на всех уроках вносила живинку в преподавание, чтобы не скука и монотонность, а труд и удивление перед казалось бы перед самым обычным и порядком приевшимся.

Открытый урок – показатель профессионализма учителя, что он может.
А почему не каждый урок – открытый? Да потому, что пить-есть надо,  а если уроки – открытые, то ставка должна быть часов девять в неделю и без классного руководства ( без никому не нужной писанины, кучи всяких списков, форм и отчётов). Самой непосредственной учительской работы в учительском труде примерно с четверть, а остальное – совещания, списки, семинары пустые, какие-то ни о чём курсы, списки, планы всяких видов,
участие во всяких общественных мероприятиях строем и с песней…
Сейчас без строя и песни, но ничего не поменялось, или я ошибаюсь…
«Рябинка». С ребятами поговорили. Озадачили необязательно, но желательно: рябинка у нас перед глазами. А что мы про неё знаем? Есть ли в ней что-то особенное, примечательное. Кто она, что она? Как мы ей можем помочь, чем она нам помогает. Рябинка – скромная, а все её замечают. Почему? Почти всех учеников школы вовлекли мы в «рябиновое» дело: на ИЗО нарисовали рябину. Ученики в библиотеке искали стихи и песни о рябинке, учили наизусть. Родителей привлекли, правда, немного, зато они своим детям рассказали, что из рябины можно приготовить.
Одна задумка у нас осталась неисполненной: варенье не сварили и чаепитие для ребят не организовали. После открытого урока были мы в сильном упадке сил, а уроки продолжались, надо работать дальше. Мечта осталась…
Зато кабинет украсили рисунками и гроздьями ягод рябины. Звучала у нас «рябиновая» музыка и, конечно, «Тонкая рябина».
И этимологии мы коснулись. «Рябиновые» метафоры, олицетворения в народной поэзии и в авторской. Загадки, пословицы и поговорки, сказки,
приметы.
Ученики, девочки в основном, нашли, что можно приготовить из рябины, написали и красочно оформили.
Стихи звучали, отрывки из произведений, у каждого на парте была уральская скромница – удивительное дерево. Мы учились удивляться.
Роскошный был урок, переживательный для нас и ребят…

Сверху из гороно пришла какая-то бумага о смотре художественной самодеятельности. До нас, насколько я помню, школа не принимала участия в смотре. Мы уже к ученикам хорошо присмотрелись, таланты были всякие.
Особенно выделялись две решетовские девчонки Тамара Федосова и Лена Буд-Гусаим: музыкально одарённые, с хорошим чувством юмора и большим запасом частушек по всякому поводу. Лена на ложках, Тамара на балалайке, девчонки голосистые, звонкие, весёлые. Запоют – столько задора, столько радости, энергии! Людмила их почти и специально не готовила. Костюмы из ничего придумали, частушки отобрали и последовательность определили,
Людмила показала, как себя на сцене во время выступления вести. Талантливые девчонки, всё схватывали на лету, да ещё свои придумки добавляли. Я уже не помню, но каким-то непостижимым образом у нас оказалась запись на магнитофоне одного из их выступлений. Сколько времени прошло, а впечатление от их выступления не потускнело. У Лены – артистизм в крови, природное дарование. Худенькая, подвижная, с выразительной внешностью и пластикой. Тамара посолиднее, помедлительней, но так они друг друга хорошо понимают, так хорошо слышат друг друга, так друг другу идеально соответствуют. Замечательный был дуэт!
А ещё к смотру художественной самодеятельности Лена сама подготовила танец с лентами под фрагмент из «Кармен-сюиты». Это был класс!
Выступал наш фольклорный дуют и в сельском клубе перед точильненскими жителями, которые были в восторге от частушек в их исполнении. А ученики Людмилы, почти все, читали со сцены стихи В. Берестова.

Людмила ещё один раскрыла талант – Наташа Рюмина.
Я в книжном совершенно случайно купил небольшой сборник В. Берестов «Стихотворения». Просмотрел, полистал, решил, что нам в школе пригодится. Дома мы вместе с Людмилой прочитали книжицу и восхитились:
какие удивительные стихи, как они прямо для нас и для наших учеников написаны! Провели классные часы по поэзии В. Берестова.
Надо признаться, до знакомства с этим сборником не знали мы про такого поэта и слыхом не слыхивали.

