Ехал внук к деду в гости

2008 год —  Год семьи
А. КОЛЕСНИК,
с. Березовка.
ЕХАЛ ВНУК К ДЕДУ В ГОСТИ
Ехал к деду в гости внук. Разнаряженный, на потрепанной иномарке. Доехал без особых сложностей вплоть до самой деревни. Давно у деда не был. Решил проведать, да подзабыл маленько, на каком проулке дедова хибарка стоит. Одно помнил хорошо, дед бывший фронтовик. Последнее время батя переводы от него приличные получал. Ну, не совсем приличные, а внучку на неделю „оттяжки“ хватало. Решил внучок напрямую от деда поиметь, а не через посредника-батю.
Ехал, не думал, как деда зовут, как отчество — дед да дед, как в детстве звал. А найти дом просто: у окон тощий кустик то ли сирени, то ли черемухи. И еще вспомнил, в соседнем доме девчонка жила, ее так странно звали — Симкой. Тогда сотовых-то не было. И они с ней в куче песка игрались. Так, значит, возле дедова дома еще куча песка была — ну вот и все ориентиры.
Въехал внучок в деревню. Вышел из „тачки“ осмотреться. Первое: как дальше ехать? Колеи, видно, тракторные, „тачка“ в них на пузо сядет. И первый ориентир отпадает — все дома в сплошной зелени сирени и черемухи. Да и второй тоже. Какая там Симка — на заросшей улице ни души.
Но рука, упавшая на тощую барсетку, потребовала: в ней всего-то пара зеленых, а значит, деда искать надо. И уж сомнение стало закрадываться, а дедова ли эта деревня?! Правда, от дороги справа, рядом с беленой фермой, стоит водонапорная башня — близко к детским впечатлениям. Решил ориентироваться на них.
Поставил внучок „тачку“ на „охранку“ — мало ли, какие тут деревенские господа, и, покручивая ключами на пальце, юркнул по тропинке в кусты. Попробуем начать отсюда!
Первые десять-пятнадцать шагов модные кроссовки ступали твердо, но дальше тропинка, спускаясь, стала юлить между мохнатых кочек и совсем потерялась в зарослях куги. Посмотрел внук вперед, посмотрел назад — что ж, зря в такую даль тащился? Шагнул на первую кочку — удачно попал! Нормалек! Еще и еще раз. Тут белоснежная кроссовка ступила на что-то скользкое, и через секунду гордый красавец-внук, не успев опомниться, стоял по колено в прохладно-мутной вонючей жиже, в забрызганных шортах, такой же майке и с широко открытыми глазами. И главное, на пальце правой руки не было ключей от „тачки“.
Ситуация оказалась настолько неожиданной, что в голове у внука не нашлось подходящих ругательных слов — попал на бабки! Всего секунду назад он был крутым парнем, и вдруг в один миг все изменилось по нелепой случайности.
Внучок, брезгливо морща нос, сунул руку в болотную воду, пошарил вокруг себя, путаясь в корнях растений и водорослей, и понял — искать ключи пустое дело. Ему вдруг стало жаль и себя, и ключи, и новые кроссовки.
Но не зря считал он себя крутым. Глубоко вдохнув чистого деревенского воздуха, выкарабкался на одну из торчащих кочек, медленно кивая бритой головой, осмотрел себя — хорош прикид! И, чавкая уже не новой обувкой, поскакал через кусты по болотистому руслу ручья. Выбравшись на твердое, присел на траву и маленько привел себя в порядок. И хотя настроение было изрядно подпорчено, цель — пошерстить деда — не вышла из головы.
Однако добавилась и не отпускала новая мысль, как он уедет отсюда без ключей? Но над головой было прекрасное солнечное небо, и краски летнего пейзажа быстро поправили настроение. Поднялся на бугорок и хотел осмотреться, но оказалось низковато. Старые лозины не давали обзора, да и тропинка куда-то пропала.
Спустился по другую сторону бугра — тут новая напасть. Сначала и не понял: что-то теплое и липкое падает на плечи и голову. Попробовал рукой — белая, дурно пахнущая масса. Потом догадался, какие-то среднего размера птички с воинственным верещанием атакуют его и обстреливают. Видно, он вторгся в их владения.
Спустя час, а может больше, внучок, исцарапав голые руки, ноги и лицо, до предела измызгав бывшие совсем недавно модными шорты, испятнанный подсохшими следами птичьих атак, выкарабкался на довольно приличный лесистый обрыв. То, что он увидел, скорее, не удивило, а шокировало его. Еле заметные среди голубоватых шапок деревьев крыши домов и знакомая водонапорная башня поблескивали с противоположной стороны, чуть ли не у горизонта. Он заблудился. И впервые за последнее время внучку стало как-то не по себе, и вроде как одиноко, и в животе сосет, и водички бы неплохо хлебнуть (но не из ручья ж). А солнце все жарит, не стоит на месте. Но парнем-то он все-таки был рассудительным. Поглядев по сторонам, пересилив себя, выбрал направление, и, держась правее солнца, пошел назад в деревню. Продираясь сквозь кусты, теперь он использовал нажитый опыт. О том, чтоб беречь одежду, уже не было мыслей. Временами, спускаясь с уступа крутого оврага или перебираясь сквозь завал деревьев у русла ручья, внучок забывал, зачем он здесь. Уже давала о себе знать усталость, когда он услышал близкий лай собак и рокот трактора. Решил идти на них.
Наконец, в проемах меж деревьев замелькала дорога. Словно моряк, бесконечно долго скучающий по суше, зашагал по ней. За поворотом, со стороны созревающего поля он теперь увидел и водонапорную башню, только почему-то с другой стороны. И вдруг как обожгло? Дорога поворачивала на мост, и как он мог забыть о нем?!  А чуть в стороне — улица, и первый кирпичный, покосившийся дом деда. Только весь он в зарослях кустарника, и серая шиферная крыша покрылась мхом. А там, где он играл с Симкой на куче песка, заросли бурьяна. И на месте дома Симки заросшие бурьяном развалины.
Внук сел на пыльную обочину дороги. Ноги отказывались идти дальше. Он увидел в просвете меж кустов на картофельном огороде сгорбленную спину деда. Сразу вспомнилась его добрая улыбка, его шершавые, все в трещинах, но ласковые ладони.
К деду внука привозили еще дошкольником на целое лето, и тот, инвалид-фронтовик копался с ним, словно нянька. Больная мать приезжала нечасто. Потом она умерла, и ее он мало помнит. Но врезалось в память, как идут они с дедом в лес за грибами, где внук впервые увидел ежа. Еще хорошо помнится прохладный лесной запах и большая теплая ладонь деда.
Внук грустно посмотрел на низкое некрашеное крылечко. Сколько ж лет здесь он не был?
С тех пор, как отец привел в квартиру новую жену, его перестали возить к деду. Потом школа, институт и постоянные проблемы. Да и вообще, про деда почти забыли. Напоминали о нем только редкие переводы.
Рука внука нечаянно коснулась висевшей на шее грязной барсетки. Он, поморщившись, отодвинул ее за спину и, низко угнувшись, глядя себе под ноги, ссохшимися губами прошептал: „Прости меня, деда…“