Solus

         Я пишу: это моя позиция. Я пишу о том, что вижу, о чём думаю, что чувствую. Я пишу даже тогда, когда еду в метро, когда хожу в магазин, когда выслушиваю жалобы клиентов на работе. Иногда я пишу даже во сне, но мне постоянно чего-то не хватает для того, чтобы перенести свои мысли, свои чувства, свои ощущения на бумагу; возможно потому, что мне не для кого писать и я сомневаюсь, что это будет кому-нибудь интересно. Как, к примеру, описать мне удивительную девушку с первого этажа, в которую я немного влюблён? У неё пепельно-бледный цвет лица, тонкие губы, печальные серые глаза с какой-то непонятной мне безысходностью, светлые волосы соломинками и очень приятный тихий голос. Вчера, здороваясь со мной, она впервые назвала меня по имени. А я думал, что моё имя ей неизвестно, хотя мы уже больше года живём в одном дворе. Двор наш большой, из тех, что в Тбилиси почему-то называют «итальянскими»; я никогда не был в Италии, но думаю, что вряд ли там есть такие дворы, как наш и, тем более, в них не живут такие девушки, как Инесса. Поднимаясь по лестницам на свой второй этаж, я часто вижу, как она что-то стирает на кухне: усталая, натруженная, с капельками воды на лбу. Муж у неё какой-то странный: то ли пьёт, то ли употребляет наркотики, а может с нервами что-то не в порядке. Он упорно не замечает меня, хотя я с таким же упорством постоянно киваю ему при встречах. Он, по-моему, нигде постоянно не работает, впрочем, как и Инесса, насколько я могу судить. У меня, может, работа тоже не ахти какая, но всё же это работа, я чем-то занят, а в конце месяца мне исправно платят зарплату, которой вполне хватает на еду без излишеств, недорогие сигареты и оплату коммунальных услуг.
                Что-то нас всё-таки с этой Инессой связывает, какая-то, простите за избитое сравнение, невидимая нить. Прошлой зимой она колола дрова во дворе и я вызвался ей помочь. Выпрямив своё худое, почти прозрачное тело, она как-то странно взглянула на меня, поблагодарила и добавила: «Лучше не надо».  А я, придя домой, написал о ней стихотворение: «Инесса колола дрова,/ Ветер гудел в камине,/ Всюду одни слова,/ Чувств не осталось в помине». Потом я сел за рассказ об Инессе, но у меня ничего не получилось: всё-таки писать стихи мне легче, они не требуют стольких усилий. Пишу я не очень хорошо: стараюсь быть оригинальным, но выходит нечто с дурным вкусом, расплывчатыми персонажами, банальными диалогами.
               Забыл упомянуть о том, что семьи, собственно, у меня нет. Написал: «собственно» потому, что формально-то она существует, но что это за семья, где каждый живёт сам по себе? Нана весь день в своём магазине, ни на что другое у неё времени не остаётся, да и не любит она меня, уже давно не любит, а может и никогда не любила. Дато занят лишь своими проблемами: колледжем, девушками, ночными клубами. Все эти девушки почти ровесницы Инессе, но Инесса совсем другая. Сколько Дато не приводил домой своих пассий, ни одна из них не похожа на ту, что может каким-либо непостижимым образом вдруг сориентироваться на кухне и приготовить хотя бы обыкновенную яичницу. Да, они красивы, от них пахнет дорогими духами, они очень вежливы со мной («Как поживаете, дядя Сосо?»), но какие из них жёны? Смех, да и только: с такими ухоженными и длинными ногтями не только колоть дрова, но и картошку почистить невозможно. Нана считает, что они изменятся после свадьбы: мол, она сама была такой, ничего не умела, а потом научилась. Я хотел было возразить, что не очень-то она всему и научилась, но раздумал. Какой толк в этих словопрениях? Нане завтра идти в магазин, мне - в свой офис, Дато - в колледж. Инесса же снова будет стирать, готовить обед, вытирая тыльной частью ладони бледно-смуглый лоб.
         И всё же меня не покидало ощущение: что-то должно случиться. Заведённый с незапамятных времён порядок, кажущийся вечным, должен был дать сбой. Мне это представлялось в виде карусели с лошадками, где какому-то из грустно вздыбленных карусельных коней надоело вращаться по кругу и он, к изумлению остальных, вдруг вырывается на просторы парка аттракционов и видит, что мир-то, оказывается, совсем другой.
         Это «что-то» случилось в самом начале лета, в первых числах июня, когда стояла страшная жара, а асфальт напоминал  расплавившийся на солнце серый пластилин. У меня был выходной, поэтому Нана, составив внушительный список продуктов, попросила меня сходить на базар. (Мясо, картошка, капуста, морковь, лук, зелень, фрукты, «боржоми», стиральный порошок, отбеливатель). Вздохнув, я взял сумку и отправился на «Дезертирку». Этот Дезертирский базар порой вызывает у меня острые приступы аллергии, но надо всё же признать, что там всё значительно дешевле, чем в городе. Купив продукты, порошки и прочее согласно списку, я  доплёлся до автобусной остановки и, с облегчением опустив сумку на тротуар, закурил сигарету.
             -   Здравствуйте, - я узнал голос Инессы и обернулся. - Сегодня очень жарко.
             -   Да, - согласился я, улыбнувшись ей. - Слишком жарко для начала лета.
         Мы помолчали. Я курил сигарету, она рассматривала витрину табачного киоска. На ней была очень короткая джинсовая юбка со стразами и ещё более короткая синяя майка-безрукавка.
             -   Невозможно  жить  в  этом  городе, - продолжая изучать ценники подорожавших  сигарет, сказала  она. - Никому ни до кого нет дела, и, вдобавок ко всему, пыль, грязь, выхлопы от машин.
