И по-прежнему люблю кофе, роман, глава 14

14.
Воспользовавшись схемой, по живописной аллее, я за четверть часа дошел до места. Низкое, с изогнутой прозрачной крышей и стеклянными стенами здание, напоминало не то, торговый павильон, не то, ресторан или концертный зал. Короче все, что угодно, но не клуб и не жилой дом. Двери были распахнуты, возле дверей стояло несколько молодых мужчин, ну да, подумал я, а кого ты здесь ожидал встретить, убеленных сединами стариков? Так они старики и есть, только помолодевшие, связи с кончиной, как и ты - юноша.
Я подошел к молодому человеку в ярко желтом комбинезоне в обтяжку и такого же цвета туфлях, выполнявшему, по моему мнению, функции распорядителя и назвал себя. Он обрадовался, схватил меня за руку и долго тряс, рассыпаясь в комплиментах. Затем предложил мне зарегистрироваться, приложив руку к привычной уже мне медной дощечке и моя физиономия, вдруг появилась на нескольких сразу, висящих по стенам зала экранах. Распорядитель выдал мне какое-то приспособление, по виду простую гарнитуру, которой мы пользуемся для разговоров по мобильному телефону, когда заняты руки и предложил прикрепить его к уху.
Войдя в довольно большой зал, я осмотрелся, действительно, клуб. Публика сидела в глубоких низких креслах, островками, полукружием стоящих возле низких круглых столиков, заставленных стаканами, чашками и тарелками. В центре был подиум, некое подобие сцены с кафедрой. В углу бар, не подберу другого слова для зоны, где стояла огромная кофеварка, готовящая, как я потом узнал, любые горячие напитки, несколько холодильников с соками и напитками, тепловой и охлаждаемый столы с закусками, эдакий импровизированный шведский стол.
Народу было не много, группы человек по пять-семь, занимали не более трети зала. Я подошел к буфету, есть не хотелось, но в чашке эспрессо я, конечно, отказать себе не смог.  Только я коснулся губами ароматного напитка, звякнул гонг и на подиум легко вскочил молодой человек, как показалось, смутно мне знакомый.
Человек улыбнулся, поздоровался и представился, Егор Седов.  Еще бы он был мне незнаком. Правда там, на Земле, я познакомился с ним, когда ему было лет шестьдесят и мне не на много меньше, а здесь – юноша и тридцати не дашь. Так что не мудрено было мне его не узнать, и не видел я его никогда столь юным. Он и тогда, в шестьдесят, выглядел не лучшим образом, хотя и прожил довольно долго, болячки никого не красят.
Публика оживилась и притихла, разговоры смолкли, а оратор начал с оглашения, так сказать, повестки дня. Рассказал, что сегодня ожидается доклад на тему «Стоит ли непредумышленное убийство, считать тяжким злодеянием и заслуживает ли душа, совершившая его снисхождения и шанса на сохранение личности». И, соответственно дискуссия по теме.
Слушали благожелательно, кивали. А представленный докладчик, маленький и щуплый, как подросток молодой человек, с горящими глазами, нервно покусывал губы.
Затем Егор обратил внимание присутствующих на мою скромную персону, е пришлось подняться на подиум, представится и даже выслушать, в свою честь, жидкие аплодисменты. А сам Егор, искренне, как мне показалось, мне обрадовался. Прилюдно обнял и сказал обо мне много лестных слов. Было приятно.
Егор предоставил слово щуплому докладчику, и мы с ним спустились в зал и сели в глубокие кресла.
Нервничающий молодой человек поднялся на сцену и начал доклад с изложения своей истории. Он, довольно толково, без затяжек и излишнего лиризма рассказал историю своей земной любви, причем было заметно, что он не может смириться с потерей, любимой на, скажем так, «загробную жизнь» с которой он очень рассчитывал.
История действительно была душещипательная из серии «неравный брак», партнерша жила в женах-наложницах у очень богатого господина, который, наслаждаясь ее свежестью и покорностью и не питая к ней никаких чувств, кроме чисто физического влечения к юному телу, соответственно, не строил в отношении нее никаких планов.
Как и каким образом, молодые люди сумели сойтись, осталось загадкой, было только сказано, что между женщиной и мужчиной, который служил в доме в качестве, не то секретаря, не то камердинера вспыхнуло чувство, к несчастью взаимное, которое и привело впоследствии к трагедии.