Кстати пришёлся и смотр школьной художественной самодеятельности.
Людмила предложила своим девочкам прочитать на выбор несколько стихотворений. Лучше всех получилось у Наташи Рюминой.
У неё была своя, очень своя, доверительная интонация. Конечно, и Людмила много занималась с Наташей. Наташа – отличница, девочка понятливая.
Трогательно, очень лирично звучали в её исполнении стихи.
В школе наша «фолькгруппа» Тамара и Лена,  и «художественное чтение» в
лице Наташи выступила на ура. Поехали мы в Ашу на смотр своё искусство показывать. Выступление наших талантов было замечательным. Фольклорный дуэт был вообще вне конкуренции, и большое удивление вызвало выступление Наташи Рюминой.
Как, откуда, из Точильного? А кто такой В. Берестов?
Да, и учителя-литераторы городских школ про такого поэта ничего не знали.
Так что Наташа Рюмина впервые познакомила всё же достаточно образованную публику с таким доброй лирической поэзией для детей и взрослых.

Успех наш на смотре воодушевил, и мы стали более пристально заниматься фольклором. Но на всё надо было время. А его катастрофически не хватало.
И всё же мы собирали фольклор, конечно, уже остатки того, что бытовало когда-то: песни, прибаутки, поговорки, былички, частушки. Частушек было много, мы их оформили в рукописный альбом с детскими рисунками.
На открытых уроках, на всяких семинарах и конкурсах, городских и областных, наш альбом «Живая вода» приветствовали, хвалили. Лидия Андреевна Глинкина приложила немало усилий, чтобы его напечатали в надлежащем виде, то есть в цветном варианте: там всё в цвете, и частушки, и рисунки, и каждый лист разрисован. Где я рисовал, где ребята. Он такой получился, настоящий, наивный и бесхитростный. Часть частушек попала в сборники конференций и семнаров, но полноценного издания так и не случилось. Хранили мы его дома. А у нас много такого хранится. Получается не квартира, а дом-музей, дом-архив. Ещё раз полистали мы этот сборник, вспомнили былое, и отвёз я его в Миньяр, в краеведческий музей. Надеемся, что когда-нибудь он пригодится. Ведь это история. Да, малая капелька, но – история, память.

О чём сожалею? Понимание народного творчества у нас было несколько упрощённым. Как Александр Иванович нам рассказал, как в книгах написано и определено, то и есть народное творчество. А что, трудно было чуть подальше подумать?
А рассказы старых людей, бывалых людей, мудрых людей, разве это не народное творчество?!
Я кое-что записал, что рассказывали родители, бабушка, но это так мало в сравнении с тем, что кануло безвозвратно.
А как прекрасно просты а когда и фантастичны рассказы рыболовов и охотников. А пчеловоды? Каждый – энциклопедия…Жаль, что всего не успеть.

***
Кто что помнит?
Людмила рассказывает так, как вспомнилось ей, без всякой правки…

Мы приехали в Точильный из Сима. Точнее, за нами приехал Александр Васильевич Дубовцев, уговорил нас, помог нам с переездом, и вот – мы в Точильном. Мы поселились в доме из трёх хозяев: в одном «отделении» - мы,
 в другом – соседка-фельдшер, а в третьей части – бабушка.
У нас трёхкомнатное жильё, если можно так сказать. В одной комнате – шифоньер и стол, в другой – диван, стол и книжные полки, в третьей кровать, кроватка Даши и маленький шкаф. Между всей мебелью небольшие проходы. И ещё малюсенькая кухня, где помещался только стол, зато была печка с плитой. Там мог находиться только один человек, притом только боком. Дубовцев нам очень помог: часть мебели принесли из школы-интерната, всё. что нужно для побелки, оттуда же. Навели порядок и – зажили.
Олег сделал полки в больших сенях. Разделили их ширмой, получилось замечательно. И ещё образовался небольшой чуланчик. Крыльцо было большое и высокое. Мне очень нравилось сидеть весером на крыльце, когда день заканчивается, дела сделаны, жара спала, и вокруг тихо, ветерок. дышится хорошо.