         Внезапно она побледнела, схватилась за голову и, присев на корточки, прошептала:
             -   Извините... мне что-то не по себе.
         Я тронул её за локоть:
             -   Что случилось, Инесса?
             -   Не знаю. Наверно, перегрелась на солнце, ведь два часа ходила по базару, а этого проклятого Адамова корня ни у кого нет. Они даже не знают, что это такое.
             -   Я принесу вам холодной воды... сейчас, минутку.
         Тут же, на остановке, торговали холодными напитками, и я попросил продавщицу открыть мне бутылку минеральной воды.
             -   Выпейте, Инесса, это помогает.
         Она взяла бутылку и отпила несколько глотков:
             -   Здесь рядом живёт моя сестра... вы не могли бы проводить меня? Мне на самом деле очень плохо.
             -   Да, конечно... Может взять такси?
             -   Нет, это совсем близко. Боржомская улица.
         Поддерживая её за локоть левой рукой, я с трудом тащил за собой огромную сумку с покупками, часто останавливаясь, чтобы протереть платком влажное лицо.
             -   Доставила же я вам хлопот!
             -   Ерунда. Мы ведь соседи, а соседи должны помогать друг другу.
         Сестра Инессы жила в таком же «итальянском» дворе, что и наш, только был он поменьше и производил даже в солнечный июньский день несколько мрачноватое впечатление. Сестры не оказалось дома, но Инесса, просунув руку за шкаф, стоявший у входных дверей, извлекла оттуда ключ. Её качало из стороны в сторону, а глаза наполнились серой мутью: она словно перестала видеть и действовала наощупь, подчиняясь одним лишь рефлексам.
             -   Спасибо, - пробормотала она, легла на оттоманку и, внезапно закатив глаза,  потеряла сознание.
         Квартира была однокомнатная, с небольшой кухней: я бросился искать телефон, но, не обнаружив его ни в комнате, ни в кухне,  выбежал на балкон и постучался в дверь к соседям.
             -   Инессе плохо, - сказал я, - вы не могли бы вызвать «скорую»?
             -   Какой Инессе? - удивилась пожилая женщина  с крашеными волосами.
             -   Сестре... я не знаю имени... той, что живёт здесь.
             -   Ирины? Ирина уехала в Манглиси.
             -   Вызовите, пожалуйста, «скорую», я вам потом всё объясню.
             -   А вы кто такой? Почему дверь Ирины открыта?
             -   Я  друг Инессы. Господи, да не время сейчас говорить об этом!
             -   Мне  надо  взглянуть, всё  ли  в   порядке  в  квартире  у Ирины. Серго! - крикнула  она  кому-то,  кто обеспокоенно покашливал в  глубине лоджии. - Кто-то открыл Иринину дверь.   
         Мужчина в майке и парусиновых штанах с подтяжками подозрительно уставился на меня:
             -   Что вам надо?
             -   Мне надо чтобы вы вызвали «скорую».
             -   Почему вы взломали дверь Ирины?
             -   Я её не взламывал, её  открыла Инесса обычным ключом, который был за шкафом. Ей  стало  плохо, она потеряла сознание...
             -   Кто? Ирина?
             -   Да  не Ирина  же, а Инесса,  её  сестра.  Неужели вы не знакомы? Пойдите, посмотрите, она лежит на оттоманке в комнате.
         Мужчина кашлянул:
             -   Сусанна, я сейчас приду. А то, может, придётся вызывать не «скорую», а патруль.
             -   Какой патруль? Девушке плохо!
             -   Это мы сейчас посмотрим. И не кричите - вас никто не боится.
         Взглянув на лежащую без чувств Инессу, он хмыкнул и констатировал:
             -   В первый раз вижу. Да и нет, по-моему, у Ирины никакой сестры. Кто вы вообще такие?
             -   Но вы же видите, что ей плохо!
             -   Вижу, но не знаю отчего. Может вы наркоманы?
             -   Разве я похож на наркомана?
             -   Ты не похож, а она - да.
             -   Пусть так, но даже наркоману нужна помощь, он ведь тоже человек.
             -   Значит, она всё-таки наркоманка?
             -   Она моя соседка, мы случайно встретились на базаре и ей стало плохо.
             -   Ломки начались?
             -   Какие ещё ломки? Просто стало плохо, наверно, из-за жары.
             -   Почему же ты тогда не отвёз её  домой?
             -   Инесса сказала, что здесь живёт её сестра и она ей поможет.
             -   Она вообще не похожа на сестру Ирины... Сусанна, вызывай патруль: здесь что-то не так.
         Я присел на стул рядом с оттоманкой и провёл рукой по лбу Инессы. Она по-прежнему не подавала признаков жизни и лежала в той же позе, в какой я её оставил, когда вышел позвонить. Соседи были туповаты и подозрительны, но меня тоже стали разбирать сомнения: как это может быть, чтобы соседи по балкону ни разу не видели её у сестры?
         Патруль приехал довольно быстро, минут через пять, и двум молодым парням, один из которых был рыжий, а другой напоминал фигурой борца, я повторил то, о чём уже говорил соседу в подтяжках.
             -   Ваши документы? - потребовал рыжий.
             -  Что за глупости! Неужели вы думаете, что я хожу на базар с паспортом? Вы ведь видите, что девушке нужна помощь - пусть приедет «скорая», а с остальным разберёмся потом.
         Без каких-либо результатов я потряс Инессу за плечо: только бы она очнулась, только бы очнулась!
             -   Кто она вам? - спросил «борец».
             -   Я же уже сказал: соседка. Живёт на первом этаже, а я живу на втором.
             -   С ней часто случается такое?
             -   Откуда мне знать? Мы в не настолько близких отношениях.
             -   Вызывай «скорую», - наконец-то решил сосед, обращаясь  к  жене. - В  конце  концов,  надо  же  её  допросить: откуда она знала, где Ирина прячет ключ?
