Собаченька бежит

Собаченька бежит по белой-белой дорожке. Снег поскрипывает под лапками, нашёптывая собаченьке свои тайны. Вот здесь, говорит он, проходили смешные корги, а там, под деревом, отметился пушистый дворянин, похожий на весёлое облачко.  С облачком собаченька хотела бы поиграть, но в самый последний момент, когда надо бы припасть на передние лапки и отсигналить хвостиком «Погнали!», всегда говорит «Рррр-вуф! Вуф! Вуф-вуф-вуф!». А как иначе? Вдруг он ласкаться к её людям полезет? А он непременно полезет! Все собаки так делают, вуф!
 
А там, на самом верху большого сугроба, расписался гадкий хаски! Собаченька даже шерсть на загривке вздыбила и тихонько зарычала: и как только Великая Собака допускает, чтобы такие гады вместе со всеми гуляли? Она очень ярко увидела: вот он подходит к замечательному сугробу, ищет место внизу – но там уже есть росписи от малявочек, суетно бегающих по парку и пристающих к нормальным собакам. И ведь огрызнуться нельзя, сразу завизжат «ой-ёй-ёй, убивают!»… Большой вредный хаски читает сегодняшние заметки и, решив, что он лучше всех, забирается со своим гнусным мнением на самый верх: пусть все знают, как он крут! «Экая пакость, - ворчит собаченька, упорно штурмуя снежную вершину. – Крут он, как же… Рррр-вуф! Сейчас я ему покажу, кто тут главный!». Лапки собаченьки проваливаются в плохо спресованный снег, в штанинках тёплого комбинезона скапливаются свои маленькие сугробики, но война есть война. Ах, с каким наслаждением она в честной битве показала бы заносчивому хасю, кто в парке хозяин! Но – не дают. Не пускают. Остаётся только метки перекрыть. И, забравшись на самую вершину, собаченька оставляет размашистую подпись: «Здесь была я. Я круче всех!». Собаченькина мордочка при этом сияет от гордости и уверенности в себе.
 
На деревьях глумливо каркают вороны. Тоже противные твари, конечно. Но гонять их опасно: запросто могут клювом ударить. А клювы у них огромные, твёрдые, страшные… Потому собаченька делает вид, что ничего не слышит: чинно (насколько позволяет рыхлый снег) спускается обратно на тропинку и бежит дальше осматривать свои владения. Вот полянка, на которой так чудесно играть с пулером – только не тогда, когда столько снега. Но всё равно необходимо напомнить другим (и врагам в первую очередь!), что это её личная полянка! А здесь, в большом пруду, летом плавают уточки… и собаченька тоже плавает, а как же. Она останавливается на берегу пруда, внимательно смотрит на заснеженный лёд и вспоминает, как хорошо и приятно вода обнимает уставшее от жары тельце. И снова кажется, что никогда больше не будет тепло…
 
Лапки, перед выходом из дома густо намазанные специальной штукой, всё равно начинают мёрзнуть, и собаченька снова срывается с места и бодро бежит вперёд: греться! Надо греться! Очень хочется посидеть на скамеечке, нюхая такие разные послания, приносимые ветром, но холодно. Очень холодно. А ещё надо столько всего проверить! Вдруг за то время, пока она спала дома, кто-то украл домик с лесенками, где так интересно бегать, если нет маленьких людей? Собаченька и с ними бы побегала, но нельзя: почему-то многие большие люди собаченьку боятся и не пускают своих щеночков с ней играть. А вот и домик, на месте! Она радостно взбирается по лесенке, задорно помахивая хвостиком, и внимательно смотрит: видишь, как я научилась?! Вкусняшку! Потом надо туда, под ёлочки: там часто пишут всякие интересные вещи. И на другой пруд обязательно! Узнать, чем живёт крыса… и живёт ли ещё. И постоять немного у любимого дерева: когда тепло, здесь тоже много уточек. Когда-то давно, когда собаченька проживала свою самую первую зиму, ей казалось, что снег и холод будут всегда. Но теперь она точно знает, что тепло будет. И даже жарко будет. Надо только подождать.  И она быстро-быстро бежит в сторону дома: когда спишь, ждать получается лучше всего. И скорее наступит лето.  Надо только подождать.