В скором времени Олег сделал-смастерил летнюю кухню. В ней мы летом мылись, я стирала бельё, купала Дашу. Слева и справа от входа у боковых стенок были широкие лавки, а прямо по центру – бак с водой  на низкой печке. Доски-горбыли, по-моему, тоже выделил Александр Васильевич.
Огород нам достался от прежних хозяев. В нём даже был  кое-какой урожай: морковь, свёкла, картошка. Всё пригодилось в хозяйстве. огород был далеко от нас. На следующий год во дворе (а двор был большой) Олег отгородил огород. Сделал грядки, и мы посадили всякую мелочь. Сделали из всякого хлама и огуречную грядку. Урожай был замечательный! В начале мая выпал снег, мы думали, что ничего не вырастет, а получилось всё наоборот: огурцов много и мелочь всякая уродилась на славу, хотя огородники мы были никакие, то есть начинающие.
Самое замечательное, что было около нашего жилья – это ручей. Вода в нём холодная, прозрачная. Олег его углубил, расширил. Мы брали воду из него, можно было полоскать бельё с мостика и слушать, как он чудно журчит.
Запомнилось: набрала воды в ручье, несу, в обеих руках по ведру с водой. Откуда ни возьмись – пчела. Так типнула меня в голову, что ой-ё-ёй! Не успела отогнать её, ведь вёдра же не бросишь. На голове вздулась шишка, но из-за волос её не было видно. Повезло.

Через большую поляну от нашего дома находилась школа, где нам надо было работать. Школа – деревенское здание, внутри рекреация, кабинеты, несколько круглых печек для отопления. Здание интерната, где ребята из других посёлков жили всю неделю, учились, а на воскресенье уезжали домой. В школе учились и точильненские ребята.
Мы переехали, я вышла на работу. Писала какие-то бумаги. помогала в школе с ремонтом. В начале августа вышел на работу и Олег. Мы оформили кабинет русского языка и литературы на чистом энтузиазме. До нас никакого оформления никогда было. Кабинет был очень унылым, а сейчас он преобразился. Мы старались приготовить школу к новому учебному году. Очень жаль, Что Дубовцева пригласили директором в третью ашинскую школу. Он уехал. Директором школы в Точильном назначили Дубову Нину Васильевну. Приёмная комиссии во главе с Шапошниковой, которая возглавляла гороно, уже встречала Нина Васильевна. Всего в школе было четыре кабинета. Вот комиссия прошла по кабинетам, зашли в наш, оформленный. Особо за оформление никто не хвалил и доброго слова не сказал. А вот стакан, который стоял на столе, Шапошникова увидела и прочитала по этому поводу целую лекцию, запомнилось навсегда! Где ещё может себя проявить заведующая гороно?
Школа деревенская, уютная. Особенно зимой,  с холода заходишь – тепло.
ребята ходили в школе в носках вместо второй обуви. Школа малокомплектная. В начальной школе все ребята учились у одного учителя в одном кабинете. То есть первоклашки, второклашки и третьеклашки учились одновременно у Халиды Каримовны. Нам это казалось удивительным, а Халида Каримовна хорошо с этим справлялась. Не помню, сколько у неё было учеников. Что-то около десяти. Ей нравилось работать с ребятишками, они к ней тянулись.

Печки в школе топили Лида Севостьянова и Тамара Каратаева. Когда ребята приходили в школу. было уже тепло. как дома. Обе женщины старались как для себя. Заботливые, аккуратные, обязательные.
Отдельного кабинета у директора не было, только в учительской стоял отдельный стол. Нам с Олегом дали классное руководство: мне в 6 классе, Олегу в 8. Не только в наших классах, но и в других ребят было немного – 10-12 учеников и меньше.
У меня разгильдяев не было. Ребята старались учиться. Ученики умные, быстро соображают, городским не уступают ни чём. Это я поняла, когда начала работать в городской школе.
А насчёт душевности, отзывчивости, внимания и одарённости многим можно только позавидовать. Я имею в виду не только свой класс, а всех ребят в точильненской школе. Мальчишки помогали Олегу строить сказочный городок. А это работа с топором и столярными инструментами. Здесь без трудолюбия и старания не обойтись.
Ребята отзывчивые. За два года мы много с ними  чего хорошего сделали: и газеты стенные необычные выпускали, и костюмы мастерили к Новому году, и выступления готовили в школе и сельском клубе. Олег с ребятами гонял футобольный мяч на большой поляне между нашим домом и школой, а кто не играл, был очень активным болельщиком. Ребят по вечерам собиралось много. девочки играли  с нашей Дашунькой.
Часто утром, когда мы выходили из дома, у нас на крыльце стояли в банке букеты лесных цветов. Местные ребята ходили в лес и тихонько нам ставили. Мы до сих пор не знаем, кто это делал. Наверное, была у нас взаимная симпатия.