         Врач «скорой» быстро привёл Инессу в чувство, сделав ей какой-то укол. Позже, немного подумав, констатировал у неё физическое и нервное истощение.
             -   Что же вы жену свою не кормите? - с добродушной  усмешкой  спросил  он. - Вы-то  на  вид  вполне упитанный и здоровый человек.
         Поджав колени под тонким ситцевым пододеяльником, который я обнаружил в комоде, Инесса лежала на оттоманке, с удивлением разглядывая врача и полицейских.
             -   Что произошло? - спросила она у меня. - Я ничего не помню. Где Адамов корень?
             -   Ты его не купила, хоть и  очень  долго  искала, - напомнил я. - А потом мы встретились на остановке напротив базара и пришли сюда.
             -   А что здесь делают эти люди?
             -   Мы как раз хотели спросить обратное: что здесь делаете вы? - хмыкнул один из полицейских.
             -   Я не знаю. Я хотела купить сигарет в будке, а потом... потом не помню...
             -   Этот мужчина вам знаком? - рыжий кивнул на меня.            
             -   Знаком. Это Сосо.
             -   Он ваш сосед?
             -   Нет, он мой друг.
         Полицейские переглянулись.
             -   Но ваш друг утверждает, что вы соседи.
             -   Оставьте её в покое, - раздражённо произнёс я, - она всё ещё не в себе, разве не видите?
             -   Мы видим, что вы проникли в чужую квартиру, воспользовавшись отсутствием хозяев.
             -   Но это же квартира её сестры! 
             -   Вы уверены?
             -   Тогда откуда ей было известно про ключ?
             -   Вот  именно,  -  рыжий  внимательно  посмотрел  на Инессу  и спросил: - Откуда вы знали, где хозяйка квартиры прячет ключ?
             -   Какой  квартиры? -  беспокойно  заёрзав  на  оттоманке,  спросила  Инесса. -  Этой? Я не знаю, я здесь раньше никогда не бывала. Что с нами, Сосо?
             -   Нам можно ехать? - спросил врач «скорой»,  протягивая  мне список лекарств. - И самое главное: полноценное питание, - добавил он, - иначе дело может дойти до дистрофии, а это, смею вас заверить, малоприятная вещь, так как может вызвать биохимические нарушения в тканях.
         «Скорая» уехала, а полицейские, устроившись на стульях, поглядывали один на другого.
             -   Что будем делать? - спросил «борец» у рыжего.
             -   Отвезём их в отделение, не вечно же нам здесь торчать.
             -   Но дверь-то действительно не взломана, а открыта ключом.
             -   Ну и что? Факт проникновения в чужую квартиру налицо.
             -   А у этой Ирины нет, случайно, мобильного? - вмешался я, обращаясь к соседу.
             -   Есть, - буркнул тот, - только откуда мне знать номер: я ей на мобильный не звоню.
             -  Инесса, надо  сообщить  твоему  мужу, -  сказал  я. - Может  хоть  он  что-то  прояснит  в  создавшейся ситуации.
             -   Какому мужу? - удивилась Инесса.
             -   Это, наверно, последствия укола, - объяснил я полицейским. - Она ничего не помнит.
             -   Ну, «ничего», это, пожалуй, преувеличение, - фыркнул рыжий. - Вас-то она хорошо помнит, даже имя назвала.
             -   Инесса, прошу тебя, очнись и вспомни же, наконец, кто ты  и как мы здесь оказались! - попросил её я. - Не знаю имени твоего мужа, но он у тебя действительно есть: такой щуплый, с усиками и вечно ходит небритым, вспомни!
             -   Я очень тебя люблю, - вдруг сказала она, виновато опустив глаза.
         «Борец» рассмеялся, рыжий озадаченно уставился на меня, а сосед Серго с укоризной покачал головой. Сусанны к тому времени в комнате уже не было.
             -   У неё всё нормально с психикой? - спросил у меня рыжий. - Проблем никогда не было?
             -   Да откуда мне знать, я же вам уже говорил, что мы полтора года соседи и  за  это  время и  двух  слов друг другу не сказали!
             -   Странно. Вы не производите впечатление едва знакомых людей.
             -   Впечатление  и  действительность  -  далеко не одно и то же. Инесса, образумься же, ты ведь хорошая девочка, зачем тебе надо водить за нос всех этих людей?
             -   Вы любовники? - спросил Серго.
             -   Мне можно покурить? - Инесса попыталась привстать на оттоманке, но я снова уложил её:
             -   Вначале что-нибудь поешь.
             -   Я не голодна.
             -   Как же! Врач сказал, что у тебя физическое истощение.
             -   Это из-за любви.
         «Борец» снова засмеялся, а рыжий спросил у меня:
             -   У вас есть семья?
             -   Жена и сын.
             -   Где вы работаете?
             -   В фирме  «Perpetuum mobile», отдел работы с клиентами. Можете проверить.
         Я вынул из сумки «набеглави» и, отыскав на кухне стакан, протянул его Инессе:
             -   Выпей хоть воды.
             -   Спасибо.
             -   Что у вас в сумке? - снова спросил мнительный рыжий.
             -   Что может быть в сумке у человека, возвращающегося с базара? Мясо, картошка, зелень...
             -   И только? Что-то она подозрительно раздута.
         Я приволок сумку из прихожей в комнату и принялся доставать оттуда продукты, порошки, отбеливатель:
            -    Можете составить протокол: мясо, картошка, капуста... Впрочем, у меня с собой  и документ имеется, - я протянул им написанный Наной список. - Как видите, мы ничего не украли.
         Рыжий вздохнул:
             -   По-моему, у вас тоже не всё в порядке с нервами.
             -   А у кого сейчас всё в порядке с нервами? Вы знаете таких людей?