Когда обманутый муж узнал от клевретов об измене он, по нынешним временам, поступил вполне гуманно, набил морду и выгнал соперника вон, а жену, как это не странно, оставил, но запер и перестал, как бы это помягче назвать, посещать. Совсем. То есть она жила запертой в комнате, где была только пустая, без белья кровать, раковина на стене и ночной горшок. Ее раздели догола, причем в комнате не было даже носового платка, чтобы прикрыться. Кормили.  Сносится, с внешним миром она не могла. Ей не запрещали с кем-либо общаться, но из тех, к кому она могла обратиться были только амбалы из охраны. Которые с чисто физиологическим интересом, не более, поглядывали на голую девушку, так, что желания о чем-либо просить их у нее не возникало. Ей и так приходилось у них на глазах справлять нужду и во время ежемесячных женских кровотечений подмываться у раковины, никаких средств гигиены ей не полагалось.  Так продолжалось почти четыре месяца.
На этом месте у докладчика заблестели слезы в глазах и голос прервался. Но он взял себя в руки и продолжил повествование. 
Он рассказал, что все это время, искал возможности связаться с любимой и, наконец, ему удалось, через друзей, которые остались служить в доме, передать ей телефон и договориться о побеге.
Слушая докладчика, я все время ловил себя на мысли, что слушаю, в пересказе, некий остросюжетный роман. Но жизнь научила меня тому, что в жизни часто происходят такие коллизии, которые и не снились нашим романистам.
А далее опять все как в романе, побег, погоня, тщетные попытки спрятаться, обнаружение, напряжение нарастает и трагический финал. Решение об обоюдном самоубийстве. Еще где-нибудь в Японии, где жива традиция «синдзю» - двойного самоубийства влюбленных, это бы и сошло, но в России… Хотя теперь все правила стерты….
Как бы то ни было. Пара садится в автомобиль, причем дама, отдать должное ее мужеству, за руль. И на скоростной дороге, слава Богу, никого из участников дорожного движения, не прихватив с собой, вылетают с трассы и разбиваются от сильнейшего удара о землю.
А вот финал оказался совсем не таким, на который наша пара рассчитывала.
Здесь нужно сделать ремарку и уточнить, что пара искренне верила в загробную жизнь, в чем, в общем-то, и не ошиблась.
В финале, молодой человек оказался в нашем обществе и продолжает переживать свою трагедию, а душа его партнерши и возлюбленной, как и любая душа убийцы, взявшей на себя неподобающие функции, по решению Верховного существа рассеяна и отдана, формально говоря, на переделку.
Юноша остался один, его надеждам на небесное продолжение любви, сбыться не суждено и теперь он требует справедливости, или хотя бы сочувствия и понимания. Наверное, глупо обращаться к Высшему Божеству с претензиями на несправедливое решение. Вот он и обращается к коллегам по, не знаю, как и назвать, «счастью» или «несчастью» за поддержкой.
Докладчик, вытер ладонью, выступивший на лбу пот, вздохнул и сел в стоящее здесь же на подиуме кресло.
Я оглядел публику, искренне сочувствующих, по внешним проявлениям, было немного. Публика неторопливо переговаривалась и, наконец, высокий молодой человек, в котором я, с удивлением узнал известного журналиста, несколько лет назад пропавшего без вести на одной из постоянно ведущихся на Земле войн, поднялся и начал говорить.
- «Я хочу начать с того, что выражаю сочувствие докладчику, обманутому в своих надеждах и при других обстоятельствах, в условиях, так сказать, менее авторитарных, конечно призвал бы, обратится в некие инстанции, для того, чтобы изменить решение.
Но, все мы знаем, что Вершитель наших судеб, который, конечно же, знает обо всем произошедшем, руководствуется одному ему ведомым принципом недоступным нашему пониманию. 
  Мне хочется надеяться, что человек, допустивший в той жизни такие кощунственные действия в отношении женщины и явившийся непосредственным виновником гибели этой прекрасной пары, здесь будет отомщен, сущность его будет рассеяна и при новых воплощениях все бывшие в прошедших ипостасях, заслуги его души будут ничтожны.