Запомнился пионерский сбор в моём, уже 7 классе с музыкой, флагом, барабаном, песнями и стихами. в подготовке никто не отказывался. Делали всё дружно и с желанием. Когда готовили что-то (выступление в клубе, вечер в школе, вечер в школе или смотр художественной самодеятельности в районе), не разделяли ребят по классам: кто хотел участвовать. тот и приходил.
Учили стихи В. Берестова, клеили, резали, рисовали, мастерили, шили…Дела всем хватало. Зазывать никого не надо было. Всё по желанию.
На уроках – спокойная, доброжелательная  обстановка. С дисциплиной никаких проблем. Учились в меру своих сил и способностей. И гуля старалась и очень медлительный Дима. Русский язык давался с трудом, но лентяев категорических не было ( в сравнении с городскими).
В школе была чистота и порядок. Никто не сорил и не безобразничал.
Девочки приходили с белоснежными воротничками и манжетами, аккуратные, причёсанные, в отутюженных школьных платьицах. А ведь у многих путь к школе был неблизкий, весной и в осеннюю распутицу на дороге грязь по колено. Дома у детей работы хватало: снег убирать, помогать родителям по хозяйству (домашняя скотина, дрова, вода, огород).
В большинстве своём наши ученики – народ старательный.
Два года, проведённые в школе, в Точильном, - хорошие годы, хорошим запомнились.
Кто-то говорит, что народ в посёлке тяжёлый, такой-сякой. Да как и везде – всякий народ. Мы вспоминаем хорошее. Нас помнят и мы помним: народ точильненский – люди отзывчивые, уважительные, доброжелательные…
***

Возвращаюсь к своим запискам.
Приближался май. Срубы готовы. Я их пронумеровал, разобрал и принялся за богатырей. У меня было несколько досок, больше смахивающих на брус, - шестидесятка. Доски четырёхметровки. Я прикинул, что они будут выразительно на площадке смотреться, свысока окружающую местность оглядывать. Славное было время! Всё было впервые. Больше делал наугад, чем по расчёту. Но и тогда уже было сознательно-бессознательное чувство, ощущение сути истоков народного искусства. Я себе часто говорил тогда:
да,  наивно, да, безыскусно, да, простенько, но зато не за ради денег, а по потребности души с большим воодушевлением и любовью. И никто надо мной не довлел, да надо сказать, никто и не интересовался.
И мне было смешно, когда в один из учебных дней прибегает к нам домой Паша Матюто:
-Олег Иванович, вас Нина Васильевна просит прийти!
Чего случилось? Фуфайку накинул, пошёл. Оказалось, приехала мадам-методист из облоно что-то по кружковой работе то ли проверять, то ли просвещать.
Сразу вспомнили, засуетились:
-Олег Иванович, Вы же в кружке с ребятами городком занимаетесь, покажите как и что.
Пришлось мне маленькую выставку на скорую руку организовать:
из дровника поделки вытащил, из пеньков группу леших соорудил и для убедительности ещё и раскопал из-под снега сруб домика.
Мадам ахала-ахала и убралась в учительскую к директору какую-нибудь бумагу составлять.
А я продолжил настоящей работой заниматься.

Учитель в деревне – мастер на все руки. Как бы уже по традиции во всей культурной жизни села должен участвовать.
Смотр сельской самодеятельности. Попросили выступить, ладно, согласился.
Сильно не озадачивался, открыл Твардовского «Василий Тёркин» главу «Гармонь», подучил немного – к смотру готов!
Номер этот был в то время порядком затасканный. Что-то новое в исполнении трудно придумать, да и не артист я вовсе, но для учительской работы минимум хотя бы некоей артистичности необходим.
Для меня такое выступление было одной из возможностью самообразования.
А баян мой был дома у родителей и мне было совершенно не до него.
Прочитать отрывок из «Василия Тёркина» я прочитал, но так себе, весьма слабенько, на троечку с минусом, - всякий раз меня чудовищная волнительность подводит. С другой стороны, хорошо, что на районный смотр не очень приглашали:
-На районном смотре надо будет выступить, только доработать ещё.
-Нет, все, что мог, выдал, достиг так сказать своего потолка в деле художественного чтения. Вот Гамлета могу сыграть.
-Гамлета не надо.

Двадцать третье февраля наши женщины проигнорировали, а мы с Василием Фёдоровичем решили,  что в грязь лицом ударять не будем.
Василий Фёдорович сказал, что у них в школе вообще такого не было, чтобы поздравлять.
Не было, так будет, а то как-то не по-людски.
Сбросились мы по энному количеству денег, закупили подарки, учитывая индивидуальные особенности наших прекрасных коллег.
В сельском клубе был торжественное собрание, посвящённое празднику 8-е марта. Председатель поздравил точильненских женщин. Я присоединился и отделился: ещё поздравил наших женщин-учителей, читал стихи – выразительно – про любовь, а потом мы с Василием Фёдоровичем вручили им подарки. Учителки  были приятно удивлены.