         Помыв несколько абрикосов и  вынув из них косточки, я положил их на  ладонь Инессы:
             -   Поешь.
             -   Спасибо.
             -   Не знаю, как вы ей, но она вам точно неравнодушна, - заметил рыжий. - Это бросается в глаза.
             -   Что вам ещё бросается в глаза? - спросил я.
             -   Он просто угостил соседку абрикосами, - сказал «борец».
         Серго, щёлкнув подтяжкой, нервно забарабанил кулаком по столу:
             -   И долго это ещё продлится?
             -   Отвезите нас домой, - предложил я полицейским. - Может она хоть там что-нибудь вспомнит?
             -   Я  всё  помню, - обиженно возразила Инесса. - Ты хотел мне помочь колоть дрова, но я сказала, что  не надо.  И мы часто встречались на лестницах. Ты очень добрый.
             -   Если не хотите отвезти нас домой, то я вам дам адрес и привезите сюда хотя бы её мужа, - настаивал я. - Номера телефона я, к сожалению, не знаю... Инесса, какой у тебя номер телефона?
             -   193641, - сразу же ответила она.
             -   Таких номеров в Тбилиси нет, - заметил «борец». - Может отвезти её... мм... в психушку?
             -   В какую психушку, зачем в психушку? - переполошилась Инесса. - Я вполне здорова, что за ерунда... В психушке лечат сумасшедших.
             -   Если вы вполне здоровы, то как же вы  не  помните собственного мужа  и  того, как  оказались  в  этой квартире? - с иронией проговорил рыжий.
             -   Да, - грустно согласилась Инесса, - этого я не помню. Но мужа у меня нет. Я люблю Сосо.
             -   Вот заладила! - возмутился Серго. - И на здоровье! Скажи только, кем тебе приходится Ирина?
             -  Ирина?  -  Инесса  снова   привстала  и,  немного  оттянув  юбку  вниз,  к  загорелым  коленям,  умоляюще взглянула на меня. - Когда-то мы часто встречались...
         Что-то изменилось в глазах Инессы и это, как и её детская беспомощность, немного пугали меня. Мои мысли о ней, в основном, поэтического характера (правда, с лёгким налётом целомудренной эротики) и сюрреалистическая действительность, в которой мы с ней вдруг оказались, столь разительно отличались друг от друга, что я впал в какое-то обречённое оцепенение, в молчаливое созерцание того, что происходит и чего я никогда изменить не смогу по той банальной причине, что от меня уже ничего не зависит.
         Дома у меня никто не брал трубку. Рыжий, оставив «борца» приглядывать за нами, поехал наводить о нас с Инессой справки во дворе; у меня было чувство что я,  сам всю жизнь писавший книгу, стал героем - жертвой романа, который пишет кто-то другой.
         Серго, продолжавший растягивать подтяжки большими пальцами обеих рук, проворчал что-то насчёт распущенности современной молодёжи и с неприязнью взглянул на Инессу, поскольку я к «молодёжи» уже никак не мог быть причислен, а «борец» был в его глазах только представителем закона, добросовестно исполняющим свои обязанности; в обращённом же на меня его взгляде читалось уже не подозрение, а сочувствие. «Борец» то и дело вздыхал, жалуясь на жару, вытирал платком пот с лица и в отсутствие рыжего явно не знал, как себя вести.
             -   Серго-джан! - позвала Сусанна мужа. - Иди кушать!
             -   Принеси лучше кофе, - недовольно пробурчал Серго.
             -   Им  тоже  сварить? - Сусанна  кивнула  на меня  и  сама  же  решила: -  Ладно,  сварю, а  то  неудобно получается.
             -   Инесса, -  сказал я, когда  Сусанна вышла, - попытайся,  пожалуйста,  вспомнить всё, что ты  помнишь о  своей прошлой жизни: детство, школу, родителей, друзей...
             -   Я понимаю, Сосо, что ты нервничаешь, - этот её умоляющий взгляд был невыносим, - но я почему-то помню только тебя.
         «Борец» пожал плечами:
             -   Я же говорил, что её надо отвезти... хм... к врачу. Как может человек сразу всё забыть?
             -   Может, - возразил Серго. - Один мой друг был на  свадьбе, а  на  другой  день  не  помнил,  какие  тосты пил  и как вообще оказался дома.
         Я пересел на оттоманку  к Инессе и взял её за руку:
             -   Скажи хотя бы, зачем тебе понадобился Адамов корень и что это вообще такое?
             -   Это лечит...  какую-то болезнь, я не помню, но никто на базаре об этом корне ничего не слышал
             -   Значит, базар ты всё же помнишь?
             -   Мы встретились на остановке и я хотела купить сигареты. Потом мне стало плохо.
             -   А потом?
             -   Не  знаю.  Ты  всегда  так  странно  смотрел  на  меня,  поднимаясь  по лестницам, а я улыбалась и думала: как жаль, что ты идёшь не ко мне.
         Я задумался; что-то мне все эти признания напоминали: была в них какая-то непосредственность, свобода, ничем не обременённое чувство раскрепощённости, как это часто происходит во сне, когда подсознание с великодушной лёгкостью подсовывает нам образы, черты, контуры тех поступков, которые мы и хотели бы совершить, но никогда не совершим, потому что жизнь - это всего лишь разбавленный некоторыми послаблениями кодекс ограничений и запретов. Инессе снился  какой-то сон, о котором она, возможно, подспудно мечтала и сейчас, освобождённая от всего, что сковывало её,  она гладила мою руку и в улыбке её губ сквозило неподдельное счастье. Мне, однако, всё это совсем не нравилось: любовь душевнобольной ничуть не лучше ненависти или даже равнодушия нормальной девушки; я чувствовал себя выставленным на посмешище любовником, полюбившим то, что другие и за женщину-то не считают: так, стройные ноги, пара сосков, влюблённые глаза, неосмысленные решения, что-то среднее между плотью их жён и бесплотностью синего воздуха в небе.