Я понимаю, что это слабое утешение для человека, женщина которого, в своем стремлении к вечной жизни с любимым, преступила черту и действиями своими посмела посягнуть на прерогативу Всевышнего, ибо только Он вправе решать, когда будет прервано наше Земное существование.
Такова Его воля, ибо не дано нам, живущим там знать, каким будет наказание за нарушение заповедей, однако о которых всем нам и там было известно. И ничего от нас не требовалось, кроме как соблюдать их.
Остается одна, но великая надежда, что Всевышний, разум и сила которого настолько велики, что он сумел создать и, с успехом управляет Вселенной, возможно, изменит свое отношение к подобным случаям и страшная чаша сия, в дальнейшем минует грешников. Ибо сказано – Ищите и обрящете!»
Выступавший, картинно поднял руку, очевидно воображая себя, едва ли не пророком и поклонился.
Несколько хлопков, конечно, он получил, но не более того. Было заметно, что пламенная речь не произвела на присутствующих сильного впечатления, а скорее внесла некий раскол в их ряды.
Послышался гомон, из задних рядов к центру пробирался крупный молодой мужчина, который размахивал руками и выкрикивал,
- «Доколе мы будем терпеть, почему к нашему мнению не прислушиваются, такие души, готовые жертвовать собой, ради любви должно, сохранять и приближать к престолу, а не распылять. Она ведь осознанно жертвовала собой. Почему-то в богословии, погибшие за веру причисляются к лику святых, а человек, погибший за любовь, святым не признается. Предлагаю через своих кураторов, обратится к Верховному, он так и сказал, к Верховному с требованием амнистии для таких подвижников. Да, да именно подвижников…»
- «Ну что вы, как всегда, митинг устраиваете», - прервал трибуна Егор Седов.
- «Все мы знаем, что по меркам Земным, преступление совершил и тот, кто удерживал женщину и издевался над ней, конечно, он, ставший косвенным виновником гибели пары, злодей и не заслуживает оправдания, но по здешним меркам непосредственной причиной гибели обоих является тот, кто направил автомобиль в бездну, лишив, таким образом, их шанса на жизнь. То есть, принял на себя функцию Всевышнего, ибо только он вправе распоряжаться жизнью людей».
Публика нешумно заволновалась, кто-то поддерживал юношу, лишившегося возможности общения с любимой, но явное большинство повторяло, как мантру что, - «Все в руках Божьих, Господь справедлив».
Я обратился к Егору за разъяснениями, как человек вновь прибывший, я не понимал, о чем идет спор. Если мнением присутствующих здесь кто-то интересуется, то следует донести мнение до соответствующих инстанций, а если все это всуе, то и разговаривать не о чем.
В ответ на мой вопрос, Егор поднял глаза и указал на установленные по периметру зала некие приборы, которые, я принял не то за усилители звука, не то за кондиционеры.
- «Видишь аппаратура, похоже, она улавливает человеческие эмоции, которые рождаются в спорах и обсуждениях. Точно никто из нас не знает.  Но, видимо, эмоции это самое ценное, из того, что мы можем произвести.
Здесь очень поощряется эмоциональность и различные обсуждения, дискуссии.  С одной стороны, нет сомнений, что Всевышний и без наших высказываний, прекрасно осведомлен о наших мыслях, в этом все мы не раз убеждались, но почему-то ему нужно, чтобы мы все это громогласно и эмоционально обсуждали. А из этого сам собой напрашивается вывод – именно эмоции, то, что люди на Земле не смогли измерить и учесть, здесь очень высоко ценятся и, возможно, служат сырьем для производства чего-то еще более ценного. Эта шальная мысль испокон века витает здесь, среди людей мыслящих, но никто до сих пор не сумел, ни подтвердить, ни опровергнуть этого».
- «А если Высшее существо все же интересует наше мнение и он, таким образом, его узнает?» - задал я вопрос.
- «Еще раз повторю, для него нет никакого труда в том, чтобы прочесть наши мысли, другое дело, что в споре – рождается истина, может ты и прав»
 Егор хлопнул меня по плечу, поднял руку и, когда гомон притих, предложил высказываться желающим.
Но таковых более не нашлось, Егор объявил собрание закрытым, но никто расходиться не собирался, оформившиеся группы, потянулись к столикам с закусками, послышался смех и, все это общество стало напоминать некий междусобойчик.