У Людмилы класс в учёбе был сильный. Но, так как мы работали во всех классах, то такой сильной соревновательности не было. В каждом классе были свои звёздочки. Ребятам интересны были уроки истории, литературы, ИЗО, географии. У Людмилы уроки по русскому языку сразу были на высоте.
Умеет она точно и ясно изложить материал, правильно подать его, притом по русскому у неё много придумок и для лучшего усвоения и для того, чтобы ученики понимали, что русский язык это далеко не сумма скучных правил, а нечто иное.
Как и во все предыдущие времена, девчонки были старательнее мальчишек.
Где не хватало смекалки, сообразительности, брали усидчивостью.
У меня девочка училась, у которой всегда и во всём было отлично – Люба Попова. Это была образцовая ученица, своего рода эталон. Внешний вид – аккуратность до идеальности. В тетрадях – образцовый порядок. Уроки всегда и все – на пять. Умница. Не зубрит, учит, разбирается. За партой сидит, осанка, как у настоящей леди.
Марина Шумакова, умница-отличница. Эмоциональная, очень открытая. Много читает, размышляет. Сочинения очень интересные пишет и слог у неё хороший. У неё такой радостный вкус к жизни, такая расположенность к жизни. Мир –радость.
Школа, ученики навсегда остались в памяти как что-то очень уютное, домашнее, доброе, хотя ученики были и очень разные и по-разному сложились их жизненный судьбы.
Как это ни банально, но всё же важно, какой человек, а не какое место он занял на иерархической лестнице. Бабушка Нюра, наша соседка по Точильному, бабушка неграмотная, вся её жизнь прошла в обычных житейских заботах. Но для нас она – один из самых почитаемых человеков.
У неё душа – золотая. От неё – тепло.
Восхищает, влюбляет – человечность,
всё остальное – мишура…

Мяса в магазин завозили очень редко. Однажды завезли аргентинских или бразильских кур. Упакованы – на загляденье. А мясо – как мыло, в сравнении с сегодняшним…
Зато много было египетского бальзама «Абу-Симбел». Стоил он чуть больше десяти рублей. Учитывая, что водка стоила около трёх рублей или три шестьдесят, то бальзам для точильненских жителей был непомерно дорогим.
А мы покупали, покупали для родителей, покупали в качестве подарка, угощения, покупали про запас. А ещё мы любили пить чай с бальзамом.
Это было особенное, своеобразное вкусное чаепитие. Запаслись мы бальзамом основательно.  Когда переехали в Ашу, на Толстого, ещё года три бальзам в чай употребляли. На всю жизнь не напасёшься. И всё же нет  бы пару бутылочек поставить в укромное местечко для будущих воспоминаний.
Не поставили. Остались одни воспоминания.

В конце мая проходили выборы. Меня записали в участковую комиссию.
День выборов. День солнечный и с утра ещё пока прохладный. Лужайка перед сельсоветом свежая и чистая. Травка молоденькая, хоть босиком ходи.
Молоденькие, такие же свежие и самых разных оттенков зелёные покрова окружных гор. Небо – голубой прохладный купол и солнышко, доброе солнышко. Сельсовет в праздничном виде: флаги, транспаранты и самый главный призыв: «Все на выборы!» Придут, конечно,  все, сомнений нет.
Выборы начинались  с шести часов. Комиссия собралась ещё раньше. Меня отправили на машине в Решетово, чему я был рад: ещё двадцать километров  в глушь, подальше от цивилизации, да и  Решетово я не видел.
Очень хотелось посмотреть. Ехали мы ехали, дорога лесная, но вполне сносная. Шофёр называл места, живописные, удобные для проживания, и было здесь проживание людей, а теперь вместо живописных избушек и лугов дикие заросли и лес: Кострома, Ивановка, Печи…
Кострома. Судя по названию, здесь, видимо, много сажали льна. Кострома – костра – лён-сырец. Когда его чесали, то эту самую костру вычёсывали.
Ивановка, здесь Ашинка делает крутой поворот, дорога уходит в сторону.
Мезенцев, наш краевед, в своём топонимическом словаре указывает, что возникла Ивановка в 1842 году, когда сюда привезли  390 крепостных крестьян. Сначала это был выселок Ивановский. И большой выселок. Если только мужиков было почти 400 человек. А ведь переселяли целые семьи.
Где, куда разбросала жизнь потомков жителей Ивановки? Что осталось? Кто что помнит?