         Рыжий, появившийся в проёме дверей, насмешливо взглянул на меня:
             -   Странно,  но  соседи  не смогли сказать ничего определённого ни о вас, ни о девушке. Разве что отметили вашу интеллигентность и воспитанность, а  у девушки были замечены некоторые странности... Хороши странности - не помнить собственного мужа! Кстати, никакой он не муж, а так, приходящий то ли любовник, то ли ухажёр - хлюпик, витающий в облаках, ни рыба, ни мясо.
         Инесса радостно вздохнула и сжала мою ладонь:
             -   Сосо, я вспомнила! Адамов корень мне посоветовали как лекарство от неврастении!
             -   Нам  надо  как-то  связаться  с  этой Ириной,  -  сказал «борец», не обращая внимания на слова Инессы, которые, однако, заинтересовали рыжего.
             -   Значит, вы обращались к врачу? - говоря это Инессе, он почему-то глядел на меня.
             -   Да... У меня были трудности со сном.
             -  Мы полицейские,   а    не  врачи, -  с   упрёком   бросил   «борец»  рыжему. -   Пусть    этими   проблемами занимаются в психушке. Отпустим их домой, запрём дверь на ключ и закроем дело. Видно же, что никакие они не грабители.
             -   Как  это -  отпустим? - возмутился  Серго, подув  на  кофе,  который  только что  в  маленьких перламутровых чашках принесла на подносе его жена. - Как же нам потом Ирине в глаза смотреть? Средь бела дня кто-то оказался в её квартире неизвестно с какой целью, а полиция взяла да и отпустила их?
             -   Тогда запрём их  здесь, пока не выясним местонахождения Ирины или хотя  бы  не  узнаем  номер  её мобильного, - с лёгкой иронией предложил рыжий. - Еды и питья у них достаточно, - он кивнул на сумку с продуктами.
             -   Вы шутите? - обиделся Серго,  явно  разочаровываясь  в  методах  действия  полиции. - Здесь  им  нельзя оставаться, лучше уж домой: только вначале надо их обыскать, чтоб не прихватили с собой что-нибудь из Ирининого имущества.
         «Борец» рассмеялся:
             -   Какое здесь имущество? Шкаф, диван да пара стульев. Даже телефона нет.
             -   А  может Ирина   в   шкафу   деньги   прячет? -  не   сдавался  Серго, сражаясь  с  подтяжками. -  Или драгоценности? Почём мне знать?
             -   Ладно, - лениво согласился рыжий. - Выворачивайте-ка, граждане, карманы и - прямым ходом домой. Вы мне порядком надоели с вашей интеллигентностью и вашими странностями. Патруль не нянька, чтобы все проблемы решать.
         Процедура хоть и была унизительной, но к чести полицейских надо сказать, что они не проявили особого рвения. Сидя на оттоманке, Инесса непонимающе смотрела на меня.
             -   Так надо, - объяснил я. - Иначе мы не попадём домой.
             -   А можно мне у тебя остаться?
             -   Интересно, - пряча улыбку, проговорил «борец»,  - а говорят, что почти незнакомы друг с другом.
             -   Это не наше дело, - сухо ответил рыжий. - Закрывай квартиру и поехали. Ключ оставим соседям.
             -   Может, отвезём их? Мало ли что? - «Борец» с опаской взглянул на Инессу.
             -   Прямо не патруль, а моторизированный филиал миссии матери Терезы! - сердито буркнул рыжий. - Так и быть, отвезём, а то как бы они по дороге не завернули в какую-нибудь другую квартиру.
         Я оставил Серго номер своего телефона:
             -   Это на всякий случай... Я хочу, чтоб вы знали: мы - порядочные люди.
         Тот смутился и, протянув мне на прощание руку, шепнул:
             -   Следите за ней... У неё явно не все дома.
         Через десять минут рыжий затормозил у входа в наш двор и, обернувшись ко мне, вздохнул:
             -   Вот и всё. Постарайтесь впредь не попадать в подобные ситуации. Закон ведь можно истолковать и так, и этак: другие, может, и не посмотрели бы, что ваша подружка явно чокнутая и забрали бы вас куда следует.
             -   Спасибо  за  понимание, - усмехнулся я. - Желаю вам иметь дело только с нормальными бандитами, хулиганами и уголовниками.
         Инесса наотрез отказалась идти к себе:
             -   Я боюсь, - заявила она, - и у меня снова кружится голова.
         Не обращая внимания на удивлённые взгляды соседей, я повёл её к себе. В «итальянском» дворе трудно что-либо утаить, а тут ещё и рыжий постарался со своими расспросами; мы с Инессой явно становились героями дня и объектами пересудов.
         Дато, открывший нам дверь, застыл в удивлённом молчании. В кресле у камина сидела его очередная подружка Софо, которая, завидев меня, сразу же вскочила и, как обычно, поинтересовалась:
             -   Как поживаете, дядя Сосо?
             -   Пока не знаю, - ответил я. - Вполне возможно, что не так хорошо, как бы хотелось.
         Инесса села на диван и, положив руки на колени, улыбнулась. Дато, к которому все ещё не вернулся дар речи, с любопытством разглядывал её.
             -   Это наша соседка с первого этажа, - объяснил я Софо. - Мы встретились на базаре и ей внезапно стало плохо. Врач посоветовал не оставлять её одну.
         Инесса по-прежнему казалась мне красивой, даже несмотря на мутные глаза и некоторую неестественность движений.
             -   Что всё это значит? - наконец-то заговорил Дато. -  Я не понимаю... Папа, можно тебя на минутку?
         Мы прошли на кухню.
             -   Почему у неё такой вид? - с тревогой в голосе спросил  он. - Мне даже перед Софо неудобно.
             -   Какой вид?
