Х Международный славянский литературный форум Золо

      Для меня «Золотой витязь» начался в, уже теперь далёком, 1978 году. Я тогда учился в Иркутском училище искусств, на последнем курсе художественного отделения. В это время начинался, как его назовут позже, застойный период. Многое из того, что было разрешено в шестидесятых годах сходило - на нет, а журнал «Новый мир», напечатавший в шестидесятых годах повесть Солженицына – «Один день Ивана Денисовича», теперь передавался с рук на руки, с оговоркой – «Смотри, это запрещено, осторожнее читай». Форточка свободы шестидесятых годов захлопнулась, но были живы люди, которые успели хлебнуть того пьянящего воздуха свободы. Уже были написаны «Уроки французского» Валентина Распутина, уже на подмостках театров всей страны начались постановки пьес Александра Вампилова и весь Советский Союз знал стихи Евгения Евтушенко. Это всё были наши, живые земляки и это не могло не сказываться на культурной жизни Иркутска. Были «живые» тусовки, где-нибудь в художественной мастерской, или на квартире старого холостяка собирались разношёрстые компании творческих людей и часто до утра вели разговоры «за искусство». К этому нужно добавить, что в каждом городском дворе из магнитофонов звучали песни Владимира Высоцкого. Удивительное дело, казалось бы, в песнях Высоцкого не было ничего антисоветского, но почему партия не приветствовала его творчество? Да всё было очень просто – все понимали, что это поёт свободный человек, и людям этого было достаточно. Среди огромного количества профессий, при социализме наибольшей свободой пользовалась, так называемая, творческая интеллигенция. На заводах, фабриках, да и вообще на любом мало-мальски уважающем себя предприятии, существовала проходная система, это значит, что каждый член рабочего коллектива имел пропуск, по которому его пропускали на работу и выпускали после смены домой. Все советские предприятия, были огорожены заборами, но в каждом заборе существовало несколько лазеек, через которые можно было сбегать за водкой в рабочее время или, что-то украсть, но это не избавляло человека ходить два раза в день через проходную. Система была простой, но гениальной – пропуск должен был регистрироваться на проходной с приходом на работу, и так же регистрироваться с уходом с работы, от этого зависела зарплата. День, когда пропуск не был зарегистрирован в ведомости, автоматически считался прогулом. По этой системе проходных, работала вся страна, за редким исключением. Если человек не работал вообще, он очень быстро попадал в разряд тунеядцев, а с такими людьми у властей был разговор короткий – не хочешь работать на свободе, будешь работать за колючей проволокой. В это время в лексиконе советских людей появились слова: «совок», «антисоветчик» и «диссидент». Некоторые исключения властями были сделаны только для «творческой интеллигенции». Под этим выражением подразумевались люди творческих профессий, которые были объединены в союзы. Наиболее значительными и заметными были союз писателей, союз художников и союз театральных деятелей. Были и другие творческие союзы, но они были менее заметны. Союзы писателей имели свои помещения, где они могли проводить всевозможные мероприятия и собрания, но писал, то есть работал каждый писатель и поэт дома. Это были люди наиболее свободные, они могли не ходить на работу вообще. Союз театральных деятелей имел тоже своё помещение, но в отличие от союза писателей в этом помещении был ресторан. В дни театральных премьер и других знаменательных событий, этот ресторан мог работать всю ночь. Союз художников в своём здании не имел ресторана. Зато, в отличие от трудящихся всей страны, у художников не было проходной системы, считалось, что для творчества не может существовать регламента. Кроме того, у художников были мастерские, в которых они были сами себе хозяева и могли в них свободно распоряжаться своим рабочим временем.
      Партия пестовала и лелеяла творческую интеллигенцию, её всячески ласкали, прикармливали и берегли. У всех членов творческих союзов, не только не было никакой проходной системы, они вообще были народом свободным. В мастерской у моего друга, Бориса частенько собирался народ от искусства – поэты, актёры и писатели, народ разноликий, но объединённый двумя страстями – разговорами и выпивкой. Это не была какая-то постоянная  группа, люди менялись, только темы для разговоров оставались одни и те же – куда идёт страна и, что такое настоящее искусство. В сложившейся ситуации, человеку, имеющему творческую профессию, было тяжко, и тяжелее всего приходилось поэтам. Писать стихи люди начинают с самого раннего возраста, вначале они пишут в школе, потом где угодно. Наконец, по настоящему талантливый поэт встречается с прозой жизни, с одной стороны он вдохновенно пишет свои стихи, а с другой стороны ему нужно обязательно числиться на работе и чем-то кормить семью. Даже если у человека были обеспеченные родители, и могли содержать своё чадо, ему всё равно необходимо было работать. В творческий союз можно было вступить, только после того, как наступит известность, а она зачастую задерживается на неопределённый срок. Вот и мыкались эти пииты по всевозможным кочегаркам, благо работать там нужно было сутки, через двое; то есть – сутки отработал, двое суток отдыхаешь.