Дорога рядом с Ашинкой, чуть вверх, чуть вниз, и вокруг, обманчивое впечатление, но уж так хочется обмануться, - первозданность, куда не ступала нога человека. Но – ступала, да ещё как. Ещё до войны свели люди великолепные хвойные леса. И теперь вместо него растёт всякая чепуха,
но очень выразительная и художественная.
Может остановиться где-нибудь около ручья, избушку соорудить и вечно писать всё, что обозревает глаз и душа. Вечно, потому как надоесть никак не может.
Приехали в Решетово. Я после выборов, в последующие года, там бывал несколько раз и всегда меня поражала живописность, поэтическая живописность этих мест. Это же среди какой красоты живут люди! А какие там луга! Какие травы, какое там в лугах самоцветье! Запах с ума сводит, а трава, только самому и питаться!
Возник посёлок как курень, лесопункт, где производилась заготовка древесины, в связи с основанием Аша-Балашовского завода. Как пишет Мезенцев, здесь была построена небольшая мельница с паровым двигателем для помола зерна. Я застал ещё «в живых» кузницу. Но посёлок уже и в то время был признан неперспективным. Одна у него была перспектива – зарасти бурьяном.
Среди такой красоты люди жили!

Зашли мы в поселковский клуб, разложил я на столе бюллетени, рядом ящик  для голосования. Стали подходить избиратели.
В Точильном секретарь избирательной комиссии Ольга Ивановна Челнынцева меня предупредила, что там есть репрессированные, возможны всякие выпады против советской власти. Кстати, доблестная милиция была рядом.
Но всё прошло тихо и спокойно. Люди подходили, брали бюллетень и опускали в ящик, а я отмечал в списке галочкой, кто проголосовал. Само собой разумелось, что проголосовать должны все. Но никто и не отказывался. Часа через полтора все бюллетени были в ящике, и мы отправились обратно.
Почему люди голосовали, ведь среди них были и такие, с которыми судьба, власть жестоко обошлась? Можно было не выступать и не голосовать. В Аше я тоже агитатором на выборах был, так  мне некоторые так и заявляли, где они эту советскую власть видели. Но большинство – голосовали. Во-первых сопричастность к общей жизни, к общине, которую давным-давно разрушили, но память ещё осталась. И это был праздник. Воскресный день. Музыка, флаги. В магазины что-нибудь привезут. Если не голосовал, то, получается и праздновать нечего, а как проголосовал, то уже и все права на правильное проведение дня есть, то есть в посёлке начинается  распитие спиртных напитков, плавно переходящее в поголовную пьянку.
Да и все понимали, что сами выборы, пустая формальность: без нас всё за нас решают. А сейчас что ли не так? кого надо поставят, кого надо выберут. Это верхушка между собой за власть пластается, а остальные лишь средство.
Может быть, в исключительно отдельно взятой стране это и не так, но я такой страны не знаю. Нет правды на земле…

Приехали мы в Точильный, здесь выборы уже заканчиваются. Ещё несколько избирателей подтянулось, проголосовали. Всё, можно дверь на клюшку. То есть Ольга Ивановна села всё подсчитывать, заполнять всякие там бумаги, а для уважаемой комиссии накрыли стол. Еда была деревенская, сытная и вкусная. Мясо домашнее, пироги, кисель, компот и выпивки достаточно.
Лица избирательной комиссии. Я запомнил, что были председатель сельсовета Леонид Михайлович, Надя Попова, она работала секретарём в сельсовете, были ещё Тамара Каратаева, жена председателя, Чирковы Валера с Валентиной, пожарник с химзавода, представитель от милиции, ещё кто-то и мы с Людмилой.
Закусили и выпили, выпили и закусили.
Ещё даже не вечер, ещё всё только начинается. За столом посидели, душа требует простора, тем более что и посёлок весь гуляет. Собрали кое-что со стола, пошли на речку.