             -   Изнасилованной курицы. Что с ней произошло?
             -   Не знаю, может, солнечный удар, но она ничего и никого, кроме меня, не помнит.
             -   Вот как? Странная болезнь. А она, случайно, не твоя любовница?
             -   Что за глупости ты говоришь?
             -   Она же с тебя глаз не сводит!
             -   Что же ей прикажешь делать, если я - единственное, что её связывает с прошлой жизнью.
             -   Может  ты  тоже  перегрелся  на  солнце? Инесса  всегда  была  нормальной  девушкой,  правда  немного чудаковатой, но у кого нет своих странностей?
             -   Ты с ней знаком так близко?
             -   Встречались пару раз у Бондо.
             -   Кто такой Бондо?
             -   Папа,  пора  бы  тебе  уже  познакомиться  с  соседями:  мы  переехали в этот двор два года назад, а ты, кроме Инессы, никого и не знаешь. Вон, и домой привёл, пожалел. Что, у неё нет родственников, друзей, знакомых? А этот идиот, что ходит к ней? Он знает, что  с ней произошло?
             -   Откуда ему знать? Она о нём вообще не помнит.
             -   И что ты собираешься делать? Поселить эту дуру у нас? Не уверен, что мама поймёт тебя правильно.
         Мы вернулись в зал, где Инесса рассказывала Софо о лечебных свойствах Адамова корня, а Софо рассеянно её слушала. Увидев нас, она с облегчением вздохнула.
             -   У меня есть предложение пообедать, - сказал я, чтобы хоть как-то разрядить ситуацию. Впрочем, я и на самом деле был голоден. - Софо, помоги-ка мне накрыть на стол.
             -  Зачем же беспокоить гостью? - проговорила Инесса теперь уже абсолютно нормальным голосом. И глаза у неё тоже как будто стали яснее, в них, как и в движениях рук появилось некое подобие осмысленности. - Я помогу тебе, Сосо, только покажи, где что лежит.
         Дато озадаченно уставился на неё, Софо же, явно не зная, как себя вести, растерянно теребила подлокотник кресла.
             -   Хорошо, - согласился я. - Пойдём на кухню.
         Инесса просияла, а я почувствовал себя так плохо, как мне, пожалуй, уже давно не было. Если раньше я мечтал хотя бы дотронуться до неё, а её поцелуй казался мне вершиной счастья, то теперь я понимал, что не смогу даже взглянуть ей в глаза по-прежнему, как раньше, потому что все её чувства ко мне были всего лишь следствием болезни и она вполне могла обратить их на кого-нибудь другого... или мне так только казалось? Могла ли нормальная, вчерашняя Инесса испытывать ко мне нечто большее, чем просто симпатию к вежливому и улыбчивому соседу? Что же всё-таки произошло с ней на автобусной остановке?
         Похоже, резать лук и чистить картошку Инесса не разучилась. Она помнила, что ей двадцать восемь лет, но не помнила кто были её родители. Она знала, что она грузинка, но не могла мне назвать ни один, кроме Тбилиси, город в Грузии. Она сомневалась в том, что у неё кто-то был до меня, но была уверена, что мы любим друг друга. Пока она жарила картошку, я, краешком глазом наблюдая за ней, набрал номер телефона справочного бюро.
             -   Зачем тебе понадобилась  психиатрическая  клиника? -  удивилась Инесса. -  Я вовсе не  больна, просто немного переутомилась.
             -   Ты знаешь, что у меня есть жена? - без обиняков спросил я.
         Инесса задумалась и через некоторое время спросила:
             -   Разве... разве вы не разошлись? Она ведь тебя не любит.
             -   Ты права, но мы пока не разошлись.
             -   Получается, что я -  твоя любовница?
         Теперь уже задумался я:
             -   Скажи мне, Инесса... почему ты думаешь, что мы с тобой любовники?
         Она не ответила. Мне показалось, что она вот-вот расплачется. Во всех этих расспросах и разговорах не было смысла: они просто ничего не давали. Под каким-то предлогом я вышел в зал и попросил Дато вызвать врача из «психушки», как называл  сегодня психиатрическую клинику похожий на борца полицейский.
             -   Это  так  серьёзно? - усмехаясь,  спросил Дато. - Почему ты считаешь, что женщина, которая тебя полюбила, нуждается в лечении у психиатра?
             -   Перестань, разве ты не видишь, что  с ней происходит? - одёрнул его я. - Или  ты  хочешь, чтобы она осталась у нас  и свела с ума в свою очередь и твою мать?
         Софо листала журнал и делала вид, что не слышит, о чём мы говорим.
             -   И что это у тебя за способность всюду находить неприятности? - раздражённо произнёс  Дато. - Ну зачем тебе нужно было связываться с этой Инессой?
             -   Скажешь, что это срочно. Даже  если  они  не  выезжают  на  дом,  уговори  их,  пусть  кто-нибудь  обязательно приедет. Объясни ситуацию, можешь даже сгустить краски,  это ты умеешь.
             -   А как же обед?
            -    Думаю, что пообедать мы успеем. Ладно, я пошёл к Инессе.
         На кухне царил полный порядок: Инесса уже приступила к мытью посуды, картошка шипела на сковороде, колбаса была нарезана ровными тонкими ломтями. Протерев мокрой ладонью губы, Инесса спросила:
             -   Сосо, ты не хочешь меня поцеловать?
             -   Хочу, - спокойно ответил я, - но не могу.
             -   Не можешь? - изумилась она. - Почему?
             -   Я не могу воспользоваться твоим теперешним состоянием. И я не уверен, что ты  не  принимаешь  меня за кого-то другого.
             -   За кого я могу тебя принимать? Уж не считаешь ли ты меня сумасшедшей?
             -   Может ты и не сумасшедшая, но ты явно не в себе.
