Баня

       Межевой столб между молодостью и зрелостью с отметкой “40” не донимал моего отца. Звали его Константин Григорьевич. Он всё ещё холост, задирист и не забрасывал сатирическими опусами хиреющие тифлисские издательства. Отец был полон кипящей необузданной энергии и бездумного, почти мальчишеского оптимизма, до седых волос склонявших родителя на «шалопутные», по определению близких, выходки. Слава Богу, всё обходилось. Лишь об одном случае всё же следует рассказать особо, и поведал эту маленькую, неизвестную мне историю, брат отца, мой дядя Боря, – престарелый пенсионер, живший в Тбилиси. История – вызывающая зябкую реакцию и озадачивающая.
      Однажды в древнем полуазиатском Батуме, где семья какое-то время обитала ещё до войны, домочадцы послали Бориса за Константином, – пора было садиться обедать. Перед этим нужным делом, братья вернулись с рынка с полными сетками рыбы и овощей. Снедь вручили родным для разделки, а Константин, без особого для себя успеха повозившись с медным, обросшем зеленью умывальником на кухне, вышел, успев пошутить:
      –  Пока рыбка жарится, я на минуту!
      –  Куда опять?
      –  В баню, надо бы всё же освежиться после базара.
      –  Не остроумно! – ответил Борис. – Ладно, только не проваливайся на полчаса. Всё-таки, все в сборе, ждут.
      Однако, прошло больше, чем полчаса – нет брата. Как всегда, ушёл на минуту, а пропал на час. Родные подождали, подождали и, махнув рукой, сели обедать без Кости. Отобедали, а Кости всё нет. Обеспокоенный, резвый на ногу дядя Боря обегал известные места у водокачки, где Костя мог бы «мыть руки», но брата не нашёл. И тогда встревоженный родич отправился на берег моря, словно почувствовал, где Костю в действительности следует искать. День стоял жаркий и душный, в воздухе набухала гроза и в городе слышался глухой рокот моря, точно рёв просыпающегося зверя, – предвестник шестибального шторма. Такая непогода часто сопровождалась морскими смерчами до самых туч, нередкими гостями в Батуме. Берег уже пуст, люди сгрудились на набережной, предпочитая издали наблюдать за начавшимся разгулом стихии, но Константина среди них не оказалось. Зная характер брата, Борис на всякий случай решил заглянуть на отдалённый, редко посещаемый дикий пляж, изобилующий скалами и водяными воронками. В этом глухом углу Батума, клином выдававшемся в море, волны похоже уже взбесились. Они остервенело бросались на берег, стараясь добраться до нескольких застывших на гальке людских фигур, завороженно глазевших на разгулявшееся царство Нептуна, – буря гипнотизирует! Береговой маяк с ритмичностью метронома теперь сотрясался под многотонными ударами волн, чуть не по самую макушку скрываясь в гейзере струй. С той же монотонностью огромные глыбы вспенённых масс пушечными залпами обрушивались на пляж, опасно выстреливая перед собой галечной картечью. Косматые фиолетовые тучи, плывущие по пятнистому, будто замызганному полотну неба над безумной сумятицей волн, дополняли тревожную картину. Непогода продолжала набирать мощь. Глядя на вскипающую громаду воды, Борис ощутил пробежавший по спине холодок и невольно подумал, что против воли попадает под жуткое обаяние первозданной красоты ревущей стихии. На мгновение он даже забыл, зачем пришёл на пляж. Борис с упоением «хватал», что называется, ртом плотный, умятый напором шторма тёплый воздух, насыщенный солёной морской пылью, в то же время стараясь держаться подальше от зоны прибоя. А тот знай себе, методично обрушивался на берег, всё больше завоёвывая пространство вокруг, грозя втянуть любого неосторожного смельчака в свой зев. Борис оторвал взор от завораживающей демонической картины моря и, переведя взгляд вправо, заметил на высокой скале одиноко стоящего человека. Далее, он образно рассказывал о своих впечатлениях:
      – Смотрю, на скале в радужном ореоле брызг – бронзовая фигура. Будто над чем-то задумавшись, фигура застыла в неподвижности, напоминая пловца перед стартом. «Боже мой, что он собирается делать? Это же самоубийство!» – успело мелькнуть у меня в голове, когда брат, – а это был он, Костя, – уловив момент, неожиданно подпрыгнул и бросился с многосаженной скалы вниз головой вслед за проваливавшейся в пучину волной.
      Борис выдержал паузу, и я спрашиваю:
      – Дядя Боря, а дальше, что было?