Всё же остатки самосознания у нас ещё были. Поэтому не на  глазах у всего посёлка, а полутайно добрались до Замочки, где усадьба Чашиных, там речка делает поворот, есть заводь, можно купаться, хотя и прохладно. Расстелили скатерть самобранку, женщины разложили того-сего, веселуха продолжилась. Уже мало кто кого слушал. Народ начинал падать и пытался подняться. Валентина, когда в подпитии, всегда хочет с кем-нибудь разобраться за прошлые и будущие грехи, пожарник, смешливый и смешной. рассказывает очередной анекдот без начала и конца, кто-то лениво доедает очередную котлетину. Женщины, культурно выпив за любовь и дружбу, поедают с наслаждением пироги. Но песню всех времён и народов мы поём все вместе, очень согласно и с очень большим выражением:
Ой, мороз, мороз…
Тем более. что погода и время года благоприятствуют.
Немного мы попритихли, кто-то предлагает:
-А давайте Михалыча в речку бросим, пусть председатель поплавает, а мы с бережку посмотрим!
Идея всех увлекает, все за. Михалыч слабо сопротивляется, у него сил нет для оказания сопротивления, и есть желание окунуться в речку, а то сильно разморило. Одна проблема: в Михалыче килограммов сто двадцать, а мы, замученные постоянными излияниями, уже порядком обессиленные.
Но кое-как председателя скрутили, подтащили к берегу и сильно размотали.
Нам казалось, что мы его сильно раскачали и сейчас добросим до середины реки. Не получилось. Тут, под самый берег на глину, на гальку упал. Полспины ободрал, кровища хлещет, в речку сам уже полез ну и все остальные за ним. Вода – холоднющая. Опять аппетит пришёл, а на скатерти самобранке пусто. И отправились мы обратно в клуб. Там секретарь
всё с отчётами возится, а у нас продолжение, после некоторого затишья.
Все разбрелись по домам, принести у кого что есть. Принесли много чего и водки опять стало много, а откуда она взялась, кто покупал, на какие деньги – не помню.
Что интересно, сначала все разводили руками, что и водки нет, и деньги кончились, и пожалившись на такую скудность вдруг доставали, как двое из ларца, водку. 

Опять разлюли-малина, разгуляй-душа. А уже и вечер и нам с Людмилой завтра на работу, и как ни жалко покидать компанию, а надо.
Потихоньку мы с Людмилой двинулись домой.
На следующий каждый встречный-поперечный считал свои долгом спросить, почему мы так рано ушли, потому что самая веселуха началась позже.
Во-первых, у секретаря никак не получалось свести концы с концами. Кто-то что-то напутал. Пришлось ехать в Ашу, что-то там с бюллетенями делать. Снова в Точильный, весь отчёт по новой писать. Секретарь трудится, а избирательная комиссия пьёт и закусывает. Наконец, часам к двенадцати отчёт, или что-то в этом роде, готов, в Ашу отвезли, там приняли. Всё, можно праздновать! А отмечать уже нечем! Пришлось ходить по домам и вытаскивать последнее, что оставалось. Самое обидное, что магазин закрыт, а магазинщица в Аше и ни сном ни духом не понимает, как люди в Точильном страждут…пели-плясали от безысходности, что выпить нечего и разошлись под утро.
Нет, хорошо. что мы не остались. У них у всех в понедельник был выходной. А нам надо было в школу.
Хорошие были выборы, настоящие, без формализма и всякой там бюрократии, собрались весёлые, добрые люди, попили-поели, попели-поплясали, потому и выборы были таким весёлыми…

Наконец, наступила долгожданная пора: городок можно ставить.
Валера, а кто ещё кроме него? трактором тележку подтянул,  стали мы брёвнышки и разных лесных существ перевозить на лужайку перед въездом в Точильный.
Сердце дрогнуло и захолонуло: вот соберу, поставлю, у всех на виду – а как будет смотреться?
У властей немного совесть проснулась, да и Валера помог, ходил, убеждал.
Привезли куба три досок на декоративный заборчик, на карусель и качели.
Навозили с Валерой пеньков под избушки, привёз Валера гвоздей и скобы.
Душа моя поёт, работа кипит: будет городок, обязательно будет.
Ребята мне помогают. Пилят, шкурят, строгают, стёсывают.
Избушку первую собрали – нормально глянется. Дальше, дальше.
Денно и нощно мысли у меня о городке, да и каждую свободную минуту я там. Избушки поставили, воздвигли богатырей, качели смастерил, карусель во всю деревенскую поставил. Заборчик вокруг соорудили. А в самом городке ещё и корабли-ладьи у нас плывут.
Наконец, и начальство лицом повернулось, даже краску для росписи выделили. Я ребятам показал, они и заборчик немного расписывали. А мне хотелось сделать ещё больше, идеи рождались одна за другой. Была бы возможность, так всю жизнь городком бы и занимался.
С Валерой набрали со склона плитняка. Выложил дорожки, центральную площадку.
Пора и останавливаться.