         Инесса отложила в сторону недомытую тарелку, села на кухонный табурет и расплакалась, совсем как маленький ребёнок, у которого отобрали любимую игрушку.
             -   Не плачь, - тихо произнёс я.
             -   Я не могу. Я знаю, что я  ничего  не  помню, что  я немного больна, но  ты  отбираешь  у  меня  право  даже  на любовь.
         Обняв её за плечи, я коснулся губами её щеки. Она вздрогнула и подняла на меня большие серые глаза. Только эти печальные глаза и остались на её бледном исхудалом лице.
             -   Прости меня, Сосо. Я не хотела, чтобы у нас получилось так.
             -   У  нас  всё  получилось  хорошо, просто  тебе  надо  чуть-чуть  подлечиться, а для этого ты должна слушаться меня всегда и во всём и не отказываться от встреч с врачами. В конце концов ведь никто на самом деле не знает, что в этой жизни нормально, а что - нет.
             -   А что я должна говорить врачу?
             -   Наверно, он сам будет задавать тебе вопросы, а ты только должна будешь на них отвечать.
             -   Это не трудно.
             -   Вот и я о том же.
         Она погладила меня по руке так, что я засомневался во всех своих теориях насчёт её душевной болезни. Сумасшедшая не может так ласкать, в этом я был уверен.
         Софо, зашедшая на кухню спросить, не нужно ли нам всё-таки в чём-то помочь, уже вряд ли бы удивило сплетение наших с Инессой рук. Голубоглазая красавица, очередная возлюбленная моего сына, видать, умела делать выводы и быстро приспосабливаться к меняющимся обстоятельствам:
             -   Дядя Сосо, Дато вышел за кока-колой и просил передать вам, что всё в порядке: человек, которого вы ждёте, приедет через час - полтора.
             -   Софо, - сказал я, высвободив руку и обняв Инессу за плечо, - ты мне очень нравишься - отчего бы вам с Дато не пожениться?
         Немного опешив, но сразу же взяв себя в руки, Софо села напротив нас и с грустью произнесла:
             -   А вы уверены, что я нравлюсь вашему сыну?  К тому же, извините за откровенность, он презирает всех женщин и полагает, что относиться к ним серьёзно просто нельзя.
         Инесса внесла диссонанс в нашу спокойную, полную показного благополучия жизнь. Мы с ней оказались на той стороне человеческого восприятия истины, где нет места лжи, где такт становится издёвкой, соболезнование - фальшью, сочувствие - самоуспокоением. Нам можно было говорить всё, поэтому Софо, смахнув неожиданную слезу с щеки, вдруг тихо, но с чувством произнесла:
             -   Это правда, что ваша жена всю жизнь вас терроризирует?
         Даже учитывая коллизии сегодняшнего дня, это было уже слишком, но я спокойно ответил:
             -   А ты, Софо, постарайся не повторять её ошибок и докажи моему сыну, что всё-таки не все женщины моральные убийцы.
             -   Дато считает, что вырос в нездоровой обстановке и всё это отразилось на его восприятии мира. Тётя Нана изменяла вам?
             -   Конечно. Я, в общем-то, скучный человек, обыкновенный примерный семьянин, а ей всегда хотелось чего-то необычного, ведь жизнь у человека одна и глупо тратить её на уборку квартиры, грязные кастрюли и досужие сплетни с соседями. Обладая красотой и средствами, Нана не могла допустить своего превращения в обычную домохозяйку с клеёнчатым фартуком поверх старого халата, а у меня не было ни возможности, ни желания сделать её жизнь ярким фейерверком из постепенного превращения действительного в желаемое.
             -   Боже! - сказала Инесса, взглянув на Софо. - Почему же всё так произошло?
             -   У нас будет по-другому, - заверила её Софо. - Вот увидишь.
             -   Ладно,   девочки,   давайте   накрывать  на  стол,  -  предложил  я, -  а  то  скоро  приедет   человек, которому  по профессии положено знать  о нас больше, чем знаем мы сами, и мне бы не хотелось, чтобы он нарушил идиллию нашего семейного обеда.
         Дато, появившийся на кухне с бутылкой кока-колы, внимательно посмотрел на Софо:
             -   Ты что, плакала? Жаловалась отцу на мой несносный характер?
             -   Мы просто говорили о том, как трудно бывает порой совместить реальность и мечту, - объяснил я.
             -   Тебе,   по-моему,  это   неплохо  удаётся, - с   иронией   ответил   Дато. - Только   вот   мечта,  ставшая  реальностью, оказалась уж очень какая-то болезненная, даже кандидата психологических наук пришлось вызывать, чтобы он как-нибудь побыстрее вернул её туда, где ей положено быть: в мир наших грёз и сновидений.
             -   Я не мечта, - тихо сказала Инесса. - Я на самом деле существую.
             -   Ну, это мы ещё посмотрим, - не согласился Дато. -  Скоро всё выяснится.
         После обеда, за которым никому не было охоты разговаривать, раздался звонок и, открыв дверь, я увидел маленького человека с бородкой, глядевшего на меня из-за очков в тонкой металлической оправе.
             -   Это я, - сказал он. - Нелепые причуды  иногда  только  кажутся  таковыми, потому что  на  самом  деле очень немногим из нас дано взглянуть на мир иначе, а не так, как мы привыкли его воспринимать.
         Он вошёл в квартиру и, почесав лысину, сел в кресло у камина.
             -   Итак, что вас  беспокоит? - спросил он у меня.
         Я кивнул на Инессу.
             -   С ней случаются истерики?
             -   Нет...
             -   Она перестала выполнять свои обязанности по дому?
             -   Не в этом дело.
             -   А в чём?
             -   Она не помнит о своём прошлом.
             -   А может это и хорошо, что не помнит? Она, как вы утверждаете, сосредоточилась только на вас?