      Рассказчик усмехнулся:
      – А дальше – ревущее море, точно голодный зверь, тут же поглотило человека. Ноги мои немели, когда вглядывался в осатаневшее месиво волн, страшась увидеть искромсанное тело брата. Сомнений не было, и мозг пронзило ужасом: «Всё, утонул! На моих глазах! Не надо было мне трапезничать, тогда успел бы вскарабкаться, вцепиться и удержать Костю от безумия».
     Однако, вскоре Борис испытал душевное облегчение, когда метрах в сорока позади вспененного ада, как поплавок, появилась голова моего отца, которая с каждым встречным валом исчезала под ним, уверенно удалялась от берега, а потом и вовсе пропала из вида.
      Братья не были новичками в плавании. Их обоих взрастило море, но как отлично не знай его причуд, коварство разбушевавшейся водной стихии не поддаётся никакой логике. Бросить ей вызов – что сыграть в дурную рулетку, и Борис понял, что брат перед прыжком в клокочащую бездну, видимо ловил момент. Он терпеливо выжидал, готовясь нырнуть в уходящую под ним пучину и сведя при этом к минимуму риск быть расплющенным о гранит водяной махиной. У Бориса невольно ещё стояло перед глазами, как Костя на выступе, поначалу словно застыл. Когда водяная стена, разбрасывая вееры брызг, сотрясла каменную преграду и собралась отступать, Костя без промедления бросился в прова;ливавшуюся бездну, которая втянула его и отнесла от опасного подиума.   
      Откуда-то появились спасатели, видимо, наблюдавшие ситуацию в бинокль. Человек тонет! Одного из них обвязали верёвкой, и он по долгу службы нырнул под ревущие волны, чтобы попытаться добраться до тонущего. Верёвка натянулась, спасателя развернуло, прокрутило несколько раз нашпигованной галькой волной и, слава Богу, довольно благополучно выкинуло на берег. Мужчина резво вскочил на ноги и побежал прочь от скользящей за ним пены, которая, утробно урча, пыталась вдогон ухватить за пятки и утянуть беглеца назад. Тем временем, вдалеке, за кромкой прибоя мелькнула костина голова. С возвышения было видно, как он на несколько мгновений появился в провале между гребнями, а затем опять пропал. Невесть из каких переулков набрался народ, люди стали вразнобой совещаться, что же делать, а неудачливый спасатель-турок во время оживлённого разговора сокрушённо покачивал мокрой головой:
      – Он пьяний э! канышна. Всо, утонул. Тыпэр чирэз нэсколка ден море сам пирнэсот его тел.
      Люди цокали языками, соглашались. Ни у кого и в мыслях не могло возникнуть, что обожавший море Константин был убеждённым врагом алкоголя, а турок между тем продолжал делиться уже событиями из прошлого:
      – Энтот адын раз в май пириехал из Тифлис военни, пошёл в бурь купатця – утонул. Энтот который дуругой военни в июл купался – тожи утонул. Ишо адин дурной такой купался в бурь...
     Борис не принимал участия в светских росказнях, он из последних сил надеялся на благополучный исход, только его лоб, сморщенный в лихорадочных раздумьях, выдавал тревогу.
      Неожиданно уже ближе, в толчее волн вновь появился Костя. Люди радостно завопили:
      –  Вон он э, бичо! Вон он! Сматры туда э! Самсэм живой!
     А ярый купальщик уже далеко оставил опасную зону со скалами. Теперь он был напротив галечного пляжа, где волны не такие свирепые. Заметив в толпе брата, Костя вынырнул по пояс, и издали радостно завопил, мол, давай сюда, здесь здорово! Он махнул Борису загорелой рукой, вне сомнения призывая составить компанию.
      Благоразумие младшего всегда брало верх над безрассудством и поначалу он не сдвинулся с места. Однако, наблюдая за старшим, мальчишеский азарт в конце концов пересилил. Борис скинул под ноги одежду и направился к кромке прибоя.