Надо готовиться к переезду в Ашу. Дело в том, что мама с папой переходили в кооперативную квартиру, а дом предоставляли нам. Надо было решать, оставаться в Точильном или переезжать в Ашу. В Точильном нам очень приглянулось, но у нас подрастала дочка. До восьмого класса она с нами, а если мы останемся в Точильном, то девятый, десятый классы ей надо будет заканчивать в Аше. Мои родители уже в возрасте, за внучкой приглядывать тяжело им будет да и так переживаний хватает.
И вообще неправильно, если мы нашу дочку кому-то препоручим. Дочка – наша, нам и растить. Да и одной ей как быть, надо братика или сестрёнку,  там опять вопрос ос школой возникнет. Придётся в Ашу перебираться.
Жаль нам было оставлять  Точильный.
Городок готов. Жителям по нраву. Добрые слова говорят.  Один, правда, прохожий, поддатый мужик, сильно обиженный на советскую власть, проходя изматерил и власть и сельсовет и городок.
Он сильно ошибался, что вместо надбавки зарплаты детский городок решили поставить:
-Вот куда наши денежки уходят, мать-перемать…
Я ему объяснять не стал.
И ещё многие меня предупреждали:
-Олег, зря ты это всё затеял. Сломают или подожгут. Народ-то у нас зверьё, народ у нас дикий, разнесут всё в мелкие клочки. 
Я и сам об этом думал и говорил себе: всякое может быть.
Главное для меня: задумал – сделал!
Самое удивительное –
НИКТО ГОРОДОК НЕ ЛОМАЛ!
Там ещё много лет проводили праздники, как мы с Людмилой и задумывали.
Его ремонтировали, подправляли.
Со временем он постарел, обветшал, ушёл в травы и каменья.
Но ещё долго нам с Людмилой точильненские жители говорили:
-А городок-то стоит.
-Мы в городке праздник провели.
-Городок поправили, хорошо смотрится.
Городок поставил. Валера хорошо помог. Ребята умелые и работящие внесли свою лепту. Это была как бы моя кружковая работа.
С Людмилой думали, что его как-то празднично-народно надо открыть. Ведь это для всех жителей, для школы, для каждого ребятёнка.
Но администрация школы отнеслась к этому весьма индифферентно:
городок какой-то, школе не до того.
Мы уже поняли, что если что-то хочешь сделать, не надо на власти надеяться, надо на самих себя. 
Поэтому мы к директору школы уже с предложениями не совались, тем более, что готовились мы к переезду.
А директор нас уже и мало замечала.
И с этим городком нажили мы с Людмилой на долгое время недоброжелателя в лице завгороно Лидии Константиновны.
Приехала журналистка из местной газеты «Стальная искра», написала большую статью о городке. А такое в Ашинском районе было в первый и последний раз. И в статье была одна фраза которая нам дорого обошлась.
Журналистка спросила:
-А как власти помогали?
И  я по наивности своей, не предполагая, что из этого будет, сказал, что
леспромхоз кое-каким материалом помог, а гороно никак, хотя, повторюсь, основная идея была не в том, чтобы городок поставить, а чтобы вместе с ребятами общее дело делать, чтобы ребят вовлечь в творческую созидательную деятельность, вот и будет целостный учебно-воспитательный процесс.
В общем, не отметив вклад гороно в строительство городка,  нажили мы себе большого недоброжелателя.
Леспромхоз снизошёл, заплатил маленькую сумму денег. Мы на них шторы купили.
Был я доволен городком? Конечно!
В Точильный заезжаю на велосипеде, а сердце радость распирает:
стоит городок, красуется, на весь район один такой!

А сейчас есть у меня задор, энтузиазм, чтобы вот так, по сути дела за бесплатно что-то сотворить? Да конечно! я и так не одну сотню работ своих деревянных раздарил.
Желание есть, тем более и опыта у меня побольше и задумки есть.
Но как и раньше, так и сейчас люди и власти озабочены более земными и практичными делами, поэтому никуда с предложениями не стучусь и ни к кому не обращаюсь, а с весны по осень – в точильненском саду…

Осенью приезжал Саня Несмиянов, понаделал нам фоток городка.
Городка нет, фотографии остались.
Люди помнят: был в Точильном сказочный деревянный городок…

Из Точильного мы уезжали. Жаль нам было покидать Точильный.
Начинался новый период нашей жизни – в Аше, на улице Толстого…

Пришли двухтысячные годы. Школу закрыли. А школу закрыли, кто из молодых в посёлок поедет?

Точильный – благословенное место. Здесь только и жить…
Надо совсем немного: школу, хотя бы начальную, открыть, и дорогу сделать настоящую…
Дорогу к 2024 году обещают…

фотография Сани Несмиянова; Точильный, с деревянный сказочный городок, 1982 год;