             -   Я ничего не утверждаю. Вам звонил мой сын. 
             -   Это не имеет значения. Итак, вы, только вы, и никто, кроме вас. А разве вы не мечтали об этом? Разве не вы хотели, чтобы её жених был вычеркнут из её памяти навсегда, точно так же как её прошлая, ненавистная вам своей богемной распущенностью жизнь?
             -   Тебя к телефону! - крикнул мне из кухни Дато.
         Извинившись и оставив Инессу наедине с доктором, я услышал в телефонной трубке голос Серго.
             -   Только что приехала Ирина, - смущённо сказал он, -  Инесса на самом деле её сводная сестра. Ирина очень обеспокоена и хочет поговорить с вами... одну минутку...
             -   Вы - Сосо? - спросила Ирина.
             -   Да. Вы меня знаете? - удивился я.
             -   Конечно.
             -   Откуда?
             -   От Инессы.
             -   Инесса рассказывала вам обо мне?
             -   Очень часто. Вы ей очень близкий человек.
             -   Не думал,  что   сегодняшний   день   готовит   мне   ещё   один   сюрприз...   С   ней   часто  случаются такие приступы... амнезии? У нас сейчас доктор и, возможно, ему это важно будет знать.
             -   Инесса очень впечатлительный, ранимый и скрытный человек... Даже я всего о ней не знаю. В детстве она часто болела, перенесла сотрясение мозга, может, это как-то связано с сегодняшней потерей памяти?
             -   Извините, меня зовёт сын, наверно, я зачем-то понадобился доктору.
             -   Хорошо, я позвоню вам попозже... У меня к вам только один вопрос: скажите, Инесса вам хоть немножко дорога?
             -   Да.
             -   Спасибо. Берегите себя и Инессу.
         Вернувшись в зал, я был огорошен словами доктора:
             -   Из-за чего, собственно, разгорелся весь  сыр-бор? Я  не  вижу  в  этой  девушке ничего ненормального. Моими пациентами скорее могли бы стать вы, ваш сын или его невеста.
             -   Не уверен, что понимаю вас, - холодно возразил я.
         Дато и Софо находились в соседней комнате. Инесса снова сидела, положив ладони на золотистые колени и с грустью глядела на меня.
             -   Извольте, я  вам  объясню. - Доктор  снял  очки и  начал  энергично  протирать  их  выпуклые  стёкла носовым платком. - Вы - типичнейший меланхолик, склонный к подавленности и депрессиям. Вы боитесь открыто выражать свои чувства и именно это больше всего пугает вас... простите, подзабыл ваше имя?.. да, именно это и пугает вас в Инессе. Вы считаете её ненормальной за особенность её мозга забывать плохое; да, она не помнит прошлого, но не помнит именно потому, что в нём почти не было ничего хорошего. Хорошее в её жизни связано с вами; уж не знаю, что вы ей там наговорили или сделали, но она влюбилась в вас и теперь уже не считает нужным это скрывать. Вы уверены, что она ненормальна, а разве нормальны вы, женившись на нелюбимой женщине и сделав из своей жизни один из литературных жанров? Или ваш двадцатилетний и уже достаточно взрослый сын, у которого только и желаний, что завоевать очередную девушку, сходить в бар или достать марихуаны? А эта девушка, подруга вашего сына? Она же явно страдает нарциссизмом и может часами стоять у зеркала, разглядывая в нём себя...
             -   Простите, что перебиваю, но откуда вы всё это знаете? - в моём голосе если и звучала ирония, то была она очень грустной.
             -   Уж поверьте, знаю. Я долго беседовал по телефону с вашим сыном и я профессионал, а не какой-нибудь шарлатан - парапсихолог. Именно поэтому заверяю вас: потеря памяти - не худшее, что может произойти с человеком. Впрочем, память, возможно, и вернётся к Инессе, но в любом случае это будет память выборочная, я бы сказал, память добрая, щадящая, позволяющая жить по совести, без злопамятства, ненужных эмоций и унижающей человека ненависти.
             -   Вы делаете из Инессы святую. А как быть с тем, что она, вольно или невольно, хочет разрушить мою семью?
             -  Какую семью? Не смешите меня. Вы же лучше меня знаете, что никакой семьи нет и  в помине. Жена ваша больна непомерными амбициями, сын - потребительством, вы - графоманством, смешанным, как это ни парадоксально, с жаждой ничегонеделания, ибо графоманство ведь подразумевает каждодневный, пусть напрасный, но от этого не менее мучительный труд.
             -   Доктор, вы не должны так говорить, - вдруг вмешалась Инесса.
         Глядя на меня, она по-прежнему грустно улыбалась.
             -   Конечно, милая, - согласился психолог, - но я ведь на сей раз разговариваю не с пациентом, а с человеком, считающим себя обычным, нормальным индивидуумом без всяких там отклонений.
         На прощание он пожал мне руку и, уже открывая входную дверь, произнёс:
             -   Простите, если  что  не  так. Иногда, чтобы  люди  перестали  болеть,  приходится  делать  им  больно. Держитесь с Инессой друг за друга, потому что, как мне представляется, другого выхода у вас нет. Впрочем, вы и сами хотели этого, только, по своему обыкновению, боялись. Инесса ведь всего лишь доведённая до крайности ваша мечта.
         Может быть чудак-доктор не так уж и ошибался? Во всяком случае, этот последний абзац я пишу в присутствии Инессы, которая сидит в кресле у камина и вяжет мне свитер. Она вдруг вспомнила, что умеет вязать. Нана после нашего развода вышла замуж за директора магазина, где работала дизайнером и сейчас её статус повысился: она стала главным дизайнером. Дато и Софо поженились и живут вместе с нами. Софо ждёт ребёнка, поэтому покурить мы с Инессой выходим на балкон. О том, что она курит, Инесса, к сожалению, никогда не забывала.