      По вечерам, когда заканчивалась дневная суета, в художественную мастерскую моего друга, Бориса Десяткина приходила всевозможная творческая братия. Как обычно, ребята были навеселе, часто группу выпивших мужчин разбавляли девушки, как правило, красивые. На первый взгляд постороннего человека, вся эта компания, включая и хозяев мастерской, была обычной пьяной бражкой, которая ничего не ищет кроме выпивки. Но, такое впечатление создавалось только на первый, не просвещённый взгляд. Собираясь в  большие компании, эти господа искали общения с людьми себе подобными, которые могли понимать друг друга. Водка, в этих случаях, была для них объединяющим поводом, который служил ещё и стимулятором хорошего настроения. Люди, которые в разное время и разными компаниями, приходили в мастерскую к Борису вели разговоры о чём угодно, но любой разговор вёлся в контексте искусства. Как бы гости не выглядели и о, чём бы они ни говорили, я знал, что у каждого из  собутыльников есть ещё и другая жизнь, о которой не принято было распространяться, даже напившись в стельку. Каждый из весёлых гостей мастерской был творцом, в большей или меньшей степени, но все занимались созданием произведений, если говорить высокопарным слогом. Большая часть из них были художниками, некоторые были писателями и поэтами, третьи были актёрами, иногда в эту среду залетали и белые вороны, люди от науки или медицины. Я был студентом, но уже участвовал в нескольких городских выставках, может быть, поэтому творческий народ относился ко мне благосклонно. Часто в нашу компанию заносило кинооператора студии кинохроники, Владимира Головкина. В этих случаях разговор принимал киношный оборот – обсуждали кинорежиссёров, их кинокартины, да и в личную жизнь заглядывали. Чаще других Головкин заводил разговор об Андрее Тарковском – мол, это режиссёр огромного таланта и мы все ещё о нём ещё услышим. И действительно, на слуху этот режиссёр был у всех, но картин его никто не видел. Однажды кинооператор запальчиво обратился ко мне – «Вот ты студент, организуй своих ребят, напишите коллективное письмо в министерство культуры. Так мол, и так, есть такой режиссёр Андрей Тарковский, а мы будущие работники искусства не знаем его фильмов. Как мы можем нести искусство в массы, если мы не видели ни одну из его кинокартин. Никто из нас не видел: «Иваново детство», «Андрей Рублёв», «Сталкер», «Солярис», а так же «Зеркало». О серьёзности предложения оператора свидетельствовало то, что он тут же на бумажке переписал название всех пяти фильмов мастера. Поговорили ещё о всякой всячине, потом все выпили, но бумажку я положил во внутренний карман куртки. По первому впечатлению, творческий народ вёл беззаботную и весёлую жизнь, но случалась выставка художников и люди с восхищением смотрели на полотно того, кого я ещё вчера наблюдал сидящим за выпивкой. Выходил очередной периодический журнал и на его страницах миллионы людей читали великолепные стихи, или захватывающую прозу писателя, чьё имя было известно всей стране, но который ещё вчера стучал рюмкой о бутылку и слушал пьяные излияния напившейся девицы. Все эти люди, помимо выпивки ещё очень много работали, но работа эта никогда не выставлялась напоказ, даже говорить об этом было не прилично.
      Разговоры кинооператора, Владимира Головкина не прошли впустую. Утром следующего дня я нашёл у себя в кармане список фильмов, которые Головкин рекомендовал посмотреть и задумался. Нужно сказать, что у себя в училище я был профсоюзным боссом – так меня в шутку величали сокурсники. В училище была женщина, от профсоюзов и даже кабинет у неё был, но я был главным выборным лицом от студентов всего училища. Собрав с десяток студентов-старшекурсников, я держал перед ними речь, на предмет создания и отправки письма в министерство культуры. Студенты, с прибаутками и молодым хохотом стали сочинять письмо «Турецкому султану», так в шутку мы это письмо именовали. Бумага была составлена, как бы от профсоюзной организации, даже печать на ней тиснуть я уговорил нашу профсоюзную деятельницу. Письмо отправили, как «на деревню дедушке», на конверте мы написали адрес – Москва, министерство культуры, министру.