      Далее, дядя продолжал рассказывать:
      – Я выждал, затем помчался вслед за уходящей в море волной и поскорее нырнул под неё, пока вершину нового набегавшего вала ещё не оседлал кручённый пенистый гребень. Вынырнул во впадине между валами, вдохнул воздуха побольше и вновь нырнул поглубже, пропуская волну над собой. И так – вал за валом. Гляжу, с Костей нас разделяет уже только две гряды волн. На этот раз мой брат не стал нырять. Восходящий поток вознёс его на гребень, закрутил в водовороте и, продолжая забавляться, поволок с собой свою беспомощную жертву. Я еле успел погрузиться поглубже, а когда вынырнул, гляжу – Костя опять впереди меня во впадине между водяными грядами. Как он вырвался из капкана трёхсаженной громады, уму непостижимо. Однако вижу, что довольный брат собирается повторить опасный трюк. Я уже запыхался, а ему всё нипочём, рискованные кульбиты доставляли, можно подумать, только наслаждение. Вообще-то, насколько помню, Костя со своими вместительными лёгкими мог, нырнув за какой-нибудь раковиной, пробыть под водой до нескольких минут. Нет, решил я, это не для меня! Кувыркайся себе на здоровье, а я не полезу в пену! Только и успел махнуть Косте – всё, мол, выхожу! – и осторожно, пропуская над головой валы, стал подгребать к берегу. Чувствую, что уже основательно устал. Горы волн следуют одна за другой с непостижимой частотой, не дают передохнуть. Сознаю, что воздуха в лёгких не хватает, сердце отчаянно рвётся из груди. Это страшно, когда организм не успевает восстановиться, а ты вынужден его изнурять бесконечными погружениями; когда слишком долгими кажутся мгновения проходящей над головой волны, а в тебе безумствует желание вдохнуть. Я зажимаю ладонью рот, хотя понимаю, что это не поможет, что в конце концов уступлю спазмам и начну судорожно делать вдохи уже под водой. Совершенно неожиданно для себя почувствовал под ногами дно, оттолкнулся от него, успел на мгновение появиться над поверхностью и глотнуть живительного воздуха, прежде чем снова погрузиться под воду. Нервы мои с остатками сил не выдержали. Вместо того, чтобы пропустить водяную толщу над собой и дождаться большой волны, которая вынесет меня на берег, я из последних сил заработал руками и ногами, стараясь вписаться в ритм несущейся вспенённой массы, но её энергия быстро убыла, меня снова потянуло назад. Не успел я опомниься, как следующая, более мощная и грозная волна вознесла меня на свой гребень, распластала и швырнула вниз, шмякнув правым плечом о мелкую гальку, – хорошо, не головой. Боли я не почувствовал. Она пришла гораздо позже, а пока, не дожидаясь новой подбиравшейся проказы моря, вознамерившегося с удовольствием ещё разок приложить моё безвольное тело к гальке, я поднялся и, судорожно дыша, устремился насколько мог попроворнее из убойной зоны прибоя, пока не оказался в относительной безопасности. За спиной продолжало мощными ударами сотрясать берег море, словно сожалея, что упустило меня, беспомощного, выработавшего свой энергетический и волевой ресурс – делай сейчас со мной, что хочешь!
     – Ти щто э! эта?! – поносил меня турок, – вместо того, чтобы помочь выбраться из несущихся вдогонку волн. Тыча пальцем в толпу, он орал, стараясь перекричать шум моря:
      – Ти энт умэищь да!? Ти маладес, а энти разви умэют? На тэбе смотрит и пайдот тожи туда.
      – Куда... – не слишком что-то соображая, немощно выдохнул я.
      –   Нэ знаищь куда? На каторий энтат дуругой, э!
      Явно лукавя, он продолжал ещё что-то гневно вопить, но я не слушал. Я всматривался в ревущее море, туда, где остался один на один со стихией брат. Надолго ли его ещё хватит? Кости не видно в разгуле волн, что дало турку повод лишний разок, думаю, позлорадствовать:
       – Энтот утонул уже, э! А ми щто, э! можит дэлать в такой нэпогад?
      Сейчас передо мной стоял не спасатель, а статист во всей своей красе! Ни наказания за утопленника, ни даже выволочки от начальства он не страшился, – со службы точно не выгонят. Пойди-ка, поработай тогда вместо него сам, ибо с казанскими и прочей безмозглой чухнёй здесь напряжёнка, а местных дураков рисковать жизнью почти задаром – не скоро сыщешь!
      По-моему, турок казался даже разочарованным, когда, слава Богу, водяная стена с рёвом вынесла нежданно Котьку и в отместку за кураж бесцеремонно швырнула на гальку. Толпа ахнула, а Костя проворно вскочил и убежал от пытающейся ухватить его под коленки новой волны. Стоит теперь, отряхивается, как выбравшийся из воды блудливый пёс, виновато улыбается. Люди испуганно бросились к нему помочь, хотели взять под руки, а у него там в них мыло, мочалка... Своеобразный был человек! – с улыбкой махнул старческой ладонью дядя Боря.

2017