Баба Яга

Её все во дворе называли Бабой Ягой. И это не потому, что она была такая же страшная и злая, а потому, что звали её Ядвига. Имя красивое, но совсем неподходящее для её облика. Женщина с таким именем должна ходить в норковой шубе, а не в тех тряпках, которые постоянно висели на ней бесформенным мешком.

Марине казалось, что она уже родилась старой и некрасивой. В детстве всегда так кажется. Даже если человеку слегка за пятьдесят, а тебе только восемь, то он в твоем понимании глубокий старик.

- Смотри, смотри, Баба Яга из магазина идёт, — толкала её в бок подружка Светка. И они, сидя за кустом, наблюдали, как Ядвига медленно шла.
Летом она ходила в тряпочных тапках со смятыми задниками. Они сваливались с ног, поэтому Ядвига шаркала по асфальту.

Она проходит мимо куста, не обращая внимания на шушуканье в его ветвях, и скрывается за дверью подъезда.
А девочки выбегают из своего укрытия и смеясь падают на скамейку.

- Как ты думаешь, что Баба Яга купила сегодня? — спрашивает Светка, носком босоножки пиная камешек.
- Она купила кочан капусты, который не кочан вовсе, а голова профессора Доуэля, — отвечает Марина и девочки начинают смеяться, корча друг другу страшные рожицы.

Потом они бегут за дом, чтобы подкрасться к окну Ядвиги и украдкой понаблюдать за ней. Окно её кухни наполовину закрыто шторами, но внизу есть маленькая щель, в которую всё видно.
Вот Ядвига вынимает из тряпочной сумки пол буханки хлеба, открывает хлебницу и кладёт его туда, вынимая вчерашний хлеб. Она режет его на тонкие кусочки и посыпает солью.

Марина оступилась и упала прямо в клумбу. Света на неё зашипела, да было уже поздно. Ядвига заметила девочек и уже открывала окно. Они хотели бежать, но что-то их остановило.

- Ты не ушиблась, милая? — спросила Ядвига Марину. И голос у неё был мягкий, совсем непохожий на скрипучий голос Бабы Яги из сказки.
- Нет, всё хорошо, — опустив глаза ответила Марина.
- Ну, тогда заходите в гости. Вам же интересно как живет Баба Яга, — улыбаясь сказала Ядвига и жестом пригласила девочек к входной двери.

Они краснеют, переглядываются и убегают за угол дома.
- Я не пойду, — шипит Светка.
- Как это не пойдешь? Она же нас видела, — отвечает Марина, отряхивая своё платье.
- Я её боюсь.
- Глупости. Сейчас двадцатый век и детей никто в печь не засовывает.
- Да ну тебя. Мне стыдно на неё смотреть. Она же, как оказалось, знает как её называют.

Они ещё некоторое время поспорили, но всё же вошли в подъезд вместе. Дверь в квартиру Ядвиги уже была приоткрыта. Девочки тихо вошли и Марина откашлялась.
- Проходите, проходите, не стесняйтесь. Дверь можно прикрыть, — раздался голос с кухни.

Девочки переглянулись и Марина пошла первая. На стене коридора висела картина. Какая-то непонятная: квадраты, треугольники, круги, а в центре губы растянутые в улыбке.
- Не понятная картина, да? — спросила Ядвига, стоя в проёме кухни.
Девочки от неожиданности вздрогнули и одновременно кивнули.

А пройдя в кухню они увидели ещё одну странную картину, которая была похожа на натюрморт, но какой-то квадратно-треугольный.
- Я до сих пор не могу понять его картин. Меня всегда пугали эти агрессивные прямые линии. Треугольник в квадрате, квадрат в ромбе, ромб в круге. Я не могла уловить смысла, этим и злила его. Он бросал в меня свои кисти и кричал, что он здесь лишний. И лучше ему было бы не родиться вовсе, чем родиться в семье, где мать лишена чувства прекрасного.
Он ушёл из дома, когда ему было двадцать лет. Я искала его, умоляла вернуться и просила простить меня за моё невежество. Но он был непреклонен. Говорил, что мой критический взгляд душит его вдохновение. И ему лучше кочевать по чердакам и дачам друзей, чем жить в духоте нашей квартиры.
Через некоторое время я услышала, что его имя стало известным, и картины пользовались спросом. Я гордилась своим мальчиком, хоть и не понимала то, что он рисует.
А потом он погиб и у меня осталась только память вот в этих его картинах. Мне предлагали их продать за большие деньги. Но как же я их продам? Что же тогда у меня останется?
Вот и висят они у меня на стенах, а я смотрю на них и вижу моего сыночка.

Ядвига провела девочек в комнату, где тоже висело несколько непонятных картин, но теперь, когда они знали историю, непонятность приобрела смысл.

А потом, когда они вышли от Ядвиги, и молча сидели на лавочке, Марина тихо сказала:
- И не Баба Яга она вовсе, а очень несчастная бабушка.
Светка кивнула:
- Как ей должно быть было обидно, когда она слышала, как её называют.

И с этого времени Светка с Мариной стали часто заходить к Ядвиге в гости, чтобы послушать истории про её сына. А она только и говорила о нём, потому что больше ей говорить было не о ком.
И Баба Яга теперь стала бабушкой Ядвигой, которая и была странная, но слишком одинокая в своём невысказанном горе.