      При встрече с Головкиным, я рассказал ему об эпопеи с письмом – вместе посмеялись. А спустя месяц, на городском кинотеатре «Хроника» горожане увидели афишу написанную мелким шрифтом.
      Ретроспективный показ фильмов Андрея Тарковского
      – «Иваново детство»
      – «Андрей Рублёв»
      – «Сталкер»
      – «Солярис»
      – «Зеркало»
      Не смотря, на мелкий шрифт, городской народ афишу увидел. То, что эти фильмы были запущены в прокат по письму студентов, только подливало масла в огонь. Начался ажиотаж, и сборы кинопрокату были обеспечены, даже на подходах к кинотеатру люди спрашивали «лишний билетик».
      Первым шёл фильм «Иваново детство», эта лента была создана в лучших традициях реализма. В главной роли играл подросток Коля Бурляев – с тех пор я начал следить за его творчеством.
      На второй день ретроспективы шёл фильм «Андрей Рублёв», это кино рассказывало о временах давно минувших – но, как достоверно была  показана эта старина! Казалось, что это не кино, а какая-то машина времени увезла зрителей в те древние времена. И в этом фильме, одну из главных ролей сыграл Николай Бурляев, и опять свежо и талантливо.
      На третий день, зрителям показали фильм «Сталкер», это была картина совсем другого плана, чем две первые – это был фильм-фэнтази, о некой зоне, в которую всё время ходил главный герой. Кино очень интересное, но до конца оно стало понятным только тогда, когда рванула Чернобыльская АЭС на реке Припять.
     К показу на четвёртый день, был предложен фильм «Солярис». Это тоже была кинофантазия автора. В этом фильме речь шла о некоем космическом путешествии группы космонавтов (как это тогда ещё далеко было от реальности), но тоска этих людей по земле была передана осязаемо.

      Наступил пятый день просмотра, а толпа желающих посмотреть последний фильм не уменьшилась, наоборот, казалось, что она стала ещё гуще. Зрителям предстояло посмотреть фильм «Зеркало». В кинотеатре не было ни одного пустого места, можно сказать, что эти пять дней были праздником кино. В зале медленно потух свет, началась демонстрация фильма. Первые кадры этого кино начались с чёрно-белого сеанса гипноза, и только потом началось уже само цветное кино. На экране показывали, как горел дом – пламя полыхало, но стояла тишина. Я смотрел фильм и каким-то  невероятным образом в нём растворился. Моё я растворилось в этом фильме, я просто чувствовал, что всё происходящее на экране происходит именно со мной. При этом, ни в каком-то прошедшем времени, а именно здесь и сейчас. Я смотрел себя, и видел своё внутреннее содержание. Я просто сидел и чувствовал – мыслей не было. То, что происходило на экране, происходило со мной. Это было непостижимо! Именно в этом был гений Андрея Тарковского, он создал фильм, который нужно было просто чувствовать, мысли были излишними.
      Может быть, этому помог сеанс гипноза, который в самом начале демонстрировал фильм. Может быть, но в этом фильме я взглянул на самого себя, как в зеркало, именно поэтому этот кинофильм и назывался «Зеркало».
      Кино закончилось, в зале загорелся свет, и густая толпа молча двинулась к выходу из зала. Я выходил вместе со всеми и вдруг по соседству услышал – «Или Тарковский дурак, или я ничего не понимаю». Я легонько дотронулся до плеча человека сказавшего эти слова и произнёс – «Тарковский – не дурак, он гений». 
      После показа фильмов Андрея Тарковского в Иркутске, прошло много времени – менялась страна, а вместе  с ней менялись и люди. В 1986 году началась перестройка. Вся общественная собственность страны, в одночасье приобрела хозяев. Те, кто ещё вчера эту общественную собственность рьяно охраняли, вдруг сделались её владельцами. Творческие союзы собственности не имели, поэтому очень скоро они превратились в балласт для государства – писатели продолжали писать свои книги; художники ваяли холсты; кинематографисты продолжали ставить кинокартины, но государство за всё это творчество прекратило платить. Культура была отпущена в свободное плавание, зато отменили цензуру. И началось! Творцы начали «вытворять». Всё делалось на потребу публике, а что поделать – семью-то кормить нужно. Качественная литература заменилась откровенным чтивом, а художественные полотна стали похожи на праздничные открытки. Театр и кинематограф тоже не остались в стороне, на сцены, и экраны прорвалась пошлость, вкусовщина, и откровенная порнография. Попса в новой России стала править свой бесовский бал.

    Как участник форума, я был награждён специальным дипломом, за свои лингвистические изыскания.